– Звони, – сказал первый.
Второй снял трубку, и даже несмотря на пьяный туман Харди отметил, что он набрал одиннадцать цифр.
– Что? Междугородка? Надеюсь, разговор оплатят?
– Мне это начинает нравиться, – заявил второй парень и сказал в трубку: – Мы взяли его. Нет, все оказалось легко. Конечно. – Он посмотрел на Харди и ухмыльнулся: – Тебя.
Харди с неохотой взял трубку, прикинувшись, что ничего не понимает.
– Алло?
С другого конца провода донесся сухой, как мел, шелестящий, как опавшие листья, ломкий равнодушный голос.
– Надеюсь, мои ребята не причинили тебе неудобств?
– Кто это?
– Хватит. – Собеседник Харди говорил тихо, и не все слова были понятны. – Не стоит играть в игры.
– Я сказал…
– Ладно. Меня это начинает забавлять. Пожалуй, я подыграю тебе.
Харди рассвирепел, когда понял, кто это.
– Не думал, что когда‑нибудь услышу твой голос, кровопийца.
– Обзываешься? – огрызнулся Элиот. – Где твои манеры?
– Я потерял их вместе с работой, сволочь.
– У тебя сегодня были гости. – Элиот рассмеялся.
– Гости? Только твои двойняшки. Кому, черт возьми, я нужен?
– Двоим очень капризным детишкам.
– Сын и дочь даже не разговаривают со мной.
– Не притворяйся. Я говорю о Крисе и Соле.
– Можешь говорить о ком хочешь. Я их не видел. Но если бы и видел, никогда бы не сказал об этом тебе.
– Все дуешься?
– Нет. Слишком много чести. Что стряслось?
– Отлично. Когда отвечаешь вопросом на вопрос, можно избежать ошибок.
– У меня разболелась голова. Я кладу трубку.
– Нет, подожди. Не знаю, что они тебе сказали, но у них неприятности.
– Они ничего мне не сказали. Их здесь не было. Господи, я стараюсь наслаждаться отдыхом. Забирай своих трутней и не суйся в мою жизнь.
– Ты ничего не понимаешь. Крис нарушил правило, а Сол помог ему бежать.
– И, конечно, первым делом они направились ко мне? А для чего? От меня сейчас мало толку против русских? Чепуха! – Харди неожиданно виновато моргнул.
– Возможно, ты и прав. Не передашь ли трубку одному из моих парней? Харди сильно замутило, и он молча передал трубку.
– Что такое? Да, сэр. Понимаю. – Он вернул трубку Харди.
– Ты допустил ошибку, – сказал Элиот.
– Знаю без тебя.
– Должен признать, что до последней минуты ты держался отлично. Особенно если принять во внимание, что ты не в форме.
– Инстинкт.
– Привычка более надежна. Верно, русские. Почему ты сказал про них? Я надеялся, ты окажешься умнее.
– Извини, что разочаровал.
– Ты упомянул русских, потому что знал, что они потребовали наказания за нарушение правила. Выходит, я был прав, когда уволил тебя, и дело тут не в личной неприязни. На допросе никогда нельзя добровольно давать информацию, какой бы незначительной она ни казалась.
– Господи, я сыт по горло твоими нотациями. Откуда ты знаешь, что они приходили ко мне?
– Я и не знал. Я подумал о тебе сегодня утром после того, как проверил все их контакты. Ты был моей последней надеждой.
Наверное, это последнее оскорбление и заставило Харди принять решение.
Человек Элиота поставил на кофейный столик портфель и достал шприц и ампулу.
– Удивительно, что они еще не применили свою химию, – казал Харди.
– Я хотел сначала поболтать, вспомнить старые времена.
– То есть поздороваться?
– Ладно, хватит. У меня нет времени для пустой болтовни. Можешь положить трубку.
– Нет уж, подожди. Я хочу, чтобы ты кое‑что знал. – Харди повернулся к номеру один. – Там в бутылке остался глоток “Джима Бима”. Не принесешь?
