— Что ж, я очень рада, — вымученно улыбнулась принцесса. — Мне бы очень хотелось повидать королеву, но, насколько я понимаю, сейчас она занята. Прошу передать ее величеству, что я ужасно расстроена ее недомоганием и благодарю Господа за ее выздоровление. Пожалуй, я нанесу ей визит чуть позже.
Двери в личные покои королевы распахнулись, и оттуда вышли испанские дворяне, что–то оживленно обсуждая между собой. Рене сделала попытку войти, но Анна загородила ей дорогу.
— Ее величество нельзя беспокоить ни в коем случае!
Неподдельная тревога в глазах подруги в очередной раз заставила принцессу изменить свое мнение о ней. Ей вдруг захотелось крикнуть Анне в лицо: «Неужели ты думаешь, что я начну болтать? Или это не я дала тебе флакон со снадобьем, проклятая лицемерка?» Быть может, Анна и обладала талантами лицедейки, но особым умом не отличалась.
Из спальни королевы вышла светловолосая сестра сэра Уолтера Маргарет Клиффорд, держа на сгибе локтя корзину с грязным бельем. Увидев принцессу, она одарила ее белозубой яркой улыбкой, живо напомнившей Рене Майкла.
— Миледи Рене, хотите, я узнаю, не желает ли ее величество принять вас?
Рене удивленно заморгала.
— Э–э… да, конечно. Благодарю вас, вы очень любезны.
Доктор Линакр и главный хирург Джонсон привели с собой третьего собрата по ремеслу, чтобы осмотреть своего необычного пациента. Доктор Чамбер имел обширную практику в Падуе [53], прежде чем принял предложение венценосного отца Генриха и стал его личным врачом и аптекарем. Три ученых мужа, которым помогали многочисленные ученики и подмастерья, суетились вокруг Майкла, как вороны, слетевшиеся на свежий труп, вооруженные холодными инструментами вместо клювов и когтей. Основательно простучав своими железками ему грудь и измяв твердыми пальцами лицо, они невнятным бормотанием выразили свою полную ученую растерянность, обнаружив его в добром здравии.
Наконец, Джонсон, оправдывая свое прозвище Королевская Пиявка, возжелал осмотреть рану пациента. При виде сверкающего зонда и ланцета Майкл закрылся подушками, трепеща, как девственница в преддверии первой брачной ночи, и отмахиваясь от их ледяных рук.
— Мой добрый доктор! — вскричал он, натянуто улыбаясь. — Целую ночь я провел, восполняя запасы собственной крови и латая шкуру. И если вы начнете отдирать повязку, это наверняка приведет к ухудшению моего состояния и повлечет самые катастрофические последствия для моего здоровья, что было бы весьма прискорбно, поскольку я дал обет пожертвовать значительные суммы на чтение лекций. Я имею в виду университеты Оксфорда и Кембриджа, Королевский колледж врачей, Гильдию хирургов и Гильдию аптекарей, ученые члены которых смогут использовать мои скромные сбережения для проведения дальнейших исследований в области медицины. Джентльмены, спешу уверить вас, что мой слуга весьма опытен в смене повязок. Вы сами видите, что я поправляюсь не по дням, а по часам. Давайте не будем играть с судьбой в орлянку. От добра добра не ищут, знаете ли. Полагаю, его величество будет счастлив услышать от вас о том чуде, которое вы сотворили со мной.
Ученые мужи посовещались и выразили свое полное согласие с тем, чтобы Пиппин и дальше ухаживал за своим молодым господином. Майкл облегченно вздохнул, когда доктора удалились, пообещав вернуться попозже, чтобы все–таки осмотреть его.
Наконец–то установилась хорошая погода, и король Генрих поспешил воспользоваться случаем. Он решил доставить себе удовольствие соколиной охотой. Майкл с горечью вслушивался в стук копыт горячих жеребцов, уносивших со двора короля со свитой. Он чувствовал себя мальчишкой, которого отправили спать, оставив без ужина, а безуспешные поиски перстня лорда Тайрона в собственной спальне не способствовали улучшению его настроения.
