Правительство будущего
Выступление Ноама Чёмского
в Центре Образования Молодёжи,
Нью-Йорк, Февраль 16, 1970
Думаю, что уместно будет начать нашу беседу с обозначения четырёх более или менее сформулированных форм государственного устройства в развитом индустриальном обществе. Перечислю их:
1. Классический Либерализм
2. Либертарианский Социализм
3. Государственный Социализм
4. Государственный Капитализм
Рассмотрим каждый из видов.
Хотелось бы заранее обозначить мою собственную точку зрения, чтобы вы смогли оценить и критично воспринимать то, о чём я говорю. Я согласен с идеями либерального социализма, под которыми я подразумеваю идеи, произрастающие из либерального Марксизма и Анархизма. Я согласен с этими идеями и считаю, что это естественное развитие классического либерализма в эпоху развитого промышленного общества.
С другой стороны, я считаю, что идеология Государственного Социализма (развитого Большевизма) и идеология Государственного Капитализма, благополучного государства преобладают на данный момент в промышленном обществе. Тем не менее, я считаю их регрессивными и крайне несовершенными социальными теориями. Большинство коренных проблем современного общества произрастают из несоответствия и неприемлемости данных социальных форматов.
Приступим к последовательному рассмотрению каждого из четырёх видов социального устройства. Предлагаю начать с Классического Либерализма.
Классический Либерализм
Основная идея Классического Либерализма заключается в том, что государству разрешено минимальное вмешательство в личную и социальную жизни его граждан.
Думаю, все знакомы с основной идеей Классического Либерализма, однако предпосылки формирования данной идеи известны немногим. Я считаю, что причинно-следственная связь формирования данной идеи важнее самой идеи.
Одно из наиболее ранних и ясных изложений идеи Классического Либерализма упомянул Вильгельм вон Гумбольт[1] в своей работе «Предел Государственных Действий», которую он написал в 1792 году, однако, работу опубликовали только спустя 60-70 лет. Согласно идеям автора, цитирую: «государство стремится заставить человека служить своим деспотичным целям, игнорируя его личное мнение, цели/задачи. А так как человек, в сущности, свободное, находящееся в поиске и развитии существо, следовательно, государство – организация, коренным образом настроенная против человека». Говоря иными словами, связь человек-государство противоречит гармоничному развитию человеческих потенциалов и их богатого разнообразия и, следовательно, противоречит идеям Гумбольта, идеям Маркса и Бакунина[2], Милла и идеям многих других учёных, сформировавшихся в 19 веке в том, что они подразумевали под «настоящей целью человека.»
Хотелось бы также отметить, что я считаю данную формулировку Классического Либерализма точно сформулированной. Современный консерватор стремиться причислить себя к прямым потомкам Классического Либерализма. Однако, я считаю, что в данном случае, эта тенденция едва ли осуществима. Фундаментальные идеи Классического Либерализма, наиболее точно выраженные Гумбольтом, являются тому подтверждением.
Я считаю, что данные проблемы до сих пор актуальны. В связи с этим, если вы не против возможных отсылок к истории, я бы хотел рассмотреть следующий аспект.
Согласно Гумбольту, Руссо и предшествующим им последователям Декарта, главное качество человека – это его свобода. Цитата: «Исследовать и создавать, вот два центра, вокруг которых, в большей или меньшей степени, сконцентрированы человеческие искания». «Однако», продолжает он, «все моральные культуры процветают независимо и непосредственно из внутренней жизни души, что никогда не может быть достигнуто внешними или искусственными методами. Культивация (выращивание) осознания каких-либо человеческих способностей, в большинстве своём достигается посредством его индивидуальной активности, его личной изобретательности, или посредством его стратегий использования исследований других людей».
Данный ряд весьма явных умозаключений образовательной теории развит в его работе. Я не буду углубляться в детали. Однако, Гумбольт также разработал основу теории эксплуатации и разделения труда, которую, как я считаю, до него обозначил Маркс. Гумбольт продолжает свою цепь умозаключений, которую я процитировал ранее через спонтанные действия, следующим образом.