Лицо парня выражало сомнение.
– О Господи, я умираю от жажды.
– Пьянь. – Губы агента презрительно скривились. Он открыл бар и достал бутылку.
Харди с любовью смотрел на бурбон. Словно лаская любимую женщину, он нежно открутил пробку и глотнул виски, наслаждаясь сладостным ощущением. Ему не хватало только этого.
– Ты слушаешь? – спросил он Элиота.
– В чем дело?
– Не клади трубку.
Мне семьдесят два, подумал Харди. Моя печень – просто чудо, она должна была давным‑давно убить меня. Я ископаемое дерьмо. Через тридцать минут после укола расскажу все, что хотел знать Элиот. Сола и Криса убьют, и Элиот одержит очередную победу.
Этот сукин сын опять выиграет.
Нет, хватит.
Пьянь? Сол ушел один, потому что не мог положиться на меня. Элиот прислал двух балбесов, потому что презирает меня.
– Я хочу сделать признание, – заявил Харди.
– Это не спасет тебя от укола.
– Мне все равно. Ты прав, Сол приезжал ко мне. Он задавал вопросы, а я отвечал на них. Я знаю, где он. Хочу, чтобы ты это понял.
– Зачем так прямо? Ты же знаешь, я не пойду ни на какую сделку.
– Ты убьешь меня?
– Постараюсь, чтобы твоя смерть была безболезненной и приятной. Мы подсыпем яда в виски. Надеюсь, ты не станешь возражать?
– Не клади трубку.
Харди положил трубку на столик и посмотрел поверх голов парней Элиота в окно. Он весил двести двадцать фунтов. В юности Харди играл в полузащите в футбольной команде Йеля. Он вскочил с воплем с дивана и бросился к окну. На какую‑то долю секунды испугался, что ему помешают шторы, но шторы в этой чертовой коробке из‑под печенья оказались такими же дешевыми и ветхими, как и все остальное.
Харди разбил головой стекло, но туловище застряло в раме. Живот зацепился за осколки стекла. Он застонал, но не от боли. Люди Элиота схватили его за ноги и постарались втащить обратно в комнату. Харди отбивался изо всех сил. Послышался треск рвущихся штор, острые осколки все глубже впивались в живот. Отчаянно рванувшись вперед, окровавленный Харди освободил ноги и начал вываливаться из окна, потащив за собой несколько осколков сверкающего на солнце стекла. На какую‑то долю секунды он почувствовал себя как бы подвешенным в пустоте, потом сила тяжести потянула его вниз.
Предметы падают с одинаковой скоростью при условии, что обладают одинаковой массой. Харди обладал очень большой массой. Он летел головой вниз быстрее осколков стекла и молил Бога об одном – чтобы внизу никого не оказалось. Пятнадцать этажей. От ощущения невесомости в кишках забурлило. Перед самым ударом о тротуар он отключился, но свидетель, видевший падение, позже утверждал, что при ударе из тела Харди с шумом вышел воздух, словно Харди рассмеялся.
Поместье было огромным. Сол притаился в темноте на лесистом обрыве, глядя на огни трехэтажного дома в типично английском стиле. Он был прямоугольным, длинным и узким и потому казался еще выше. К центральной части были пристроены крылья поменьше. Чистые прямые линии особняка нарушали мансардные окна, выглядывавшие с пологой крыши среди беспорядочного скопления дымовых труб, четко выделявшихся на фоне восходящей луны.
Сол направил прибор ночного видения на стену, окружавшую поместье. Вначале принцип работы прибора ночного видения основывался на освещении темноты инфракрасными лучами. Этот луч, незаметный для невооруженного глаза, можно было легко различить через специальные линзы. Прибор работал хорошо, хотя предметы в нем принимали красноватый оттенок. Но у него был и большой недостаток. Противник с помощью такого же прибора мог увидеть ваш луч. Таким образом, вы сами обнаруживали себя.
