Они расстались друзьями, но улыбка Джефа растаяла, к тому времени как он вернулся в гостиную. Это была чертовски трудная роль – любящий единственный сын недавно овдовевшей матери. Никто никогда не учил его быть сыном, если не считать ласковых наставлений няни, что он должен пойти к родителям, которых видел так редко, и сказать им то или другое. Потом Джеф уехал в школу, и воспоминания его об общении с родителями по большей части сводились к бессмысленным и пространным нотациям отца во время его редких каникул, тогда как мать неустанно и раздраженно пеняла ему на его поведение за столом, внешний вид и лексикон. Что же тут удивительного, если он отошел от них почти полностью, как только получил самостоятельность? И родители его, по всей видимости, даже не заметили этого, так как они или жили в отдельных особняках, или путешествовали по Европе, или вообще занимались чем угодно, только не созданием семьи.
Шелби была для Джефа открытием, которое все еще ошеломляло его. Жизнь с нею была как комната, залитая теплым светом, и ему вовсе не улыбалось вернуться обратно в потемки.
– Я должна встретиться с этой циркачкой, – объявила вдовствующая герцогиня, когда ее сын уселся на свое место. В его отсутствие она налила себе небольшой бокал хереса, который был теперь почти пуст.
Он всматривался в ее строгое, красивое лицо, напрасно пытаясь отыскать ключи к ее чувствам.
– Я еще не делал ей предложения, мама. Она может не согласиться.
– Надеюсь, ты не сомневаешься ни одной секунды, что эта вульгарная девица просто ухватится за возможность погубить чистоту нашего титула, заняв положение… – Эдит трагически прикрыла глаза и со стоном выдохнула: – Герцогини Эйлсбери! О, мой милый, мой единственный сын, это и в самом деле слишком, слишком ужасно, это невыносимо!
– А ты не думаешь, что сгущаешь краски? Ее изящные ноздри дрогнули.
– Это едва ли возможно, принимая во внимание все, что нас ожидает. Нам не только придется вытерпеть унижение и скандал из‑за твоей разорванной помолвки с нашей милой Клементиной, но и ты не мог выбрать более неподходящую девушку ей взамен.
– Шелби – сокровище. И она из хорошей семьи.
– Где они живут?
– В Дэдвуде, в Южной Дакоте.
– Нет, в самом деле, Джеффри, за кого ты меня принимаешь? В Южной Дакоте? Вряд ли это оплот благовоспитанности!
– Ты ведь совершенно ничего не знаешь о Южной Дакоте, мама. И Шелби училась в колледже Смита в Массачусетсе. Это один из лучших колледжей в мире, и она получила там первоклассное образование. Уверяю тебя, она может пекрасно держаться и вести себя в любом лондонском обществе.
– Боюсь, что ни ты, ни она ничего не сможете сделать, чтобы стереть клеймо позора ее теперешних занятий. Все это представляется мне каким‑то жестоким розыгрышем, придуманным, чтобы проверить, выдержит ли несчастная, сломленная горем женщина, утратившая своего спутника жизни…
Эдит допила свой бокал.
– Есть только один вид деятельности, пожалуй, еще более унизительный.
– Послушай, у меня назначены еще и другие встречи. – Джеф встал, лицо его потемнело от гнева. – Я пытался оказать тебе должное уважение, чтобы ты тоже могла участвовать в этом обсуждении и решении. Однако, если ты не можешь вести себя достойно…
– Постой!
Она схватила его за рукав, заставляя снова опуститься в кресло, ее глаза выражали отчаяние, она сбросила маску.
– Без состояния Бичей, как ты собираешься выплатить наследственные пошлины… и другие налоги? В последнее время это все больше тревожило твоего отца. Иногда я даже думаю, что это‑то и убило его. Слуги требуют прибавки к жалованью, и все вокруг так дорожает! Плата за проведение электричества и современного водопровода оказалась непомерной. Мы даже подумывали, не продать ли нам этот дом, ради того чтобы сохранить замок Эйлсбери. И именно потому, что кредиторы все сильнее наседали на твоего отца, он настаивал, чтобы ты оправдал наши ожидания и женился на Клементине. Неужели ты не понимаешь, Джеффри, от этого зависит вся наша жизнь, наше будущее!
