Королев В.К.,
Южный федеральный университет
Культура как жизнь по социально выработанным нормам пронизывает все сферы бытия человека, а не только его высшие, духовные проявления. Поэтому так важно изучение т.н. «культуры повседневности », которая неизмеримо шире культуры высших достижений человечества- праздников «подвига», «творчества», «открытия», «шедевра» и т.п.
Одним из первых на повседневность как феномен - рутинную жизнь в ее восприятии обыденным сознанием - обратил внимание и стал изучать Э. Гуссерль; для этого в своей феноменологии он даже ввел специальное понятие -«жизненный мир », фиксирующий мир культуры для большинства людей, выступающий конкретизацией предметной реальности как интенции массового сознания.[3] Этот мир культуры складывается в процессе повседневного общения, по поводу обыденных отношений. Главное в культуре повседневности - ее типичность, массовость, «серость» поведения, оценок, мнений, поступков, усвоение устоявшихся стандартов, рецептов поведения.[1] Этот мир выражает то, что люди принимают без рефлексии,- мир житейских аксиом, жизненного опыта, здравого смысла, необходимых для поведения в типичных ситуациях повседневной жизни, близких сознанию большинства людей и составляющих его «горизонт».
Одним из наиболее наглядных, чувственно очевидных явлений повседневности постсоветского периода является исчезновение солидных, многочисленных и многочасовых очередей, главным образом за импортом, за продовольственным и промтоварным дефицитом в крупных магазинах. Разумеется, очереди не ушли из нашей жизни вообще, а кое-где - и выросли; возникли и ранее небывалые очереди (об этом - ниже),но указанные главные очереди в силу их значимости требуют теоретического рассмотрения, хотя бы потому, что прилавочное изобилие является важным фактором социальной стабильности постсоветской власти, надежным нейтрализатором любых протестных настроений, и едва ли не единственным ее достижением.
Итак, очередь как проявление очевидности общественных отношений несомненно обладает феноменологическим характером. В самом деле, очередь является мощным и значимым образом чувственного восприятия состояния жизненно доминирующей проблемы товарного обеспечения людей, тем более - в обществе потребления. Этот образ при всей своей силе не раскрывает сущности данного явления, но несет в себе некое идеальное (ноуменальное) содержание, связанное с обстоятельствами приобретения вожделенных товаров (услуг). Этот феномен фиксирует данность явления-быстро и умело самоорганизующейся толпы, причем эта данность имеет и сознательный, и бытийный характер, ибо в их основе лежит смысловое единство, задаваемое человеком. Очередь ярко проявляет феноменологическую интенционность сознания – его направленность на предмет (товар, услугу) и способ его приобретения. Она наглядно воплощает установку сознания –привычный стиль волевых усилий человека, направленный на «получение» (именно на получение, а не на покупку) товара, искомой услуги. В широком смысле указанные очереди могут рассматриваться как «ячейки общества». В узком смысле очередь - малая социальная группа людей, объединенная конкретной для данного места и времени целью- приобретения товаров и услуг в условиях их дефицита, т.е. отсутствия в соответствующем потребности количестве.
Какие аспекты очереди можно выделить при ее первичном рассмотрении?
Первым, очевидно, является экономический. Очередьдемонстрируетконкретноесостояние вечных экономическихпроблем - соотношения спроса и предложения, уровня платежеспособного спроса населения, проблему «равновесной цены», характера, структуры и динамики покупательского спроса.
Важно отметить, что, на первый взгляд, очередь воплощает преобладание денежной массы над товарной (феномен «отложенного спроса»). Но в условиях практического отсутствия инфляции по основной для населения группе товаров и услуг (цены на которые не менялись десятилетиями) это свидетельствует не о преобладании «денежной» экономики над реальной, (как сейчас), а о государственных приоритетах в производстве потребительских товаров массового спроса (точнее, об отсутствие такого приоритета, что, впрочем, имело объективные причины). В принципе, с очередями в СССР можно было быстро и легко покончить, просто подняв цены на товары (и такой успешный опыт был: по форме- колхозные рынки, кооперативные и комиссионные магазины, по содержанию –высокие цены на отдельные дефицитные товары - ювелирные изделия, хрусталь, ковры и др.).Но повышение цен отсекало от приобретения многих товаров значительную массу людей, что, по мнению советских идеологов, нарушало принцип социальной справедливости и была чревато социальным взрывом («синдром» Новочеркасска-1962). Поэтому действовала рождающие очередь принципиальная надэкономическая идеологическая установка: «народу» лучше «иметь деньги» и стоять в очередях, получая более-менее реальный шанс приобретения дефицита, (вспомним легендарные советские поездки в Москву, когда люди из провинции с «мешками» денег буквально «зачищали» более богатые товарами по вполне доступным ценам столичные магазины), чем раздраженно глазеть на забитые товарами прилавки с куда меньшей вероятностью свободной покупки необходимых, но дорогих («не по карману») товаров. Все это «связывало» деньги, позволяло направлять их на решение задач жизнеобеспечения, но не потребительских.[4]
Жизнь показала психологическую ошибочность этой установки, именно очереди были для большинства народа мощным антисоветским фактором, а очереди за водкой он вынести был уже просто не в состоянии. Но и принципиальная установка рыночников-финансистов также оказалась несостоятельной, о чем свидетельствует мировой экономический кризис.