Требовалось какое‑то изменение. В конце шестидесятых, в самый разгар войны во Вьетнаме, наконец был изобретен принципиально новый прибор ночного видения, получивший название “Звездный свет”. Он освещал темноту, усиливая любой даже самый маленький источник света, например, звезд. Так как он не испускал никакого луча, его нельзя было заметить. В семидесятые годы усовершенствованные приборы ночного видения появились в коммерческой продаже, в основном в магазинах спортивных товаров. Поэтому достать его оказалось нетрудно.
Сол не стал смотреть на дом, потому что многократно усиленный свет в окнах будет резать глаза. Стена же, футов двадцати в высоту, находилась в темноте и была ясно видна. Он сфокусировал прибор на видавших виды камнях, между которыми белела старинная известка.
Что‑то в стене беспокоило Сола. Ему казалось, будто он стоит на коленях перед ней и изучает ее. Он напряг память и наконец вспомнил. Поместье в Вирджинии, Эндрю Сейдж и Фонд “Парадигма”… Начало кошмара. Сол поправил себя, потому что стена поместья Лэндиша напомнила ему еще одно место – сиротский приют, – откуда брал истоки этот кошмар. С жуткой ясностью он увидел Криса и себя, тайком перелезающих через стену. Особенно хорошо помнилась та ночь…
Сверчки неожиданно умолкли, и в лесу воцарилась абсолютная тишина. По коже забегали мурашки. Сол опустился на землю и вытащил нож. Его черная одежда слилась с темнотой. Сдерживая дыхание, он опустил голову и прислушался.
В лесу закричала какая‑то птица, замолкла, потом опять вскрикнула. Сол встал на колени, прижался к дубу, сжал губы и издал звук, имитирующий крик птицы.
Прямо перед ним из темноты возник Крис. Потом словно ветер зашуршал в кустах, и перед ним появилась Эрика. Она посмотрела вниз, потом опустилась на колени рядом с Солом и Крисом.
– Система безопасности довольно примитивная, – тихо сообщил Крис.
– Согласна, – кивнула Эрика. Они с Крисом разделились и обошли поместье по периметру. – Стена не очень высокая. Где‑то должны стоять телекамеры. Никакой проволоки под током нет.
– У тебя такой тон, будто ты разочарована, – сказал Сол.
– Не скрою, это меня беспокоит, – согласилась она. – Англия в кризисе. Простые люди недолюбливают богатых. Я бы на месте Лэндиша установила систему безопасности получше. Занимая такой пост в МИ‑б, он должен знать, как защитить свое поместье.
– Если только он не хочет создать видимость, что здесь нечего защищать, – заметил Крис.
– Или хитрит, – добавила Эрика.
– Вы считаете, что система безопасности не такая уж примитивная, как кажется?
– Не знаю, что и думать. А ты что скажешь? – Она повернулась к Солу.
– Я изучил территорию. Охранников нет. Наверное, они в доме. Мы были правы.
– Собаки?
– Я увидел трех, – кивнул Сол. – Они свободно бегают по территории.
– Порода?
– Доберманы.
– Морские пехотинцы чувствовали бы себя как дома, – сказал Крис. – Слава Богу, что не овчарки и не пудели.
– Ты хочешь забыть об этом?
– Нет, черт побери! – ответила Эрика. Мужчины улыбнулись.
– Тогда давайте проникнем внутрь. Нас беспокоил вопрос времени. Ночь для этой цели лучше всего, но ночью труднее ориентироваться. Он, похоже, решил эту проблему за нас. Посмотрите, – Сол показал на заднюю часть дома. – Видите теплицу?
– Это в ней горит свет?
В темноте светилось длинное стеклянное здание.
– Как и Элиот, Лэндиш обожает розы. Разве доверит он ухаживать за розами слугам или охранникам? Не думаю, что он впустит кого‑нибудь в свое святилище. Доступ туда разрешен только верховному жрецу.
– Может, он показывает свои розы гостям? – предположил Крис.