– Но есть же, в конце концов, и такое понятие, как честь! Он пододвинул свое кресло поближе к ней и взял ее за руку:
– Мама, я не желаю продавать свою душу в обмен на богатство леди Клементины. Мы как‑нибудь справимся и без него, даже если налоги и дальше будут расти и нам придется продать один из домов в Лондоне, чтобы покрыть расходы. Нам нужно приспосабливаться к переменам. Если мы не сделаем этого, то просто погибнем окончательно.
– Но ты ведь герцог Эйлсбери! За тобою – столетние традиции чести, и ты должен хранить их и нести дальше!
– Возможно, но я, прежде всего – человек и не собираюсь влачить жалкое существование, заявляя, что высокое положение не позволяет мне честно трудиться. Я уже не раз обдумывал все это. Как я сказал тебе в прошлом месяце, я буду сам управлять имением Сандхэрст, и, боюсь, мне придется также сократить число наших служащих… не сразу, заблаговременно уведомляя, каждого из них разумеется. Усовершенствования, которые так дорого обошлись вам с отцом, уменьшат наши расходы в будущем, поскольку нам не понадобится столько слуг.
Рука ее дрожала в его руке, и Джеф крепко сжал ее.
– Я не позволю, чтобы с нами что‑нибудь случилось, мама. Мы будем прямо смотреть в лицо действительности, вместо того чтобы важничать, задирая нос, и ничего не видя перед собой.
– Но, Джеффри… циркачка? Девушка – ковбой?
– Шелби внесет столь необходимую жизненную силу и мужество в нашу семью. – Он посмотрел, на свой перстень с печаткой и добавил: – В том случае, конечно, если она захочет быть с нами.
Глава двадцатая
– Я решила, что в те дни, когда я нервничаю и боюсь исполнять этот трюк на велосипеде, я буду вместо этого выезжать на Бродяжке, – сказала Шелби полковнику Коди. Они вместе стояли на арене, и она ласково похлопывала пятнистого пони по его гладкому, лоснящемуся боку. – Она так хорошо меня знает, что все должно получиться.
Он ободряюще кивнул ей, хотя стрельба по стеклянным шарикам на скаку, из седла, входила в собственное выступление Коди.
– Прекрасная мысль, малышка. Тебе просто нужно немного попривыкнуть к тому, чтобы крутить педали и целиться и стрелять одновременно. Ты ведь, кажется, говорила мне, что только прошлым летом научилась кататься на велосипеде?
– Да, так оно и есть, но мне это далось без труда…
– Однако совсем другое дело, когда стреляешь в цель из винтовки и в то же время жмешь на педали! Может быть, Картер сможет тебе что‑нибудь посоветовать.
Коди говорил о ковбое‑велосипедисте, знаменитом своим «прыжком на велосипеде через пропасть шириною в пятьдесят шесть футов!».
– Я спрошу у него, сэр, – пообещала Шелби. Баффэло Билл, собрался было уходить, потом вернулся, поглаживая свою острую бородку.
– Я хотел бы обратить твое внимание на одну вещь, и желательно, чтобы ты подчеркивала это, когда будешь беседовать с репортерами. Мы должны приучить их, чтобы они писали в своих заметках «сцена», а не «цирковая арена». Нам нелегко завоевать надлежащее уважение и без подобной путаницы.
– Конечно, – согласилась она, не желая его больше задерживать.
– Ты собираешься тренироваться или как? – окликнул ее Бен. Теперь, когда он снова был ее тренером, он опять принялся гонять ее, не давая роздыху. Сегодня они намеревались отработать новый трюк, при котором Шелби должна была сама взять тарелочку, подбросить ее в воздух, а потом прицелиться и сбить ее своим выстрелом. Затем, чтобы еще больше поразить публику, она положит винтовку на землю, подбросит тарелочку, схватит винтовку и выстрелит. До сих пор Шелби не хватало сноровки, чтобы выполнить этот номер.