К обеду Майкл окончательно пал духом. Решив смыть запах лекарей, истыкавших его тело своими зловещими инструментами, он заказал роскошную ванную, отправив Пиппина подышать свежим воздухом, а сам вытянулся в бадье, заполненной прохладной, благоухающей травами водой. Впрочем, юноша догадался приберечь перепачканные кровью льняные тампоны: они еще могут ему пригодиться.
Около полудня во дворец вернулся король. В сопровождении шумной ватаги дворян он быстрым шагом вошел в комнату Майкла. За ним шествовала процессия слуг с кувшинами вина и подносами с разнообразными кушаньями. Генрих застал пациента в постели. Его бесстрашный защитник, завернувшись в велюровый домашний халат, покоился на кровати, подложив под спину гору подушек, очень напоминая умирающего понтифика. Для полноты образа ему недоставало только ярко–алой скуфейки на затылке.
— Мы рады видеть, что вы идете на поправку, Деверо! — Король небрежным жестом остановил его, когда Майкл попытался встать с кровати и склониться перед его величеством в подобающем поклоне. — Только послушайте о наших новых кречетах, ястребах–тетеревятниках и сапсанах — страх и ужас, доложу я вам, мой храбрый защитник!
— Дрожь и трепет! — подхватил Вайатт, гнусавым голосом вторя бархатному баритону короля.
— Мои новые ирландские хищники взмыли в небеса, как стая гарпий!
— Берегись, английская дичь! Теперь тебе несдобровать!
Мысленно благодаря Пиппина за то, что тот вовремя предупредил его о визите короля, Майкл выслушал кровавую сказку о кельтских когтях и хитроумной британской дичи.
— С позволения вашего величества я хотел бы написать моему благородному лорду Тайрону о том, что его скромный дар доставил вам некоторое удовольствие.
— Скромный дар, клянусь честью! Ха! Да–да, напишите! Передайте лорду Тайрону нашу сердечную благодарность, потому как он дорог нашему сердцу. Упомяните также и о том, что его щедрость не останется незамеченной. Мой лорд–казначей уверяет меня, что, продав этих бесподобных птичек, я смогу построить несколько новых кораблей, чего я, естественно, делать не стану. — Король Генрих остановился посреди комнаты, широко расставив ноги и уперев руки в бока, и окинул благосклонным взором своего прикованного к постели защитника. — Вот уже три раза подряд вы доставили нам удовольствие. — И он принялся загибать пальцы, перечисляя подвиги Майкла: — Олень, ловчие соколы и спасение нашей персоны…
Король задумался. Майклу оставалось только надеяться, что Генрих раздумывает над тем, какой награды он заслуживает за свою преданность. Сам он рассчитывал на рыцарские шпоры.
Женский смех прервал раздумья венценосного гостя. Стайка статс–дам и фрейлин королевы, среди которых выделялись Бесси Блаунт, Анна Гастингс, Элизабет Кэри, Мэг Клиффорд и ее светлость герцогиня Саффолк, впорхнули в переполненную комнату и присели в реверансе.
— Ее величество пребывает в добром здравии и передает вашему величеству свои наилучшие пожелания, — сообщили они королю, в то время как его веселые и шумные спутники восприняли появление дам как сигнал к началу новой охоты.
— Мы пришли посмотреть на бесстрашного защитника, — громким шепотом сообщила блистательная Элизабет Кэри своему брату, сэру Фрэнсису Брайану. — Представьте нас.
И в течение следующего часа на Майкла обрушились комплименты, недвусмысленные намеки, завуалированные под легкий флирт, вопросы о его жизни в Ирландии, о его художественных вкусах, а также прочих интересах. Молодой человек чувствовал себя султаном в восточном гареме. Уютная обстановка и вино привели всех присутствующих в блаженное расположение духа; а когда закатные сумерки окрасили оконные стекла в нежные тона, леди и джентльмены уже в изрядном подпитии шумной гурьбой отправились на ужин, чтобы продолжить свои игры уже в тишине уединенных спален.
