Не понимаю, зачем он сейчас шутит про мой стейк, но это неважно, потому что я чувствую, как он прижимается ко мне, после чего немного смещается и со стоном, звук которого вибрацией отдается у моего горла, скользит внутрь.
Ощущение, как мое тело растягивается изнутри, настолько неожиданное и новое, что я вскрикиваю, а Келвин, повернув голову, закрывает мне рот поцелуем. Он что-то говорит, чего я не могу разобрать, — не столько из-за слов, сколько из-за моей неспособности воспринимать хоть что-нибудь, кроме его скольжения внутрь и наружу.
Это кажется совершенно нереальным: что он здесь, что двигается во мне и что закидывает обе мои ноги себе на талию. И Келвин не тихий — с каждым выпадом он издает довольный хриплый стон, а себя я еще никогда не видела такой безумной: поднимающей бедра ему навстречу, впивающейся ногтями в спину и просящей его двигаться быстрее и сильнее.
Потом он оказывается позади меня — не понимаю, как; это случилось слишком быстро, — и я чувствую жгучую боль от шлепка рукой и его довольный стон, когда вскрикиваю. А потом я верхом на нем, его руки у меня на груди, а пальцы рисуют сводящие с ума круги вокруг сосков.
— Ты уже почти? — сдавленно спрашивает он.
— Да…
— Бля. Офигенно, — его руки перемещаются мне на бедра, и Келвин начинает двигаться вверх, все быстрее и глубже. — Просто офигенно.
Так и есть. Потрясающе. Мою кожу покалывает, а по напряженному позвоночнику пробегают волны удовольствия.
— Прыгай на мне, — громко стонет он.
— Прыгнуть?..
— Как кролик, — с низким рыком требует Келвин. — По полу. За морковкой.
И с резким вздохом я просыпаюсь в своей постели. Одеяло скомкано у ног. Дверь закрыта, в темной спальне больше никого нет, а моя рука уютно расположилась в пижамных штанах.
Сев, я подаюсь вперед и прислушиваюсь к звукам за пределами своей комнаты. Раздается тихий шорох и скрип пружин раскладного дивана. На часах 01:48. Келвин проснулся? Господи, я разбудила его своими стонами? Насколько громко я себя вела, пока… мастурбировала?
Мне хочется броситься вниз по пожарной лестнице за окном. Келвин ночует у меня в первый раз, а я уже во сне занимаюсь с ним сексом.
Мне крышка.
***
Жаворонком себя обычно мало кто считает, и я не исключение. Конечно, я не из числа тех людей, которых для пробуждения нужно силком вытаскивать из кровати, — просто мне свойственно какое-то время ходить по квартире, как зомби, прежде чем колесики в голове начнут наконец крутиться.
И вот я просыпаюсь, заставляю себя сесть в постели, тру глаза и встаю. Как и в любое другое утро, иду на кухню сварить кофе. Мои прямые волосы стоят строго торчком, а пижама перекручена вокруг тела. Уверена, у меня драконье дыхание.
Вдруг где-то позади низкий голос хрипло произносит:
— Привет.
Подпрыгнув, я прижимаю ладонь к груди.
— Айматьтвоючтоза…
Кажется, я совсем забыла, что теперь у меня есть муж. Муж, имеющий привычку ходить полуголым.
Едва увидев Келвина, я тут же вспоминаю свой сон — его «В кровати ты трахаться не захотела?», ощущение его твердой длины, погружающейся в меня, шлепок по заднице, — и мгновенно краснею всем телом.
Келвин складывает диван, а из-за его торчащих в разные стороны волос создается впечатление, будто его только что ударило током. Пижамные штаны висят на бедрах слишком низко… Заметив дорожку волос, идущую вниз от пупка, я тут же отвожу взгляд в сторону.
Надо же, до чего точно я предсказала во сне, как будет выглядеть его обнаженное тело.
Сосредоточив внимание на кончике его носа, я бормочу:
— Доброе утро.