Красивый индейский вождь, Не Имеющий Лошади стоял вместе с Белым Пером, Элбертом Молниеносным Ястребом, двумя русскими казаками и арабом по имени Хаджи Шериф, известным также как Крутящийся Дервиш. Они собрались здесь, чтобы посмотреть, как тренируется Шелби, и подбодрить ее. Шелби была любимицей всех тех из труппы «Дикий Запад», кто знал ее, и она была благодарна им за дружбу. Эта новая семья всех оттенков кожи и национальностей тепло и приветливо улыбалась ей, словно говорила, что ей нечего бояться предстать сегодня перед зрителями.
– Я никогда не буду такой проворной, как Анни Оукли – пожаловалась Шелби дяде, когда они готовили мишени.
– Если только ты не собираешься превратить стрельбу в дело своей жизни, тебе и незачем добиваться такой ловкости, как у нее.
Он понизил голос, так чтобы Коди не мог услышать. Старый директор направлялся в другой конец арены, чтобы поработать с группой бизонов и их дрессировщиком.
– Пока что восемьдесят процентов твоего успеха – это твоя внешность, и обаяние и умение расшевелить и подзадорить публику, Шел. Я никогда еще не видел, чтобы зрители принимали кого‑нибудь так, как они принимают тебя. Их лица сияют. Мужчины влюбляются, а женщины хотели бы, чтобы ты стала их сестрой. – Он почесал в затылке. – Я просто не устаю удивляться.
Шелби уже два часа тренировалась на весеннем солнышке, когда заметила, что Бродяжка вдруг потрусил туда, где стояли ее друзья. Впервые пегий пони отошел от нее, и Шелби тотчас же угадала причину. Прикрыв от солнца глаза, она увидела Джефа, тот стоял между Белым Пером и Хаджи Шерифом. Лошадка подошла прямо к нему, ласково потерлась о его лицо и золотистые волосы, потом повернулась к Чарли, дожидавшемуся в сторонке.
– Смотри, Бен, как это мило! Лошади снова вместе. Прямо как в старые времена.
В душе ее поднялась нежность. Прошло два дня после ее серьезного разговора с Джефом, и она начинала бояться, что он мог сдаться, попавшись в паутину аристократических предписаний.
– Пойди‑ка ты лучше к нему, – проворчал Бен. – Отдохни. Если ты попробуешь продолжать, зная, что он стоит там то, пожалуй, отстрелишь мне ухо или еще что похуже!
На Шелби был перешитый велосипедный костюмчик: белая блузка с коротеньким клетчатым жилетиком и юбка‑брюки до колен, а также серые гетры и белая соломенная шляпка с голубой лентой. Коса подпрыгивала и взлетала за ее спиной, когда она бежала к Джефу.
Он бы с радостью обнял ее, но, Не Имеющий Лошади и другие артисты поглядывали на чужака с подозрением. Шелби взяла его за руку и представила остальным, отчасти с помощью забавных ужимок и жестов – для тех, кто не знал английского. Все они вежливо закивали, но не двинулись с места, решив оберегать Шелби.
– Ты не против, если мы прокатимся вокруг Эрлс‑Корта? – шепнул Джеф. – Они разрешат?
– Дурачок! – Она постаралась не рассмеяться. – Я же взрослая женщина.
Для Не Имеющего Лошади она добавила:
– Герцог – это, совсем особенный друг!
Тем не менее, ее добровольные няньки были, казалось, не очень‑то довольны, когда Шелби и Джеф привязали Бродяжку и Чарли к коновязи и вместе отправились на велосипедную прогулку.
Когда они обрели равновесие – Джеф, вращая педали, а Шелби, примостившись на раме, – он удивленно воскликнул:
– Просто не верится, но, по‑моему, это тот самый велосипед, а?