Согласно Гумбольту, «человек никогда не оценивает то, что он делает, как часть своей собственности. Тем не менее, садовник, который ухаживает за садом, в большем смысле его владелец, чем «вялый Обломов», который просто поедает фрукты из принадлежащего ему сада. А так как настоящие действия человека следуют из его внутреннего импульса, похоже, что всех крестьян и ремесленников можно считать деятелями искусства, как людей, которые любят свой труд за то, что это их труд, совершенствуют своё мастерство в данном виде труда и, таким образом, культивируют свой интеллект, облагораживают свой характер и род своих наслаждений. Таким образом, человечество будет преобразовано по тем же принципам, которые на данный момент остаются без должного внимания. Свобода, несомненно, является обязательным условием, без которого попытки даже самых гениальных индивидов преобразовать себя через свой труд обречены на провал. Что бы ни процветало из свободного человеческого выбора или в результате совета или наставления, не проникнет в его сущность, и останется отличной от его истинной сущности. Человек не выполняет такие «наставления/поручения» с всецелым душевным рвением, но с механической точностью и тщательностью. А если человек действует механически, реагируя на внешние просьбы и инструкции в большей степени, нежели следует своим собственным интересам, энергии, силе, – мы можем гордиться тем, что он делает, но мы презираем его как личность».
Гумбольт считает, что, когда человек «рождён чтобы исследовать и создавать, и когда человек или ребёнок выбирает исследовать или создавать по собственному свободному выбору, он становится, в его собственном понимании, деятелем искусства, нежели рабочим инструментом производства или хорошо обученным попугаем».
В этом заключается особенность человеческой природы. Я думаю, весьма интересно и познавательно будет сравнить это определение с точкой зрения Маркса, с его ранними работами, в особенности, с его идеей, цитирую «разделения труда, когда работа есть понятие внешнее для рабочего, не является частью его внутренней сущности, поэтому, человек не находит себя в работе, но отрицает себя и является физически истощённым и умственно униженным. Такое разделение труда превращает некоторых рабочих в невольников, а других в роботов, таким образом, лишая человека его уникальных способностей, свобода выбора и совести, а также продуктивной жизни».
Вспоминаю другую, весьма известную и широко цитируемую отсылку к высшей форме общества, в которой труд становится не только сутью жизни, но и смыслом жизни индивида. Вспоминаю также частую критику в адрес специализированного труда, который, цитирую «калечит рабочего, превращая его в неполноценного человека, принижает его к сущности сходной с роботом/машиной, делает его работу настолько тяжёлой мукой, что сам смысл работы исчезает, отдаляя его от умственных способностей рабочего процесса пропорционально тому, как наука связана с данным рабочим процессом, как независимая сила».
К слову, Роберт Такер[3] правильно характеризует идеи Маркса в том, что Маркс рассматривает революцию скорее разочарованного изготовителя, чем неудовлетворённого потребителя. Такая, скорее радикальная критика капиталистических отношений, часто в тех же словах, исходит прямиком из либертарианской идеи о просвещении. Таким образом, я думаю, что можно согласиться с тем, что идеи Классического Либерализма, в основе своей, а не в том, как они развивались, антикапиталистичны. Суть данных идей должна быть разрушена, чтобы не мешать идеологии современного промышленного капитализма.
Создавая свои работы в 1780-х, начале 1790-х годов, Гумбольт не догадывался о том, как будет развиваться промышленный капитализм и, следовательно, в своих уже классических трудах о Классическом Либерализме он подчёркивает проблему ограничения государственной власти и не ещё не догадывается об угрозе частного имущества. Причина заключается в том, что он считает и говорит о необходимости равных условий для граждан. Конечно, составляя свою работу в 1790 году он не подозревал о том, какую формулировку будет иметь «частное лицо» в эпоху капиталистических корпораций.
