В архаичном мировоззрении адыгов тесно переплетались мифы и реальность. Вся территория исторической Черкесии, согласно древним преданиям, представляла собой застывшую иллюстрацию жизни и деятельности богов, владевших основными природными стихиями. Их имена запечатлены во многих географических объектах: Тхьэгъэлэдж ихьам (Гумно Тхагалега – божества изобилия и плодородия), Ахын итам (возвышенность Ахина – божества крупного рогатого скота), Емыщ ибжъап (склон Емиша – божества мелкого рогатого скота), КодэшъыхьыпI (место преклонения Кодошу – божества морских пучин), а адыгское название реки Белой –Шъхьэгуащэ переводится как «богиня вершин» или «верховная богиня» (шъхьэ «голова», «вершина», гуащэ «богиня», «княгиня», «хозяйка») и т. д. Со всеми этими местами связаны легенды и мифы. Кроме них, существовало еще огромное количество особо почитаемых священных рощ и деревьев, называемых ТхьэчIэгъ/ТхьэщIагъ (тхьэ «бог», чIэгъ/щIагъ «под, внизу», букв. «под богом», «под покровительством бога»).
В традиционных религиозных воззрениях адыгов культ священных рощ и деревьев был важнейшим. Под священными деревьями тхьэчIэгъ (тхачег) проводились молебны (тхьэлъэIу), совершались жертвоприношения божествам (тыхь). ТхьэчIэгъ (Тхачег) – это природный храм, сакральное пространство адыгов, где осуществлялась связь с богом, с космосом. На священные деревья ТхьэчIэгъ вешали оружие, шкуру животного, принесенного в жертву. В таких местах запрещалось ломать ветки деревьев и громко разговаривать. Кроме отдельных деревьев и небольших рощ ТхьэчIэгъ, существовали еще целые леса ТхьэчIэгъ, которые назывались чыхэмыбзэ мэз – «лес, где не рубят веток». Нарушение запрета ломать ветки деревьев и осквернять священное пространство, как утверждали адыги, каралось небесными силами. Наиболее известными в литературе священными лесами ТхьэчIэгъ мэз являются два леса, каждый из которых имел свое название: Тхамахинский лес [1], расположенный на границе Северского и Горячеключевского районов Краснодарского края и Джеметлохский лес [2] на левом берегу р. Белой (Шъхьэгуащэ), напротив современного г. Белореченска, на границе Республики Адыгея и Краснодарского края. Кроме них, в адыгских преданиях и песнях упоминается еще о каком-то большом лесе, называемом ТхьэчIэгъ мэз или мэзышху («Тхачега лес или большой лес»), место расположения которого точно не известно.
О почитании адыгами священных рощ и деревьев ТхьэчIэгъ (Тхачег) свидетельствуют многие писатели и путешественники, начиная с ХV в. [3]. Существует немало научных работ, посвященных доисламским верованиям адыгов, в частности культу деревьев и священных рощ [4]. Наряду с этим недостаточная изученность адыгских фольклорных и этнографических материалов, связанных с этой темой, а также отсутствие специальных комплексных исследований, посвященных феномену Тхьэч1эгъ, не позволяет, на наш взгляд, в полной мере понять его значение и смысл в сакральном пространстве адыгов.
Священных рощ и деревьев по всей Черкесии было много, и они были разбросаны повсеместно. Названия многих священных мест известны до сих пор, большей частью в причерноморской Шапсугии. К примеру, название ТхьэчIэгъ, как пишет Дж.Н. Коков, «принадлежит многим объектам: по р. Хакуцу (а. Кирова); на п. б. Мачмаз (Б. Псеушхо); ТхьэчIэгъыжъ (-жъ «старый») – п. б. Макопсе и др. Термин тхьэчIэгъ часто осложняется определяющим именем – названием породы дерева, которое становилось тотемным: Тфые тхьэчIэгъ (тфэй «граб»), Дае тхьэчIэгъ (дэ «орех», дае «орешня»), Пчые тхьэчIэгъ (пчэй «бук»), Шхъомчые тхьэчIэгъ (шхъомч «каштан») и др. [5]. Далее Дж. Н. Коков пишет, что в качестве определяющего компонента в названии священного дерева или рощи может выступать и имя человека, убитого молнией: Баус тхьэчIэгъ – близ а. Кирова (Бэус – шапс. фам.); Къаныкъо тхьэчIэгъ – на плато близ а. Ныожий (Къаныкъо – фам.)» [5]. Кстати, последний топоним Къаныкъо тхьэч1эгъ, приведенный Дж. Н. Коковым, был зафиксирован еще в конце 30-х годов прошлого века М. Рижским во время этнографической экспедиции в причерноморскую Шапсугию. В его статье «О культе Шибле у шапсугов» мы находим уточнение, что Къаныкъо это не фамилия, а имя человека убитого молнией, принадлежавшего роду Шхалахо [6].