– «Наполеон» из магазинчика Джеки Швуба? Да.
Тоска кольнула его в сердце.
– Как там мой приятель Джеки?
– Прекрасно. Он хочет баллотироваться в сенат штата Вайоминг через годик‑другой.
Они как раз огибали угол, и она ухватилась за руль.
– Я видела Джеки на вечере в честь открытия гостиницы «Ирма», он скучает по тебе, Джеф. Он убедил меня попытаться еще раз увидеться с тобой и вскоре после этого вечера приехал с роялем, который ты заказал для меня летом.
– Может быть, тебе еще удастся на нем поиграть… Шелби задумалась, что бы это могло означать.
Тон его был спокойный, рассеянный, словно он раздумывал о чем‑то другом. Может, он хочет сказать, что она вернется в Вайоминг без него? И пришел, чтобы сообщить ей об этом?
– Я бы хотел устроить поле для крокета у себя на лужайке, выходящей на Темзу, – заметил он. – Ты согласна?
Она кивнула, и шляпка ее задела за его куртку. Теперь она уже просто терялась в догадках, не в силах понять ни его настроения, ни намерений. Они въехали в рощицу молоденьких кленов, посаженных на довольно большом расстоянии от площадки для выступлений. Неподалеку находились конюшни, но поблизости никого не было, кроме японского мага, упражнявшегося в своих таинственных фокусах под сенью ивовых ветвей.
Джеф немного наклонил велосипед, так чтобы Шелби могла сойти с него, потом прислонил его к стволу дерева. С минуту он стоял, задумчиво глядя куда‑то в пространство.
– Все, больше я не могу этого вынести! – взорвалась она. – Если ты собираешься распрощаться со мной, лучше уж сделать это сразу, а не избегать моего взгляда и не затягивать пытку!
Он растерянно посмотрел на нее:
– Тебе когда‑нибудь говорили, что ты делаешь слишком поспешные заключения?
– Всегда. Но ты знаешь об этом.
В своем светло‑коричневом костюме Джеф был особенно элегантен и неотразим. Его золотистые волосы были зачесаны назад, и это удивительно шло ему, делая его лицо еще более привлекательным. Мягкие карие глаза смотрели на Шелби, и внутри у нее что‑то напряглось и затрепетало.
– Малышка моя, если у меня и был рассеянный вид, то только потому, что я пытался найти самые нужные слова.
– Слова? – переспросила она тихонько.
Он неожиданно опустился на одно колено и снял с ее руки перчатку. Затем, держа ее пальчики в своих сильных руках, Джеф, глядя ей в глаза, произнес:
– Шелби, я все уладил по совести и имею теперь право сказать тебе, как страстно я люблю тебя. Ты – мое солнце, и каждая минута, когда мы не вместе, ввергает меня в холод и мрак.
– О! – выдохнула она, чуть не плача. – Джеф, как это чудесно!
– Тш‑ш‑ш! Ты не должна перебивать, когда тебе делают предложение. – Он ослепительно улыбнулся ей и продолжал: – Я только надеюсь, что ты любишь меня достаточно, чтобы оказать мне величайшую честь и дать согласие стать моей женой.
– Да… Я была бы чудовищем, если бы отказалась, зная, что без меня ты до конца своих дней будешь томиться в потемках!
– Бессердечная ветреница! – Он притворился рассерженным. – Как ты можешь насмехаться надо мной в такую минуту?
– Я очень нехорошая, да?
Шелби, повинуясь внезапному порыву, стремительно упала на колени, желая быть поближе к нему. В глазах ее стояли слезы, а щеки разрумянились от счастья.
– Ох, Джеф… Ну конечно я выйду за тебя замуж. Я ничего так не хочу, как только каждую минуту быть с тобой.
Он обнял ее ласково, крепко, поцелуями вбирая слезы, катившиеся по ее зардевшимся щекам. Потом спохватился:
– Шелби, что ты тут делаешь, внизу, вместе со мной? Ты – женщина, и это я должен стоять перед тобой на коленях
– A!