— Доброе утро, Холлэнд, — говорит Келвин и смущенно проводит ладонью по носу.
— Хорошо спал?
Он кивает.
— Как убитый.
Я изо всех сил стараюсь не смотреть, когда он, думая явно о чем-то своем, почесывает живот.
— Ты сегодня работаешь? — спрашивает Келвин.
— Э-э… — кажется, я перегрелась. — Нет. Нам нужно будет выделить время, чтобы встретиться с Робертом, а вообще до конца недели я взяла выходные, чтобы мы…
Мне срочно нужно отвернуться — достать фильтры для кофе, например. Его тело сводит с ума. А волос на нем просто идеальное количество — не больше, не меньше.
Келвин стоит полуголый у меня в квартире! Я сейчас брякнусь в обморок. Надо срочно заправиться кофе. И сохранять безопасную дистанцию.
— …занялись изучением, — добавляю я, неопределенно махнув рукой в сторону гостиной.
— Изучением меня? — шутливо интересуется Келвин. Я смотрю в противоположную сторону, но по голосу слышу, как он ухмыляется.
— Ага. Твоей жизни. И всего прочего.
— Прочего? — переспрашивает он и смеется. А моя голова полна воспоминаний о волосках на его животе и нашем приснившемся мне сексе.
— Ты пойдешь вечером на станцию? — неожиданно для себя спрашиваю я, отчаянно пытаясь сменить тему.
Если Келвин и заметил, что я продемонстрировала свою осведомленность о его расписании, то виду не подал.
— Нет. Думаю, я больше не буду там играть.
Мое сердце сейчас похоже на увядший цветок. Конечно, это правильно, что он перестанет выступать на улице, когда его ждет полноценная работа, вот только теперь я лишена привычного маленького удовольствия.
Минус одна радость, но все это ради моего уличного музыканта Джека.
Услышав нестройный набор звуков, я оборачиваюсь. Келвин достал из чехла гитару и теперь сидит с ней полуголый
у
меня
на
диване!
Проведя пальцами по струнам, он поднимает голову и по-мальчишески улыбается.
— Поставишь чайник? С меня саундтрек.
Я медленно выдыхаю и еле слышно произношу:
— Да. Конечно.
Пачка чая BARRY’S — это одна из немногих вещей, принесенных Келвином с собой, поэтому, поставив чайник на плиту, я делаю вывод, что по утрам он предпочитает именно его, и бросаю пакетик в кружку. В этот момент пространство квартиры наполняет чарующая музыка с плавным ритмом, от которой у меня по рукам бегут мурашки. Я внимательно всматриваюсь в струйку кофе, заполняющую мою чашку, — что угодно, лишь бы не развернуться и не начать пялиться на Келвина, играющего на гитаре почти голым.
— Холлэнд, — говорит он, замедляя темп витиеватой мелодии, — можно я тебя кое о чем спрошу?
— Конечно, — отвечаю я, решив оглянуться на него через плечо. Зря. Ой зря. — Если не ошибаюсь, именно это у нас сегодня по плану.
— Мой вопрос про другое.
Я подбадривающе улыбаюсь.
— Ну спрашивай.
— Женские игрушки всегда ярко-розового цвета?
Блин.
БЛИН.
— Или ты действительно любишь розовый? Взять, к примеру, твои ножницы, пальто или…
— Я… Ты что это, потешаешься надо мной?
Придерживая гитару двумя пальцами одной руки, Келвин успокаивающе поднимает другую.
— У меня и в мыслях не было тебя смущать.
— Смущать? Меня? — я отворачиваюсь и беру свою чашку кофе. — Приятель, я уже давно привыкла, что сюда заходят всякие парни и находят мои вибраторы. Собственно, именно потому я их туда и кладу.
— Да ну?
Я оглядываюсь через плечо и безучастно смотрю на него.
— Ну ладно, — довольно хихикнув, Келвин возвращается к гитаре. — Цвет этих штук производит странное впечатление.
