Строительство дороги Адлер - Красная Поляна началось, благодаря стараниям Абаза Н.С.
Решением Государственного Совета от 27 марта 1897 г. за №107 в смету Министерства Путей Сообщения на 1897 год включено на устройство дороги от местечка Адлер до сел. Красная Поляна – 100 000 рублей. Полная стоимость работ была тогда определена в 393 000 рублей.
Департамент шоссейных и водяных сообщений Министерства путей сообщения утвердил 6 октября 1897 года кроме прочих расходов вознаграждение начальнику работ – 600 рублей в год, производителю работ – 600 рублей, технику – 1080 рублей, десятнику – 540 рублей в год.
Началось строительство! Однако природа бунтовала. И 15 октября 1898 года паводком снесло все мосты, пришлось приостановить работы и произвести экстренный расчет рабочих. В рапорте инженера Константинова от 25 ноября 1898 года о произведенных работах в теснине Ахцу упоминается героическая работа артелей Константина Акритова, Ахмета-Хаджи-оглы, Диздара-оглы, Демиана Мазманова, Мехмета Али Муфти-оглы (турецкий взрывник, получивший золотую медаль), Диздара-оглы, Александра Полихронова, Юсуфа Омера ага-оглы, Мемед-Эфенди Тиряки-оглы. Всего на стройке трудилось около 30 тысяч рабочих.
При строительстве шоссе основные работы выполняли турецкие рабочие, которых набирали из турецкого поселения в Сочи – Турецкого оврага.
Работы велись примитивным способом с использованием только лома, кирки, лопаты. В путеводителе Сергея Дороватовского (1903г.) есть воспоминания очевидца:
«За выступ скалы привязывалась веревка, на которой спускался рабочий, и, повиснув над бушующей Мзымтой, он просверливал скважину, в которую закладывал динамитный патрон. Затем откачивался на веревке в сторону, чтобы выждать взрыв. Но иногда не удерживался, и его подносило к забою. Тогда взрыв оказывался для рабочего смертельным».
"К 15 октября (1898 года - Т.Д.) пройдено более 3-х сажень в тоннелях с низовой стороны – явилась потребность в освещении и недостаток в капсюлях, - пишет Константинов. – Просят также выслать пару вагонеток и 30 сажен рельс для отвозки скалы. Напластования тоннеля пока весьма благоприятные. Работы Аибгинской дороги закончены, кроме небольших поправок на мостах. Все артели землекопов сполна рассчитаны, остается платеж около тысячи рублей плотникам за мосты".
В январе 1899 года Константинов пишет новый рапорт:
«…Производились работы по устройству земляного полотна. Сооружения по всей линии возведены временные, из местного сырого леса. К шоссировке не приступлено. Положение работ по устройству земляного полотна представляется в следующем виде:
I участок (от сел. Молдовка до теснины Ахцу) длиною 22 ½ версты разработан сплошь в выемке на половинную ширину (4 аршина).
II участок – наиболее трудный – теснина Ахцу – длиною 7 верст. При разработке полотна принята ширина до 3-х сажен – готовые участки показывают уже едва ли не достаточность такой ширины ввиду отвесных откосов ущелья и их головокружительной глубины. На этом же скалистом участке часть полутоннельных работ заменена разработкой тоннеля длинною 40 саж. Направляющий ход его пробит на 12 саж.
III участок – от теснины Ахцу до сел. Красная Поляна длиной 17 верст. Ввиду крайне трудного рельефа разработана тропа 2-3 арш. ширины и построены временные мосты на всех оврагах и двух значительных речках. Тропою пройдено 5 неприступных скал в обход опасных для вьючного движения перевалов...".
Вскоре на самом высочайшем уровне принимается решение об изменении проекта Краснополянской дороги.
19 марта 1899 года министр путей сообщения Михаил Хилков выступает в Царском Селе с докладом императору Николаю II «Об устройстве проездных дорог на Кавказском побережье Черного моря». Решено устроить на Кавказском побережье институт для девиц и царский охотничий дом с санаторием на Красной Поляне.
Под это на «уширение» шоссе на скальных участках казна отпускает дополнительно 50 тысяч рублей.
28 и 29 июня 1900 года произведен осмотр строящейся Краснополянской шоссейной дороги длиной 45,7 верст. Итоги: На всем протяжении устроены временные мосты из местного сырого леса. Топкие места для временного движения укреплены гатями и крупным щебнем из камня. Ширина полотна признана достаточной для безопасного движения.
На работы израсходовано 670.000 рублей, в том числе: на земляные работы 116.000 рублей, на скальные работы 330.000 руб., на взрывчатые материалы 171.000 руб., на временные мосты 17.000 руб., на прочие расходы 36.000 руб.