К.Х. Меретуков в «Адыгском топонимическом словаре» также приводит несколько топонимов, связанных с такими святилищами: ТхьачIэгъ чап (Тхачег чап) – местность на окраине а. Б. Псеушхо. На склоне стоит большое дерево, считавшееся раньше священным. Тхьэ «бог», чIэгъ «под», чап «склон». ТхьэчIэгъ чIыгу (Тхачег чигу) – гора на р. Пшады, а также гора в р-не пос. Новомихайловского Тхьэ «бог», чIэгъ «под», чIыгу «земля». «Земля, покровительствуемая богом», «Земля, находящаяся под богом» [7].
В словаре К.Х. Меретукова названы еще несколько мест в окрестностях различных аулов Адыгеи, где зафиксированы топонимы, связанные со священными деревьями под названием тхьэчъыг – «божье дерево» или тхьэлъэIупI – «место, где молятся богу»: окраина а. Хатукай, местность на берегу р. Пчаш в а. Нешукай и др.
Как видим, священные деревья, рощи, называемые ТхьэчIэгъ (Тхачег), в основном сохранились в причерноморской Шапсугии и они наиболее известны в научной литературе. Во многом этому способствовали этнографические экспедиции в Шапсугию, проведенные московскими и ленинградскими учеными в разные годы прошлого столетия. Менее повезло священным местам ТхьэчIэгъ, находившимся на территории исторической Абадзехии, а также других мест проживания темиргоевцев, бесленейцев, махошей и др. На сегодняшний день эти святилища и их названия остаются неизученными или совершенно забытыми. В их число входит и упомянутый выше большой лес ТхьэчIэгъ мэзышху. Существовал ли он на самом деле и где он находился? Основными источниками в этом исследовании могут стать данные адыгского языка и фольклора, а также русские военные документы времен Кавказской войны, «описания местностей» военных топографов, географов и геологов.
Начнем с фольклорных произведений – культовых гимнов и песен, где упоминается некий ТхьэчIэгъ мэз (Тхачег-лес) или ТхьэчIэгъ мэзышху (Тхачег – огромный лес). К примеру, лес с таким названием несколько раз встречается в одной культовой песне, посвященной богу молнии Еле (его традиционно отождествляют с христианским ветхозаветным пророком Ильей). Песня исполнялась «во время похорон людей и животных, убитых молнией и при первом весеннем громе» [8], когда танцевали круговой ритуальный танец «Шиблэ-удж» (Шыблэ – бог грома, удж – танец), босиком, взявшись за руки, вокруг священного дерева. Сохранилось несколько вариантов песни-танца «Шиблэ-удж», исполнявшихся в разных регионах – от Шапсугии до Кабарды. Нас интересует один из них, зафиксированный на кабардинском диалекте, в котором слово тхьэщIагъ/тхьэчIэгъ (тхашаг/тхачег) встречается три раза в сочетании с разными словами: «ТхьэщIагъ-мэз (тхашаг-лес)», «ТхьэшIагъ жыгыжъ (Тхашаг-древнее большое дерево)» и «ТхьэщIагъыпс (Тхашаг-вода, река)». В песне говорится о том, что собравшиеся, танцуя круговой танец удж, поют и возносят свои молитвы к богу грома и молнии Еле, чтобы он не воспламенял Тхашага лес: «ТхьэщIагъ мэз къыумыгъэс», ради чего они призывают всех участников ритуала выпить грушевый напиток (кхъужъыпс) и дружно танцевать удж вокруг огромного старого дерева Тхачег – «ТхьэщIагъ жыгыжьыр доуджыхь», а того, кто их не поддерживает, пусть поразит молния, и пусть Тхашага вода (река) его унесет – «Шыблэ-уджым къыхэмыхьэр шыблэмэ ирехь, ТхьэщIагъыпсым ар ирехь» [8, с. 52].