— А ты какой предпочитаешь?
— Что, прости? — с округлившимися глазами спрашивает он.
Подняв кружку, я сдерживаю смешок.
— Я про чай.
— Черный, без молока, — говорит он и снова радостно смеется. — Господи, ну и разговор. Прости, я, видимо, еще не полностью проснулся. Сам не понимаю, что несу.
Войдя в гостиную, я вручаю ему кружку.
— Тебе не давал покоя этот вопрос со вчерашнего вечера?
Вчера я вытащила из-под подушки свой огромный жужжащий розовый вибратор и побежала в ванную смыть с него ворс от дивана, после чего засунула в шкафчик под раковиной — в самый дальний угол. А потом полночи убеждала себя, что секс с Келвином мне всего лишь приснился.
— Нет, с момента, когда проснулся, — Келвин благодарит меня за чай, делает глоток и, перегнувшись через гитару, ставит кружку на столик. — Искусственный член вполне мог бы выглядеть более мужественно…
У меня голова идет кругом. «Член». Он просто взял и произнес это слово.
— …но — тут, правда, надо признать, что мне доводилось любоваться не слишком большим ассортиментом этих штуковин, — в основном они почему-то розовые.
От этой болтовни и его неосуждающего тона мое смущение быстро улетучивается.
— Мне кажется, на телесные смотреть грустно, — говорю я и сажусь рядом с Келвином. — Как будто пенис отделили от самого хозяина.
— М-да, перспектива нерадостная, это точно.
— А еще со временем они обесцвечиваются, — добавляю я. — У меня был однажды один телесный, который я хранила в ящике. Он казался выкрашенным в цвета тканей лежащего вокруг нижнего белья, а потом и вовсе полинял пятнами.
Келвин смеется, кивает и водит пальцами по грифу гитары. Интересно, почему в его присутствии мне так легко? Он словно воплощение комфорта. Может, это просто успокаивающий эффект его музыки?
— Возможно, дело в том, что женщины хотят удовольствия для самих себя, — размышляю я, — а не ощущений от обладания каким-то парнем, пусть и игрушечным.
Келвин перестает играть и поворачивается ко мне.
— Проницательно.
Я шутливо надуваю губы.
— Хочешь сказать, что надо же, я проницательная по части собственной сексуальности?
Улыбка, которой он меня одаривает, пожалуй, лучшая из всех виденных. Широкая, белозубая и с морщинками в уголках глаз.
— Так и знал, что ты мне понравишься.
Я тоже знала, что ты мне понравишься, мой уличный музыкант Джек.
Кивком показав на гитару, я встаю, чтобы приготовить завтрак.
— Тогда продолжай играть.
***
После завтрака мы направляемся в театр. На улице страшно холодно, но зато это подстегивает меня идти быстрей и не оттягивать момент. У Роберта ушки сразу станут на макушке, поскольку я не несу ему традиционный кофе от «Мэдмена». Вот только он вряд ли ожидает в качестве объяснения услышать о моем замужестве.
Я не перестаю напоминать себе, что самое трудное уже позади. Рассказать Роберту гораздо проще, потому что он будет в восторге…
Верно ведь?
А вот Джефф…
— Значит, они оба там будут?
Это первое, что сказал Келвин, едва мы вышли из квартиры, и от его вопроса мне снова становится тревожно. Судя по всему, нам обоим.
— Ага, — я успела отправить смс Джеффу с просьбой сориентировать по времени, когда я смогу встретиться с ними обоими. Он ответил, что этим утром они вдвоем будут в театре. — С тех пор как Сет ушел, Роберт почти не появлялся дома. Джефф грозился, что вытащит его из театра силком, если тот не позволит принести ему сменную одежду и нормальную еду, не из торгового автомата.
Келвин едва заметно морщится.
— Наверное, плохо с моей стороны чувствовать облегчение из-за стресса, который они испытывают в связи с поисками замены Сета?