Психологический аспект. В ситуации очереди проявляется почти весь спектр человеческих чувств, эмоций, качеств личности. Очередь -«школа» нормального, покорного большинства. Активное меньшинство или ищет свои пути к дефициту и в очередях не стоит, или проявляет свою активность в стремлении «пролезть» без очереди. В ней большинство людей проявляют смирение и стремление закрепить свой статус (номер) в очереди. Многочасовая очередь сближает рядом стоящих людей, делает их чуть ли не родными, дает чувство сопричастности общему делу, некую «соборность» этого способа проведения времени, которое наполняется особо рода «сакральным» смыслом получения дефицита, что влияет на самосознание человека и его социальный статус.
Вместе с тем, очередь может доводить людей и до стрессового состояния - тут и боязнь, что дефицит может кончиться перед тобой, и опасения потерять очередь в случае переклички (переписи номеров) или отлучки, а также вторжения в очередь тех, которые «тут не стояли». Кроме того, в очереди формируется озлобление против власти, которая не может обеспечить всех желающих нужными товарами, разумеется, по низким («государственным») ценам, но сама в очередях не стоит (популярные мифы о спецраспределителях для «начальства»).
Такая смесь сплочения и озлобления делала очереди мощными генераторами протестного сознания. Именно в его нейтрализации путем ликвидации очередей любой ценой, даже ценой разрушения экономики, а не в заботе об удовлетворении потребностей населения в товарах и услугах, и был смысл гайдаровской «шоковой терапии» начала 90-х., казавшейся каким-то абсурдом.
Культурологический аспект. Очередь как важный вид повседневной деятельности имеет свои правила, нормы, традиции, ценности поведения людей, свою этику. Это зависит от характера очереди (что «дают»), места в ней человека (в конце, с неясными перспективами, или «вот-вот»), условий нахождения в очереди. Например, важными оценочными проблемами являются: возможность занимать очередь на отсутствующее лицо, пропуска без очереди инвалидов, ветеранов, матерей с детьми (до какого возраста?), включения в очередь вдруг появившихся родственников и знакомых и т.п. Очередь формирует свою корпоративную культуру общения, своих лидеров-активистов, добровольно наблюдающих за соблюдением очереди. Очередь воплощает рутинность траты времени, но это компенсируется праздником достижения поставленной цели.
Как проявление культуры говорящего, но «безмолствующего большинства» очередь позволяет судить о характере культуры общества в целом. В частности, «западные» очереди (например, к банкомату, в аэропортах, за билетами на зрелищные мероприятия и т.п.) отличаются большим спокойствием людей, их стремлением сохранять определенную (психологически и территориально) дистанцию между участниками. Наши очереди более нервные и в прямом смысле «сплоченные», в очередях, по своей сути призванных упорядочить доступ к товару, люди все равно «давятся». (Грустно иронизируя, можно сказать об «индивидуализме» их очередей и о «коллективизме» наших.)
Очереди как болевые точки проявляют характер взаимоотношений людей, их отношение к социальным нормам, не навязанным государством, а выработанным самостоятельно и именно поэтому более адекватным развитию субъектов данной культуры.