Для завершения строительства шоссе необходимо:
1) Немедленно приступить к постройке постоянных сооружений – нужно два больших моста через реки Кепша и Чвижепсе (полная стоимость всех мостов может составить около 300.000 руб.).
2) Устроить на крутых косогорных участках дороги ограждения из парапетов каменной на цементе кладке (21.600 руб.).
3) Устроить 2 больших служебных дома и 4 малых – стоимостью 2х6000 + 4х2500=22.000 руб.
4) Ввиду изобилия грунтовых вод в откосах выемок предвидеть необходимость в течение 2-х лет дренировать откосы и убирать оползни, рыть нагорные канавы, на что предвидеть расход по 150 руб. на версту в год – 13.500 руб.
5) В течение 2-х лет после окончания шоссировки рассыпать по 10 куб. саж. в год на версте нового полотна для покрытия неровностей (32.000 руб.).
Таким образом, для полного окончания дороги требуется 389.100 руб.
Только к концу 1903 года были построены два больших железных моста на каменных устоях через реки Кепша и Чвижепсе. В 1903 и 1904 годах на обрывистых скальных откосах возвели каменные на цементном растворе парапеты и подпорные стенки. В 1906 году рассыпали и укатали щебень. Этот год собственно и можно считать полным окончанием строительства Краснополянского шоссе…
В начале июля 1902 года в Сочи съехались на летний отдых несколько учительниц народных школ разных губерний. Им, как и многим приезжим, чрезвычайно хотелось побывать на «пресловутой» Красной Поляне, на Главном Кавказском Хребте; про живописность этих мест на побережье много говорится. Одновременно с тем автору настоящей заметки возможно было уделить недели две-три на экскурсию в верховья рр. Мзымты и Бзыби. Бассейны этих рек пока меньше других заселены и по природе чрезвычайно богаты.
Верховья посещаются мало и исключительно пастухами из Мингрелии и Абхазии с гуртами баранов, коз, лошадей и крупного рогатого скота. В связи с вопросом о колонизации побережья и использования кубанских нагорий, уже несколько раз поднимался вопрос о проходимости Главного Хребта каким-либо перевальным путем в район верховьев бассейна рр. Бзыби и Мзымты. Как известно, делались рекогносцировки для железнодорожного пути от Майкопа по Белой чрез верховья большого притока р. Мзымты – Ачипсе – под горой Шугус и чрез Красную Поляну на море. Делались также частные изыскания для рельсового пути со среднего течения р. Бзыби, обследовалась часть Главного Хребта, прилегающая к притоку р. Кодора-Чхалте для пробивки 9-верстного туннеля Невиномысско-Сухумской железнодорожной линии. Соединение поляны Псху в частности с береговой дорожной сетью – вопрос наиболее близкий к осуществлению и естественно стоящий в связи с вопросом перевального пути чрез Главный Хребет в том же районе. Кто-то доказывал, что с поляны Псху вели в глубокой древности три тоннеля на истоки Кубанских рек – Зеленчуков и Лабы. А priori соседство таких глубоко разработанных долин, как р. Бзыби и Лабы, могло вызвать предположение о возможности прорваться с северного Кубанского склона на побережье коротким тоннелем или даже сравнительно низким перевалом. Вот вкратце перечень, если не мотивов и данных, то несистематизированных мыслей, толкавших мое любопытство на эту экскурсию. Для большей законченности и возможности судить по аналогии – дополнено было предположение о спуске обратно не на берег моря, а на Кубань, напр. по Тебердинскому ущелью, и затем выход на Кисловодск на железную дорогу.
Первую часть поездки решено было произвести совместно с учительницами, дабы косвенно содействовать уменьшению их затрат на поездку и доставить им случай удобно и подальше пройти. Авангард экскурсии, в составе учительниц с одним их общим знакомым и юношей (учеником VI класса гимназии), Тронулся 10 июля из Сочи на Красную Поляну. До Адлера ехали дилижансом, где ночевали. Дальше двинулись на наемных подводах в Красную Поляну по шоссе и прибыли туда 11-го вечером. 14-го рано утром назначено было свидание остальной части состава экскурсии на так называемой поляне объездчика Тобиаса, на приток р. Мзымты справа – р. Пслух, около 3-4 верст выше слияния Пслуха и Мзымты. 13 июля авангард мог отдыхать на Красной Поляне. 13-го около полудня ему надлежало выступить пешком с Красной Поляны вверх по р. Мзымте чрез эстонские поселки до устья р. Пслуха, где через р. Мзымту имеется вьючный мост. Версту выше моста по ущелью р. Пслуха, бурного, вечно мутного потока, питаемого ледниками и родниками с осыпей горного цирка Псеашхо-Аишха, на левом берегу, из темных сланцев выбивается минеральный «Пслухский» источник. От источника до поляны Тобиаса тропка идет версты 3-4; из них первые 2 идут по ложу Пслуха, среди холмов наноса, промоин в ольховых зарослях, конических выносов побочных ветвей Пслуха, по карчам и валунным грядам. Наконец тропка круто избегает по обмытому Пслухом обрыву терраски – на поляну, входит в поросль орешника, ольхи, по слою тучного перегноя, подостланного выветрившимися сланцами. Постепенно отступают ольха и орешник, появляется прогалина с травой и грецким орехом на опушке; затем дикая груша, алыча, яблоки заменяют ольху, почва делает уступ – становится еще суше, слой перегноя слабее – поляна с светолюбивыми папоротниками, злаковой травой, полынью и разными колючими степняками сменяет жирную сочную растительность влажного полусвета. Среди полянки, идущей, как и все горные поляны, сильным уклоном, на пологом уступе дом объездчика Тобиаса – самое близкое к Главному Хребту постоянное жилище. Объездчик Тобиас, давший имя полянке, утонул, переплывая р. Мзымту верхом с швейной машиной в руках; теперь его место занял брат, во многом уступающий покойному по части «горных достоинств», хотя все-таки молодец, хороший и страстный охотник.