У главного входа в «Левин-Глэдстоун» я поворачиваюсь к Келвину.
— Тогда я тоже, поскольку мне как раз вчера пришло в голову, что они могли найти ему замену, пока мы занимались вот этим, — я поднимаю безымянный палец с обручальным кольцом. — Это было бы… очень некстати.
Прежде чем я успеваю открыть дверь, Келвин мягко берет меня за локоть.
— Спасибо, что разрешила прийти сюда с тобой. Мне кажется, так будет правильней, — потом, помявшись, добавляет: — Как думаешь, они меня убьют?
— Тебя они не убьют. А вот меня запросто.
Едва войдя внутрь, я встречаюсь с обжигающим взглядом Брайана.
— Приготовься, — тихо говорю я.
Келвин смотрит на Брайана, бросившегося к нам со всех ног.
— Это еще кто такой?
— Мой босс, режиссер-постановщик. Представь себе мистера Планктона и Эффи Тринкет в одном лице [персонажи «Губки Боба Квадратные Штаны» и «Голодных игр» соответственно — прим. перев.]. Он меня терпеть не может.
— Какого черта ты здесь забыла? — спрашивает Брайан и показывает на дверь. — Ты взяла два дня выходных. Так иди и отдыхай.
— Я пришла увидеться с Робертом. Он наверху?
— Наверху вместе с твоим дядей. Я не понимаю, мы здесь готовим спектакль или устраиваем посиделки всей родней? — тут Брайан замечает стоящего у меня за спиной Келвина. И я буквально вижу, как он соединяет кусочки пазла воедино. Потому что когда бросает взгляд на мою левую руку, его лицо озаряется восторгом. — Ну ни хрена себе!
— Брайан…
— Ты и правда это сделала, — он делает шаг вперед, а я назад и спиной впечатываюсь в грудь Келвина. — Сначала позволила мне получить люлей от Майкла и братьев Лоу, а потом пошла и сделала именно то, что я предложил.
Я киваю, потому что возражать нет смысла. Он прав. Вот только разница заключалась в том, что это было мое решение, а не случайно пришедшая в голову Брайану идейка.
— Ну что ж, — отойдя на шаг в сторону, мой босс преувеличенно вежливым жестом приглашает нас подняться по лестнице. — В любом случае, иди к нему в кабинет и сообщи, что ты воспользовалась моей идеей. Жду не дождусь узнать, что он скажет в ответ.
Схватив Келвина за руку, я веду его к лестнице, мысленно делая себе заметку украсть из лоферов Брайана от Гуччи стельки, делающие его повыше.
— А он, похоже, неплохой парень, — саркастически замечает Келвин, и, несмотря на взвинченные нервы, я хохочу.
Дверь в кабинет Роберта приоткрыта; я останавливаюсь в двух шагах от нее и говорю Келвину:
— Подожди здесь, ладно? Всего пару минут.
Помедлив, он неохотно кивает, и я стучу в дверь.
Роберт отвечает практически сразу же.
— Войдите.
— Привет, — сделав глубокий вдох, я вхожу в кабинет. Роберт сидит за столом и ест бейгл, а Джефф складывает брюки и кладет их в маленькую дорожную кожаную сумку.
Услышав, как закрылась дверь, Роберт поднимает голову.
— Привет, Лютик. А я думал, тебя на этой неделе не будет.
Поцеловав в щеку Джеффа, я обхожу стол кругом и чмокаю Роберта.
— Я пришла с тобой поговорить.
— Есть хочешь? — спрашивает Джефф. — Тут есть фрукты, кофе и киши, которые ты так любишь.
— Спасибо, но… я уже поела, — отвечаю я. Идея накидать в себя еды в такой момент кажется нелепой. Я поворачиваюсь лицом к Роберту. — Как продвигаются поиски?
Джефф смотрит на своего мужа с выражением лица, красноречиво говорящим, что мой дядя пребывает в таком настроении уже не первый день.
— Не накручивай его.
Роберт потирает глаза.