– А может, и нет. Что гадать? Нужно проверить. И вновь Крис и Сол улыбнулись друг другу.
Они осторожно спустились с обрыва к задней части поместья. Луну то и дело закрывали облака. Появился туман, ночь была сырой и прохладной. Крис слегка пригнулся и подставил Эрике колено, чтобы та могла взобраться ему на плечи, схватиться за верх стены и подтянуться. Следующим на плечи Криса взобрался Сол. Схватившись за верх стены, он не стал подтягиваться, а повис, позволив Крису взобраться по его телу, как по лестнице. Потом Эрика и Крис помогли Солу подняться наверх.
Лежа на верху стены, они изучали поместье. Окна дома были ярко освещены, внизу темнели тени.
Крис поднес к губам крошечный свисток и свистнул, но тишину ночи не нарушил ни единый звук. Человеческое ухо, в отличие от собачьего, не улавливает ультразвука. Но что, если здешних собак тренировали не обращать на него внимания?
Их не тренировали. Крупные доберманы мчались настолько бесшумно, что Сол никогда бы не услышал их шагов, если бы не ждал их. Казалось, они несутся, не касаясь лапами травы. Темные тени внезапно материализовались у подножия стены. Но даже тогда Сол не был уверен, что видит их. Только когда внизу блеснули белые клыки, он понял, что доберманы прибежали. Собаки не рычали и не лаяли.
Они не могли рычать, потому что их голосовые связки были перерезаны. Лающая собака не может быть хорошим сторожем. Рычание предупреждает нарушителя и дает ему возможность подготовиться к нападению. Эти доберманы были тренированы не для того, чтобы предупредить воров, а чтобы убивать их.
Эрика достала из рюкзака баллончик размером с кулак, открутила крышку и бросила вниз.
Баллончик зашипел, и доберманы бросились на него. Неожиданно они попятились назад и попадали на землю. Сол, затаив дыхание, спустился немного со стены и спрыгнул в траву. Приземлился он мягко, как парашютист. Он подождал Эрику и Криса, стараясь не приближаться к газу. Сол внимательно изучал лужайку перед домом, освещенную светом луны. Кусты были подстрижены в форме аккуратных геометрических фигур – пирамид, шаров и кубов – и отбрасывали таинственные тени.
– Туда, – показал Сол.
Крис кивнул на дерево и едва слышно прошептал:
– Я вижу свет. Фотоэлемент.
– Будут и другие.
– Но собаки свободно бегают по поместью, – прошептал Крис. – Почему не звучит сигнал тревоги, когда они пробегают через луч?
– Они, наверное, не достают до него.
Сол лег на мокрую от росы траву и прополз под едва заметным лучом фотоэлемента.
Перед ним, как драгоценный камень, сверкала теплица. Особенно впечатляли розы, разнообразных размеров и оттенков. Сол наблюдал за худощавым человеком в белом, который, нагнувшись, медленно передвигался среди роз. По описанию Харди он узнал Лэндиша. Особенно бросалось в глаза сморщенное лицо.
“Он похож на мумию, – сказал Харди. – Ну прямо труп с длинными волосами, которые продолжают расти после смерти”.
Сол подполз к теплице и принялся ждать, когда Крис и Эрика займут места в кустах у дома по обе стороны от тропинки на тот случай, если из дома кто‑нибудь выйдет. Потом Сол поднялся и вошел в теплицу.
Яркий свет резал глаза, удушающе сладко благоухали розы. Лэндиш стоял у стола спиной к Солу и смешивал семена на подносе с песком. Услышав скрип двери, он медленно повернулся, наверное решив, что пришел слуга. Но когда увидел незнакомого мужчину, вся медлительность исчезла. Лэндиш отступил к стене и в удивлении открыл рот.
Их с Солом разделяло расстояние в десять футов. Лэндиш казался изможденным и больным, тонкая кожа была воскового цвета с желтоватым оттенком. Его удивление быстро сменилось гневом. Старческие глаза сверкнули.
