Девочки и девушки в донской казачьей общине

Деление на половозрастные группы – характерная черта традиционных сообществ, в которых, однако, по-настоящему значимым признавался не реальный биологический, а социальный возраст. Критерием его наступления было вхождение индивида и всей группы в возрастную систему путём специальных посвятительных обрядов. В традиционной казачьей общине каждая половозрастная группа имела четко очерченные рамки, набор трудовых и обрядовых функций, прав и обязанностей. Внутри такого сообщества индивид приобщался к системе общинных ценностей, а сама община пристально наблюдала над его соответствием и этим ценностям, и «картине мира» его половозрастной группы.

К настоящему времени накоплен значительный материал, характеризующий половозрастные группы русской крестьянской общины. Что касается традиционной общины донских казаков, то здесь еще имеется значительный пласт неисследованных проблем. В рамках настоящей статьи мы предполагаем рассмотреть лишь общие принципы выделения таких групп и формирования половозрастной символики в донской казачьей общине на примере страты девочек и девушек. Основой исследования послужили полевые материалы этнографической экспедиции Волгоградского государственного университета и собранные в личных поездках автора, а также данные дореволюционной периодической печати и опубликованные материалы по этнолингвистике донских казаков.

Девочки.

Главнейшим принципом закрепления индивида за определенной половозрастной группой была система терминов, служащая для их номинации. Как и новорожденные мальчики, девочки-младенцы определялись на Дону терминами среднего рода, отражающими их бесполость (дитё) или не включенность в культурное пространство (новина). Т.Ю. Власкина приводила используемые по отношению к новорожденной девочке лексемы насмешливо-уничижительного характера: бизнадела (не получит земельного надела в отличие от мальчика), расширепа, зассыха, кормилица (в значении «карми ие типерь! ») и даже шифоньер (символ будущих хлопот о приданом) [1]. В названиях 7-8 летних девочек колесными девками проявлено соотнесение детей с маленькими детенышами животных: колесными называли также молодых бычат или телочек, которые нуждались в обучении, их нужно было обязательно держать за налыгач [2].

Девочек-подростков (12-13-летних) также называли терминами уменьшительного характера, производными от «девки»: девченушки/девчатишки («Дифчатишки и рибятишки у клуби играють ») [3]. Как видно, на этом возрастном этапе их уже отделяли от подростков-мальчиков (ребятишек). Вступление девушек в подростковый возраст обычно определялось наступлением месячных, которое фиксировалось общерусскими терминами отмываться [4], на рубахе. О таких девушках говорили: начала рубахи скидать [5], начала мыться. Месячные назывались: краски, ненастье [6]. Достижение девушкой физиологической зрелости отмечалось такими лексемами, как зрелка, превзошла в возраст, бык рогами не дастанить, сапетка сплелась [7].

Подростковый возраст воспринимался общиной и семьей как переходный и был связан с некоторыми изменениями в положении девочек. В.Д. Сухоруков писал об особенностях поведения девочек, достигших 13 лет, в зажиточных новочеркасских семьях: «воля их ограничивалась самым строгим образом». С этого возраста начиналось затворничество, когда круг общения девочек-подростков ограничивался исключительно компанией подруг и домашним пространством. Главным их занятием становилось рукоделие, а главной целью – получить название чеберки («досужей мастерицы»).Он отмечал также, что лишь немногих из них обучали чтению акафистов и канонов» [8]. Однако эти замечания относятся к зажиточной казачьей верхушке (старшине); в большинстве казачьих семей ограничения не были столь строгими.

Девушки.

Так же как в общерусской традиции, девичий возраст на Дону обозначался с помощью терминов, производных от слова дева: девки, девахи, девоньки и пр. Старые люди могли ласково называть девушку девой. Характерными для Дона были такие, применяемые для номинации молодых девушек, лексемы, как косячника, табунщица (предводительница девичьей группы), яловка (красивая, желанная девушка) [9], уха, бой-девка (бойкая, боевая) [10], сарынь-девка (смелая, отчаянная) [11]. Многие источники указывают на особенности поведения молодых девушек в казачьих общинах, отмечая их бойкость, предприимчивость («Девки – живому черту глаза колят» [12]). Вместе с тем, применительно к традициям низовых (особенно зажиточных) казаков отмечалось девичье затворничество: «Женский пол всемерно укрывал себя от мущин, и собирался в особинные кружки и собрания» [13].