Как мы видим, в данной песне речь идет не только о священном дереве ТхъэщIагъ, но и о каком-то большом священном лесе ТхъэщIагъ мэз, где протекают реки, где живут люди. Таким образом, в ней два понятия: ТхъэщIагъ жыг (Тхашаг-дерево) и ТхъэщIагъ мэз (Тхашаг-лес) разделены и это наводит на мысль, что существовал лес под общим названием ТхъэщIагъ, где находились особо почитаемые отдельные деревья ТхъэщIагъ, под которыми проводились молебны.
ТхьэчIэгъ/ТхъэщIагъ мэз упоминается еще в одной архаичной песне, называемой «Шъыпкъишъ» (Сто истин), а в кабардинском варианте – Псалъэ пэжищэ (Сто верных слов). Интересна предыстория этой песни. По одной из версий, старый охотник Джaмболет, предпочитавший охотиться один, однажды уходит далеко в горы и там, в одном глубоком ущелье, встречается с лесным чудищем МэзлIыныкъу (Лесной полумужчина, получеловек). Джамболет, нарушивший границы Лесного получеловека, был пленен и просит отпустить его. МэзлIыныкъу ставит условие: «Отпущу, если скажешь мне сто истин». Старый охотник Джамболет, умирая от страха, пропел все известные ему истины и, таким образом, выполнив условие, ушел от МэзлIыныкъу. Такова история рождения песни «Шъыпкъишъ» (Сто истин) [9, с. 6].
В мифологическом сюжете (встреча Джамболета с получеловеком МэзлIыныкъу) происходит встреча разумного человека с неразумным существом, во многом превосходящем его в физической силе, но отстающем в умственном развитии. Вполне логично, что Лесной получеловек в качестве откупа потребовал от Джамболета «сто истин», т. е. он попросил человека научить его уму-разуму, тому, чего сам лишён.
Текст «ста истин» представляет собой перечисление непреложных истин, формирующих мировоззрение адыга, составляющих основу его жизни и быта. Каждая отдельная строфа, построенная по принципу пословицы, несет в себе этническую информацию и глубокий философский смысл. Как отмечает Р.Б. Унарокова: «В «ста истинах» сосредоточено множество блоков, хранящих и распространяющих информацию как о соционормативной культуре, так и о культуре первичного производства, жизнеобеспечения и гуманитарной культуре. В этом смысле «сто истин» являются специфическим каналом трансляции знаний о всей этнической культуре адыгов» [9, с. 76].
Среди прочих «истин» и «верных слов» в «Шъыпкъишъ» есть одна строфа, посвященная лесу Тхачег: «ТхьэчIэгъ имэзыр зы мышкIу…» (Тхачега лес – всего один желудь) [9, с. 42]. Эта лаконичная фраза, при всей своей внешней простоте, многозначна и ассоциативный ряд, выстраиваемый ею, открывает еще несколько пластов для понимания. Первый план – ТхьэчIэгъ мэз (Тхачег-лес), «лес, покровительствуемый богом», священный лес, произрастает из одного желудя, т. е. природный храм, сакральное пространство, где человек связывается с богом, с космосом, берет начало всего лишь из одного семени дуба. Это мысль о том, что великое кроется в малом. Как и у многих народов, в адыгской традиции, дуб (адыг. чъыгай/жыгей: букв. «дерево») особо почитаем и считается священным, «воплощает представление о силе и незыблемости мира, считается одним из символов Мирового дерева» [10, с. 156]. А желудь дуба (мышкIу), или семя, символизирует «скрытые, неявные силы или мистические возможности», которые «даже если они временно не проявляются, несут в себе надежду» [10, с. 386], что станут чем-то значительным, великим.