– Не ожидал гостей, – произнес он тихо и вежливо как истинный британец.
– Не двигайтесь, – приказал Сол, наводя на него пистолет. – Стойте так, чтобы я мог видеть ваши руки и ноги.
– Неужели вы боитесь дряхлого старика?
– Меня больше беспокоит это. – Сол показал на провод, который поднимался по стене за столом. Он подошел к столу, достал из кармана плоскогубцы и перекусил его. Потом сунул руку под стол и выдернул кнопку.
– Поздравляю. – Лэндиш слегка поклонился. – Если вы грабитель, должен вам сообщить, что не ношу с собой денег. Конечно, в доме вы найдете серебро и хрусталь.
Сол покачал головой.
– Вам нужен выкуп?
– Нет.
– Так как у вас не горят глаза, вы, очевидно” не террорист в я не знаю…
– Мне нужна информация. У меня нет времени, и я не могу повторять свой вопрос.
– Кто вы?
– Мы спорили между собой, применять лекарство или нет, – начал Сол, игнорируя вопрос.
– Мы?
– …Но вы слишком стары. Мы побоялись, что напряжение может убить вас.
– Очень мило с вашей стороны.
– Мы обсуждали пытки, но и здесь все упирается в вашу старость. Вы можете умереть до того, как скажете, что мы хотим узнать.
– Зачем прибегать к таким крайностям? Быть может, а расскажу вам все добровольно.
– Едва ли. К тому же, как проверить, правда это или ложь. – Сол взял со скамьи ножницы. – В конце концов мы решили уговорить вас. – Он подошел к грядке с розами, посмотрел на призовые ленты и срезал драгоценную карликовую розу “Желтая принцесса”.
Лэндиш покачнулся и застонал.
– Эта роза…
– Бесценна. Конечно, но у вас еще остается четыре экземпляра. Вон та алая “Слеза” встречается значительно реже.
– Нет!
Сол щелкнул ножницами, и роза упала на почетную ленту победителя.
Лэндиш ухватился за стол, чтобы не упасть.
– Вы что, с ума сошли? Вы что, не понимаете…
– Я убиваю ваших детей? Какая красивая розовая “Афродита”. Прекрасный цветок. Безупречный. Сколько времени ушло, чтобы вырастить такое совершенство? Два года? Пять? – Сол перерезал стебель посередине, и лепестки “Афродиты” упали на почетный вымпел.
Лэндиш схватился за сердце, его глаза в ужасе расширились.
– Я вас предупредил, что буду спрашивать только раз Элиот?
Лэндиш смотрел с открытым ртом на мертвые цветы. В его глазах стояли слезы.
– Что Элиот?
– Он работает на Советы?
– О чем вы говорите?
Сол срезал “Божий дар”, ярко‑пурпурного цвета, которого, говорят, в природе быть не может.
– Остановитесь! – воскликнул Лэндиш.
– Он агент, а вы его курьер?
– Нет! Да! Я не знаю!
– Что, черт побери, это означает? Верно, я доставлял послания, но это было десять лет назад. Я не уверен, что он вражеский агент.
– Тогда почему КГБ поддерживало с ним контакт?
– Не имею ни малей…
Сол направился к шедевру лэндишевской коллекции – “Предвестнице радости”, розе невероятно голубого цвета.
– Элиот ошибался. Он сказал мне, в Денвере, что ни одна роза не может быть такой голубой.
– Не надо!
Сол поднял ножницы и поднес их к стеблю. Лезвия ярко сверкнули.
– Если он не вражеский агент, то кто? Что было в посланиях?
– Я не читал их.
Сол начал медленно сжимать ручки ножниц.
– Это правда!
– С каких это пор МИ–6 стало мальчиком на побегушках у ЦРУ?
– Мы оказали услугу Элиоту! – Лэндиш посмотрел на погибшие розы, потом на Сола и испуганно сглотнул. – Клянусь! Он попросил меня быть посредником.
– Говорите тише.