Около дома Тобиаса авангард должен был ночевать; для самостоятельности и удобств в распоряжение авангарда были предоставлены вьючные лошади, большая палатка и два проводника или как их короче, но без задней мысли называют, «раба». Согласно маршрутным условиям, авангард, достаточно утомленный, прибыл 13-го вечером на поляну, прошел выше домика Тобиаса с версту и, выбрав уютное место под отдельным деревом грецкого ореха, среди ровной, недавно скошенной и чудно зазеленевшей полянке – расположился на ночлег. Около полудня того же числа остальная часть состава экскурсии двинулась экстренно из Сочи, прибыла в 9 ½ ч. Вечера на Красную Поляну, выспалась и в 7 ½ ч. утра верхами двинулась догонять авангард. Условие было – авангарду 14-го ждать на ночлеге до 8 ч. утра. Благодаря чудному утру и общему бодрому настроению, авангард пылал нетерпением двигаться и, выждав назначенный срок, снялся, оставив палатку, «раба» и одну из путниц, которой обувь стерла ногу и лишила возможности идти в этот день.
Доехав до Пслухского источника, мы (догонявшие) увидали по часам, что нас могут ждать и недоумевать; поэтому один из догонявших погнал лошадь, понесся марш-маршем по карчам и валунам. Как это всегда бывает при торопливости, лошадь увязила в сплетение карчей ногу и на хорошем ходу перекувыркнулась, придавив собой бедро седока, вынувшего к счастью вовремя ноги из стремян. Было очевидно больно и досадно. Лошадь встала и перепугано понеслась обратно возвестить о несчастии. Конечно, она была поймана, подбитый экскурсант не без боли и труда усажен на нее вновь и погоня продолжалась – с меньшим увлечением и быстротой. Вместо 8 ч. мы были на месте только в 10 ч., узнали об уходе авангарда и порадовались его благоразумию.
В 11 ч. 40 м. произошло соединение партий, отчасти благодаря сильному ливню, упавшему на авангард и заставившему его развести на опушке пихтового леса огонь, греться и пить чай. Привал был на очень живописном уступе, покрытом редким хвойным лесом (Abies Nordmanniana, Picca orientalis). В ложбине журчал студеный ручей, на ветвях пихты разложены были туалеты путешественников. На юг и запад начинала открываться чудная панорама Аибгинского хребта.
Однако часы летели, авангард должен был сегодня 14-го ночевать на старом месте, а до перевала было еще далеко. Место привала и встречи было только еще на границе леса в ущелье, т.е. не выше 6 тысяч фут, а на перевале значится около 8 тысяч. Поэтому решено было «бежать» наверх. Сейчас же тропке полезла по каменистой осыпи, вроде старой морены (Но не ледниковой, а снежной, потому что камни угловатые, не окатанные). Породы пока все осадочные, хотя валуны в ручьях уже древне-кристаллические. Пихта и ель сменились ползучими порослями бука, того самого, который величественными гигантами украшает низины побережья. Между прочим почему-то есть мнение (Медведев), что бук не растет в низинах – самые гигантские буки населяют правый и левый берег Пицундского мыса, представляющего дельту Бзыби.
Здесь на 6-ой тысяче фут. бук еще силится расти в защитных местах прямо, но в большинстве случаев и особенно на седьмой тысяче он дает ствол совершенно лежащий по склону в начале, потом на 2-ой и 3-ей сажени делает колено в 90° и более, чтобы поставить ствол вертикально (не перпендикулярно к склону). Также стелется рододендрон белый, азалия, береза, калина, рябина, жимолость, лавровишни, черешня, даже клен, а в горизонтах пятой и четвертой тысячи фут рододендрон лиловый (pontica). Причина тому – пригнетающее действие снегового покрова.