Итак, гости удалились, оставив Стэнли, Саффолка и бутыль бордоского вина. Майкл был благодарен им за то, что они составили ему компанию. Они стали для него настоящими друзьями, каких у него еще никогда не было. Их жизни не зависели от расположения лорда Тайрона, и они не терялись, услышав в разговоре мудреные слова из нескольких слогов.
— Ты можешь гордиться собой, малыш! — заплетающимся языком провозгласил Стэнли. Нетвердыми шагами подойдя к постели, он боком присел на нее, да так неловко, что расплескал вино на свой охотничий камзол, после чего с величайшей осторожностью водрузил ногу на ногу. — Два королевских визита — Генрих оказал тебе большую честь, имей в виду! — и стайка прелестных нянек, домогающихся твоего внимания, готовых ублажить тебя душой и телом. Осмелюсь предположить, что отныне ты стал своим при дворе.
— Когда–то и мне довелось испытать нечто подобное, — меланхолично заметил Саффолк, наполняя их кубки, и в голосе его прозвучали ностальгические нотки.
Стэнли громко фыркнул.
— Да с тобой цацкались, как с несмышленым дитятей, покуда тебе не стукнуло сколько? Тридцать? Или больше?
— Пока я не женился в третий раз, после чего щедро передал тебе своих кормилиц, Стэнли.
— А в тот день, когда состоится моя помолвка с несравненной Мэг, я вручу их вот этому малышу.
— У него и своих довольно. Так что верни мне моих.
— Пожалуй, я попридержу их у себя, если твоя светлость не возражает, поскольку я еще не женат.
Майкл, и сам не вполне трезвый, шутливым жестом прижал руку к сердцу.
— Джентльмены, от ваших речей меня бросает в дрожь. К чему вам непостоянство, когда вы оба уже обрели свою половину?
— В свое время поймешь. — Ироничным тоном Саффолк намекал, что счастливый брак подразумевает и самопожертвование. — Мужчина хранит постоянство до тех пор, пока не обретет счастье, и в следующее мгновение он начинает мечтать о непостоянстве.
— Слушай, слушай, малыш. Счастлив тот мужчина, кто никогда не был женат!
Они дружно выпили за это.
— Кстати, расскажи–ка нам о своей схватке с наемным убийцей. Рана сильно болит? Мне говорили, что стилетом, которым он тебя продырявил, завладел Марни.
Майкл пересказал им сцену своей борьбы с убийцей, постаравшись, правда, обойтись без подробностей, которые могли бы повергнуть друзей в ужас; так что его рассказ мало чем отличался от той версии событий, которую он преподнес Уолси, Норфолку и Марни.
— В таком случае, полагаю, ты не сможешь принять участие в турнире, верно? — заметил Саффолк. — Мне бы хотелось скрестить с тобой копья. Возиться со Стэнли — удовольствие сомнительное.
— Какого дьявола! — взревел Стэнли.
В это мгновение раздался легкий стук в дверь. Полусонный Пиппин с трудом поднялся на ноги со своей кровати на колесиках в дальнем углу и затопал ко входу, чтобы посмотреть, кого там черт принес. В приоткрытую дверь пахнуло амброй и лавандой, и сердце замерло у Майкла в груди.
Саффолк, одним прыжком вскочив на ноги, отвесил гостье изысканный поклон.
— Миледи, как любезно с вашей стороны проведать нашего раненого друга! Бедный мальчик, он потерял бочонок крови, и потому наши усилия развеселить его пропали втуне. — И герцог с видом завзятого повесы заговорщически подмигнул Майклу.
Стэнли, заметив выражение напряженного ожидания на лице Майкла, присоединился к Саффолку, уже стоявшему у дверей. Выходить друзья все же не спешили, подмигивая, кривляясь и показывая Майклу знак виктории — поднятые кверху указательный и средний пальцы, разведенные в стороны.
