Наталья Рославлева
Из библиотеки
Миньон Гарленд
директор
Общество Наследия Айседоры Дункан
Танцоры Дункан из Сан-Франциско
--2
About the Author
Об авторе
This is Natalia Roslavleva’s second monograph for Dance Perspectives and a worthy successor to DP 23, “Stanislavski and the Ballet,” which was published in 1965 and won its author the Prix Docteur Honoris Causa de l’Universite de a Danse, Paris.
\\
Это вторая монография Натальи Рославлевой для журнала «Танцевальные перспективы» и продолжение материала ТП № 23 «Станиславский и балет», которая была опубликована в 1965 году и обеспечила автору звания Почетный доктор Университета Франции в Париже.
Since her last appearance in this journal, Madame Roslavleva has published Era of the Russian Ballet (in English, 1966), an enlarged edition of Maya Plisetskaya (1968), “Tikhomirov, his life, his work” in Vassily Dmitrievitch Tikhomirov (1971), and “Petipa’s Family in Europe” in Marius Petipa (1971). Maris Liepa is to be published in Moscow this year. She also continues to write for numerous Soviet magazines and encyclopedias as well as contributing regularly to the London Dancing Times.
\\
Со времени своего последнего появления в этом журнале, мадам Рославлева опубликовала «Эру русского балета» (на английском языке, 1966), расширенное издание книги Майи Плисецкой (1968), «Тихомиров, его жизнь, его творчество» в книге Василий Дмитриевич Тихомиров (1971), и «Семья Петипа в Европе» в книге Мариуса Петипа (1971). Марис Лиепа выйдет в свет в этом году в Москве. Она также продолжает писать для многочисленных советских журналов и энциклопедий, а также регулярно пишет для «Лондонского танцевального времени».
Madame Roslavleva studied ballet at the Lunacharsky Choreographic Technicum in Moscow and also worked privately in ballet and “plastique” with Vera Mosolova, Vera Maya, Lyudmilla Alexeyeva, and Valeria Tsvetayeva. She graduated from the University of Moscow in English Philology and in 1970 became a Candidate of Science (Arts).
\\
Мадам Рославлева училась балету в хореографическом техникуме им. Луначарского в Москве, а также работала в частном балете и «пластике» с Верой Мосоловой, Верой Майей, Людмилой Алексеевой и Валерией Цветаевой. Окончила Московский университет по английской филологии и в 1970 году стала кандидатом наук.
This monograph, like “Stanislavski and the Ballet,” was written for Dance Perspectives in English.
\\
Эта монография, как и «Станиславский и балет», была написана для «Танцевальные перспективы» на английском языке.
--3
Introduction
Введение (Предисловие)
[] Below: “Glimpsess,” number 1, page 1, May, 1921. Natolia Roslavleva`s editorial tells of the birth of the “Socity of Young Duncanists’ and expounds its aims.
\\ Ниже: «Проблески», номер 1, стр. 1, май 1921 года. Передовая статья Натальи Рославлевой рассказывает о рождении «Общества Юных Дунканисток» и излагает его цели.
The story starts in a small town of southern Russia. The time is 1920. My father, an eminent professor of zoology, had just died, and my mother had to resume teaching English. A lonely girl in my teens, I was left, out of necessity, very much to myself and my own world of fantasy. I composed poetry and had wanted to dance since I was five. In 1920 I attended a ballet class given by a former Maryinsky ballerina temporarily residing in our town. I found it stilted.
\\
История начинается в маленьком городке на юге России. Время - 1920 год. Мой отец, выдающийся профессор зоологии, только что умер, и моей матери пришлось возобновить преподавание английского языка. Одинокая девушка, когда я была ещё подростком, вынужденно, я оставалась сама по себе, очень довольная собой и своим собственным миром фантазий. Я сочиняла стихи и хотела танцевать с пяти лет. В 1920 году я посещала уроки балета, который давала бывшая Мариинская балерина, временно проживающая в нашем городе. Я нашла её неестественной (высокопарной, напыщенной).