– Послушайте меня, – весь дрожа шептал Лэндиш. – Элиот сказал, что там имя шпиона из Управления, но источник информации боялся и требовал дать курьера, которому мог бы доверять. Так как я знал такого курьера, на меня пал выбор.
– И вы поверили в это?
– Он мой друг. – Лэндиш яростно взмахнул рукой. – Наши ведомства часто сотрудничали. Если вы хотите узнать, что было в посланиях, спросите человека, который передавал их мне.
– Конечно. Нужно только сесть на самолет в Москву и…
– Нет. Он значительно ближе.
– Где?
– В Париже. Он работает в советском посольстве.
– Вы лжете. – Сол срезал один листик.
– Не лгу! Неужели вы не понимаете, какое это нежное создание? Даже один листик может…
– Тогда вам придется привести доказательства в подтверждение сказанного вами, потому что я собираюсь срезать второй.
– Это единственный в мире экземпляр.
Сол нацелился ножницами на черенок листика.
– Виктор Петрович Кочубей.
– Ну и что дальше?
– Он их атташе по вопросам культуры. Организует гастроли советских оркестров и танцевальных ансамблей во Франции.
Прекрасный скрипач, иногда сам совершает гастрольные поездки, как исполнитель.
– Он, разумеется, агент КГБ?
– Он отрекся от коммунизма, – ответил Лэндиш, разведя руки в стороны. – Пятнадцать лет назад он пытался бежать на Запад, но его схватили. Было очевидно, что он попробует вновь бежать при первой же возможности. Советы пошли на компромисс и разрешили ему жить в Париже при условии, что он будет использовать свой талант на благо Родины. Дети Кочубея остались в Москве. Там они прекрасно устроены: хорошая работа, отличные квартиры. Ему ясно сказали, что их благополучие будет зависеть от его поведения.
– Вы не ответили на мой вопрос. Он из КГБ?
– Конечно. Попытка бегства была разыграна, но цель‑то достигнута. Сейчас у него превосходное прикрытие.
– Готов держать пари, вы часто ходите на его концерты.
– Сейчас уже не так часто. – Лэндиш пожал плечами и испуганно посмотрел на розы. – Однако десять лет назад мне было совсем не трудно тайно встречаться с ним. Мы говорили с ним о прекрасной русской музыке, и он передавал мне послания. Однажды я тоже передал ему одно. Но они все были запечатаны. Я никогда их не читал. Если вы хотите узнать, что в них, вы должны поговорить с Кочубеем.
Нацелив лезвия ножниц на стебель бледно‑голубой розы, Сол пристально посмотрел на Лэндиша.
– Я рассказал вам все, что знаю, – печально произнес Лэндиш. – Я понимаю, что вы должны убить меня, чтобы я не смог его предупредить, но умоляю вас не трогать розы.
– А если вы лжете? Если вашей информации грош цена?
– Какие гарантии вам нужны?
– Никаких. Если вы будете мертвы, я не смогу вам отомстить. Какой тогда смысл уничтожать другие розы? Мертвецу все равно.
– Значит, мы договорились?
– Нет. Вы поедете со мной. Если я узнаю, что вы солгали, то увидите, собственными глазами, что могут сделать с теплицей бензин и спичка. Подумайте об этом по дороге. Может, еще что‑нибудь вспомните.
– Вам никогда не вывезти меня через ворота мимо охраны.
– А я и не собираюсь это делать. Мы уйдем моим путем. Через стену.
– Разве я похож на альпиниста? – Лэндиш невесело усмехнулся.
– Мы поднимем вас.
– У меня слишком хрупкие кости.
– Хорошо, подъема не будет.
– Тогда как? Это невозможно.
Сол кивнул в сторону угла.
– Все просто.
– Что?
– Мы воспользуемся той лестницей.
На фоне открытого окна тихо шевелились шторы. Крис посмотрел на серое небо и глубоко вдохнул соленый воздух. Поежился от сырости. Сердитый ветер вздымал волны Канала.