— Вы — верные друзья, способные развеселить даже умирающего на смертном одре! — А когда Рене на мгновение отвернулась, Майкл безмолвно прошептал, усиленно шевеля губами: — Пошли вон!
— Думаю, мы можем с чистой совестью откланяться, ваша светлость. Смотрите, одно ее присутствие проливает целительный бальзам на его раны.
Наконец пьяные друзья вывалились за дверь.
— Adieu!
— Аu revoir! [54]— Саффолк схватил Пиппина за шиворот и выволок слугу в коридор.
Смущенный их прозрачными намеками, Майкл улыбнулся девушке, напряженный и счастливый одновременно. Она вернулась. Но зачем же она уезжала?
Рене шагнула вперед. По ее розовым влажным губам скользнула мягкая улыбка.
— Насколько я могу судить, вы пребываете в добром здравии.
Он пожирал девушку глазами, страшно жалея, что не может коснуться ее рукой. И если бы ему не приходилось соблюдать величайшую осторожность, молодой человек наверняка выкинул бы какую–нибудь глупость. Одного только взгляда на нее оказалось достаточно, чтобы все его благие намерения растаяли, как утренний туман.
— Присаживайтесь, прошу вас.
Табуретка, на которой сидел кто–то из его недавних посетителей, стояла подле самой кровати, но девушка не обратила на нее внимания.
— Я ненадолго. — Рене опустилась на край постели рядом с ним. Она сидела, выпрямив спину, строгая и неприступная, на расстоянии вытянутой руки и в то же время в нескольких лигах от него. — Мой рифмоплет набрался мужества сбросить маску. Мы должны встретиться в личном саду королевы через час, когда пробьет колокол.
— Что?! — Майкл подпрыгнул на подушках, но, вспомнив о своем мнимом увечье, со стоном опустился обратно. Им о многом нужно было поговорить, но… — Я протестую, мадам. Если память мне не изменяет, мы с вами заключили пари. Разве не я предсказывал, что ваш неизвестный менестрель непременно запустит пробный шар в одном из своих последующих грандиозных опусов? Поскольку так оно и случилось, вы должны отложить это событие — при котором я заслужил право присутствовать, — до тех пор пока я не смогу со ставить вам компанию.
Принцесса высокомерно приподняла брови.
— Разве я говорила, что он запустил пробный шар? Я даже не упоминала, что он написал мне снова.
Майкл презрительно скривился.
— И каким же образом вы поддерживаете с ним связь? Это представляется мне подозрительным.
Рене флегматично пожала плечами.
— Его человек пытался расспросить моего стражника и… — Звук церковного колокола заставил девушку умолкнуть. — О! Я должна идти! — Она вскочила на ноги и тут же охнула, согнувшись пополам от боли.
В мгновение ока молодой человек оказался рядом с ней, осторожно положив руку на ее талию.
— Что случилось? Вам больно? Неужели этот негодяй Уолтер посмел…
— Нет. — Девушка скривилась, бережно растирая поясницу. — Это я… о–о–ой… сама. Неловко потянула мышцу.
Майкл успокоился. И даже постарался скрыть улыбку.
— Очевидно, переусердствовали на тренировке, признавайтесь?
— Не смейтесь надо мной! Мне ужасно больно. — Рене повернула голову и исподлобья взглянула на него. — А вам разве не следует лежать в кровати? Ваша рана наверняка доставляет вам больше, хлопот, чем мне — мое растяжение.
Майкл осторожно развернул ее спиной к себе.
— Вы позволите? Мне знакома мышечная боль, и я умею с ней бороться. — Принцесса коротко кивнула, и тогда он осторожно убрал ее руки и принялся бережно разминать большими пальцами ее поясницу, отчего девушка едва не замурлыкала от удовольствия.
Эти прикосновения сводили его с ума; она была так близко, он вдыхал запах ее волос и тела… И вдруг юноша испугался, что не выдержит и сорвется; желание бурлило у него в крови.