Границы брачного возраста в казачьих общинах варьировали, отличаясь значительным понижением, особенно в старообрядческой традиции (чаще других у беспоповцев). Так, по свидетельству П. Никулина, старообрядцы могли выдать замуж и 12-13-летних девочек [14]. В целом, оптимальным для перехода в группу семейных признавался возраст 16-17 лет. По словам наших информантов 17-летие определялось как хороший возраст и самая кровная жизнь [15]. Под этими определениями понимался пик совершеннолетия, высшая точка наполненности жизненной силой (кровь с молоком) и готовность к браку. Эти представления отражены и в неком идеальном образе молодой девушки: она должна выглядеть физически здоровой, полнокровной, быть «в теле», румяной и пр. Одна из наших информанток рассказывала, как сразу после родов бабка-повитуха говорила ее матери: «Ну, Машинька, я исделала ие румянай. Вот фсе будут рибята завидавать. Румянай буит – ни наглидишься»! [16].

Девушки, находящиеся на пике совершеннолетия и готовящиеся к браку, тесно общались между собой, образуя своеобразные сообщества (по типу юношеской холостежи). Они вместе организовывали осенне-зимние посиделки (сиделки), сообща ходили на праздники и хороводы в соседние поселения (из хутора в станицу, в другой хутор).

Внешним показателем вступления в девичество служило изменение одежды: ее фасона, цветовой гаммы. До конца XIX в. в нарядах молодых девушек преобладали яркие (красные, желтые, синие) цвета. Сарафаны обшивались серебряными позументами и яркими лентами [17]. Девичьи головные уборы оставляли открытыми большую часть головы и волос (понизи) или косу (шапочки, косынки и пр.).Волосы девушки заплетали в одну косу, удлиняя ее с помощью ленты- косника. В конце XIX–нач. XX в.. девушки-казачки носили одежду, сшитую по городской мещанской моде, особенно подчеркивающей женственность их фигур: сшитые в талию кофточки- кирасы и юбки с густыми сборками сзади. Цветовые гаммы в одежде в это время девушки предпочитали «нежные»: голубые или розовые парочки. Некоторые девушки брачного возраста прибегали к натуральной косметике: чернили брови и отбеливали лица. В семьях им уделяли особое внимание, старались покупать не только хорошую одежду, но и украшения (сережки, колечки и пр.).

За соблюдением девушками «правильного» внешнего вида и манер поведения пристально следили не только их матери и бабушки, но в целом весь станичный или хуторской коллектив замужних женщин. Эта традиция соблюдалась до сер. XX в. Старые казачки часто рассказывали нам в экспедициях о том, что любая замужняя женщина могла подойти на улице к девушке, сделавшей женскую прическу (уложив волосы узлом) и разломать ее.

Конец совершеннолетия девушек определялся особыми терминами, фиксирующими их «застоявшееся» положение, предупреждавшими о критичности состояния и необходимости вступления в брак: засиделая, засиделошная (засидевшаяся на девичьих собраниях) [18], надолба (врытый в землю столб). В то же время для определения девушек, еще не вышедших замуж, но уже засватанных, также использовалась особая терминология: з аручная, зарученая, засватанка [19], подневеста [20]. Девушек, имеющих приданое, называли справными/справленными невестами (ср. название казачьей справой набора одежды и обмундирования призывника). По достижении 20 лет девушка окончательно переходила в группу засидевшихся, жениться на которых обычно предпочитали только другоженцы (разведенные и повторно вступающие в брак мужчины) [21].

Неодобрительно община относилась и к девушкам, часто (хотя бы дважды) отказывавшим женихам при сватовстве, их называли отказанками, отказками [22]. Осуждалась и даже могла подвергнуться наказанию девушка, имевшая партнера, но начавшая параллельно встречаться с другим: «Если девушка встречается с парнем, а потом начинает встречаться с другим, то первый мог намазать ей ворота дегтем» [23]. Этот же информант свидетельствовал, что девушки также «мазали парням ворота, еще даже чаще, чем парни».

Половозрастной символизм

Как и в общерусской традиции, самым распространенным символом девушки на выданье была коса или косная лента. Однако наряду с этим для определения возраста девичества использовались также орнитоморфные образы (лебедушка, уточка, перепелка) и растительные (цветущая ветка, дерево, колючее растение). В свадебных казачьих песнях девичья воля соотносится с цветущим садом, а состояние перехода накануне выхода замуж символизирует сломленная ветка, осыпание цветов:

Паследний разочик па садику хадила,

С любимай ябланьки виршочик сламила» [24].