Любопытно, что в одном из кабардинских вариантов упоминается не желудь дуба, а дикое яблоко – кислица (мы): «ТхьэшIагъкIэрэ зэджэ мэзышхуэр зы мыщхьэщ» [9, с. 53] – «Тхашагом называемый большой лес – один плод кислицы». В обоих случаях называются два особо почитаемых адыгами дерева – дуб и дикая яблоня, от одного семени которых может произрасти большой священный лес – ТхьэчIэгъ/ТхьэшIагъ – природный храм. Яблоня в адыгской символике считается деревом возрождения к вечной жизни, олицетворяет плодовитость, обновление. Кроме того, яблоня одно из первых окультуренных деревьев и потому в традиционной культуре имеет сакральное значение. В адыгской мифологии окультуривание яблони связано с именем бога плодородия и изобилия Тхагаледжем. Упоминание в «Шъыпкъишъ» не одной породы дерева, а двух, возможно, еще раз обращает наше внимание на то, что во всем можно увидеть «божий промысел», в каждом семени, в каждой пылинке мироздания, и через это семя, через эту пылинку приобщиться к божественному, восстановить связь с нашей духовной природой.
Существует несколько вариантов Шъыпкъишъ, зафиксированных под разными названиями: «Джаболэтыжъым иорэд» (Джамболета старого песня), «ШэкIо орэд» (Охотничья песня), «МэзлIыныкъу» (Лесной получеловек), «Адыгэ гущыIэжъ» (Адыгские пословицы), «Пэсэрэ орэдыжъ» (Древняя песня), «ТхьэчIэгъ мэз» (Тхачег-лес), «КIэлэцIыкIумэ абзэ къутэным пае къафаIорэ орэд» (Детям, чтоб их язык развязался, исполняемая песня» и др. Все они отличаются друг от друга лишь небольшими разночтениями. Для нас важен факт, что один из них называется «ТхьэчIэгъ мэз». На наш взгляд, это подчеркивает связь Шъыпкъишъ с сакральным пространством Тхьэч1эгъ и свидетельствует о том, что одной из многочисленных функций «ста истин» является хранение и трансляция духовных знаний, в том числе и связанных с этим пространством.
ТхьэчIэгъ мэз упоминается еще в нескольких народных песнях, собранных за рубежом Шабаном Кубовым. Все они сочинены абадзехами, покинувшими родину, и посвящены трагическим событиям Кавказской войны. К примеру, в песне «Хэкужъым игъыбз» (Песня-плач о старой Родине) есть такие строки: «Тхьэч1эгъ мэзым зэлъыч1эхьажьхэзи, Хьаджырэт-заори щаш1ыжьы» (В Тхачега лес уйдя, Хаджиретов (абреков) войну там учинили) [11, с. 56]. Другая песня, называемая «Тхьэч1эгъ» (Тхачег), начинается со слов: «ТхьэчIэгъ мэзэу тызыIусыгъэм, Урысыдзэм тэ тыкъыIуефи...» (От леса Тхачег, где мы проживали, Русское войско нас прогоняет…) [11, с. 57]. В песне «Шихьит машэм игъыбз» (Песня-плач над могилой шахидов) поется: «Абдзахэр ТхьэчIэгъ мэзым къызычIафым лыер къыщышIи…» (Абадзехов, когда изгнали из леса Тхачег, несчастье их постигло…) [11, с. 66]. Как мы видим, в песнях поется о каком-то ТхьэчIэгъ мэз, где жили абадзехи, куда уходили они для последнего боя и где остались могилы их героев, но точно не указывается, где он находился. Лишь по рекам, упоминаемым в них – Фэрзашъхьэ (верховье р. Фарс), Псыфыр (р. Псефир, приток р. Фарс), можно примерно определить его местонахождение.
Предположение о том, что большой лес Тхачег реально существовал и находился в верховьях рек Фарс и Псефир подтверждается еще одним микротопонимом ТхьэщIагъ гъогужъ (Старая дорога в Тхашаг), относящимся к окрестностям аула Ходзь (Кошехабльский район). Это название не зафиксировано в топонимических словарях, но, как пишет историк аула А.Х. Афашагов, так называется дорога из аула Ходзь, которая проходит через ст. Костромскую, на р. Псефир, (Мостовской р-н Краснодарского края) и ведет в большой лес [12].