— Вам лучше? — хрипло пробормотал он, когда она запрокинула голову.
Она безмолвно прикрыла глаза пушистыми ресницами. Девушка буквально таяла у него в руках.
— Да, не останавливайтесь, пожалуйста…
Ее удовлетворенные вздохи и стоны заставляли его сгорать от желания. Он прошептал, едва не касаясь ее шеи губами:
— Почему вы уехали, а потом вернулись?
— А как вы оказались в личных покоях королевы? Я знаю, что вы были трезвы… Боже милосердный — Она громко ойкнула, когда его пальцы нащупали самое больное место. — Да, вот здесь…
Майкл ощущал неудобство в паху и боялся пошевелиться, чтобы не оконфузиться окончательно. В ладонях у него застыла самая желанная девушка на свете, созданная для любви и ласки, для соблазна и удовольствия, источник силы и наслаждения, к которому он так жаждал припасть всем телом. Если бы не его мнимая рана, молодой человек наверняка свалял бы дурака.
— Ваша Адель заявила мне, что ребенок будет жить, а король умрет. Откуда она знала об этом?
Девушка ответила вопросом на вопрос:
— А почему вы смеялись над моим поэтом… Невидимкой?
— Он просто нелеп, ваш Невидимка. Мало того что он прячется за гусиным пером, так он еще и адресовал вам украденные стихи. Я узнал их тотчас же. Это старая английская баллада, менестрели поют ее вот уже много лет.
Рене шагнула вперед, высвобождаясь из его объятий.
— Я рада, что вы живы и здоровы. Но я должна идти.
Он схватил ее за руку прежде, чем она успела сделать еще один шаг.
— Вы должны?
Сверкающие глаза скрылись под густыми ресницами. Рене провела пальчиком по тисненому лацкану его домашнего халата, едва не коснувшись полоски кожи в треугольном вырезе рубашки, распахнутой у него на груди. Это была сладкая мука, и юноша вздрогнул всем телом.
— А я думала, что это вы мой Невидимка.
— Вы действительно хотели, чтобы им оказался я?
Рене весело рассмеялась и отняла свою руку.
— Немедленно отправляйтесь в постель! Вам следует набраться сил, если вы хотите принять участие в предстоящем турнире.
Эмоции душили молодого человека, грозя захлестнуть его с головой. Он прошептал:
— Моя постель холодна и пуста.
Она отпрянула, как если бы он укусил ее.
— Невидимка ждет. Спокойной ночи.
Проклятье! В это мгновение он пожалел, что не истекает кровью — и что вообще прикасался к Анне.
— Что ж, ступайте. Не стоит заставлять старину Невидимку ждать.
На следующее утро Рене получила очередное стихотворение:
Когда на ее красоту снисходит благословение,
Мне не о чем более просить этот мир,
Только бы остаться с нею наедине, позабыв о ссорах и спорах.
Вина прекрасной женщины лишь в том,
Что она приносит мне несчастье.
Рене улыбнулась. Прошлым вечером, когда они старались выудить друг у друга ответы на важные для них вопросы? Майклу почти удалось убедить ее в своей невиновности. Уходя из его комнаты, она поверила ему. Но теперь ее вновь мучили сомнения. Впрочем, был ли он Невидимкой или нет, уже не имело никакого значения, как не имело значения и вожделение, охватывавшее девушку в его присутствии. Ее больше занимали причины, по которым Майкл не выдал ни Бэкингема, ни Анну, ни всех прочих людей, вольно или невольно замешанных в этом заговоре, включая и ее саму.
Майкл знал достаточно, чтобы отправить Рене на виселицу. Тем не менее, он держал язык за зубами. Что задумал блестящий соблазнитель на этот раз? Такими вопросами задавалась Рене в беспокойные дни, последовавшие за неудавшимся покушением. Норфолк и Марни вынюхивали заговорщиков, как гончие, идущие по следу оленя. Они удвоили караулы и сновали с озабоченным видом, допрашивая всех, кто имел доступ к королеве в ту роковую ночь. Впрочем, усилия их не увенчались успехом — предъявить обвинение было некому; заговорщики хорошо спрятали концы в воду, и каких–либо конкретных улик обнаружить не удалось.