Широко распространенным у всех восточных славян символом девичьей группы был венок из веток и цветов, особенно отчетливо представленный в Троицкой обрядности. Образ репья зафиксирован в обряде «вождения Репья» девушками на второй день Троицы в г. Азове, участницами которого были девушки и девочки-подростки 14-15 лет. [25]. Репей, как и сосновое или еловое деревце, использовавшееся в свадебной обрядности и называвшееся также сад, служили символами всей группы девушек брачного возраста и определялись также как символы их групповой доли/воли. Эти символы отличает такой признак, как наличие иголок (колючесть), по поводу чего Т.А. Бернштам писала, что они (наряду с узлами) отражали девичью невинность, неприступность и готовность к «любовной битве» [26].

Таким образом, можно заключить, что взрослые члены традиционной казачьей семьи и общины внимательно наблюдали за этапами роста, становления и социализации своих членов. При этом фиксировались и биологические, и физиологические изменения, но на них накладывались социальные нормы, составлявшие традиционную систему предписаний и запретов, объединенных, в свою очередь, в систему народной педагогики.

Примечания:

1. Власкина Т.Ю. Домашний мир на сломе эпох. Очерки традиционной культуры донских казаков. – Ростов-на-Дону: Изд-во ЮНЦ РАН, 2011. – С. 124.

2. Большой толковый словарь донского казачества. – М.: Русские словари: Астрель: АСТ., 2003. – С. 129.

3. Там же. – С. 347.

4. Там же. – С. 129.

5. Власкина Т.Ю. Указ. соч. С. 162.

6. Полевые записи автора (далее – ПЗА) 1987 г. в хут. Шакине Подтелковского р-на Волгоградской обл. Инф. Игнашин И.И., 1902 г.р.

7. Большой толковый словарь. – С. 192, 471.

8. Сухоруков В.Д. Общежитие донских казаков в XVII-XVIII столетиях. – Новочеркасск: Изд-во ред. газ. «Донская речь», 1892. – С. 44.

9. Власкина Т.Ю. Указ. соч. С. 314.

10. ПЗА 1985 г. в ст-це Качалинской Иловлинского р-на Волгоградской обл.

11. Словарь донских говоров Волгоградской области. Авторы-сост.: Е.В. Брысина, Р.И. Кудряшова, В.И. Супрун. Под ред. Р.И. Кудряшовой. – Волгоград: изд-во ВГАПК РО, 2006. – Вып. 5. – С. 124.

12. ПЗА 1985 г. в ст-це Качалинской.

13. Родословная фамилии Мартыновых. Описание старинных увеселений в войске Донском. 1824 г. // Государственный архив Ростовской области (ГАРО). – Ф. 697. – Оп. 2. – Д. 70. – Л. 6.

14. Никулин П. Народные обычаи донских казаков II Донского округа // Донская газета. 1875. – № 82.

15. Материалы этнографической экспедиции Волгоградского государственного университета, 1997. – Т. 3. – С. 27. Ст-ца Тепикинская Урюпинского р-на Волгоградской области. Инф. Шаляпин Н.В., 1920 г.р.

16. ПЗА 1985 г. в ст-це Сиротинской Иловлинского р-на Волгоградской обл. Инф. Донецкова Т.В., 1912 г.р.

17. Березинцев А. Гулебщики (Очерк из быта стародавнего казачества) // Исторический вестник. 1892. – С. 55-56.

18. Словарь донских говоров Волгоградской области. – Волгоград: Изд-во 2007. – Вып. 2. – С. 242, 245.

19. Там же. – С. 242, 244.

20. Большой толковый словарь донского казачества. – С. 382.

21. Никулин П. Указ. соч.

22 ПЗА 1998 г. в ст-це Котовская Урюпинского р-на Волгоградской обл. Инф. Титова Т.В.

23 ПЗА 2002 г. в ст-це Сергиевской Даниловского р-на Волгоградской обл. Инф. Алексей Иванович, 1926 г.р., хут. Орлы.

24. ПЗА 2001 г. в хут. Плотникове Даниловского района Волгоградской обл.

25. Брайловский С. Праздник «Рипей» // Живая старина. 1891. – Вып. III. – С. 223-224.

26. Бернштам Т.А. Молодежь в обрядовой жизни русской общины XIX – начала XX в. – Л.: Наука. Ленингр. отд., 1988. – С. 81.

[1] Публикация подготовлена в рамках реализации гос. задания ЮНЦ РАН на 2018 г, № госрегистрации 01201354248.