Then, in a bookcase abandoned by the previous lodgers, I discovered some copies of pre-Word-War-I art magazines. Numberous photographs of Isadora Duncan and articles about her came to view. For me, they had the effect of a revelation. So this was the real meaning of Dance!
\\
Затем в книжном шкафу, оставленном предыдущими жильцами, я обнаружила несколько экземпляров художественных журналов, выпущенных до войны. Многочисленные фотографии Айседоры Дункан и статьи о ней были внимательно просмотрены и прочитаны. Для меня они имели эффект откровения. Это то, что было настоящим смыслом танца!
Eager to share my enthusiasm with the girls at school, I founded, then and there, a “Society of Young Duncanists.” We met in the garden of a shabby summer house to look at those pictures and try to imitate them—a rather poor spectacle, as I see it now.
\\
Стремясь поделиться своим энтузиазмом с девочками в школе, я тут же основала «Общество Юных Дунканисток». Мы встретились в саду в ветхом летнем домике, чтобы смотреть на эти картинки и пытаться подражать им - довольно жалкое зрелище, как я это вижу сейчас.
More important was my starting a journal of the Duncan Society entitled Probleski (Glimpses of Light). Partly a scrapbook containing whatever I could lay my hands on about Isadora, Its original articles were written by hand. Among other things. the editorial in Number 1 of May, 1921, said that a dancer should be an artist in movement—I could subscribe to that idea today.
\\
Более важным было то, что я начала вести журнал Дункановского общества под названием «Проблески» (света). Отчасти, это были записи, содержащие всё, что я могла бы рассказать об Айседоре. Оригинальные статьи были написаны от руки. Среди прочего, в редакционной статье в номере 1 от мая 1921 года говорилось, что танцор должен быть художником в движении - я могла бы поддержать эту идею сегодня.
The very serious intentions of their “President” failed to inspire the members of the Duncan Society with the same degree of enthusiasm, and in time all my classmates left. But I resolutely continued as the sole member-president of the Duncan Society and editor of its journal.
\\
Очень серьезные намерения их «президента» не смогли вдохновить членов общества Дункан с той же степенью энтузиазма, и со временем все мои одноклассники ушли. Но я решительно продолжила дело, как единственный член - президент Общества Дункан и редактор его журнала.
The next issue, bearing Isadora’s famous dancing portrait by Fritz von Kaulbach on the cover, came out on January 1, 1922. In it I announced, rather belatedly, the news gleaned from an old copy of Izvestia: Isadora Duncan had been in Moscow for several months! Duncan’s first Moscow article, “Art for the Masses,”[1] was duly pasted in the pages of the journal.
\\
Следующий номер, в котором был напечатан знаменитый танцевальный портрет Айседоры от Фрица фон Каульбаха на обложке, вышел 1 января 1922 года. В нём я, с опозданием, объявила, что новость почерпнута из старой копии «Известий»: Айседора Дункан была в Москве несколько месяцев! Первая московская статья Дункан «Искусство для масс»[1] была должным образом размещена на страницах журнала.
Портрет Айседоры от Фрица фон Каульбаха.
Opening with the general statement that art should keep in step with life, depicting Ideals capable of serving as goals for future generations. Duncan requested that once a week, on Mondays, the Bolshoi Theatre be opened to the public without charge. She also asked for a large hall where she could give a daily lesson in dance—quite apart from those in her own Moscow school—to the children of the workers who came to those Monday performances. She expressed an opinion that Communist children were acquiring old, bourgeois habits—like good manners. In her school, she asserted, they would all be treated as equals.
\\
Начнем с общего утверждения, что искусство должно идти в ногу с жизнью, изображая идеалы, способные служить целями для будущих поколений. Дункан просила, чтобы один раз в неделю, по понедельникам, Большой театр был открыт для публики бесплатно. Она также попросила большой зал, где она могла бы давать ежедневные уроки танцев - совершенно отдельно от тех, кто обучался в её собственной московской школе, - детям рабочих, которые приходили бы на те представления в понедельник. Она выразила мнение, что коммунистические дети приобретают старые, буржуазные привычки - как хорошие манеры. Она утверждала, что в её школе все они будут рассматриваться как равные.