— Мы прослушали порядка дюжины музыкантов.
— И как? — меня одолевает надежда и тревога одновременно.
Выглядя совершенно изможденным, Роберт откидывается на спинку кресла.
— И… судя по всему, нам предстоит еще не меньше дюжины новых прослушиваний.
— А если я скажу тебе, что больше искать нет нужды?
Я кожей чувствую, как стоящий рядом со мной Джефф замирает.
— Мы ведь уже говорили об этом, Холлэнд, — произносит Роберт, а потом добавляет: — Он не может.
— Кто не может и что именно? — настороженно интересуется Джефф, но я уверена, что на самом деле он все уже знает.
Проигнорировав Джеффа, я решаю сосредоточиться на Роберте.
— Ну а если мог бы — чисто теоретически?
Он смотрит на меня с опаской.
— Я бы, конечно, был в восторге. Теоретически.
Большего мне и не надо.
Развернувшись, я подхожу к двери и, положив ладонь на ручку, поворачиваюсь к Роберту.
— Хочу, чтобы ты знал: я решилась на это, потому что люблю тебя. И потому что воспользовалась шансом помочь. Понимаю, ты рассердишься, но дело уже сделано.
— Холлэнд Лина Баккер, — низким угрожающим тоном говорит Роберт. — Что ты натворила?
Судя по выражению его лица, он все понял.
Я поворачиваю ручку, и в кабинет, сунув руки в карманы, входит Келвин.
— Мистер Окай, — приветствует он Роберта, а потом поворачивается к Джеффу. — Мистер…
— Тоже Окай, — отвечает Джефф и с недоумением смотрит то на меня, то на Келвина. — Кто-нибудь собирается объяснить мне, что здесь происходит?
Я поднимаю левую руку и показываю обручальное кольцо.
Проходит секунда.
Вторая.
Третья.
А потом раздается громоподобный недоверчивый голос Джеффа:
— Вы что, поженились? — он произнес эти слова так громко, что, я уверена, даже Брайану, пусть он и не рядом, было слышно.
Я в примиряющем жесте поднимаю руки вверх.
— Всего лишь временно.
— Ты вышла замуж за мужчину, с которым познакомилась в метро? А мать в курсе?
— Нет, — подойдя ближе, я кладу обе ладони на его руку. — Я поговорила с Дэвисом, и он пообещал, что ничего не расскажет. Надеюсь, ты тоже.
Джефф резко поворачивается к Роберту.
— Это ты ее надоумил?
— Конечно нет! — восклицаю я. — Он первый отмел эту идею, едва Брайан ее высказал.
— Ты сделала что-то, предложенное Брайаном? — обычно Джефф самый спокойный из всех нас, но сейчас я не знаю, что и думать, особенно когда у него так набухли вены на лбу. Впрочем, я чувствую небольшое удовлетворение, ведь Брайан, скорей всего, слышит и это тоже. Мой дядя оглядывает каждого присутствующего. — Вы что, совсем все тут с ума посходили?
— Милый, — встав и обойдя стол, Роберт берет своего мужа под руку. — Давай-ка все дружно выдохнем.
Тут Джефф переключается на Роберта.
— Ты же не собираешься позволить ей оставить все как есть?
— А что ты хочешь, чтобы я сказал? — подняв руки вверх, возмущается Роберт.
— Что нужно немедленно расторгнуть этот брак.
Ткнув себя пальцем в грудь, я делаю шаг вперед.
— Я взрослая и самостоятельная женщина. Привет. И стою тут рядом, вообще-то.
Чувствую, как ко мне подходит Келвин.
— Мне очень жаль, что мы не посвятили вас в свое решение и…
— Но его это и не касается, — обернувшись к Келвину, отвечаю я, а потом снова обращаюсь к Роберту и Джеффу. — И если Келвин в состоянии справиться со своими родственниками, я прекрасно могу справиться и со своими.
Роберт поворачивается ко мне и внимательно вглядывается мне в лицо.