Политический аспект. Большое количество очередей как малых и непостоянных социальных групп, через которые проходило практически все население СССР, имело важное политическое значение.[2] Прежде всего, в очередях формировалось своего рода классовое сознание - на основе вполне понятного и весомого, значимого критерия - доступа к материальным и духовным ценностям. По этому критерию общество делилось на два враждебных класса - стоящих в очередях («Мы»), и получающих дефицит без очереди («Они»). Простота и очевидность этого критерия делала очередь своего рода горнилом протестной классовой идентичности. Советская власть это, конечно, понимала, (хотя, как показала история, явно недооценивала, в отличие от нынешней), и регулировала потоки товаров для снижения протестного потенциала. Примером тут может быть особое снабжение Москвы, Ленинграда, союзных центров («революции делаются в столицах»), организация так называемых «столов заказов» на крупных предприятиях, распределение товаров по спискам в трудовых коллективах - больших заводах, «выбросы» дефицита в предпраздничные дни, на избирательных участках, в местах повышенной социальной напряженности.
Очередь выступала своего рода фронтом классовой борьбы, что выражает и ее идеологический аспект. Очередь заряжала человека определенным объяснением причин дефицита, давала простую и понятную методологию «классового анализа», объект которого был много шире собственно экономического. В очередях не только формировалась, но и разрушалась ментальность пресловутого «совка», (в корне отличная от современной ментальности «черпака»). Как уже отмечалось, дефицит был идеологией «связывания» денежной массы для потребительского спроса, когда «лежащие на книжках» деньги направлялись на решение государственных задач жизнеобеспечения страны. Смысл этой идеологии- «пушки вместо масла»- только начинает осознаваться сейчас, (осенью 2008 года премьер вдруг заявил, что «жизнь дороже колбасы»…), но в советских очередях она категорически отвергалась, ибо жизнь-категория абстрактная, а «колбаска», «джинсы»- вот они, но за ними нужно стоять. Очереди мощно продуцировали идеологию «потребительского рая»- западного супермаркета, где есть все, кроме очередей. Тем самым неспособность государства обеспечить всех всем необходимым, по доступным всем ценам (при всем утопизме такой постановки задачи) идеологически воспринималась как системный недостаток, а не как особенность социально-экономической жизни общества. Этот утопизм питался очевидным феноменом - «у них все есть», а, значит, нужно воссоздать «ихнюю» систему у нас; почему у них- можно, а у нас- нельзя? Попытки просто усомниться в такой постановке вопроса вызывали яростное отчуждение большинства «очередников». Именно очереди сформировали и мощно закалили расцветшую в постсоветский период идеологию «потребляйства». Следует напомнить, что основы этой идеологии «сверху» были заложены Хрущевым в его трактовке коммунизма прежде всего как общества, удовлетворяющего материальные потребности человека под лозунгом «Догнать и перегнать Америку». Естественно, что при всех различиях двух враждующих систем догонять и перегонять нужно было в сфере потребления. Народ с воодушевлением одобрил эту задачу, а дело кончилось очередями за хлебом, элементами возврата к карточной системе распределения продовольствия. Так же плачевно закончилась и горбачевская «перестройка», когда «новое мышление» в появившихся вдруг ниоткуда очередях за всем совершенно справедливо воспринималось просто как издевательство над народом. Очереди в то время формировали идеологию отрицания советского образа жизни и надежды не только на рыночное изобилие,но и на освобождение человека от гнета «очередных» забот об элементарном благосостоянии. Разумеется, все это осознавалось феноменально, редуцировалось до «долой»; рефлексия в очередях отклика не находила, а в винно-водочных была просто опасна.
Сказанное позволяет говорить, что очереди являются мощным социальным явлением, выполняющим вполне определенные функции.
Первой из них можно назвать адаптивную. Наблюдая и с малых лет участвуя в очередях, постоянно слыша разговоры о них, человек неосознанно (феноменально) приспосабливается к ситуации повседневности, когда он (в форме очереди) должен соотносить Себя-с-Другими, принимать порядок таких взаимоотношений как данность, как социокультурную норму. Очередь-пример и форма организации человеческого «Космоса» -Социума, в котором каждый занимает свое место и привыкает к ситуации сравнения несравнимого- люди стоят по очереди независимо от их личностных качеств, за исключением специально оговоренных льгот («Ветераны ВОВ обслуживаются вне очереди»,но и они стоят в своей, ветеранской очереди).Отношение к льготникам- важный показатель адаптированности человека к социальным нормам и общей культуры данного общества. Прошедший «очередную» адаптацию человек становится более лояльным к любым формам иерархии, приобретает своего рода социальное смирение, принимает как должное ситуацию ожидания необходимого, особое восприятие социального времени как платы за него.