Другие ориентиры относительно ТхьэчIэгъ мэз (лес Тхачег) обнаружены нами в рукописном архиве АРИГИ, где хранятся более 20 воспоминаний старожилов аулов Егерухай, Хачемзий, Кошехабль, Ходзь, Блечепсин и Джеракай, записанные в 1939-40 гг. Р. Хасановым. Они принадлежат в основном представителям абадзехов, абазин, егерухаевцев и беглых кабардинцев и повествуют об истории их семей, о том, где раньше жили их предки и куда были переселены после окончания Кавказской войны. Обращает на себя внимание тот факт, что каждый из информаторов, указывая родину своих предков – хэкужъ (старая родина, пепелище), называл местность ТхьэчIэгъ (Тхачег). В текстах иногда даются указания, где располагался их родовой аул, что позволяет предположить примерное местонахождение леса Тхачег. Так, Берзегов Осмен из а. Хачемзий рассказывал: «Сятэ къызщыхъугъэр ТхьэчIэгъ (Тхьэщип). Курджипс – Шъхьэгуащэ Iусыгъ. «Мой отец родился в Тхачеге (Тхашип). Это находится между Курджипсом и Шхагуаше (Белая)». Берзегов Якуб из а. Хачемзий вспоминал: «Тихэкужъ – Бэрзэджхьабл (ТхьэчIэгъ – ст. Тульскэм дэжь)». «Наша старая родина – аул Берзеджхабль (Тхачег – возле ст. Тульской)». Беданоков Шеретлук из а. Джеракай указывал: «Сятэ ятэ къызщыхъугъэр Абдзэхэ хэгъэгу (ТхьэчIэгъ)». «Отец моего отца родился в Абадзехии (Тхачег)», или он же пояснял: «Мэхъошхэр ТхьэчIэгъ Iупэ Iусыгъэх». «Махоши жили у самого края Тхачега». Дзыбов Наху из а. Егерухай говорил: «ТхьэчIэгъ къычIэкIыжьи Еджэркъуае къызэтIысхэм…». «Когда они покинули Тхачег и поселились в Егерухае…». В текстах упоминаются и другие топонимы, находившиеся в Тхачеге: МэшIодз хэкужъ (Мафедзевых старая родина, пепелище, за ст. Тульской, совр. Махош поляна), ШкIэжъыхъу лъап (подножие Шкежуха, за рекой Ходзь) и др. [13].
В воспоминаниях стариков, каждый раз, когда упоминается Тхьэч1эгъ, то буквально получается, что их предки жили «под богом», «под покровительством бога», и создается впечатление, что речь идет не о местности или лесе с таким названием, а о потерянном рае и, что ТхьэчIэгъ – это поэтический образ их старой родины, о которой они тоскуют. Но уточнения в тексте, указывают на конкретные места, известные нам сегодня, что позволяют предположить, что ТхьэчIэгъ (Тхачег) это название местности и леса, находящегося в районе реки Шъхьэгуащэ (Белая), в окрестностях города Майкоп и ст. Тульской, и что это тот самый лес, о котором поется в упомянутых выше песнях зарубежных адыгов. Вся сложность состоит в том, что в современном обиходе топоним ТхьэчIэгъ мэз (лес Тхачег) в привязке к этим местам не сохранился, и это не позволяет уверенно локализовать его местонахождение.
Итак, по приведенным данным адыгского фольклора, можно предположить, что среди огромного количества священных деревьев и рощ на территории исторической Черкесии, в общем нарицательно называемых ТхьэчIэгъ (Тхачег), был один самый известный большой лес ТхьэчIэгъ мэз или мэзышху, который предположительно охватывал все пространство между реками Белой и Ходзь в их предгорной части. Судя по всему, он хорошо был известен абадзехам, егерухайцам, махошам, бесленейцам и беглым кабардинцам, которые жили по соседству в этих местах до окончания Кавказской войны.
Знаменитый в прошлом большой лес ТхьэчIэгъ мэз (лес Тхачег) не раз упоминается и в произведениях адыгских просветителей Х1Х в. Так, Султан Хан-Гирей писал в очерке «Князь Пшьской Аходягоко»: «Однажды – это было давно – мы проезжали через тот самый лес Тхатчех, обширный и мрачный. Мы были на пути к бесленеевцам» [14, с. 255]. Далее Хан-Гирей подробно описывает меры предосторожности, предпринятые их проводниками, опасаясь «нападения знаменитого разбойника Донекея и отважной его шайки, которая по слухам находилась тогда в окрестностях страшного леса» [14, с. 256].