Она поднялась, отряхнула свой велосипедный костюмчик и положила свою ладонь в его руку:
– А так?
– Гораздо лучше.
Джеф сунул свободную руку в свой нагрудный карман и бережно надел изумительное по красоте кольцо на ее протянутый пальчик. Оно было с грушевидным бриллиантом и двумя маленькими сапфирами по бокам, и Шелби тотчас же влюбилась в него.
– Ох, Джеф… это просто чудо!
Он встал, поморщившись от боли в коленях.
– Я хотел, было оставить только один бриллиант, но когда увидел цвет этих сапфиров, я понял, что они прекрасны, Ты заметила, что в них есть зеленые отблески, совсем как в твоих глазах? Это очень редкий сорт.
Шелби, восхищенная, не отрывала глаз от кольца.
– Я ничего не видела прекраснее в своей жизни.
– Ты прекраснее, – прошептал он. Наклонившись к ней, Джеф коснулся губами ее горла, потом ее полуоткрытых губ, и языки их слились в мучительном, ненасытном поцелуе.
– Ты прекраснее всего на свете.
Рука его обхватила талию Шелби, потом скользнула вверх, к ее груди.
– О Боже!
– По‑моему, Бог был бы сейчас здесь лишним. Японский фокусник по ту сторону дорожки прекратил свои колдовские опыты и, кажется, пытался разглядеть, что происходит в кленовой роще.
– Это, случайно, не один из твоих телохранителей? Мне может угрожать опасность.
– Дядя Бен будет искать меня, – сказала она, поднимая свою шляпу с кучи пожухлых листьев.
– Не могу же я позволить, чтобы меня считали прохвостом который пытается воспользоваться слабостью дамы только потому, что надел ей кольцо на палец.
Джеф с тоской и желанием посмотрел на ее нежное, как лепесток, ушко.
– Ты поужинаешь со мной сегодня вечером? Мэнипенни не терпится увидеть тебя.
– Милый, милый Перси! А можно, я возьму Вив? Ее мучают кошмары, и она тревожится, когда я оставляю ее одну.
– Ну, разумеется. Почему бы и нет? Только напомни мне, что у нас с тобой целая жизнь впереди, чтобы беспрепятственно предаваться радостям плоти.
– Поверьте мне, ваша светлость, я так же мечтаю об этих радостях, как и вы! – В ее серо‑голубых глазах плясали озорные искорки. – Но разве нам не следует вести себя прилично? Мне ведь нужно заботиться о своей репутации, если я собираюсь стать герцогиней Эйлсбери!
Джеф заехал за Шелби, и она была вне себя от восторга, когда они ехали по улицам Лондона в кремовом «мерседесе».
– Это самый счастливый день в моей жизни! – воскликнула она.
– И в моей, мой дорогой шалунишка.
– Мне не терпится самой научиться водить машину! Когда ты научишь меня?
Он искоса взглянул на Шелби, но не осмелился отговаривать ее.
– Скоро. Надеюсь, Вивиан не обиделась на то, что я предложил ей приехать чуть позже. Я попросил своего старого друга Чарльза Липтон‑Лайенза заехать за ней и привезти ее к семи часам.
– Она нисколько не обиделась, но что мы будем делать до этого времени?
– Посетим мою мать.
Он чуть поежился, делая это признание, но с облегчением обнаружил, что Шелби улыбается.
– Прекрасно. Я и сама хотела познакомиться с ней, чтобы, не пришлось потом день за днем тревожиться из‑за этого. Как я выгляжу?
– Потрясающе.
Это была правда. На ней было чудесное, очень простое, но изящное платье из бледно‑желтого крепа, отделанное кремовым шелком и бельгийскими кружевами. Цвета эти прекрасно оттеняли ее темно‑рыжие волосы, которые были убраны кверху, под шляпу с широкими полями и легкими перьями. Единственное украшение, которое надела Шелби, было ее новое обручальное кольцо; она то и дело или смотрела на него, или касалась его.