Интегративная функция. В очереди собираются самые разные люди по множеству характеристик, но они выступают как некая целостность, объединенная интенцией получения дефицита, независимо от его необходимости (вспомним ажиотажные очереди за обычно совершенно не дефицитными спичками, солью, крупой, сахаром, сигаретами и т.п.) и намерений распоряжения (были профессиональные «очередники», которые посвящали стоянию в очередях целые дни в расчете выгодно перепродать купленное; спекулянты специально ездили в Москву за дефицитом, что даже побуждало столичные власти по просьбе москвичей вводить правила его «выброса» к вечеру, чтобы «свои» имели возможность доступа к нему).
Интегрируемые целью покупки люди обнаруживают свою идентичность, общность, силу вожделения; серьезная очередь имеет свою атмосферу и даже ауру, отодвигая на период нахождения в ней другие интересы, качества на второй план. Очередь дает ценный опыт интеграции самых разных людей, нахождения общего языка, главным образом в тревоге («хватит ли мне?») и в критике власти за недостаточность «дефицита». Фрагментарность такой интеграции компенсируется постоянством, привычностью очередей (советские социологи даже считали, где люди тратят в очередях больше времени, а где - меньше). Очевидно, очереди формировали чувство сопричастности людей труда много лучше, чем призывы сплотиться вокруг целей партии и правительства,направленных на улучшение их жизни.
Коммуникативная функция конкретизирует рассмотренную. В очередях существовали постоянные для них формы общения людей, они знакомились, рассказывали соседям о своих проблемах, ссорились и влюблялись. Как некий живой организм очередь имела прямые и обратные связи,причем они были не только между ее участников, очередь «задавала вопросы» власть имущим и, за отсутствием оных, сама на них отвечала. Такое специфическое общение замещало необходимое общение власти и народа по поводу волнующих его проблем (нехватки) товаров.
Но нужно сказать, что очередь и не особенно хотела такого общения, ибо ей и так все было ясно: героические попытки в конце 80-х годов отдельных руководящих товарищей своей разъяснительной работой в очередях сбить ажиотажный спрос заканчивались, в лучшем случае, бурным высказыванием претензий к власти, а фактическим -отказом ее представителям дать требуемые людям объяснения; воистину, серьезная многочасовая очередь, митинг - не место для дискуссий.
Информационно-образовательная функция. Стояние в очереди -процесс не самый увлекательный, поэтому люди занимали время разговорами с соседями. Их проблематика была достаточно стабильной. Во-первых, всех интересовали перспективы получения данных товаров; во- вторых - экономические проблемы, рождающие очереди, вообще; в третьих- политика властей. В очередях всегда находились люди, которые все знали, разбирались во всех проблемах и с удовольствием просвещали благодарных слушателей. Именно в очередях ходили самые фантастические слухи, фонтанировала самая невероятная информация, причем это встречало большое понимание и заинтересованность. Очередь выступала своего рода народной формой экономико-политического образования, обладавшей более высокой эффективностью, чем официальные формы, содержанию которых просто не верили. Заинтересованность рождала убежденность, что информаторы - «свои» люди, из «нашей» очереди- врать не будут.
Организационно-регулятивная функция. Как уже отмечалось, очередь-форма организации по принципу самоорганизации. Она осуществлялась на основе норм, традиций, общественного мнения, имела свои писанные и неписанные правила, которые, как правило, все знали и соблюдали. Разумеется, в организации очереди бывали и спорные моменты, связанные как с вмешательством в «очередную» самодеятельность государства, торгующей организации, так и с разногласиями в самой очереди, вызванные конкретными обстоятельствами (например, сколько «давать» в одни руки). Тем не менее, очередь налаживала регулирование своих отношений, которые большинством ее участников рассматриваются как справедливые. В ней часто выделялись лидеры-организаторы, проводящие переклички, определяющие их периодичность и формы, «нумерующие» участников, разрешающие спорные ситуации. Очередь может рассматриваться как своего рода модель способностей любых групп людей к совместной деятельности и сравнительно успешной самоорганизации. Не случайно, очереди изучаются в западной прикладной экономической науке (менеджмент), в социальной психологии, в теоретике малых социальных групп. Изучение возможностей организации и регулирования поведения социальных групп имеет значение и для разработки технологий политической деятельности.