--4
Sharing the Spartan life of the institution. “I left Europe,” she said, “because art there is bound up with commercialism. And it would be contrary to my convictions and intentions to resume paying performances for bourgeois audiences.”
\\
Разделение спартанской жизни учреждения. (?) «Я покинула Европу, - сказала она, - потому что искусство там связано с коммерцией. И это противоречило моим убеждениям и намерениям, не допускающих возможность возобновить оплачиваемые выступления для буржуазной аудитории».
Isadora’s plans were far-fetched and difficult to realize. The paper cautiously appended a footnote:
“The editorial office, without entering into discussion of particular points In A. Duncan’s article, readily gives her space in Izvestia’s columns.” (Due to an incorrect phonetical transcription at the time of her first tour of 1904, Duncan was known in Russia as “Aisedora,” hence the initial “A.”)
\\
Планы Айседоры были надуманными и трудными для реализации. В документе осторожно добавлена сноска:
«Редакция, не вдаваясь в обсуждение конкретных моментов в статье А. Дункан, с готовностью предоставляет ей место в колонках «Известий». (Из-за неправильной фонетической транскрипции во время её первого тура 1904 года, Дункан была известна в России как «Aisedora», отсюда и начальное «А.»)
# Москва
I made up my mind somehow to get to Moscow and ask Duncan whether I was on the right path and I wrote a long article on the subject for Glimpses. In the meantime, Number 6 of June, 1922, had another surprise to spring. The Duncan Society was moving to Moscow’ (Actually, this happened because my brother-in-law, a brilliant veterinary surgeon, had been offered a chair in one of the Moscow institutes.)
\\
Я решила как-то добраться до Москвы и спросить Дункан, была ли я на правильном пути, и я написала длинную статью на эту тему для «Проблесков». В то же время, номер от 6 июня 1922 года был ещё одним сюрпризом к весне. Общество Дункан переезжало в Москву (на самом деле это произошло потому, что моему старшему [двоюродному] брату, блестящему ветеринарному врачу, предложили должность профессора в одном из московских институтов).
After a long journey, full of the hardships of the times, we arrived in the capital. Mother promptly inquired for a good academic school where she placed me. But I had other interests.
\\
После долгого путешествия, полного временных трудностей, мы прибыли в столицу. Мама быстро определилась с хорошей академической школой, в которую она меня поместила. Но у меня были другие интересы.
Finding out the address of the Isadora Duncan School, I went to Prechistenka 20, where I stood in awe in front of the mansion that had belonged to the ballerina Alexandra Balashova. Yet I did not dare to pull the heavy oak door or to ring the bell.
\\
Узнав адрес школы Айседоры Дункан, я отправилась на Пречистенку 20, где с благоговением стояла перед особняком, принадлежавшим раньше балерине Александре Балашовой. И всё же, я не посмела потянуть на себя тяжелую дубовую дверь или позвонить в звонок.
My Duncan infatuation, however, did not end. I continued with the journal and found some authors for it at my new school. Theatre was taken seriously there, and we had a bona fide stage. Our principal director was Leonid Varpakhovsky, who is now an outstanding figure in dramatic directing and a Peoples’ Artist of the RSFSR. He encouraged my “duncanism.” Reluctantly, I confess that, joining the army of amateurs about whom Michel Fokine wrote that anyone can take a piece of cheesecloth and pretend to dance “a Ia Duncan,” I performed on our school stage a dance entitled “In Search of Fate.” The lighting was supervised by a boy who later became a specialist in electricity, and I told him to dim the lights when I arrived in the corner and raised my hand (with the scarf in it) in search of fate. The dance remains recorded, in a notation that I can no longer read, in the pages of Glimpses.