– Дядя Бен сказал мне, что леди Клементина едет в Италию. Принимая во внимание роман, который был у него с ней, не очень‑то похоже, чтобы она была особо верной или влюбленной без памяти.
Глаза Шелби вдруг расширились от ужаса.
– Какое счастье, что я спасла тебя от этого брака!
– Клемми молодец. Она могла бы закатить грандиозный скандал, но так как ее собственное поведение нельзя было назвать безупречным, она проглотила свою гордость и утешилась с Беном. Думаю, она попытается теперь найти любовь, когда опять соберется выходить замуж.
– Ну что ж, в таком случае желаю ей счастья, – тихонько пробормотала Шелби. – Мне нужно что‑нибудь узнать, прежде чем я встречусь с ее светлостью? Я собираюсь стать образцовой невестой для герцога Эйлсбери.
– Хм‑м‑м.
Джеф задумался над этим вопросом, лавируя в потоке экипажей у Букингемского дворца.
– Должен сказать тебе, что у нас с матерью совсем недавно состоялся первый в нашей жизни разговор по душам – о деньгах. Похоже, дела у нас идут не так уж блестяще и я намерен управлять нашими имениями по‑другому, твоя американская непритязательность может нам в этом весьма пригодиться. Ты, по‑моему, не из тех, кто мечтает купаться в роскоши.
Во всяком случае, я отношусь к этому совершенно спокойно.
– Просто будь сама собой – как всегда. – Он коснулся ее щеки. – И постарайся не забывать, что для матери ее титул и наше положение в обществе – это нечто более серьезное, чем для тебя.
Вскоре они были уже на месте, и Джеф взял Шелби под руку, когда они направились к особняку Эйлсбери. Ее глаза округлились от испуга, и он ободряюще прошептал:
– Отвратительная громадина, правда? Я бы не возражал, если бы мы продали его весь, до последнего камешка.
Войдя, Джеф попросил Уистлера доложить о них его матери, но престарелый дворецкий выглядел озадаченным.
– А ее светлость ждет вас, милорд?
– Разумеется.
– Странно. – Он в задумчивости наморщил свой пергаментный лоб. – Вероятно, она просто забыла в таком случае.
– Моя мать никогда ничего не забывает, – возразил Джеф. – Ее что, нет дома?
– М‑м‑м, да нет, она дома, ваша светлость, но собирается уходить. Карету только что подали, и горничная помогает ей надеть пальто.
– Тогда мы просто поднимемся наверх и преподнесем ей сюрприз.
Глаза его подозрительно сузились; Джеф взял Шелби за руку и решительно прошел мимо Уистлера, который на мгновение просто остолбенел от такой дерзости герцога.
– Прошу вас… Ваша светлость… Я действительно не могу допустить…
Дворецкий, попытался было решительно выпрямиться, но преклонные годы так согнули его, что, даже распрямившись в полный рост, он едва ли достигал пяти футов.
– Не беспокойся, Уистлер. Я скажу матери, что ты грозил мне заржавленным дедовским палашом.
Джеф бросил это уже через перила на верхней площадке и тотчас исчез, увлекая за собой Шелби.
– Ну… если уж так… что ж, тогда… благодарю вас, ваша светлость…
В эту минуту вдовствующая герцогиня появилась из своих апартаментов в дальнем конце длинного, мрачного коридора. Она, вся была в черном – от громадной шляпы с вуалью до отделанного мехом вечернего платья и маленьких черных туфелек. Лицо ее побледнело при виде сына и его спутницы, двигавшихся прямо на нее. Казалось, она размышляет, успеет ли она еще броситься назад в гостиную и запереть за собою дверь.
– Мама, остановись!
– Что все это значит, Джеффри?
Шелби начала уже задумываться, не усугубит ли это их положения, но бесполезно было спорить с Джефом, когда он так решительно настроен.
– Не хочешь ли сказать мне – ты забыла о том, что у нас назначена встреча? – требовательно спросил он у матери, стоя уже рядом с ней и грозно нахмурившись.
