Библейские аллюзии в сюжете и в структуре образов
героев пьесы С. Беккета "В ожидании Годо"
и её постановке Ю. Бутусовым (1999)
Веденеева Татьяна Артёмовна, бакалавриат первого года обучения, факультет СИЯиЛ Пермского государственного университета (614990, г. Пермь, ул. Букирева, д. 15), shireland@mail.ru.
Пустовалов Алексей Васильевич, доцент кафедры мировой литературы и культуры (СИЯиЛ), доцент кафедры журналистики (филологический факультет) Пермского государственного университета, theyareeverywhere@gmail.com.
В данной статье исследуется роль библейских аллюзий в сюжетостроении, системе и структуре образов пьесы Сэмюэля Беккета, ирландского драматурга-модерниста, "В ожидании Годо".
1. Пьеса и её постановка. Ирландский драматург Сэмюэль Беккет является одним из основоположников драмы абсурда. Беккет – представитель позднего модернизма, он застал это литературное направление в период его заката; неслучайно ряд исследователей трактуют его творчество как некий переход к новому, только что зарождающемуся направлению – постмодернизму.
Как новое литературное явление модернизм возник в конце XIX — начале ХХ века. Многие разные по своей концепции течения, такие как авангардизм, футуризм, сюрреализм составляют основу модернизма, однако объединяет все направления и идеи модернизма ощущение отчужденности, отстраненности, потерянности человека в обществе, абсурдности существования и неосознанности бытия, и вместе с тем – поиски новых путей изображения человека и мира. Писатели экспериментировали с формой изложения, стилями, их смешиванием. Поиск самого себя и своего места в мировом пространстве, изображение абсурдности мира становятся главной задачей модернистов.
Пьеса «В ожидании Годо» написана Беккетом на французском языке между 9 октября 1948 и 29 января 1949 года. Премьера спектакля состоялась 5 января 1953 в театре «Вавилон».
Далее следовала череда постановок во Франции, а затем и за её пределами; одной из них является постановка Государственного Академического театра им. Ленсовета режиссера Юрия Бутусова 1999 г, экранизированная в том же году [4].
Главные роли исполняли: Константин Хабенский (Эстрагон), Олег Федоров (Владимир), Михаил Пореченков (Поццо), Андрей Зибров (Лакки).
В своей работе мы, сопоставив отечественную постановку 1999 г. с оригинальным произведением Беккета, попытаемся вскрыть значение библейских аллюзий в сюжете и в структуре образов главных героев пьесы. Данные аллюзии автор, будучи представителем литературы модернизма, использовал для выражения своей позиции. Для этого рассмотрим узловые моменты в пьесе Беккета и в современной постановке Бутусова, такие как: символика имен героев, пространство и время, символические детали, цикличность в структуре сюжета.
2. Символика имён героев. Обратимся к образу Годо, в ожидании которого Владимир и Эстрагон находятся на протяжении всего сюжета пьесы. Имя Годо не значится в списках французских и ирландских имен (см., напр. [6], [13-15]), что дает основания предположить, что автор самостоятельно выдумал имя. Очевидно, что основой для него послужило именно английское слово God (Бог). Однако на размышления сразу наводит уменьшительно-фамильярная форма этого имени, образованная по тому же образцу, что и у двух других персонажей (Владимир и Эстрагон – Диди и Гого). Такая форма имени не может не принижать значение этого образа.
Итак, если Годо – это Бог, то главные герои ожидают именно его.
Владимир и Эстрагон во время пьесы сами репрезентуют себя как “единственные представители рода человеческого”. Так, Диди провозглашает: “...а все человечество – это мы. Нравится нам это или не нравится. Будем хоть раз представителями подлой породы”.
Неслучайны и имена других персонажей.
Славянское имя Владимир, как известно, означает "владеющий миром" – здесь подчёркивается претензии персонажа представительствовать от всего человеческого мира. Такое имя дано не без иронии, однако в пьесе Владимир – единственный персонаж, хоть сколько-то помнящий прошлое – в отличие от всех других.
"Эстрагон" (estragon) в переводе с французского значит "полынь", может быть также истолковано многозначно: с одной стороны, это растение, при помощи которого изгоняли дьявола, лечили разнообразные болезни, стимулировали выкидыши и изготовляли яды [9], с другой стороны, в сельскохозяйственном понимании полынь – сорняк, который заботливый хозяин стремится выполоть со своего огорода. Это имя тоже своеобразно репрезентует героя в качестве представителя человечества. Неслучайно также и здесь фамильярно-уменьшительные формы "Владимир" и "Эстрагон" – соответственно, Диди и Гого
Есть в пьесе и другие дети рода человеческого, это – вторая пара персонажей, Поццо и Лакки. В пьесе они однажды ассоциированы с Каином и Авелем (детьми Адама и Евы). Каин был первым, кого постигло наказание Господа на земле. Возможно, поэтому герои обречены находиться в постоянном ожидании. Чего они хотели получить от Годо-Бога? Прощения? Истины? Любви?
В случае с Поццо и Лакки семантика имён проще.
Лакки (от англ. lucky – "счастливчик") – герой, частично потерявший разум и не ведающий забот. Поэтому он и воспринимается как самый счастливый из героев пьесы.
Имя "Поццо", очевидно, восходит к обсцентизму "поц" (идиш פּאָץ –половой член – см., напр., [10]). Данное слово, которое можно назвать интернациональным, употребляется как пейоратив в жаргонах нескольких стран. Нужно заметить, что Поццо – самый грубоватый и агрессивный из персонажей пьесы. C другой стороны, имя этого героя, может отсылать к слову 'Pope" – "папа": именно как "символ папской власти, тиранического главу церкви" предлагает расценивать этот образ один из исследователей [7, с. 360].
Интересно, что Поццо, который ведёт Лаки, к концу пьесы слепнет, а Лаки на всём её протяжении пьесы почти ничего не говорит. Безнадёжное ковыляние Лаки и Поццо – немого, подгоняемого слепым, – такова, по выражению другого критика, "квинтессенция правды о человеке" [5, с. 165-166].
Очевидно, что в тексте пьесы имеют также значение отсылки к символическим временным, а также к пространственным координатам.