Он не сумел предвидеть, далее я цитирую историка анархизма Рудольфа Рокера[4], «что в демократии, с её моделью равенства всех граждан перед законом и либерализм, где право человека, как частного лица, будут оба разбиты о реальность капиталистической экономики». Гумбольт не предусмотрел, что при хищной капиталистической экономике государственное вмешательство будет абсолютной необходимостью для защиты граждан, для сохранения физического окружения. Конечно, я говорю в оптимистическом ключе.
Согласно Карлу Поланьи[5]: «саморазвивающийся рынок не может долго существовать без уничтожения человеческих и натуральных субстанций общества. Рынок разрушил бы человека физически и превратил бы окружающую среду в дикую территорию». Я согласен с данным утверждением. Гумбольт также не предусмотрел последствия производственного характера труда. Как пишет, опять же, Карл Поланьи: «предмет торговли не может выбирать где он будет выставлен на продажу, с какой целью его будут использовать, по какой цене его следует продавать, как его следует использовать и утилизировать». Однако, предмет торговли, в данном случае, это человеческая жизнь. Поэтому социальная защита была, таким образом, минимальной необходимостью для сдерживания иррационального и разрушительного действия классического свободного рынка.
В 1790 году Гумбольт не подозревал о том, что капиталистические экономические отношения сохранят форму рабства, которую задолго до него, если быть точнее в 1767 году, Симон Лингэт[6] определил, как «страшнее чем рабство». Цитирую: «невозможность заработать на жизнь, иными средствами, кроме как заставляя рабочих возделывать землю, фрукты которой они не будут есть, строителей строить дома, в которых они не будут жить. Жажда обладать ведёт людей на рынки, где они ожидают хозяев, которые окажут им услугу и купят их. Жажда обладать вещью ставит людей на колени перед богатыми. Они ожидают разрешения довольствоваться этой вещью и обогащая тем самым, и без того уже богатого человека. Какую выгоду принесёт ему очередной раб? Вы говорите человек свободен, что ж, в этом его слабость. У этих людей, как говорится, нет хозяина. Хозяин есть. Самый жестокий. Самый властный из всех возможных – это желание/потребность. Желание/потребность сковывает свободу людей до крайности, превращает её в зависимость».
И даже если идея рабства противоречит человеческой природе – на чём каждый/любой просветитель будет стоять до последнего –, за ней должна последовать новая свобода, которую Фурье[7] называет третьей фазой свободы в истории человечества. Так первая фаза превратила рабов в холопов/смердов/крепостных, вторая создала человека зарабатывающего, а третья трансформирует пролетариат в свободных людей, разрушая привычное понимание труда, прекращая «почасовое рабство» и устанавливая коммерческий, финансовый и промышленный институты под контролем демократии. Все три пункта являются развитием Классической Либеральной доктрины Гумбольта. Однако, в своих работах он не упомянул об этом не слова. Думаю, он бы согласился с данными выводами. Он, например, согласен с тем, что вторжение государства в социальную жизнь законно: «если свобода разрушит саму основу существования без которой не только свобода, но и само существование было бы невообразимым». Именно так обстоит положение дел в безграничной, свободной, капиталистической экономике.
Более того, Гумбольт решительно осуждает разделение труда. Приведённые мной цитаты подтверждают это.
В любом случае, его критика бюрократичного и авторитарного государства является весьма точным предостережением самого мрачного аспекта современной истории. Основа его критики, о чём он вряд ли догадывался, уместна в рассмотрении куда более широкого круга принудительных учреждений. В особенности, по отношению к предприятиям промышленного капитала.
Несмотря на то, что он формулирует доктрину Классического Либерализма, Гумбольт, в отличие от Руссо, не является примитивным индивидуалистом. Руссо превозносит раба, который живёт в нём, у Гумбольта полностью противоположное мнение на этот счёт. В заключение, он пишет: «Все направление идей и аргументов раскрытых в этом эссе можно подытожить следующим образом: пока политики будут рушить все узы/путы человеческого общества, государство будет продолжать поиск новых, всевозможных социальных обязательств. Изолированный человек не в состоянии достичь большего развития, чем закованный раб.» Гумбольт считает, что в будущем общество будет свободным от вмешательств государства и других авторитарных учреждений. Общество, где свободный человек сможет творить, исследовать и достигать высшего развития своих возможностей.