— Вы официально женаты?
Я киваю.
— Поверить не могу, что слышу это, — говорит Джефф, закрыв глаза, потом делает успокаивающий вдох и поворачивается взять пальто. — Я еду домой, приму что-нибудь от давления и буду уговаривать себя не звонить твоей матери — моей сестре, между прочим, — которая прикончит меня, если узнает, — а потом добавляет, обращаясь к Роберту: — Мы это еще обсудим, когда ты наконец появишься дома. А учитывая, что теперь у тебя есть гитарист, надеюсь, это случится совсем скоро.
Роберт послушно кивает и провожает Джеффа в коридор. Пока они прощаются — и тихо о чем-то разговаривают, — мы с Келвином одновременно морщимся.
Могло бы быть и лучше.
Когда Джефф уходит, Роберт возвращается за стол и жестом приглашает нас сесть. Аккуратно сложив руки поверх стопок резюме и портфолио, он критически оглядывает нас обоих.
— Ну ладно. Вы это сделали, а значит, мы можем разделаться и с остальным.
***
Кажется, мы… справились?
Роберт, конечно, был страшно зол на нас обоих, но раз я сейчас не бездомная и не лечу на самолете в Де-Мойн, то можно считать это победой. И самое крутое — Келвину официально предложили место в оркестре в спектакле «Его одержимость». Хотя Роберт ни за что не признает, что пребывает в экстазе, его облегчение более чем очевидно. После того как мы обсудили все детали, он позвонил остальным. От него практически исходили волны творческой энергией. И да, это я тому причиной.
Миссия выполнена.
Но не до конца. Несмотря на то, что Джефф рассержен на всех нас, он переслал мне электронное письмо, которое получил от Сэма Доэрти — с кем дружит с детства и кто сейчас работает в Службе иммиграции и натурализации США. Это как минимум обнадеживает. Но мое настроение тут же падает, едва я замечаю количество вложений; похоже, нас ждут тысячи анкет.
Остаток утра мы с Келвином проводим, собирая свидетельства о рождении и медицинские документы и копируя их в трех экземплярах. К обеду журнальный столик оказывается завален стопками бумаг. Мы еще не начали их заполнять, а мозг уже превратился в кашу.
Келвин застает меня стоящей напротив открытого кухонного шкафа и пристально смотрящей на кружки. Пока убирала посуду, я слушала аудиокнигу, и вдруг — бац! — осознала, что кружка Келвина из Джульярда стоит рядом с моей, которую на прошлое Рождество мне подарил Дэвис и на которой написано «Самой суперской сестре».
— Что с тобой? — оглядев меня с ног до головы, спрашивает Келвин.
— Просто запаниковала на секунду. Но уже все в порядке.
Он смеется.
— Знакомое состояние, — взяв яблоко, Келвин рассеянно вытирает его о футболку до блеска. Я же стараюсь не опускать взгляд ниже его подбородка. — Как считаешь, с твоими дядями все будет окей? Джефф выглядел по-настоящему взбешенным.
Закрыв шкаф, я поворачиваюсь к холодильнику. На обратном пути мы зашли в магазин, и теперь дома снова есть пиво. Я беру две бутылки, совершенно не заботясь о том, сколько сейчас времени — может, часов пять или около того.
— Чтобы успокоиться, Джеффу может потребоваться некоторое время, но самый большой плюс родственников заключается в том, что они все равно тебя простят, — говорю я и вручаю Келвину бутылку. — Думаю, нам обоим это будет нелишне.
Открыв пиво, мы возвращаемся к ждущим нас в гостиной документам. Келвин садится на диван рядом со мной и кладет ноги на низкий столик.
Он разулся, и его фиолетовые носки с разноцветными ромбиками мне очень нравятся. Дорожка волос у пупка, фиолетовые носки — мне точно крышка. Меня сильно отвлекает этот мужчина мечты, живущий теперь у меня дома.
Жду не дождусь посмотреть, какой сценарий у моего эротического сна будет сегодня.