Имя Донекея или Дунакая (Дунэкъай / Дунэкъей), в связи с абадзехами и егерухаевцами, не раз встречается в адыгских преданиях и песнях. А как известно, абадзехи и егерухаевцы до 60-х годов ХIX в. жили по соседству по правому берегу р. Белой, в окрестностях современной ст. Тульской. Если следовать маршруту, указанному Хан-Гиреем, то их путь лежал из Бжедугии (район Екатеринодара) в Бесленей, располагавшийся в то время между реками Лаба и Кубань, куда можно было попасть только через лес Тхачег. Так, приведенные Хан-Гиреем подробности косвенно подтверждают наше предположение о местонахождении леса Тхачег, а эпитеты «обширный», «мрачный», «страшный», которые использовал Хан-Гирей при описании «Тхатчеха», подтверждают репутацию, которой пользовался этот таинственный лес у «чужаков».
Другой адыгский просветитель ХIX в. Каламбий (Адыль-Гирей Кешев) в статье «Характер адигских песен» (1869 г.) привел интересную деталь, связанную с созданием героических баллад (пщыналъ): «Например, умирал или был убит на войне значительный наездник. Родственники его, преимущественно же аталыки, желая увековечить память усопшего, сзывали известных в околотке певцов и упрашивали их составить о нем пшинатле. В таких случаях, как говорят, гегуако удалялись на несколько дней для составления своего панегирика в какую-нибудь рощу, пользовавшуюся, по древнеадыгскому культу, значением священного места, где хоронились мертвые, совершались религиозные обряды, приносились жертвы и произносились обеты. Между абадзехами и шапсугами, сохранившими вообще долее языческие верования, такие рощи назывались, до самого переселения этих племен в Турцию, «тхачаг-маз», т. е. «лесами под богом» [15].
Каламбий конкретно не указал местонахождение «тхачаг-маз», но донес до нас немаловажную информацию о том, что сакральное пространство ТхьэчIэгъ мэз (Тхачег лес) в традиционной культуре адыгов было не только местом исполнения культа, но и источником творческого вдохновения для народных песнотворцев – гегуако (джэгуакIо).
Для того, чтобы точнее локализовать местонахождение ТхьэчIэгъ мэз (Тхачег лес), сравним данные, которые нам удалось обнаружить в фольклоре и литературе, с историческими документами времен Кавказской войны и топографическими «описаниями местностей».
В военных рапортах первоначально интересующий нас встречается как «Длинный лес» (от адыг. МэзкIыхь). Видимо, МэзкIыхь (Длинный лес) было вторым названием леса ТхьэчIэгъ (Тхачег). Кстати, почти все леса имели подобные вторые названия, отражающие их форму – Мэзышху (Большой лес), Мэзхъурай (Круглый лес) и т. д. Эти названия чаще встречаются в военных рапортах, вероятно, как более легко произносимые и адаптированные к русскому слуху. Иногда ТхьэчIэгъ мэз, особенно его восточная часть, в документах называется еще «махошевским лесом» или «махошевскими лесами».
Название леса ТхьэчIэгъ (Тхачег) упоминается в военных отчетах за март 1862 г.: «…21-го числа войска были двинуты двумя колоннами в центр Егерукаевского населения, вверх по впадающим в Фарс речкам Кхотль и Феш, причем в течение 2-х дней были уничтожены все расположенные на них аулы. Затем, с 23-го по 27-е число отрядом были истреблены аулы, лежащие по р.р. Сералю, Майкоп (речка Миеко, правый приток р. Белой. – Н. Е.) и вообще на всем пространстве между Белой и Фарсом. В последние три дня отрядом был подробно осмотрен лес Тхачок, покрывающий все пространство от хребта Камелюкотх почти до Абадзехской линии, но присутствия жителей не замечено» [16].
Несмотря на то, что в документе упоминаются некоторые названия, не дошедшие до нас, по сохранившимся топонимам можно очертить территорию упоминаемого в нем леса Тхачок (ТхьэчIэгъ). По крайней мере, все пространство от впадения в р. Фарс ее левых притоков – Кхотль и Феш (р-н ст. Ярославской Мостовской р-на), к истокам р.р. Сераль и Майкоп (Мыекъо) (р-н ст. Тульской), далее вверх по Белой в сторону нынешней ст. Абадзеховской, было известно военным как лес Тхачок (ТхьэчIэгъ).