На довольно крутых склонах,кроме того необходимо считаться еще с известной пластичностью снега, заставляющей его «стекать» по склону и еще более придавливать молодые стволы и побеги. Пройдя около версты по таким ползучим кустарникам (среди них всегда теплее), мы вышли на просторную полянку, где травяная растительность начинала заметно торжествовать над древесной. Еще звено крутого подъема, перевальчик чрез острый гребешок отрога – и мы в ложбине левой ветви Пслуха – потока Аишхо. Гребни водораздельных хребтиков этой ложбины одеты кустами и отдельными, суховершинными пихтами, склоны ложбины от дна и на 2/3 голы, крупность травы и зрелость ее убывает ко дну. Поток небольшой, но тропка из-за прошедшего только что ливня – скользка. Над водой потока идет тяга холодного тяжелого воздуха слоем более сажени, выше по ложбине лежит недотаявший снег – с него и тянет холодом, стынет земля и медлит развитием травяной ковер. Кустарники и деревья не могут расти из-за холода и постоянного течения снега, который зимой на 3-4 сажени заваливает ложбину и стекает со склонов к ней, а по ней стремится дальне вниз. Везде на дерне заметны грядкообразные уступы, срезы – от снежных подвижек.
Перешли ручей и лезем по правому берегу вверх старой тропкой, раскопанной при недавних изысканиях шоссе чрез седловину Аишхо. Слева прощаются с нами последние кустики березы, рябины и азалии, трава делается приземистой, стебли короткие, мохнатые, торчат корневища, - цветы поникли из-за ливня, чтобы не замокли тычинки, не остыли рыльца.
Тропа взбирается на каменистый уступ гребня. Привал около нескольких роскошных клумб рододендрона (Rh. сaucassica) в полном цвету. Учительницы посылают кавалеров за букетами, но слышится совет не тащить в гору больших запасов цветов, ибо цветы не уйдут, так как обратно идти тут же и можно взять, сколько будет угодно. Вид с этого уступа чудесный, особенно утром и вечером, когда рельефы хребтов. Наполняющих горизонт бассейна р. Мзымты, отчетливо оттенены косым освещением. Рододендроны ограничили собой последний порыв кустарников к гребню хребта. Дальше идут травы, сначала от кустов – сочные (губоцветы, васильки, мотыльковые, орхидеи, гвоздики, колокольчики с огромными стеблями и глубоко синими огромными цветами, дельфиниумы разных цветов, зверобои, коровяки). Дальше рост стеблей убывает, слой почвы делается тоньше. Больше хрящеватых осыпей – появляется опять приземистая флора, холодный ручей крутым ложем догоняет пологую тропку и делается все холоднее. Круто, местами компания разбивается на более уставших и бодрых – мокрые ноги, плохая тропка, грязь и холод забываются и мы после 3-х часового подъема – на перевальной седловине Аишхо, на границе Кубанской воды и воды Мзымты. Седловина украшена болотцем с пластом нестаявшего снега, из болотца бежит ручей Аишхо. Мои спутники приглашены подняться немного налево, чтобы ориентироваться в видах. Для воодушевления находим вокруг болотца – в полном цвету крупные анютины глазки синие и желтые – это цветок 8-ой тысячи фут, чисто альпийский и мало-кратковременно цветущий. Цветы очень эффектны, часто лучше садовых. Кроме анютиных глазок на привале цвели первоцветы, генцианы (acoubis), колокольчики тоже приземистые, без стебля, красные орхидеи. Тёмно-коричневые бутоны горного тюльпана готовы были распуститься, но скромно и разумно держали полураскрытые бутоны вниз отверстием, чтобы не простудиться. Высота перевальной поляны 7000 – 8200 фут. Температура – около 11-13° С, смотря по месту. Немного налево – мы на гребне Главного Хребта, пред нашими глазами две пропасти – Пслуха и Мзымты, Аибгинский дикий гребень с украшенной глетчерами горой Агепста (Ацитаку), пред нами справа уг.рк. Псеашхо и вдали седловина с перевалом того же имени, еще дальше главное фирновое поле Шугуса. Правее Шугуса и Псеашхо пропасть Лабенка, обставленная остроконечными, обрывистыми гребнями. Седловина, по-видимому, мягко спускается к Лабенку (Кубани) и также мягко взбегает на водораздельные гребни Главного Хребта. Кажется, что к Мзымте – обрыв и непонятно, откуда мы сюда попали.