Кроме того, очереди вполне можно рассматривать как своеобразные ячейки гражданского общества. В самом деле, в них осуществляется самодеятельность людей, решающих свои проблемы без участия государства, а это, если верить Гегелю, главный признак такого общества. Другое дело, что немецкий мыслитель основой такой самостоятельности считал экономическую независимость людей от государства, а в советских очередях этой самостоятельности не было, и государство давало свободу в формах организации доступа к дефициту.
Итак, классические советские очереди ушли в прошлое, но появились очереди новые. В чем их разница? В целом очереди можно разделить на «активные» и «пассивные». Старые, советские очереди были,в основном, активными: у людей были деньги, придававшие им силы, была уверенность «в завтрашнем дне»-надежном, гарантированном обеспечении прожиточного минимума, стабильности образа жизни в отсутствии безработицы, был выбор- стоять в очереди или покупать дороже у спекулянтов, на базаре и т. п. Короче говоря, энергетический потенциал таких очередей был весьма высок, что и делало их в «перестройку» настоящими «очагами контрреволюции».
В постсоветское время большинство очередей состоит из «лузеров»-людей, потерявших надежду даже не на улучшение своей жизни, но просто на сохранение ее нынешнего уровня: в прямом смысле слова бедных (очередь за товаром на «рупь» дешевле), обездоленных- пенсионеров, людей, добивающихся каких-то льгот в службах социального обеспечения, обращающихся в службу занятости, ожидающих приема у врачей убогих районных поликлиник, добывающих какие-либо справки у утроившейся по численности постсоветской бюрократии, и т.п. Общение в таких очередях заряжает людей унынием, попросту деморализует их, что делает неизбежно возникающее в этих очередях озлобление не опасным в социально-политическом плане. Поэтому представляются несостоятельными предостережения оппозиции (КПРФ) о грядущем социальном взрыве: для него нужны сила, энергия, какое-то свободное время, деньги и т.п., чего нет у перемолотых этими дерпессивными очередями людей, занятых проблемами повседневного выживания. Их интенциональный вектор, даже если он вроде и противостоит властному, слишком слаб и дезориентирован.
Но и сейчас есть «активные» очереди, в которых стоят люди приемлемо или даже хорошо обеспеченные («средний класс»),энергичные, социально «заряженные»,образованные, не старые, с высоким протестным потенциалом. Такие очереди сводятся к двум основным видам.
Первый - автомобильные «пробки», в которых «кабинная» разобщенность отмеченных выше функциональных проявлений компенсируется особым психологическим накалом (он давно уже хорошо показан в итальянском–“Ingorgo-una stodia impossibile,L”-«Пробка…»,1979, и американском–“Falling down”- “Крушение»,1992, - кино). Пограничной разновидностью таких очередей являются «пробки» на таможенных постах - многокилометровые, а иногда- и многодневные. В них стоят сильные и активные люди. Они теряют в очередях время и деньги, и ничего не приобретают, кроме недовольства властью, (но не системой).
Вторым видом новых активных очередей являются очереди в новых учреждениях - банках, налоговых службах, нотариальных конторах, а также в «обслуживающих» малый и средний бизнес организациях. Очевидно, что эти очереди, несмотря на экономический кризис, в целом, в перспективе будут расти. Они также обладают высоким протестным потенциалом, однако, и он не угрожает социально-экономическому курсу власти своей «установкой».
Оба вида новых очередей противостоят не системе, а ее неспособности решать отдельные проблемы, не представляющиеся неразрешимыми (строительство новых дорог, развязок, таможенных пунктов, расширения сети новых учреждениях, организации «одного окна», и т.п.), против отдельных ее представителей. Но растущий объем таких очередей- особенно-городских автомобильных пробок, грозящий буквально парализовать транспортное сообщение, деформирующий представления о времени,может превратиться в серьезную проблему культуры повседневности, в частности, не только для владельцев иномарок, но и для пассажиров общественного транспорта, среди которых рассмотренные функции старых очередей могут «ожить» с соответствующими последствиями. Поэтому проблема очередей вновь обретает актуальность для социологов, культурологов, психологов, всех гуманитариев.
Литература
1. Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм 15-18 в.В трех томах. Т.1. Структуры повседневности. Возможное и невозможное. М, Весь мир, 2007
2. Восленский М. Номенклатура. М, 1991
3. Гуссерль Э. Феноменология как строгая наука. Новочеркасск, Лагуна,1994
4. Королев В., Евграфова О. Деньги как социокультурный феномен. Ростов-Дон, РФ РТА, 2007