\\
Однако моё увлечение Дункан не закончилось. Я продолжила работу с журналом и нашла несколько авторов для него в моей новой школе. Театр воспринимался там серьезно, и у нас была настоящая сцена. Нашим главным директором был Леонид Варпаховский, ныне выдающийся деятель драматургии и народный артист РСФСР. Он поощрял мой «дунканизм». Неохотно признаюсь, что, присоединившись к армии любителей, о которых Мишель Фокин написал, что любой может взять кусок марли и притвориться, что танцует «а ля Дункан», я исполнила на нашей школьной сцене танец под названием «В поисках судьбы». Освещением руководил мальчик, который позже стал специалистом по электричеству, и я сказала ему, чтобы он приглушал свет, когда прибыла в угол и подняла руку (с шарфом в ней) в поисках судьба. Танец остается записанным в записях, которые я больше не могу читать, на страницах «Проблесков».
--5
[] Below: The author meets with former Duncan dansers. Left to right: Yulla Vashnetsova, Elena Fedorovskaya, Maria Mysovskaya, Natalia Roslavleva, Valentina Boye, Lydia Gicheva. Left: Cover of the first number of “Glimpses.”
\\ Ниже: автор встречается с бывшими дункановскими танцовщицами. Слева направо: Юлия Васнецова, Елена Федоровская, Мария Мысовская, Наталья Рославлева, Валентина Бойе, Лидия Гичева. Слева: обложка первого номера «Проблески».
I also wrote a detailed account of my first viewing of the Isadora Duncan School in performance on April 15, 1923. It is a piece of good reporting, and Ilya Schneider, the school’s able director, recently read my account of his opening speech and confirmed its authenticity. Isadora was away, and the children were led by Irma Duncan. This is what I wrote of her: “She is a remarkably musical dancer, musical by nature. Light and graceful, she reveals profound truths in her simple movements. She was a tragic Iphigenie en Aulide and now a merry one in Tauride; she danced victoriously and fiercely the ‘Marche Militaire,’ and flitted like a butterfly in Schubert’s ‘Waltzes.’ She dances very simply, but who else could do it like that?”
\\
Я также написала подробный отчёт о своём первом посещении школы Айседоры Дункан во время выступления 15 апреля 1923 года. Это хорошая публикация, и Илья Шнейдер, талантливый директор школы, недавно прочитал мой рассказ в своей вступительной речи и подтвердил её подлинность. Исадоры не было, а детьми руководила Ирма Дункан. Вот что я написала о ней: «Она замечательная музыкальная танцовщица, музыкальная по своей природе. Лёгкая и грациозная, она раскрывает глубокие истины в своих простых движениях. Она была трагической Ифигенией в Аулиде, и теперь весёлой в Тавриде; она победоносно и яростно танцевала «Военный марш», и порхала, как бабочка, в «Вальсах» Шуберта. Она танцует очень просто, но кто ещё мог бы сделать это так?»
At the end of the matinee, the public started clamoring for the “International.” Irma said it was not a dance, but simply an attempt to illustrate a song, therefore everyone should sing. And a miracle happened. Wrote I: “All of the auditorium, as one, sang the great hymn as the children, led by Irma. wove in and out of spiral and circle formations.”
\\
В конце утренника публика начала требовать «Интернационал». Ирма сказала, что это не танец, а просто попытка проиллюстрировать песню, поэтому все должны петь. И случилось чудо. Я написала: «Весь зал, как один, пел великий гимн, как дети, во главе с Ирмой. вплетались и выходили из спиральных и круговых образований».
At that same matinee, I witnessed another remarkable event. Alexander Gorsky, the venerable Bolshoi Theatre choreographer who had been influenced strongly by Isadora at the beginning of the century, came onto the stage to greet the Isadora Duncan School and thank It for the pleasure given to the pupils of the Bolshoi School who were present In the audience.
\\
На том же утреннике я стала свидетелем ещё одного замечательного события. Александр Горский, почтенный хореограф Большого театра, который в начале века испытал сильное влияние Айседоры, вышел на сцену, чтобы поприветствовать Школу Айседоры Дункан и поблагодарить её за удовольствие, оказанное ученикам школы Большого театра, присутствовавшим в аудитория.
--6
After the performance, I stood for a long time in the street with the rest of the spectators to see the Duncan children come out with Irma. Again, I never dared to speak.