Пока мы любуемся – 4 часа дня, налетает туча, гром, дождь; учительницы обращаются по моему совету в бегство, идут под гору быстр, но не забывают цветов рододендрона. Не в 3 часа, в вдвое скорее путешественницы, под страшным ливнем добрались до палатки; там было сыро, холодно и неприветливо: они решили пробежать до домика Тобиаса, устроили там огонь, просушились. Забыв за ночь все неприятное, с большими букетами и в добром здоровье и восторге вернулись на Красную Поляну и на берег, принеся с собою молву о прелестях горных путешествий и завидные лавры «восхождений на Главный Хребет».
Дальний состав экскурсии окончательно обрисовался только на завтра 15-го. Остаток 14-го после 4-х часов и бегства туристок, от души пожелавших нам всего лучшего, протек довольно пасмурно. Дождь, какой-то полужидкий, как будто со льдом, лил на нас неукоснительно до вечера. Подбитое бедро вспухло очень серьезно и обладатель его на скользком сланцеватом обрыве неоднократно пожалел об утреннем случае.
Так или иначе Аишхинская седловина сбежала альпийским лугом, сначала сухим с низенькими цветами, потом мокрым с мшанниками и торфяниками (ужасно скользкими) к крутому уступу, образованному гранями свиты круто пластованных сланцев (кристаллических). Уступы обрываются в пологую долину слияния 3 ветвей истоков Малой Лабы (Лабенка). Главный исток, начинающийся полукруглым блюдцеобразным плато на восток от проходимой нами седловины, падает круто к расщелину, развитую вдоль простирания той же сланцеватой свиты с Е на О, бежит до слияния со второй и третьей ветвью с нашей седловины. Набравшись воды и силы, Лабенок начинает водопадами прорывать сланцевые и диоритовые гряды, спеша вниз навстречу своим товарищам и Большой Лабе.
Теплый, темноцветный сланцевый обрыв, выветривающиеся пласты которого дают хорошую почву – даёт приют кустарникам рододендрона, березки, рябинки, цветам. Темные выступы скал нагреваются и запасают тепло, как печи на холодные ночи и туманные дни, заботясь о прозябании населяющих их кустов. Несколько ручьев живописными водопадами прорезают темный фас обрыва.
Спустившись на дно – к слиянию всех частей Лабенка, мы уже достаточно промокли, озябли и устали, чтобы без особых церемоний расположиться ночевать в бараньем загоне, оставленном уже пастухами. Здесь, при общем безлесье – на дне ущелья были так или иначе трудами пастухов собраны сучья, сделаны загородки для молодых ягнят и телят, все это высохло и могло хорошо гореть под дождем. Нашли мы и остатки пастушеского балагана, починили крышу из драни, разметанную ветром, нарубили и натаскали рододендрона и корявого березняка – устроили себе чудные постели из мокрых и холодных ветвей и отчасти согрелись при работе. Запылал Прометеев дар – он ведь недаром происходит с Кавказских вершин, заварили чай, прибавили к нему рому или белого вина, хлеба с сыром и пирожков и рассеялись все мрачные оттенки утомления и вечера. Ночью было холодно 4-5° С, благодаря тяге из заваленных снегом лощинок северного склона. Все эти тяги сливались аналогично воде около нашего ночлега и дружно дули вниз по Лабенку, теряясь в пихтовых лесах и путанице предгорий около Кубани. Выше нас по той же долине Лабенка стоял табор пастухов, их стадо разного скота попалось нам при спуске с перевала к ночлегу. Вслед за нами спустился с перевальной поляны и скот, собрался около табора, кругом залегли собаки. Хозяин стада мингрелец – знакомый и земляк одного из моих постоянных проводников – согласился прислать нам молока и из запасливости я велел накупить в дорогу пастушеского сыру из коровьего молока (не снятого).
На утро пришлось подняться немного попозже из-за распухшей ноги: мы вышли около 9 ч. Утра, вскарабкались на уступ сланцев с рододендронами, довольно бодро прошли поляну с торфяниками, бросили прощальный взгляд на дикие зубчатые вершины, теснящиеся в истоках Лабенка, миновали перевальное болотце и быстро начали спускаться по ручью Аишха до лесной полосы. Приблизительно там же, где вчера мы догнали авангард – встретились нам «рабы» с палаткой и лошадью; от них мы и узнали о благополучном спуске и ночлеге учительниц. Теперь отряд был в сборе. Два гимназиста и автор, три мингрельца и турок Осман с тремя вьючными лошадьми, тащившими наш багаж – вот и все.