– Бедный Уистлер, неужели ему придется взбираться по лестнице?
К ней вернулось ее самообладание, она холодно взглянула на него в ответ:
– Что касается твоего вопроса, то я не буду сейчас вдаваться в подробности. Скажу лишь, что у меня неожиданно возникло другое дело и мне срочно понадобилось уйти.
– Весьма загадочно, – усмехнулся он. – Не стану больше настаивать в присутствии Шелби, напомню только, что это не слишком благоприятное начало для твоих отношений с будущей невесткой.
Шелби шагнула вперед, протягивая руку:
– Ваша светлость, я – Шелби Мэттьюз, и для меня большая честь познакомиться с вами. Я также хотела бы извиниться за ту сцену, которую мы только что устроили в вашем доме.
Вдовствующая герцогиня посмотрела сначала на Джефа, чтобы понять, как он отнесется к этому, и, когда он улыбнулся, пусть даже и слабо, она сдалась окончательно.
– Ну что ж… здравствуйте, мисс Мэттьюз! Мне очень жаль, что я не могу остаться и побеседовать с вами…
– Как‑нибудь в другой раз. Быть может, мы могли бы встретиться вдвоем, без вашего сына. – Она обаятельно улыбнулась герцогине.
Эдит без обиняков заявила:
– Кое‑кто из моих старых друзей видел вас недавно в отеле «Карлтон», мисс Мэттьюз. Друзья эти – аристократы из самого высшего круга.
Голос ее становился все суше и холоднее с каждой минутой, как она продолжала:
– Я знаю, вы были гостьей мистера Бернарда Касла, одного из этих разбогатевших выскочек, которые думают, что могут купить себе положение и уважение в обществе, а не заслуживать его веками и благородством своей крови. – Ноздри ее дрогнули. – Мистер Касл, насколько мне известно, славится своим пристрастием приглашать особ женского пола, и, так как вы уже завоевали себе весьма сомнительную и прочную репутацию в этом балагане, думаю, все присутствовавшие в «Пальм‑Корте» сочли, что вы – последнее из приобретений мистера Касла…
Джефу хотелось заткнуть ей рот.
– Мама, довольно, – сказал он ледяным тоном. – Я не позволю тебе сказать больше ни слова против девушки, которую я люблю, тем более что твои сведения предвзяты и неверны.
– Так вы не пили шампанское в «Пальм‑Корте» с Бернардом Каслом? – спросила вдовствующая герцогиня у Шелби.
– Я пошла только потому, что Джеф запретил мне это, – ответила она тихо. – И я, познакомилась с мистером Каслом всего за несколько часов до этого, ваша светлость. И Джеф увез меня из «Пальм‑Корта», прежде чем я успела съесть там хотя бы кусочек.
Шелби на минутку умолкла, подбирая слова.
– Тем не менее, мне кажется, не следует судить людей заранее или прислушиваться к сплетням. Во всяком случае, я могла бы пойти и поужинать с Бернардом Каслом, даже если бы и знала о его репутации. Видите ли, Джеф тогда еще был обручен с леди Клементиной Бич. Мне и в голову не приходило, что я когда‑либо займу ее место.
– Вот как? А мне вот представляется, что вы тщательно продумали свои действия, моя дорогая. Именно поэтому мой сын не сомневается в том, что вы абсолютно бесхитростны и невинны.
Джеф покачал головой, он был просто в бешенстве:
– Чего вы добиваетесь? Вы хотите навсегда порвать какие‑либо отношения между нами?
– Отнюдь нет.
Эдит прямо взглянула на него своими прекрасными глазами, так похожими, на его собственные.
– Но нам придется немало потрудиться, чтобы изменить представления мисс Мэттьюз, если она и в самом деле собирается стать герцогиней Эйлсбери. Разумеется, ей придется немедленно переехать в этот дом и прекратить выступления с этими циркачами.