Более того, опережая своё время, он формулирует своё анархическое видение следующей ступени промышленного общества с точки зрения анархизма. Возможно, однажды настанет день, когда различные звенья Либертарианского Социализма будут соединены воедино, в форму общества, которая едва ли возможна на сегодняшний день, а предпосылки, возможно, очевидны. Например, гарантию прав личности – одного из важных поправок на данный момент –, нарушают западные демократии, Израильские кибуцы[8] и представители рабочих Югославии. Существуют, также, попытки пробуждения общественного сознания и оказания нового влияния на развитие социальных процессов, что является ключевым элементом в непростом сосуществовании революции и неоправданной авторитарной практикой в странах третьего мира.
Мне бы хотелось подвести итог первого пункта. Первая форма государственного устройства, которую я описал – Классический Либерализм. Главная идея Классического Либерализма заключается в том, что все функции государства должны быть радикально ограничены. Однако, данная характеристика весьма поверхностна. Если рассматривать в деталях, то Классический Либерализм развился из определённого склада человеческой природы/«натуры», которое отвечает за необходимость разнообразия и свободу творчества. Таким образом, данная идея коренным образом противоречит промышленному капитализму с его «почасовым рабством», разделением труда, его принципами иерархии и авторитарности общественной и экономической организации/структуры.
В идеале, идея Классического Либерализма противоположна, также, идеям собственнического индивидуализма, родственного самой капиталистической идеологии.
Капитализм стремится разрушить социальные связи и заменить их обязанностями, не конкурентной жадностью, не хищным индивидуализмом, и, конечно, не империями государственных и частных корпораций. Идея Классического Либерализма, как мне кажется, ведёт прямиком к Либертарианскому Социализму или анархизму, которые, возможно, будут сочетать в себе отголоски промышленного капитализма.
Либертарианский Социализм и Анархизм
Далее я бы хотел рассмотреть Либертарианско-социалистическое представление государства. Французский писатель, явный сторонник анархизма, однажды писал, что «у анархизма богатое прошлое. Он как бумага, всё стерпит». В этом и заключаются принципы анархизма. Я рассматриваю представление анархизма с точки зрения Бакунина, который утверждал в своём анархическом манифесте в 1865 году, что анархист – это прежде всего социалист. Интересно также мнение Адольфа Фишера[9], одного из великомучеников бунта на Хеймаркет[10] в 1886 году, который заявил, что анархист – есть социалист, но не каждый социалист обязательно анархист. Состоявшийся анархист должен отказаться от частного имущества, как объекта производства. Согласно известному изречению Прудона, данное условие является формой кражи/хищения. Однако, состоявшийся анархист противостоит, также, производственной деятельности государства.
Цитирую: «Анархизм предполагает государственный социализм, контроль официальных государственных представителей над производством и распределением; контроль над наукой, торговыми отношениями и продажей товаров. Цель рабочего класса – освободиться от эксплуатации. Данная цель не может быть достигнута путём замены руководящего класса. Свобода рабочего класса в руках самих рабочих. От них зависит производительность государства. Освобождение, вероятно, возможно через создание официальных представителей рабочего комитета».
Так получилось, что данная, радикальная, с точки зрения Марксизма, идея принадлежит Марксисту левого крыла Антону Пáннекуку[11]. Ленин однажды назвал это радикальное ответвление Марксизма «детским ультра-либерализмом», который берёт своё начало в идеях анархизма. Я считаю это важным замечанием, поэтому далее, я бы хотел рассмотреть общие черты либерального Марксизма и социалистического анархизма.