Именно в День святого Георгия, покровителя Англии и благороднейшего ордена Подвязки, девять лет назад состоялась коронация Генриха VIII, и с тех пор этот праздник был официально объявлен днем его рождения. Приготовления к роскошному празднеству, главными событиями которого станут рыцарский турнир и банкет, были в самом разгаре. На городской площади соорудили помост для театрализованных представлений. Рыцари графства, купцы, бродячие ремесленники и продавцы индульгенций устремились в Лондон. Вокруг ристалища сплошной стеной встали шатры и палатки, разукрашенные гордыми гербами. Благородные леди и джентльмены наравне со своими слугами делали и принимали ставки, заключали пари и бились об заклад. Король Генрих, в то редкие минуты, когда не гонялся за юбками, упражнялся дотемна со своими верными компаньонами, возвращая уверенность и силу духа, которых чуть было не лишился после неудачного покушения на свою жизнь.
Теперь, когда воздух благоухал жимолостью, когда весенние ароматы будоражили кровь, подталкивая к легким любовным интрижкам, планировать новый заговор стало особенно трудно. Но Рене старалась придерживаться строгого распорядка дня. После постигшей ее неудачи она только и делала, что без устали упражнялась в своих апартаментах, сидела у постели больной королевы и строчила любезные послания кардиналу Уолси, благодаря его за усилия, которые он предпринимал от ее имени. По вечерам девушка обыкновенно ужинала и танцевала в королевских апартаментах. Компанию ей чаще всего составляли герцог и герцогиня Саффолк, их добрый друг лорд Стэнли и Мэг Клиффорд, оказавшаяся остроумной и очаровательной особой.
Рене искусно избегала Руже, который с упорством, достойным лучшего применения, охотился за ней, как завзятый судебный исполнитель. Она старалась не попадаться на глаза Анне и навещала выздоравливающего Майкла в его комнате. Туда заглядывали также их светлости герцог и герцогиня Саффолк, лорд Стэнли и Мэг, относившаяся к раненому молодому человеку как к брату. Мистрис Клиффорд, уверившись в чувствах Стэнли, пыталась помочь и Рене обрести счастье с юным ирландцем. Рене, отдавая дань настойчивости безыскусной сводницы, не стала указывать Мэг на то, что ее добрые намерения пропадают втуне.
Мышцы девушки постоянно ныли после утомительных упражнений. Каждый вечер ей приходилось прибегать к помощи камеристки. Старая служанка втирала мази и лосьоны в тело принцессы. И каждую ночь, лежа на животе в ожидании того момента, когда ее начнут мять и массировать, Рене вспоминала Майкла. Она вновь чувствовала, как его сильные пальцы ласкают ей поясницу, ощущала его горячее дыхание на шее, вдыхала его приятный аромат, видела его сильное обнаженное тело и глаза, которые вечно искали — и находили! — ее, отдавая себе отчет в том, что ее неприятности только начинаются.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
…достоин сразиться с самим Ахиллом.
Вергилий. Энеида
Долгожданный турнир в честь святого Георгия открылся ревом фанфар, к вящей радости придворных и желающих поглазеть на бесплатное зрелище обитателей Лондона, толпами стекавшихся к залитому солнечным светом ристалищу в Гринвиче, дабы криками приветствовать прославленных бойцов королевства. Турнир по праву считался настоящим торжеством рыцарского духа, в соответствии с которым соперники обязаны явить чудеса храбрости и силы, продемонстрировать зоркость глаза, твердость руки и превосходное умение выбирать нужный момент, рискуя в противном случае навлечь на себя немилость самого короля. Принять в нем участие было почти столь же почетно, как и покрыть себя славой на поле брани.