В конце Кавказской войны лес ТхьэчIэгъ (Тхачег) был последним оплотом проживавших там егерухаевцев и махошей и его слава, как места «сборища хищников», была хорошо известна в русских войсках и часто упоминалась в рапортах и отчетах. Так, в «Журнале военных действий и занятий войск в Кубанской области с 5-го по 12-е января 1863 г.» есть сообщение, что 12-го января 1863 г. «по тревоге сборная рота, находящееся в ст. Нижне-Фарсской, бросилась преследовать хищников, но они успели уже скрыться в ближайшем лесу Тхачохо» [17].
Приведенные документы подтверждают наши предположения о том, что название Тхачок/Тхачохо (ТхьэчIэгъ) относилось ко всему огромному лесному массиву, находившемуся между реками Белая и Лаба, а восточная его граница находилась недалеко от современных станиц Кужорская и Ярославская.
Некоторые подробности относительно леса Тхачег или Длинного леса мы находим в послевоенных очерках кубанских географов и историков, в частности, М.И. Венюкова и Е.Д. Фелицына. Так, М.И. Венюков писал: «Особенного внимания заслуживает растущий на последних предгорьях между Лабой и Белой лес Длинный (Тхачок), еще недавно служивший убежищем для егерукаевцев и махошей. Огромные дубовые деревья в нем достигают иногда толщины 3 футов в диаметре» [18]. Таким образом, М.И. Венюков, описывая пространство между Белой и Кубанью в 1863 г., когда эти места еще не были покинуты черкесами, дал более точные координаты, расширив предполагаемое нами пространство леса Тхачег.
В очерке Е.Д. Фелицына о Майкопе (1873 г.) уточняются северные границы леса Тхачег: «Громадный сплошной лес Тхайчих северо-западной частью своей выдается в виде мыса в сторону Майкопской равнины, затем далее, в Майкопском ущелье, вверх по течению реки Белой или по левую сторону дороги, ведущей в ст. Тульскую, идет сплошная возвышенность, по кряжу которой лес Тхайчих представляется в самом привлекательном виде» [19].
Таким образом, опираясь на данные адыгского фольклора и исторические источники XIX в., нам удалось локализовать местонахождение леса ТхьэчIэгъ мэз (леса Тхачег) и установить, что весь огромный лесной массив, находящийся между реками Белой и Лабой, и есть тот знаменитый лес ТхьэчIэгъ мэзышху (большой лес Тхачег).
За последние сто пятьдесят лет большой лес Тхачег, безусловно, значительно изменился, но сохранился. Сегодня ТхьэчIэгъ мэзышху начинается с северо-восточной окраины г. Майкопа (на горе, за Северо-Восточными садами), и тянется по правую сторону трассы, если ехать через Кужорский переезд в Лабинск. Его западная граница примыкает к северо-восточной окраине города Майкопа и продолжается вверх по правому берегу р. Белой, по направлению к Хаджоху. Южная часть леса находится в верховьях рек Ходзь и Малая Лаба. В настоящее время территория ТхьэчIэгъ мэзышху расположена в двух регионах: в Майкопском районе Республики Адыгея и Мостовском районе Краснодарского края. Большая часть этого леса входит в Кавказский биосферный заповедник и в природный парк «Большой Тхач». Кстати, значение названий горы и речки Тхач (ТхьачI/ТхьащI) с адыгского языка переводится как «земля, территория бога».
Теперь, когда мы знаем, где находится известный нам по фольклору большой лес ТхьэчIэгъ мэз (лес Тхачег), встает следующий вопрос: почему всю эту территорию и лес предки адыгов назвали «местом под покровительством бога» и считали священным? Возможно, с этим как-то связан факт, что на территории этого леса было обнаружено самое большое на Северо-Западном Кавказе количество дольменов (более тысячи), в том числе и триста с лишним дольменов Богатырской поляны. Ответы на эти вопросы требуют тщательного и глубокого комплексного исследования всего пространства большого леса Тхачег. На наш взгляд, дальнейшее восстановление и изучение исторической адыгской топонимики, связанной с этой местностью, позволит более точно определить территорию леса ТхьэчIэгъ мэзышху – «большого леса, находящегося под покровительством бога», поможет уточнить какие особые священные места в него еще входили и лучше понять их значение в сакральном пространстве адыгов.