Следующая характеристика революционного социализма заслуживает внимания: «Революционно настроенный социалист отвергает тот факт, что государственная собственность бесконечна в своём бюрократичном деспотизме. Мы видели, почему государство не может контролировать промышленность в рамках демократии. Промышленностью могут владеть только представители рабочих, которых избирают рабочие, исходя из их должности в административно-промышленном обществе. Социализм в своей основе будет промышленной системой, где электорат будет иметь промышленный характер. Соответственно, те люди, кто связан с общественной деятельностью и промышленностью общества будут непосредственно представлены в качестве кандидатур в местную и центральную администрации. В таком случае, власть данных делегатов будет проистекать от тех, кто связан и осведомлён о нуждах общества. Таким образом, центрально-промышленный административный комитет будет постоянно осведомлён о состоянии социальной активности. Следовательно, политический и территориальный аппараты капиталистического государства заменит производственно-административный комитет социализма. Переходом от одной формы социальной системы к другой осуществляется с помощью социальной революции. На протяжении истории, власть политического государства составляли высшие слои общества; социалистическая республика станет моделью промышленного государства, которым руководит всё его общество. Что ранее подразумевало экономическое и политическое подчинение многих, теперь будет подразумевать экономическую свободу всех. Таким образом, случится настоящая демократия».
Данный цитаты я позаимствовал из книги «Государство: его происхождение и функции», написанная Вильямом Полом в первой половине 1917 году, опередив, тем самым, одну из самых либеральных работ Ленина «Государство и Революция».
Вильям Поль[12] являлся одним из основателей Британской Коммунистической Партии, позднее главный редактор газеты Британской Коммунистической Партии. Интересна, его критика либертарианской доктрины анархистов, в особенности, её основного принципа о том, «что государство должно исчезнуть». Государство заменит промышленная организация общества в результате революции. Прудон в 1851 году писал, что то, что мы ставим на место правительства, является производственной организацией. Можно привести большое количество аргументов в подтверждение пользы этого утверждения, - исторические свидетельства нескольких спонтанных революций, – например: революции в Германии и Италии после Первой Мировой Войны, революция в Каталонии в 1936 году.
Конечно, можно спорить на тему того, что, в данном случае, и как подтверждает приведённая мной обширная цитата, совет коммунизма является натуральной формой революционного социализма промышленного общества. Это отражает интуитивное понимание того, что демократия – это большая афера, при которой промышленную систему контролирует авторитарная элита, будь то владельцы, менеджеры, технократы, передовая партия, государственная бюрократия или что-либо ещё. Согласно данным условиям авторитарного доминирования, идеалы Классического Либерализма, которые описывали Маркс, Бакунин, и все истинные революционеры, не могут быть реализованы.
Говоря другими словами, человеческая воля не будет свободна для творчества и исследования, для развития личностных качеств, возможностей человека в полной мере. Рабочий останется фрагментом человека, униженным средством производственного процесса, которым руководят свыше. Идеи революционного либертарианского социализма, в данном случае, наводнили промышленные общества прошлой половины столетия. Так, преобладающими идеологиями являлись идеи государственного социализма и государственного капитализма.
Однако, за последние несколько лет произошло интересное преобразование. В частности, тезисы, которые я процитировал из трудов Антона Паннекука были заимствованы из недавно изданного памфлета радикальной группы Французских рабочих, и цитаты из трудов Вильяма Пола о революционном социализме взята из выступления Вальтера Кенделла[13] на Национальной Конференции Контроля Рабочих в Шиффелде, Англия, прошлый март.
Обе группы являются значимыми. В особенности, Контроль Рабочего Движения в Англии, который развился, как я считаю, в высшей степени значимую силу за последние несколько лет. Теперь туда входят несколько торговых объединений, например, Объединённая Федерация Инженеров, которая, как я считаю, является второй среди крупнейших торговых объединений Англии, и которая переняла данные принципы в основу своей политики. Объединение организовало несколько успешных конференций, выпустила познавательную литературу, не отставая от крупных международных компаний. В мае 1968 года, во Франции и Германии, по примеру Англии, также появился растущий интерес к коммунистическому совету и схожим идеям, а также, к другим формам либертарианского социализма.