Двор замка, украшенный гирляндами из крестов святого Георгия с вплетенными в них красными и белыми розами Тюдоров в честь короля, его благородных дворян и рыцарей–сподвижников ордена Подвязки, был заполнен до отказа. Королевская галерея сверкала роскошным убранством из золотого и ярко–алого бархата с вышитыми на нем заглавными буквами «Г» и «Е», розами Тюдоров и испанскими гранатами.
Зрители, оккупировавшие королевскую галерею, зубчатые башни, ярусные помосты, зарезервированные для городских чиновников, а также простой народ, толпившийся у ограды, которой было обнесено ристалище, с восторженным трепетом наблюдали за тем, как на арену выехала блистательная процессия. Первыми верхом на лошадях неспешно двигались маршалы рыцарского турнира, за которыми следовали пешие ратники, барабанщики и трубачи в ливреях цветов Тюдоров. Далее покачивались в седлах рыцари в дорогих доспехах на покрытых яркими попонами боевых конях в сопровождении оруженосцев, и замыкали шествие тридцать джентльменов в шелках, атласе и бархате. Король Генрих, привстав на стременах, выехал на середину арены под восторженный рев зрителей. Живое воплощение магической рыцарской мощи и силы, его величество олицетворял собой святого Георгия с тяжелым рыцарским копьем, которым, по преданию, и был убит огнедышащий дракон. Под ним, высоко вскидывая ноги, гарцевал жеребец в легкой позолоченной броне. Король приветствовал собравшихся величественным взмахом руки и, после того как участники внесли свои имена на «рыцарское древо» [55], галопом подскакал к судьям и добавил к ним собственный титул, на что трибуны вновь откликнулись восторженным ревом.
Королева Екатерина, которая сумела оправиться от желудочных колик, но не до конца преодолела свой страх, окружила себя статс–дамами и фрейлинами, щеголявшими нарядами с роскошной отделкой из золотой парчи.
Рене сидела между Мэри и Мэг. Глаза ее высматривали в разодетой толпе золотоволосую голову. К своему неудовольствию, она разглядела среди участников сэра Уолтера Деверо, но Майкла нигде не было видно. Разочарование охватило Рене. Она не могла понять, что раздражает ее сильнее: то, что она не увидит, как его выбьют из седла, или то, что она втайне надеялась посмотреть, как он сам проделает нечто подобное.
Когда участники турнира разошлись по своим шатрам, на арену бодрой трусцой выехал королевский шут на маленькой лошадке, седло и попона которой были расшиты золотом, и сорвал громовые аплодисменты зрителей, настояв на том, чтобы и его щит укрепили на «рыцарском древе». После этого он принялся колотить дубиной маршала и герольда, вынудив их объявить себя участником турнира под именем «Королевский дурак». Комичная сценка несколько разрядила напряжение, охватившее бойцов и зрителей.
Под радостный рев труб и бой барабанов на арене появился огнедышащий дракон из папье–маше. Его везли на пышно украшенной телеге, запряженной четверкой верблюдов, разумеется, не настоящих. Повозка представляла собой декорацию восточного замка, с песком и пальмами, а на щитах и флажках, которые держали в руках загримированные под мавров оруженосцы, красовались серпы и полумесяцы. Когда повозка остановилась напротив королевской галереи, кто–то невидимый поджег внутри цитадели факел, и дракон вскинул голову, делая вид, будто плюется огнем. Зрители ахнули от восторга, а потом, распознав фокус, радостно засвистели, заулюлюкали и захлопали в ладоши.
«Мавры» затрубили в рога. На поле высыпала шумная толпа варваров, одетых в черные мавританские халаты и размахивавших над головами кривыми сверкающими саблями и ятаганами. Язычники принялись хвастливо демонстрировать королеве свои щиты.