ЕМЫКОВА Нуржан Хаджибиевна, старший научный сотрудник отдела славяно-адыгских культурных связей Адыгейского республиканского института гуманитарных исследований им. Т. Керашева
Примечания
1. Каменев Н. Урочище Адыхеко // Кубанские ведомости. Екатеринодар, 1866. № 43-44. С. 23-26.
2. Сталь К. Этнографический очерк Черкесского народа. Кавказский сборник. Т. ХХI. Тифлис, 1900. С. 111.
3. Шильтбергер И. Путешествия Ивана Шильтбергера по Европе, Азии и Африке с 1394 по 1424 год//Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов ХIII-XIX вв. (далее АБКИЕА). Сост. Гарданов В.К. Нальчик: «Эльбрус», 1974. С. 37-40; Главани К. Описание Черкесии // АБКИЕА. С. 162; Пейсонель К. Трактат о торговле на Черном море // АБКИЕА. С. 201; Тебу де Мариньи. Путешествие по Черкесии. Нальчик: «Эль-фа», 2002. С. 49-52; Люлье Л.Я. Верования, религиозные обряды и предрассудки у черкесов//Ландшафт, этнографические и исторические процессы на Северном Кавказе в ХIX-нач. ХХ в. Нальчик: «Эль-фа», 2004. С.73-81 и др.
4. Лавров Л.И. Доисламские верования адыгейцев и черкесов//Лавров Л.И. Избранные труды. Нальчик: «Полиграфкомбинат им. Революции 1905 г.», 2009. С. 198-201; Шортанов А.Т. Адыгские культы. Нальчик: «Эльбрус», 1992. С. 46-60; Хабекирова Х.А. Мир дерева в культуре адыгов. Нальчик: «Эль-фа», 2001 и др.
5. Коков Дж.Н. Адыгская (черкесская) топонимия. Нальчик: «Эльбрус», 1974. С. 267.
6. Рижский М. О культе Шибле у шапсугов//Материалы шапсугской экспедиции 1939 г. Сб. научных студенческих работ. Вып. ХVII. Этнография. М.: МГУ, 1940. С. 49.
7. Меретуков К.Х. Адыгейский топонимический словарь. Майкоп: Качество, 2003. С. 245.
8. Мижаев М.И. Мифологическая и обрядовая поэзия адыгов. Черкесск, 1973. С. 51.
9. Унарокова Р.Б. Шъыпкъишъэхэр. Сто истин. Майкоп: «Адыгея», 1999.
10. Кирло Хуан. Словарь символов. М.: Цетрполиграф, 2010.
11. Kube Csaban. Аdighe folklore (на адыг. яз.). № 3. New York, 1963.
12. Афашагов А.Х. История аула Ходзь. Майкоп: «Адыгея», 1998. С. 170.
13. ЕмыкI Нурджан. «Абдзахэр къызэукъом…» // Псалъ. № 3 (6). Мыекъуапэ, 2006. С. 203-220.
14. Хан-Гирей. Черкесские предания. Нальчик: «Эльбрус», 1989.
15. Каламбий (Адыль-Гирей Кешев). Записки черкеса. Нальчик: «Эльбрус», 1988. С. 236.
16. АКАК (Акты Кавказской Археографической комиссии). Т. ХII. Тифлис, 1893. С. 684.
17. ЦГИАГ (Центральный государственный исторический архив Грузии). Ф. 416. Оп. 3. Д. 1177. Л. 24-24 а.
18. Венюков М.И. Очерк пространства между Кубанью и Белой. 1863 г. // Бесленей – мост Черкесии. Вопросы исторической демографии Восточного Закубанья ХIII-XIX вв. Сб. документов и материалов. Сост. С. Хотко. Майкоп: «Полиграф-Юг», 2009. С. 57.
19. Фелицын Е.Д. Майкоп // Старые черкесские сады. Ландшафт и агрикультура Северо-Западного Кавказа в освещении русских источников 1864-1914 гг. Сост. С. Хотко. Т. 1. М.: «Олма-Пресс», 2005. С. 200.
Источник: Сакральное пространство в современной культуре абхазов и адыгов. Материалы Круглого стола. Майкоп, 20 сентября 2013 г. / Редактор-составитель А.Н. Соколова. Майкоп: изд-во «Магарин О.Г.», 2013. – 104 с., илл.