С учётом преобладающего большинства консерваторов низшего, в высшей степени идеализированного общества, не удивительно, что в США данные тенденции не получили должного внимания. Однако, нужно надеяться на лучшее. С разрушением мифа о Холодной Войне, мы можем вести открытый диалог. Так что, если нам удастся отказаться от нынешней волны репрессий, если мы преодолеем «суицидальные» тенденции прошлого, и, проблема того, как организовать промышленное общество, с демократическими принципами на достижениях прошлого десятилетия, с демократическим контролем рабочих и общества станет приоритетным направлением интеллектуалов/учёных, которые обеспокоены проблемами современного общества. Пока масса революционно настроенного либертарианского общества растёт, и, я надеюсь, продолжит расти, со временем, от слов все перейдут к действиям.
Может показаться непрактичным, что либеральный Марксизм и Анархизм, я рассматриваю под одним заголовком. Я сделал так с целью противопоставить идеи Марксизма анархизму прошлого века, начиная с противопоставления Маркса и Энгельса с одной стороны и, например, Прудона[14] и Бакунина, с другой стороны. По крайней мере в 19 веке, разница заключалась в их понимании государства с тактической точки зрения. Анархисты считали, что государство и капитализм необходимо уничтожить. Однако, Энгельс, в своём письме 1883 года, выразил противоположное мнение: «Анархисты переворачивают всё с ног на голову. Они заявляют, что революция пролетариата должна начаться с искоренения политической структуры государства. Однако, уничтожить её в такой момент (революция), было бы уничтожением лишь организма, с помощью которого победоносный пролетариат сможет утвердить свои свеже-захваченные силы, сдержать своих противников и довести до конца экономическую революцию общества, без которой вся победа закончится новым поражением и массовым убийством рабочих, как это случилось после Парижской коммуны.
Что касается Парижской коммуны, я думаю, справедливо будет заметить, что она представляет идеи Либертарианского социализма, анархизма, если хотите. Маркс описывал случай с большим энтузиазмом. В частности, опыт коммуны заставил его изменить идею о роли государства и согласиться с некоторыми из идей анархизма о характере социальной революции. Примером тому, как вы сами можете видеть, является его вступление к его Коммунистическому Манифесту в издании 1872 года. Конечно, коммуна утопала в крови. Фашисты и Коммунисты уничтожили коммуны анархистов в Испании. Спорным вопросом является то, что более авторитарные структуры, возможно, оказали бы сопротивление. Однако, я сильно сомневаюсь в этом, по крайней мере, относительно Испании. Мне кажется, что более соответствующая либертарианская политика смогла бы только развить идею революции.
Конечно, это можно оспорить, но я хотел бы продолжить. Очевидно, что только довольно наивный взгляд не осознаёт правды повторяющихся предупреждений Бакунина. Особенно после событий второй половины века. Его предчувствия о том, что красная бюрократия окажется самой жестокой и грандиозной ложью века. «Возьмите самого радикального революционера и посадите его на трон всей России», говорил он в 1870 году, «или предоставьте ему власть диктатора и, меньше чем за год, он станет хуже, чем сам царь».
К сожалению, в данном случае, Бакунин оказался слишком проницательным, и такого рода предупреждения исходили и от левого крыла. Например, в 1890-х годах, анархо-синдикалиста Фернанд Пуллуатье[15] спросили, «Должно ли Временное правительство терпеть или неизбежно быть коллективистской тюрьмой? Может ли оно состоять из свободной организации, ограниченной исключительно нуждами производства и потребления, а все политические институты исчезнуть?»
Я не собираюсь гадать на тем, каков был его ответ на этот вопрос. Однако, я считаю весьма очевидным, что, если ответ позитивный, шансы на то, что демократическая революция добьётся левых идеалов гуманизма довольно ничтожны. Думаю, Мартин Бубер[16] описал данную проблему довольно точно: «Нельзя руководствуясь законами природы ждать, что маленькое дерево, которые превратилось в дубину пустит корни». Как минимум по этой причине необходимо, чтобы мощное революционное движение существовало в Соединённых Штатах, если там предвидятся малейшие возможности социально-демократических радикальных изменений в любой точке капиталистического мира. Думаю, аналогичные замечания справедливы и в адрес Российской Империи.