\\
После спектакля, я долго стояла на улице с остальными зрителями, чтобы увидеть, как дети Дункан вышли с Ирмой. Опять же, я никогда не смела заговорить с ними.
When Isadora returned to Moscow, I managed to see her concert at the Zimin Opera House—the same building, incidentally, where she won her 1905 Moscow triumphs (it was then known as the Solodovnikov Theatre). I am sorry to recall that I suffered a disillusionment. Even from high up in the gallery, the heavily prancing woman with her exaggerated miming failed to impress me. And, when her tunic fell oft the shoulder intentionally in the “International,” exposing flesh that should have better remained unseen, a real crisis ensued. I was too young then to separate this aesthetically not-too-pleasing view of the aging Isadora from the greatness of her contribution to twentieth-century choreography.
\\
Когда Айседора вернулась в Москву, мне удалось увидеть её концерт в Оперном театре Зимина, кстати, в том же здании, где она одержала победу в московских триумфах 1905 года (тогда он был известен как Театр Солодовникова). Мне жаль вспоминать, что я разочаровалась. Даже высоко в галерее, тяжело скачущая женщина, с её преувеличенной мимикой, не впечатлила меня. А также, когда её туника преднамеренно упала с плеча в «Интернационале», обнажив плоть, которая лучше должна была остаться невидимой, начался настоящий кризис. Тогда я была слишком молода, чтобы отделить этот эстетически не слишком приятный взгляд на стареющую Айседору, от величия её вклада в хореографию двадцатого века.
Театр Солодовникова (Опера С.Зимина)
It was apparently for this reason that Glimpses was discontinued with the May, 1923. issue, having lasted for a full two years.
\\
По-видимому, именно по этой причине «Проблески» был прекращены с мая 1923 года, издания, просуществовавшего целых два года.
This did not mean that I had lost interest in dance. Once out of school and capable of acting on my own volition, I attended every Moscow studio of “plastique” (in Russia, anything that was done barefoot, in a style less restricted than that of classical dance, was designated as “plastique”). In 1928, through my friend Sylvia (Si-Lan) Chen, I was able to study at the Duncan School where Maria Borisova. one of the senior Duncan pupils. taught a private class in pure Duncan style. I still remember some of the exercises and how I dyed some cheesecloth with red ink to make a red tunic.
\\
Это не значит, что я потеряла интерес к танцу. Окончив школу, и свободная в выборе действовать по собственному желанию, я посетила все московские студии «пластики» (в России всё, что делалось босиком, в стиле, менее ограниченном, чем стиль классического танца, было обозначено как «пластика»). В 1928 г., через мою подругу Сильвию (Си-Лан) Чен, я смогла обучиться в дункановской школе, где вела Мария Борисова, одна из старших учениц Дункан, которая преподавала частный класс в чистом стиле Дункан. Я до сих пор помню некоторые из упражнений, и то, как я покрасила марлю красными чернилами, чтобы сделать красную тунику.
I also seriously studied classical ballet for several years and, though growing too tall to become a dancer, acquired a solid knowledge of technique that was to serve as a very useful foundation for my future activities as a ballet critic. But that came many years later, after I had graduated from the University of Moscow and had had a career in journalism. Whatever I was engaged in, however, dance forever remained my main interest, which can be traced directly to those first criticisms in Glimpses, which were inspired by a childish infatuation with Isadora Duncan and what she stood for in the art of movement. This is why this monograph is dedicated to all the former pupils of the Isadora Duncan State Moscow School.
Here follows its story.
\\
Я также серьезно изучала классический балет в течение нескольких лет и, хотя становилась слишком высокой, чтобы стать танцовщицей, приобрела глубокие знания техники, которые должны были послужить очень полезной основой для моей будущей деятельности в качестве балетного критика. Но это произошло много лет спустя, после того как я окончила Московский университет и сделала карьеру в журналистике. Чем бы я ни занимась, танец всегда оставался моим главным интересом, который можно проследить непосредственно до тех первых критических замечаний в «Проблесках», которые были вдохновлены детским увлечением Айседорой Дункан и тем, что она отстаивала в искусстве движения. Вот почему эта монография посвящена всем бывшим ученикам Государственной московской школы имени Айседоры Дункан.