– Я поеду вместо тебя, – с тревогой в голосе сказал он.
– Нет, – возразил Сол. – Мы же договорились, что один из нас останется здесь с Лэндишем, а двое поедут к Кочубею. Мы вытащили карты, чтобы решить, кто поедет, а кто останется. Ты вытащил самую маленькую, значит, тебе и оставаться.
– Но я не хочу.
– Тебе захотелось стать героем?
– Конечно, нет.
– Тогда в чем дело? Не могу поверить в то, что все дело в Эрике. – Сол повернулся к Эрике, – она привязывала Лэндиша к стулу. – Не обижайся. Я знаю, у тебя замечательное чувство юмора.
Девушка показала кончик языка.
– В чем дело? – спросил Сол, поворачиваясь к Крису.
– Это безумие. – Крис растерянно покачал головой. – У меня дурное предчувствие. Я знаю, что это все ерунда, но никак не могу от него избавиться.
– Какое еще предчувствие? – Крис отошел от окна.
– Ты. У меня ощущение, что с тобой что‑то случится. Сол пристально посмотрел на Криса. Ни он, ни Крис не были суеверными. Они не могли себе этого позволить. Они полагались на логику и опыт, но даже во Вьетнаме замечали странные вещи. Например, солдаты, которым предстояло скоро вернуться домой, писали женам, подругам или матерям и отдавали письма друзьям со словами: “Передай его. Я знаю, что не вернусь”. И за день до отъезда получали пулю в голову. Другие отправлялись в обычное патрулирование – они делали это уже сотни раз, – но на этот раз говорили: “Мы больше не увидимся”, – и подрывались на минах.
– Когда оно появилось? – не сразу спросил Сол.
– В поместье Лэндиша.
– Когда ты увидел стену?
– Откуда ты знаешь? – удивился Крис.
– Потому что и у меня было такое же предчувствие.
– Что?
– У меня возникло ощущение, что я там уже был. Правда, через пару минут я все понял. Стена. Не понимаешь? Такая же, стена была у нас во “Франклине”. Вспомни, как мы тайком перелезали через нее” когда бегали за шоколадками. Помнишь, ночь, когда нас побили? Или ту ночь, когда я поскользнулся на льду, а ты спрыгнул, чтобы помочь мне, но ударился головой? А трамвай? Помнишь?
– Ты вытащил меня из‑под колес и спас мне жизнь.
– Вот и объяснение. Мы оба вспомнили ту ночь. В поместье Лэндиша я начал тревожиться за тебя. Мне показалось, что у тебя неприятности и я должен спасти тебя. Та же самая мысль пришла в голову тебе. Ты всегда стремился спасти мне жизнь.
– Ну, скажем, раза два. – Крис улыбнулся.
– Стена заставила тебя захотеть сделать это еще раз. Расслабься. Кое‑что наверняка произойдет. Мы едем с Эрикой в Париж к Кочубею. Вот это и произойдет.
– Хотелось бы верить.
– Не забывай, что я еду не один. Если возникнут неприятности, Эрика сумеет сделать то же, что и ты.
– Полегче на поворотах, – шутливо предупредила Эрика, подходя к ним.
– Ну сам подумай, – как можно более убедительно постарался сказать Сол. – Допустим, я разрешу тебе ехать вместо меня. Допустим, что‑то случится с тобой. Я буду винить себя так же, как ты бы винил себя, если бы что‑то случилось со мной. При чем тут ясновидение? Ты вытащил самую маленькую карту. У тебя самая легкая работа. Ты остаешься.
Крис все еще колебался.
– А что касается твоего предчувствия, то оно ничего не значит. – Сол повернулся к Эрике. – Готова?
– Ехать в Париж с таким кавалером? Смеешься? Конечно, готова.
– Почти десять, – тревожно сообщил Крис. Доводы Сола не убедили его. – Вы должны быть в Париже сегодня вечером. Позвони мне в шесть и потом звони через каждые четыре часа. Не отправляйся к Кочубею, пока не поговоришь со мной. Лэндиш очень любит розы, и он может что‑нибудь вспомнить.