Я провожу пальцем по трекпаду ноутбука, и тот выходит из спящего режима. Давненько я на него не смотрела, не говоря уже про то, чтобы включить. На рабочем столе стоит иконка дорогущей программы для писателей, которая напоминает мне, что я лузер.
Как обычно, проигнорировав эту мысль, я открываю почту.
— Джефф написал, что тут есть анкеты для каждого из нас. Ты получил ссылку?
Сделав глоток пива, Келвин переключается на свой аккаунт.
— Форма I-485. Уже заполнил.
— А я еще на I-130, — отвечаю я. — Джефф написал, что эти две мы можем подать одновременно, а остальные заполнить и переслать ему, как только получим первичное одобрение. Тут еще перечень документов, к которым нужно сделать копии, и список дел.
Когда Келвин поворачивается ко мне, я стараюсь не обращать внимание на то, как мерцают его ресницы, подсвеченные стоящей позади лампой. Мне нравится видеть его сидящим на этом диване. Нравятся знать, какого цвета у него носки и как выглядит его сонное лицо, прежде чем он выпьет чаю.
Он почесывает подбородок.
— Что за список дел?
— Тебе нужно пройти медицинский осмотр. И пока тебя официально на работу не приняли, мне нужно будет предоставить платежные квитанции, чтобы показать, что я могу содержать нас обоих, — хохотнув, я добавляю: — А это значит, что Брайану придется меня повысить. Если ты решил, что сегодня он был прекрасен, будь поблизости во время грядущего разговора. Случится непременно что-нибудь этакое, — прижав карандаш к губам, я читаю дальше. — И нам нужно будет подтвердить, что наш брак не фиктивный. Джефф предлагает поделить аренду пополам — это просто — и сделать совместное членство в спортивном клубе… — повернувшись к нему, я спрашиваю: — Ты ходишь в спортзал?
На губах Келвина играет улыбка, и он складывает руки на груди — парни делают так всякий раз, когда нужно подчеркнуть мышцы.
— Хожу. Могу добавить тебя к своей членской карте. Если только у тебя нет своей и ты не хочешь присоединить к ней меня.
— Добавь меня к себе, ага, — быстро отвечаю я, словно не ем большие Сникерсы на ланч и не считаю беговые дорожки бессмыслицей: бежать-бежать и так никуда не прибежать. — Еще Джефф пишет, что у нас должна быть смс-переписка. Это мы можем, да?
— Смс-ки типа «Купи молока» или что-то более… личное?
Мне ни в коем случае нельзя смотреть на него сейчас. Поэтому я пристально вглядываюсь в стену напротив.
— Мы должны выглядеть убедительно. Поэтому, наверное… и то, и другое.
Келвин достает бальзам для губ и тем самым привлекает мое внимание к своему рту. Он сидит всего в полуметре от меня. До сих пор как следует рассмотреть его руки у меня возможности не было. Ногти подстрижены — слава богу, — а пальцы длинные, но не слишком тонкие. И на безымянном обручальное кольцо.
— Просто хочу прояснить ситуацию, — медленно говорит Келвин и закрывает бальзам, — и не напугать тебя своими сообщениями: мы говорим не просто о фразах про личное, а о тех смс, где я пишу, что не могу дождаться момента, когда смогу стащить с тебя одежду?
Мое сердце немедленно выбрасывает белый флаг.
— М-м-м… да. Думаю, да, — говорю я и из соображений безопасности решаю вернуться к разглядыванию списка, пока Келвин достает телефон и что-то пишет. — Так. Что еще? Письма или открытки со свадебными поздравлениями. Оформленные на наши имена счета кредитных карт, коммунальные платежи и тому подобное.
Телефон вибрирует от пришедшего сообщения Келвина.
«Перед работой заглянешь домой?»
Не почуяв подвоха, я отвечаю:
«Буду через полчаса».
«Хорошо. Хочу попробовать тебя еще раз, прежде чем ты уйдешь».