Вновь загремели фанфары, и на ристалище вырвалась кавалькада всадников, переодетых монахами–францисканцами. В рясах с капюшонами, низко надвинутыми на глаза, они возглавляли процессию «пилигримов». Обряженные в коричневые сутаны, те несли над головами посохи Иакова [56]и распевали псалмы, как будто только что вернулись из паломничества к усыпальнице святого Иакова Компостельского. Всадники приблизились к трибуне для венценосных зрителей, чтобы получить разрешение королевы принять брошенный им вызов. Когда Екатерина любезно дала согласие, они сбросили рясы, и тут обнаружилось, что под ними скрывались сам король Генрих и его знаменитые турнирные бойцы — Саффолк, Бэкингем, Комптон, Невилл, Дорсет и другие, закованные с головы до ног в сверкающие доспехи. На их плащах и посеребренных кирасах расплескался кроваво–красный крест — хоругвь святого Георгия и флаг Англии. Доспехи короля, выкованные лучшими фламандскими мастерами, сидели на нем подобно второй коже, чрезвычайно гибкие во всех сочленениях; инкрустированные золотом, они сверкали на солнце, а на груди серебрилось изображение святого Георгия, поражающего змея. Зрители разразились приветственными воплями, когда королева Екатерина, разыграв изумление при виде воинственных монахов, личности которых повергли ее в трепет, подарила их вожаку свой платочек с вышитым гербом — испанским гранатом.
Краем глаза Рене уловила какое–то движение и, повернув голову, затаила дыхание. Со стороны дворца к турнирному полю приближался одинокий всадник, за которым бежали двое пеших слуг, нагруженных амуницией. Его мощную фигуру облегали угольно–черные и сверкающие, как вороново крыло, доспехи тончайшей работы. На его черном плаще, наброшенном поверх лат, простер крылья огромный красный орел. В золотых кудрях всадника играли солнечные зайчики, а норовистого жеребца у него под седлом покрывала попона в черно–красных цветах лорда Тайрона.
При виде Майкла, излучающего мужскую силу и красоту, сердце Рене затрепетало. Когда молодой человек подъехал поближе, на его загорелом лице она прочла непоколебимую решимость. Надменно выдвинутая вперед нижняя челюсть выражала упрямство и целеустремленность, но в бирюзовых глазах читалось тщательно скрываемое беспокойство. И хотя его появление не произвело особого впечатления на остальных зрителей, ее соседи по галерее заметно оживились.
— Ого! Вы только взгляните, кто пожаловал составить нам компанию! — приглушенным голосом возвестила Мэг, бросив на Рене озорной взгляд. Лукавая улыбка мистрис Клиффорд как бы говорила: «Никто и не сомневался, что он появится. Разве могло быть иначе?»
Чувствуя, как предательский румянец заливает ее щеки, Рене ответила с деланной беспечностью:
— Не понимаю, чего он надеется достичь своей показной медлительностью. Не очень–то вежливый поступок с его стороны. Его величество может оскорбиться.
— По–моему, ты ошибаешься, — возразила Мэри. — Эдвард Вудсток, Черный принц Уэльса, имел привычку приезжать на турнир в одиночку, в черных доспехах, чтобы никто не узнал в нем наследника трона и не отказался преломить с ним копье. Это недвусмысленное заявление. Он хочет подняться высоко и проделать это изящно и смело. Гарри с одобрением отнесется к его поведению, вот увидишь.
Рене между тем внимательно разглядывала его величественную эмблему. Что–то она ей напоминала, но вот что именно, девушка сказать не могла.
— Ты же прекрасно понимаешь, что он увлекся тобой. Молодой человек влюбился без памяти. Чарльз говорит, что Тайрон — настоящий король Ирландии и что Майкл унаследует все его титулы и станет управлять страной вместо старика. Так что твой презрительный взгляд совершенно неуместен, Рене. Да, в его жилах нет ни капли королевской крови, но он честный, умный и славный малый, к тому же, его карьера явно идет в гору. Но главное — он ведь тоже тебе нравится. Поэтому совершенно ни к чему отвергать его ухаживания. На мой взгляд, лучше владеть замками в Ирландии, чем холстом и кистью в какой–нибудь глухой деревне, nе с'еst pas, chere аmiе? [57]