– Я сказал правду, – упрямо заявил со стула Лэндиш.
– Не забывайте о единственной в мире голубой розе. Наступила минута расставания. Они пожали друг другу руки и смущенно улыбнулись. Сол взял сумку.
– Не беспокойся. Я буду осторожен. Мне еще нужно расквитаться кое с кем. – Его глаза сверкнули.
– Я позабочусь о твоем брате, – пообещала Эрика. – За нас обоих. – Она поцеловала Криса в щеку. У Криса сжалось сердце.
– Удачи вам, – сказал он на прощание.
Они вышли из дома, и Крис с тревогой смотрел им вслед. В горле у него застрял ком. Его брат и сестра сели во взятый напрокат “остин” и выехали по заросшей травой проселочной дороге на шоссе, по обеим сторонам которого тянулись живые изгороди.
Когда звук мотора стих, он посмотрел в сторону пастбища, на котором валялись белые камни‑валуны, вернулся наконец в дом и закрыл дверь.
– Меня будут искать, – сообщил Лэндиш.
– Но они не знают, где. Мы в шестидесяти милях от вашего поместья. Между нами Лондон, и они подумают, что мы укрылись там.
Лэндиш наклонил голову набок и сказал:
– Коттедж, наверное, стоит на утесе. Я слышу внизу шум прибоя.
– Дувр. Я снял его на неделю. Сказал агенту, что хочу спокойно отдохнуть. Здесь прекрасное место для отдыха, заверил он меня. До ближайшего коттеджа полмили. Если вы закричите, вас никто не услышит.
– Неужели у меня настолько сильный голос, что я могу закричать?
– Я постараюсь, чтобы вам было удобно. И чтобы не было скучно, будем разговаривать о розах. – Крис стиснул зубы. – Если с Солом что‑нибудь случится…
Они выбрали Дувр, потому что оттуда было легко переправиться через Ла‑Манш во Францию. Шумное здание морского вокзала напомнило Солу аэропорт. Они с Эрикой каждый сам себе купили билеты и сели на “Хаверкрафт” с интервалом в несколько минут.
Подозрительный Сол решил смешаться с пассажирами в салоне на корме. Он знал, что Ми‑6 и другие разведывательные службы держат “Хаверкрафт” под наблюдением так же, как основные аэропорты и вокзалы. Конечно, теоретически его враги не знали, что он покинул Соединенные Штаты. За ним охотились в Штатах, поэтому у него были неплохие шансы добраться до Франции.
Несмотря на эти доводы, на душе у Сола было неспокойно. Если его засекут, на пароме не особенно спрячешься. Да и бежать некуда. Придется драться, но даже если он уцелеет, его несомненно убьют страхующие группы, которые будут ждать его прибытия во Францию.
Скорее всего придется прыгать в море. Если его не затянет под паром течение, он быстро устанет в холодной воде и будет терять тепло до тех пор, пока не умрет от холода.
Слава Богу, дело до этого не дошло. “Хаверкрафт” прибыл в Кале через двадцать две минуты и приподнялся из воды, чтобы пристать к бетонному причалу терминала. Сойдя с парома, Сол смешался с другими пассажирами. Он давно не разговаривал по‑французски, но почти все понимал и мог свободно читать. Слежку Сол не обнаружил, таможню прошел без осложнений. Сол не взял оружие и потому сейчас чувствовал себя беззащитным. Он знал, что не успокоится до тех пор, пока не вооружится.
Они встретились с Эрикой в кафе на набережной, как и договорились, и сразу же отправились к нелегальному торговцу оружием, с которым Сол работал в 1974 году. Они купили то, что им было нужно, но в два раза дороже.
– Услуга, – пошутил продавец. – Для друга. Взяв напрокат машину, Сол и Эрика отправились на юго‑восток, в Париж, который находился в ста тридцати милях от Кале.