От места встречи нашей с палаткой, тропа с перевала Аишхо делится на 2: одна идёт вниз к домику Тобиаса – по ней мы пришли вчера, а другая уходит влево и целою сетью тропок со многими тупиками охватывает все нагорные пастбища по верхней Мзымте. Главная линия, существующая со времен независимости Кавказа, ведет по границе лесной полосы, то спускаясь поглубже в ущелье, в обход утесов и опасных расщелин и осыпей, то поднимаясь выше леса. От места раздела тропок, нам пришлось лезть на гребень, отделяющий Пслух от Мзымты – высокий и длинный, сплошь покрытый хвойным лесом до места отделения от склона Главного Хребта. Здесь благодаря легкому доступу солнечных лучей и теплых морских ветров, крупный лес идет на 1000 фут выше, чем в только что оставленной нами лощине Аишхо. Крутые склоны быстро освобождаются от снега и теплая вода не охлаждает почвы, как в лощинах.
Сейчас за гребнем тропа вступает на склон Главного Хребта, причем от тропы влево высится массив в 1500 фут высоты. Лес прекратился, начались пестреющие цветами альпийские поляны, прорезанные бурными ручьями с снеговой водой. Перерезав пару таких ручьев, мы круто спускаемся опять к пихтовому горизонту, пересекаем еще поток, проходим на подъальпийскую поляну с травой выше роста человеческого, массой папоротников, краснолистными кленами по опушкам и прогалинками между сплошными пихтами. В этом верхнем горизонте пихта не очень крупна – в среднем диаметр ствола у роста человека около аршина-полутора; она делается крупнее в области пятой и шестой тысячи фут.
Здесь же на одной опушке отмечено довольно редкое явление, нахождение дуба – единично и черешни. При этом на черешне были сразу цветы и ягоды, почти зрелые, что доказывает, с одной стороны, поспешность процессов растительных на такой высоте, а с другой – объясняется по-видимому усиленной работой солнечных лучей, в большем количестве поглощаемых растениями сквозь редкий воздух. Вероятно, более точные работы исследования выяснят в интенсивности растительной жизни высокогорных областей любопытные соотношения между быстрой передачей лучистой теплоты в горах и сравнительно более равномерным ходом теплового обмена в низких горизонтах для одних и тех же по классификации растений.
Движение отряда шло довольно медленно, вследствие довольно неудобной дороги. Тропа еще несколько раз разделялась – мы взяли курс на так называемую Царскую (по местному иногда Энгельмановскую) поляну, расположенную по правому берегу р. Мзымты у начала разделения реки на три главные ветви верховьев. Эта поляна покрыта тучной землей, смываемой с выветривающихся склонов Главного Хребта – она соединяется безлесными перемычками с поясом высокогорных пастбищ. Флора на ней – из жирностебельных крупных трав. Попадаются рощи ольхи, алычи, черешни, мушмалы, груш и яблонь, клена, бука. В нижнем конец поляны, на наносе Мзымты, в буковом лесу бьет сильный углекислый источник «Царский». По анализам проб, неоднократно взятых – вода источника слабо минерализована, но содержит массу углекислоты (больше чем Нарзан) и поэтому может служить прекрасной столовой питьевой водой. Обычно источник сильно бурлит и клокочет газом, t- воды 9°С. Кругом на несколько сот шагов заметно присутствие углекислоты, попадаются задохшиеся насекомые в сухих ямках. Выход родника и болотца около реки тоже пузырится от выделяющейся по временам углекислоты. Сточное русло минерального источника покрыто, как и края самого источника, желто-красным налетом окиси железа.
Отряд наш спустился на Царскую поляну по небольшому ручейку, в истоках которого есть другой, углекисло-щелочный минеральный источник (см. книги инж. Сергеева, проф. Залесского и др.).
Так как Царская поляна сравнительно невысока – в среднем около 4700 над у.м., пользуется мягким климатом, имеет тучную почву и большую площадь пастбищ – то она и является опорным пунктом пастушеского дела. В последнее время на ей появилось несколько более или менее постоянных пастушеских балаганов, сохраняющихся до следующего сезона. В таком-то балагане, принадлежащем съемщику пастбищ, некоему Теймуразу, и приютилась наша экскурсия, довольно обильно смоченная дождем. Ночлег наш прошел благополучно и тепло, хотя мои юные спутники претендовали на жесткость досок и чурбанов, из которых составлено было ложе.
16-го было пасмурное утро. Около 7 ч. утра мы тронулись в путь тропой, идущей по правому берегу Мзымты до слияния двух ее ветвей. Путь шел концом Царской поляны, мягким речным уклоном, то рощами и перелесками, то полями. Вскоре тропа пошла заметно вверх, вступила в густой пихтовый лес и почва под ногами превратилась в гряды речных валунов. Тропа лезла все круче, послышался глухой шум – мы подошли к последнему крупному притоку Мзымты справа, бешено ревущему и очень крутому. Ширина русел (их всегда несколько и всегда на разных местах) в 2-3 сажени, вода сплошь вспенена и при небольшой прибыли и мутности воды – поток непроходим. Пастухи на наиболее серьезном русле выбирают суженное место и держат летом мостик из 3-4 бревен, прилаженных на прочных выступах высоких краев русла. Обыкновенно такие 3-4 бревна покрыты жердями и плетенкой из ивняка (чтобы овцы, идущие всегда толпой, не провалились в воду). Уклон потока не менее (неразборчивые цифры – К.В.Н.) ширина ложа, забросанного валунами и постоянно захватываемого капризами течения – около 60-70 саж. Конечно, только благодаря страшной быстроте, поток этот устойчиво веками мчится по такому бугру, на который нам пришлось лезть (обыкновенно к речному ложу приходится спускаться). Бугор этот, по-видимому, растет в вышину и с ним поднимается ложе потока.