Здесь следуют их истории.
# Школа в России
Isadora Duncan had wanted to found a school in Russia for a very long time, ever since she realized the great interest shown by the Russian intelligentsia in every field of art and the people’s national gift for dancing.
\\
Айседора Дункан очень давно хотела основать школу в России, с тех пор как она осознала огромный интерес, проявленный русской интеллигенцией во всех областях искусства, и национальный народный дар танцев.
In January, 1908, encouraged by Konstantin Stanislavski, she tried to talk Vladimir Tellakovsky, Director of the Imperial Theatres and their school, into transferring her school from Germany to Russia.[2] The plan still sounds absolutely impracticable. In 1908, the Moscow newspapers devoted a lot of space to the proposed plan of Stanislavski’s Moscow Art Theatre to open a school of “plastique,” taught by Duncan according to her own method.[3]
\\
В январе 1908 года, воодушевленная Константином Станиславским, она пыталась уговорить Владимира Теляковского, директора Императорских театров и балетной школы, перевести свою школу из Германии в Россию.[2] План по-прежнему звучит абсолютно невыполнимым. В 1908 году московские газеты посвятили много места предлагаемому плану МХАТа им. Станиславского открыть школу «пластики», в которой Дункан учила бы по собственной методике.[3]
In 1913 a Petersburg newspaper published an “open letter” from Isadora Duncan, calling for the creation of a Theatre of Greek Dance in the capital.[4] She said that many people there supported her idea, and indeed some did. The great dramatic actress Vera Komissarzhevskaya was nursing the idea of inviting Duncan, at least periodically, to teach dance at her School of the Arts, and only the actress’s untimely death prevented her from founding this new type of school, which had already been worked out in detail.[5]
\\
В 1913 году петербургская газета опубликовала «открытое письмо» Айседоры Дункан, в котором содержался призыв к созданию в столице Театра греческого танца.[4] Она сказала, что многие люди поддержали её идею, и действительно некоторые так сделали. Великая драматическая актриса Вера Комиссаржевская питала идею пригласить Дункан, по крайней мере, периодически преподавать танец в её Школе искусств, и только безвременная смерть актрисы помешала ей основать этот новый тип школы, который уже был детально проработан.[5]
--7
[] Isadora Duncan on the Sparrow (new Lenin) Hills, Moscow, c. 1921.
\\ Айседора Дункан на Воробьёвых горах (сегодня Ленинских), Москва, 1921 год.
Finally, shortly before World War I, Isadora acquired some Russian pupils for her school in Bellevue, near Paris, by sending Irma on a tour to Petersburg. The selected children started studies that were interrupted by the advent of the war. They were removed by Isadora to a safer place in Switzerland, but their parents wrote to the press, accusing the great dancer of criminally harboring the children.6 Of course, they were repatriated as soon as it became possible. One of them, Valia Petrishcheva, worked later in the Duncan School in Moscow and said she had the best possible recollections of the time she spent under Isadora’s guidance.
\\
Наконец, незадолго до Первой мировой войны, Айседора набрала несколько русских учеников для своей школы в Бельвю, недалеко от Парижа, отправив Ирму в тур до Петербурга. Отобранные дети начали учёбу, которая была прервана войной. Они были вывезены Айседорой в более безопасное место в Швейцарии, но их родители написали в прессу, обвиняя великую танцовщицу в преступном укрытии детей. Конечно, они были репатриированы, как только это стало возможно. Одна из них, Валя Петричева, позже работала в дункановской школе в Москве и рассказала, что у неё были самые лучшие воспоминания о времени, которое она провела под руководством Айседоры.
These abortive attempts disheartened Isadora. The final disillusionment came in 1920, when Eleutherios Venizelos let her down by inviting her to found a school in Greece and then failing to provide any practical support.
\\
Эти неудачные попытки приводили в уныние Айседору. Окончательное разочарование наступило в 1920 году, когда Венизелос Элефтериос подвел её, пригласив основать школу в Греции, а затем не оказав никакой практической поддержки.