Ленин всю свою жизнь подчёркивал идею о том, что «элементарная истина Марксизма заключается в том, что победа социализма предполагает общие усилия всего числа рабочих всех развитых стран. Как минимум, необходимо задействовать главные центры (города) мирового империализма, которые будут затруднены местными забастовками, противодействующими революционному вмешательству. Только в результате данных возможностей, революция успешно свергнет тоталитарные институты государства, пока оно пытается подвести экономику под прямой контроль демократии.
Позвольте мне вновь кратко подытожить сказанное. Я рассмотрел два вида государственного устройства: Классический Либерализм и Либертарианский Социализм. Либертарианский Социализм предполагает, что государство необходимо заменить демократической организацией промышленного общества с прямым общественным контролем над всеми институтами теми, кто участвует в них и теми, кто напрямую связан с производством данных учреждений. Таким образом, можно представить систему рабочих представителей и потребителей общественных организаций региональных федераций и так далее, с типом прямого и отзывного представительства, в том смысле, где представители отвечают напрямую и возвращаются обратно перед хорошо определёнными и интегрированными социальными группами, которые они представляют в высших инстанциях. Данная система очевидным образом отличается от той, которая существует сейчас. Вы конечно можете сомневаться в том, что такая социальная структура оправдана в сложном, высококвалифицированном обществе. Существуют контраргументы, которые, как я считаю, можно сгруппировать в две категории. Первая категория заключается в том, что такой тип организации противоречит природе человека, а вторая категория, едва ли соотносится с требованиями продуктивности. Я бы хотел кратко рассмотреть каждую из категорий.
Рассмотрим первую категорию, которая заключается в том, что свободное общество противоречит природе человека. Вопрос о том, действительно ли человек хочет быть свободным, готов ли он к ответственности, которая следует из свободы, часто обсуждается. Может быть человек предпочитает существовать под властью щедрого господина? Собственно, защитники существующего распределения власти цепляются за различные версии идеи о «счастливом рабе». 200 лет назад Руссо обвинил софистских политиков и интеллектуалов, «которые всячески стремятся исказить факт», как он подчёркивал, «о том, что существенным и определяющим качеством человека является его свобода. Они присваивают человеку природную склонность к рабству, не думая о таких равноценных понятиях, как: свобода, невинность и добродетель. Их устраивает, когда личность обладает ими, а их понимание, ценность личность осознаёт только когда они отсутствуют». В доказательство этой доктрины, он приводит чудеса, сотворённые свободными людьми ради защиты от угнетения. «Правда», говорит он, «те, кто оставил жизнь свободного человека только и делают, что непрерывно хвастаются о мире отдыха, которым они наслаждаются в своих цепях. Однако, когда я вижу, как другие жертвуют наслаждениями, отдыхом, достатком, властью и самой жизнью ради сохранения единственного блага, которое настолько презренно теми, кто его утратил, когда я вижу, как множества полностью голых дикарей пренебрегают Европейским сладострастием и терпят голод, огонь, меч и смерть только ради сохранения своей независимости, я чувствую, что не следует рабам размышлять о свободе». Высказывание, которое можно объяснить в рамках современности.
Довольно схожие мысли выразил Кант 40 лет спустя. Он не мог, как он сказал, «принять заявление о том, что определённые люди не обладают свободой, например, крестьяне землевладельца. Если мы согласимся с данной оценкой, свобода станет недосягаема. Мы не можем стать свободными, не понимая, в чём суть свободы. Мы должны быть свободными, чтобы учиться свободно и успешно извлекать выгоду из власти других. Первые попытки безусловно будут жестокими и приведут к состоянию дел более болезненному и опасному, чем предыдущее, которое хоть и было под властью, но также и под защитой от внешних авторитетов. Однако, мы можем достичь цели только исходя из собственного опыта, и мы должны быть свободны, чтобы гарантировать наш опыт. Принять факт того, что свобода бесценна для тех, кто находится под контролем других, и что человек имеет право отказаться от свободы в пользу начальства – это посягательство на права самого Бога, который создал человека свободным».