Шелби неуверенно улыбнулась:
– Мне не хотелось бы спорить с вами, тем более при нашей первой встрече, ваша светлость, но я обещала полковнику Коди, что останусь в его шоу на всю весну. Они нуждаются во мне.
– Да что же это такое, в конце концов? – крикнул Джеф. – Мы обсуждаем важнейшие дела, касающиеся нашего будущего, на ходу, стоя в коридоре! Мама, ты должна дать нам с Шелби возможность решить кое‑какие вопросы самостоятельно. Черт побери, мы ведь только сегодня вечером обручились!
– Я еще раз прошу тебя не ругаться в моем присутствии, Джеффри, – холодно перебила она его.
Мускул у него на щеке задергался.
– Я в скором времени сообщу тебе, к какому решению пришли мы с Шелби.
– Но… ты, конечно же, не думаешь устраивать пышную свадьбу, учитывая обстоятельства, связанные с мисс Мэттьюз? Мне кажется, скромная семейная церемония в часовне поместья Сандхэрст будет самое лучшее, ты согласен? Деревенский викарий – прекрасный человек.
Чувствуя, что Джеф готов просто задушить свою мать, Шелби снова протянула руку и попыталась говорить тепло и искренне:
– Знакомство с вами станет одним из самых памятных событий в моей жизни, ваша светлость. До свидания.
Вдовствующая герцогиня повернулась и направилась к задней лестнице, не сказав ни слова на прощание.
* * *
Когда Джеф вернулся к себе и проглотил два стаканчика виски, настроение его начало улучшаться. Шелби потягивала вино; она все еще выглядела ошеломленной, слушая, как он потчует Чарльза и Вивиан рассказом о «чудовищном» выступлении своей матери.
– Иногда мне хочется, чтобы она действительно уехала в Йоркшир и жила бы, там в замке Эйлсбери, если уж она то и дело повторяет, что ей так этого хочется, – сказал он в заключение, прохаживаясь перед своими тремя слушателями в библиотеке, обставленной чиппендейловской мебелью, с лоснящимися деревянными панелями, заполненной тысячами книг.
– Я понимаю, это звучит жестоко, но что можно сказать о ней, когда она ведет себя подобным образом?
Чарльз кашлянул:
– Не думаю, чтобы ее светлость хотела быть жестокой, нет, только не это.
Он посмотрел на Вивиан, неуверенно, примостившуюся на краешке темно‑зеленого глубокого кресла.
– Она гораздо глубже, сложнее, я чувствую это.
– В самом деле? – Джеф с усмешкой взглянул на него: – Я вижу, что тебе хотелось бы просветить нас, но на сегодня с меня хватит разговоров о моей матери.
Он с размаху опустился на диван рядом с Шелби, ласково взял ее за руку, потом перевел глаза с Вивиан на Чарльза.
– Надеюсь, вы нашли общий язык – я ведь оставил вас вдвоем, даже не представив друг другу.
– Ой, Вив, – заметила Шелби, – у тебя так пылают щеки! Тебе жарко?
– Нет‑нет, я просто рада – за тебя! Рада, что я здесь, с тобою и с Джефом – и с Чарльзом.
Щеки ее зарделись еще жарче, когда она произнесла его имя. Вивиан выглядела почти хорошенькой с высоко поднятыми и взбитыми волосами и тщательно уложенными по сторонам локонами; ее невзрачное личико преобразилось благодаря искусно наложенной косметике, а тоненькая фигурка стала стройнее и изящнее, затянутая в новый корсет и пышное нежно‑голубое платье. Но главным было теплое сияние пробуждающегося счастья на ее лице, пришедшее на смену прежнему испуганно‑подобострастному выражению.
– По правде говоря, – пришел ей на выручку Чарльз, – мы с Вивиан очень мило провели время. У нас оказалось множество общих интересов.
И Джефа, и Шелби поразило это последнее замечание, но ни один из них не мог придумать, как бы это повежливее выяснить, что общего могло быть у достопочтенного Чарльза Липтон‑Лайенза, с болезненно застенчивой и робкой Вивиан Кролл.