# Луначарский
Then came the historic London encounter with Leonid Krasin, the outstanding Soviet diplomat. He was sympathetic and ready to cooperate with Isadora’s proposal to found a school in Moscow where she would teach thousands of proletarian children, giving them joy and beauty through free and uninhibited movement. Her idea was taken very seriously. Anatole Lunacharsky, the erudite Commissar of Education, gave every consideration to the letter he received from Krasin and the telegram from Duncan. And this attention was paid despite the great physical and financial difficulties that the country was suffering as it emerged out of untold hardships.
\\
Затем произошла историческая встреча в Лондоне с выдающимся советским дипломатом Леонидом Красиным. Он посочувствовал ей, и был готов оказать поддержку с предложением Айседоры основать в Москве школу, где она будет учить тысячи пролетарских детей, даря им радость и красоту, благодаря свободному и раскованному движению. Её идея была воспринята очень серьезно. Анатолий Луначарский, эрудированный комиссар просвещения, внимательно изучил письмо, которое он получил от Красина, и телеграмму от Дункан. И это внимание было уделено, несмотря на огромные физические и финансовые трудности, от которых страдала страна, поскольку она выбиралась из неисчислимых трудностей.
Isadora arrived in Moscow in July, 1921, and soon paid a visit to Lunacharsky In the Kremlin. He noticed a great change from the dancer he had first seen on the stage of the Trocadero when he was a political exile in Paris, earning a living by brilliant writing on the performing arts: “Her very looks were most interesting. She had gained weight and lost that inherent, soft grace. Dressed in strange attire that was a mixture of a rich Cook’s tourist and some kind of Grecian tunic, she had scarfs waving about her almost as in a dance. She had extraordinarily sweet, sort of China-blue eyes, very naive and kind.... In her Anglo-French dialect she insisted that she was prepared to live on black bread and salt, but requested a thousand girls and boys from the poorest families, whom she promised to turn into the most graceful people.”
\\
Айседора прибыла в Москву в июле 1921 года, и вскоре нанесла визит Луначарскому в Кремль. Он заметил большие перемены в танцовщице, которую он впервые увидел на сцене Трокадеро, когда он был политическим изгнанником в Париже, зарабатывая на жизнь блестящей литературой по исполнительскому искусству: «Её внешность была самой интересной. Она набрала вес и потеряла эту врожденную мягкую грацию. Одетая в странный наряд, который представлял собой смесь богатого туриста Кука и какой-то греческой туники, её шарфы развевались вокруг неё почти как в танце. У неё были необычайно милые, как бы фарфорово-голубые глаза, очень наивные и добрые... На своём англо-французском диалекте она настаивала, что готова жить на чёрном хлебе и соли, но просила тысячу девочек и мальчиков из самых бедных семей, которых она обещала превратить в самых грациозных людей.»
-- 8
When he returned the visit, the conversation continued in the same vein. Isadora, noted Lunacharsky, “was convinced that the natural style of dancing, taught by her and conveying the ultimate heights of human conscience, is a manifestation, not just of the external, but also of the internal grace of Human Conscience, capable of raising people above mundane trivialities. ‘Music and dance,’ she said, ‘are a colossal educating force.’ She wanted to work, not for the theatre, but for everyday life.” Thus Isadora Duncan made clear that her ultimate goal was not theatrical, but educational. This explains much of the simplicity of her system, worked Out with the intention of creating harmoniously moving human beings, rather than performing, virtuoso dancers.
\\
Когда он ответил на визит, разговор продолжился в том же духе. Айседора, отметил Луначарский, «была убеждена, что естественный стиль танца, которому она учит и который передаёт высшие уровни человеческой совести, является проявлением не только внешней, но и внутренней грации человеческой совести, способной возвысить людей над обыденными мелочами. «Музыка и танцы, - сказала она, - колоссальная просветительская сила. Она хотела работать не для театра, а для повседневной жизни». Таким образом, Айседора Дункан ясно дала понять, что ее конечная цель была не театральной, а образовательной. Это объясняет большую часть простоты ее системы, разработанной с целью создания гармонично движущихся людей, а не выступления виртуозных танцоров.