За потоком тропа повела нас круто зигзагами вверх. По тропе избрал себе путь вниз родниковый ручей и, благодаря частым в этой области дождям, грязь была неприятных размеров. Еще полчаса и мы выбрались из последнего хвойного леса по течению верхней Мзымты и вступили в горные поляны, пояс которых оставили накануне утром. Мы шли в седьмой тысяче, т.е. несколько ниже, чем вчера, и отсутствие хвойного леса указывало на сравнительную суровость климата. Каждое более или менее возвышенное, лучше обогретое местечко, холмик посреди общей покатости – был занят группой деревьев. На ровных местах все было покрыто высокой травой с массой колючих, - очевидно, они при усиленном выпасе и вытаптывании этих полян скотом – успешно боролись с другими съедобными травами и грозят своим полным преобладанием. Здесь же на рубеже хвойного леса выделяются и гордо позируют высокогорные клены (Trantvetteri?), огромные развесистые деревья, до 1 ½ аршин диаметром с мощной кроной и жилистым свилеватым стволом в стиле степных коренастых дубов, о которых поется русская песня. Мзымта делится на 2 ветви – правая (по ее течению) берет начало в излучине Гл. Хребта и, выходя из скалистого коридора истоков, на 6-й версте образует живописное озеро Кардывач; левая течет из мшистых болот на террасах отрога Хекудара, около того же Кардывача,примыкающего к Гл. Хребту и уходящего к морю сетью хребтов между р. Бзыбью и Мзымтой.
Пастушеские тропы у этого слияния делятся – одна идет к Кардывачу, другая на Хекудара или как чаще называют по имени небольшого озерца на гребне Хекудара – Мзи. Иначе еще тропа на Мзи зовется Сухумской. Так как сухумские гурты, до введения чумной карантинной цепи между Черноморской губ., и Кутаисской, часто шли этой тропой в привольные и теплые пастбища Мзымты, по пастушескому масштабу – самые теплые и удобные для очередного выпаса (т.е. постепенного перегона стад, с возвратом осенью на весеннюю стоянку, так сказать, в 2 укоса). Мы пошли на Мзи, стремясь к Сухумскому району. Перешли Мзымту по брошенному чрез нее пихтовому бревну с натесками – против скользкости. Знакомые пастухи, стоявшие около переправы табором, принесли нам свежего кислого молока, которое замедлило наш путь и послужило к одобрению, так как раннее вставание и пасмурное утро не располагали аппетитно к чаю, а теперь после работы ногами кровообращение стало оживленнее и хотелось пить и есть. Стрелка слияния Мзымты-Кардывач и Мзымты-Азмыч – одета опять-таки пихтовым покровом, хотя невысоко. Чрез полчаса уже мы шлепали по мшистым болотам с торфяниками и мхом, увязая на ½ аршина, а при невнимательности и больше в жирную коричневую почву. Типические представители болотных опушек Новгородской губернии пожаловали сюда – приземистые на сухих буграх березки, рябина, осина и на самых мочежинах седой кустарник ивовой породы. Осоки и шиловидные болотные травы, лютики, курослеп цвели на более открытых местах. По пути справа миновали мы постройку карантинных сторожей, с мая до октября обязанных жить здесь и проверить численность, здоровье и принадлежность всех стад, пригоняемых на летние пастбища этого района. Постройка сделана недавно в 1899 году до проложения Краснополянской дороги – и гвозди, стекла и проч. приборы для постройки возили верхом и вьюком из Сочи. В таких условиях будут и постройки хижин Горного Клуба, - это не то, что в Европейских Альпах, где немыслима пустынность на протяжении 150 верст.
В 2-х верстах за карантинным постом лежит гребень хребта Хекудара. К перевалу тропу подводит маленький, крутой ручеек, на наш случай заваленный снегом. Крайне существенные для нас и лошадей неровности почвы, выступы – все было однообразно закрыто крутым и твердым как лед (в роде фирна) слоем снега.