Охнув, я кладу телефон на журнальный столик.
— Это было… неплохо. Весьма.
Ну ничего себе, как часто он делал что-то подобное?
Келвин смеется, и его лицо слегка порозовело.
— Чувствую себя неважно, когда заставляю тебя участвовать во всем этом.
Я небрежно отмахиваюсь.
— Все будет нормально. Несколько сексэмесок, пара копий документов и пара анкет, требующих ответа «да/нет». Сам посуди, разве это трудно?
***
Кто-нибудь, пожалуйста, пристрелите меня.
Вы когда-нибудь пробовали самостоятельно заполнить налоговые декларации? Иммиграционные документы примерно такие же, только цифр поменьше, а возможностей для лжесвидетельства побольше.
Моя форма была достаточно простой: имена, адреса, бывшие работодатели. У Келвина все гораздо серьезней. Даже когда мы делим ее пополам, на заполнение первых двух анкет все равно уходит целый час.
Я смотрю на него, сидящего по ту сторону журнального столика. Сейчас еще не вечер, но я уже опрокинула вторую бутылку пива, а карандаш сунула в пучок волос.
— Можешь ли ты перечислить прошлые и текущие членства в организациях, фондах, клубах и сообществах, начиная с шестнадцатилетнего возраста, а так же местоположение указанных организаций и даты?
Келвин вымученно смотрит на меня.
— Я не помню название групп, с которыми играл в прошлом году, не то что начиная с шестнадцатилетнего возраста.
Пробежавшись глазами по анкете, я говорю:
— Тебе лучше вспомнить, потому что им это тоже интересно знать.
Откинувшись назад, Келвин смеется и проводит рукой по волосам. На тарелке перед ним лежит огрызок от яблока, апельсиновая кожура, обертки от злаковых батончиков и корочка от сэндвича с арахисовым маслом и желе. Что я узнала сегодня про Келвина: он много ест.
Я перехожу к следующему разделу.
— Расскажи мне о своих родителях.
— Их зовут Падрейг и Марина. Они… — он пожимает плечами. — Они хорошие.
— Падрейг? — переспрашиваю я, изо всех сил стараясь имитировать его произношение.
Келвин поворачивается ко мне и поджимает ногу под себя. Его волосы торчат строго вверх, и выглядит он так, будто радуется моей ошибке.
— Пат-рик, — повторяет он с отвратительнейшим американским акцентом, четко проговаривая каждый звук.
Я чувствую, как покраснела.
— Ой. Патрик. Вот я балда.
— Вы, американцы, говорите где-то в задней части рта и комкаете все согласные звуки. Там, где вы скажете «Как дела?», — с почти идеальным американским акцентом произносит он, — ирландец произнесет «Кадила?».
— Мне нравится, — дрожащим голосом мягко замечаю я.
Закрой рот, Холлэнд.
Словно не обратив внимания на мой восторг, Келвин продолжает:
— Иногда мой акцент становится заметнее — когда выпью несколько пинт пива, например, и тогда приходится напоминать себе говорить помедленней. Окажись мы в Голуэе, ты не поняла бы ни слова из того, что я сказал.
— Уверена, на твой слух мы говорим очень скучно.
Келвин качает головой.
— Мне нравится, как ты говоришь.
Ох.
Покашляв, я возвращаю свое внимание к анкетам.
Следующие пятнадцать минут мы проводим копаясь в телефоне Келвина и разглядывая фотографии всех его родных, в то время как я записываю их полные имена, даты рождения и как зовут всех братьев и сестер. Келвину двадцать семь, он старший из четырех детей: двадцатипятилетней Бригид, с ней у Келвина самые близкие отношения, Финниана, которому двадцать три, и девятнадцатилетней Молли.
— И как, у вас работает правило очередности появления на свет? — интересуюсь я. — Ты тот старший ребенок, на которого всегда можно положиться? Добросовестный, добивающийся лучших результатов, любящий порядок…