Данное замечание интересно в том числе и в своём контексте. Кант по случайности защитил Французскую революцию, во время нападок со стороны тех, кто утверждал, что революционные массы не готовы к привилегиям свободы. И это замечание тоже, как я считаю, очевидно по отношению к современности. Каждый человек в здравом уме не одобрит жестокость и беспорядки, в особенности, беспорядки постреволюционного общества, которые свалились в руки мрачного самодержавия и не раз достигали неописуемого уровня дикарства. В тоже время, каждый мыслящий или гуманный человек одобрит насилие, как необходимую форму борьбы с угнетателями, как первый шаг подавляемых масс на пути к освобождению и социальным реконструкциям.
Гумбольт, всего несколько лет до Канта, выразил довольно схожее мнение. Он также добавил, что свобода и разнообразие являются основой для человеческой самореализации: «Ничего так не способствует истинности свободы как сама свобода. Данная истина, вероятно, не может быть принята теми, кто так часто пользовался данной несправедливостью как извинением за продолжающиеся репрессии. Это, однако, как мне кажется, следует непосредственно из самой природы человека. Неспособность к свободе может появиться из потребности в моральной и интеллектуальной силе. Усиливать данную потребность является единственной возможностью, однако, данное действие предполагает, что свобода активирует спонтанные действия. Тех, кто не понимает этого справедливо подозревать в неправильном понимании человеческой природы, в желании сделать из человека машину».
Братская, сочувствующая критика практики и идеологии Большевизма Розы Люксембург[17] сформирована в том же ключе. «Только активное участие масс в самоуправлении и социальной реконструкции могут способствовать полной духовной трансформации масс, веками унижаемых законами буржуазии. Только творческий опыт и спонтанные действия пролетариата могут решить несметное количество проблем для создания Либертарианского социалистического общества».
Она продолжает свою мысль словами о том, что с исторической точки зрения, ошибки революционеров намного плодороднее, чем непогрешимость умнейших комитетов правительства. Я думаю, что данные заметки можно перевести незамедлительно для некоторых аналогичных идеологий душевных корпораций, которые сейчас сказочно популярны среди Американских преподавателей. Например, Карл Кайсен[18] пишет: «Агент земельной собственности больше не стремиться максимизировать прибыль от вложений, владельцы чувствуют свою ответственность за акционеров, рабочих, покупателей, широкую публику и, возможно самое главное, за компанию, как организацию. Сложно отразить всю жадность или ценность, нет попыток оттолкнуться от рабочих и общества, как малозначимой ступени социальной иерархии предприятия. Современные предприятия — это душевные корпорации».
Собственно, авангардная партия – это душевная партия. В обоих случаях, тех, кто настаивает на том, что человек подчиняется законам этих благосклонных самодержавий, я думаю, справедливо обвинить в желании сделать из человека машину. Так, я не считаю, что точность высказываний Руссо, Канта, Гумбольта и Любсембург на данный момент поддаётся научному объяснению. Можно оценивать её только с точки зрения опыта и организации. Однако, мы можем выделить социальные последствия утверждения, что люди рождены свободными, или рождены, чтобы ими руководили благоволящие диктаторы.
Теперь, что касается второго вопроса об эффективности. Несовместим ли демократический контроль промышленной системы с её эффективность? Данный вопрос часто обсуждается по следующим причинам. Например, существуют мнения о том, что центральное управление – это техническое требование, но я считаю, что данный аргумент чрезвычайно слаб. Если, рассматривать его более основательно, та же технология, которая приносит уместную информацию руководящему звену может за необходимое время принести её всем задействованным в рабочей силе (промышленности). Технология, которая сейчас способна исключить «глупый труд», труд, который превращает человека в средство производства, позволяет, теоретически, свободное от работы время и образовательные возможности, которые позволяют людям использовать информацию рациональным образом. Более того, даже экономическая элита с её отсутствием души, как говорит Ральф Милибанд[19], сдерживается системой, в которой она существует для выполнения определённых целей производства: мощность, рост, прибыль, однако не с точки зрения человеческих потребностей, которые можно охарактеризовать только с точки зрения коллектива. Весьма вероятно, что решения, принятые колл