Один уступ в 5-6 саженей высотой оказался почти неприступным. Одна из лошадей, несмотря на искусство проводника, крепко управлявшего уздой и намечавшего лошади дорогу – упала с палаткой, чайниками, чашками, прочей посудой и покатилась вниз по снеговому пласту, конечно, недалеко. Другие лошади прошли лучше. Упавшую повели вновь, но она растерялась и вновь скатилась, и так до 3-х раз. Наконец, и она вылезла, а палатку пришлось втащить на руках. Пешеходы тоже разбрелись искать хороших подъемов и не без труда избежали участи лошади, забравшись на соблазнительный, но очень скользкий каменистый склон. Однако, при помощи рук и некоторой сосредоточенности, все было преодолено.
Перевал-гребень покрыт травой и кустарниками в полном уборе листьев, трава почти не тронулась в рост. Высота 7000.
С перевала мы должны были увидать картину двух бассейнов –Мзымты и Бзыби. Туман и облака закрывали нам вид на Бзыбь, а ближние виды Мзымты меркли при сравнении с видом на высокий узел нашего же отрога Хекудара-Ацитаку. Это темный сланцевый выступ около 10 ½ тысяч фут, одетый тремя огромными (по количеству льда) глетчерами. Блестящие фирновые гарнитуры вокруг голубого льда глетчеров на темном фоне сланцевого тела, резкие выступы отдельных скал того же массива – дают такое разностороннее впечатление, что мягкая темно-зеленая пихтовая даль бассейна Мзымты, уходящая куда-то в туман – смотрится только для отдыха. Вероятно, она требует выгодного освещения и ясного неба. Оговорюсь, что наверно она очень красива вечером и рано утром, когда можно наблюдать все переливы резкости очертаний хребтов и окрасок – от ближайшей опушки и до туманной дали.
Предстоявший нам путь спускался оврагом, с крутыми сланцевыми вечно осыпающимися и ползучими боками, к пологой поляне слияния нескольких речек, дающих поток Одахара. С некоторыми неудобствами на скользком переходе с левого берега оврага на правый, по двум голым сланцевым промоинам, мы добрались до букового леска и пихтовой рощи, покрывавший правый контрфорс оврага. Сбежали на просторную поляну Одахары, сделали привал для лошадей и чай с сыром – на 30 минут. Место привала под группой крупных пихт, на опушке поляны с видом на ущелье Одахара в пределах от 8 ½ до 5 ½ тысяч фут, было довольно симпатично. Однако, некогда – вьючим лошадей и идем правой стороной Одахара, ольхой, буковым лесом, посещаем минеральный источник – еще не анализированный, по-видимому, углекислощелочный с достаточной газировкой и железным налетом. От родника перебрели быстро возмужавшую Одахару – она уже сделалась рекой саженей 20 ширины, хотя мы идем по ней только 2-3 часа. По берегам ее тянутся полянки, лес как бы не решается плотно подойти к ней по тем же физиологическим причинам – холодности почвы и воздуха. С версту ниже Одахара берет ряд порогов, играет камнями в 1 ½ - 2 куб. сажени и здесь-то лес ее прикрывает. Тропа ведет нас немного вверх, чрез несколько препятствий огромных пихтовых кряжей –в дремучий, тёмный пихтовый бор, с папоротниками и повсюду лежащими трупами пихты. Говорят (Медведев), что пихта дает мало ветровалу, что едва-ли повсюду верно. Пихта бассейнов от Шахе до Кодора имеет совершенно плоскую корневую крону, на какие-нибудь 1 ½ аршина в землю, крона небольшая и, конечно, при хорошем порыве ветра, давление на 20-саженный ствол при узкой даже кроне ветвей – непосильно для корней. Все горные тропки типично завалены и наичаще пихтой; это тем заметнее, что бывает досадно, когда и без того трудная дорожка требует невозможно крутого варианта, да еще со спуском на подъеме.
Мы подошли к другой реке – Лашипсе, немного ниже сливающейся с Одахарой и дальше, пройдя чрез большое озеро Рица, впадающей в Бзыбь. Конечно, пихта окончилась, не доходя реки сильной и очень холодной, ольха и бук с папоротниками провожали нас до уреза воды. Высота 5500. Переправа была сделана и здесь пастухами. Лашипсе часто непроходима для овец в броды, и мы – туристы должны радоваться этому несовершенству овец. За рекой обычная папоротниковая поляна, кучка кленов и выше пихта; мы должны подниматься на отрог Главного Хребта – Ачха, делящий воду между р. Лашипсе и р. Аура. Подъем здесь упорный, но довольно хорошо набитый; местами грязно, но не очень круто, и мы в ¾ часа пробираемся к верхней границе пихты – вступаем в мшанники, кустарники, рододендровую поросль с островками корявого бука. Небольшой уступ, и мы на гребне отрога Ачха, высотой 7000 – на развилке тропы: одна идет вправо к пастбищам вокруг вершины Ачха-Ригдза и др. и потом спускается к слиянию р