Recalling how he told Isadora about the terrible conditions in which the Red Army was continuing its heroic struggle (the Civil War was not yet over), Lunacharsky wrote: “Isadora opened her small mouth, and at some point in my tale, very large tears streamed from her blue eyes in a torrent. The strangest thing was that in those hungry, striving years, we did find a building for her school: that myself, Krasin, to some extent [Gregory] Chicherin, and to a very great extent comrade [Nicolaij] Podvoysky made it possible for her to gather together a considerable number of children; and that, in the end, we did dance.”[7]
\\
Вспоминая, как он рассказал Исадоре об ужасных условиях, в которых Красная Армия продолжала свою героическую борьбу (гражданская война еще не закончилась), Луначарский писал: «Айседора открыла свой маленький рот, и, в какой-то момент моего рассказа, очень большие слезы потекли потоком из её голубых глаз. Самым странным было то, что в те голодные, стремительные годы мы нашли здание для её школы: это я, Красин, и в некоторой степени [Григорий] Чичерин, и в очень большой степени товарищ [Николай] Подвойский, позволили ей собрать значительное количество детей; и что, в конце концов, мы танцевали». [7]
Podvoysky, indeed, played a very important role in the early history of Isadora Duncan’s school. President of the Military-Revolutionary Committee in 1917 and head of the storming of the Winter Palace, Podvoysky was a man of broad interests. He was especially anxious to spread all kinds of sports in an effort to improve the physical development of the workers and to this end he was greatly Interested in the organization of sports, games, and youth festivals.
\\
Действительно, Подвойский сыграл очень важную роль в ранней истории школы Айседоры Дункан. Президент Военно-революционного комитета в 1917 году и предводитель штурма Зимнего дворца, Подвойский был человеком широких интересов. Он особенно стремился распространять все виды спорта, в целях улучшения физического развития работников, и с этой целью, он был очень заинтересован в организации спортивных состязаний, игр и молодежных фестивалей.
A speech made by Podvoysky at the First USSR Conference on Artistic Gymnastics Among Women (December 7-10, 1945) revealed some heretofore unknown facts about the foundation of the Moscow school. Speaking about the relation between physical and aesthetic education and the possibility of utilizing Duncan’s experience in this respect, Podvoysky stated: “Duncan did not appear with us accidentally. Vladimir Ilyich [Lenin], together with Krasin and other comrades, discussed Krasin’s report about her request and the practicability of inviting Duncan to our country in such a difficult time.... Vladimir Ilyich gave some instructions in this respect and checked how they were carried out. Isadora Duncan was much admired by him.” In the same speech, he quoted Lenin as saying that, “If she does something In excess, let us correct her by advice, and the more attentive our attitude to her work, the better the results will be.”[8]
\\
Выступление Подвойского на Первой конференции СССР по художественной гимнастике среди женщин (7-10 декабря 1945 г.) раскрыло некоторые неизвестные до сих пор факты об основании московской школы. Говоря о связи между физическим и эстетическим воспитанием и возможностью использовать опыт Дункан в этом отношении, Подвойский заявил: «Дункан не появилась с нами случайно. Владимир Ильич [Ленин] вместе с Красиным и другими товарищами обсудили доклад Красина о её просьбе, и целесообразности приглашения Дункан в нашу страну в такое трудное время... Владимир Ильич дал некоторые указания на этот счёт и проверил, как они выполнялись. Айседора Дункан восхищалась им.» В той же речи он процитировал слова Ленина о том, что: «Если она делает что-то в избытке, давайте исправим её советом, и чем внимательнее мы относимся к её работе, тем лучше будут результаты.»[8]
Lunacharsky assigned Ilya Schneider to care for Isadora and Irma upon their arrival. Born in Moscow in 1891, Schneider fitted naturally into the picture. A theatrical journalist, writing chiefly on ballet, he was now working in the press department of the Commissariat for Foreign Affairs, but he had not abandoned his theatrical interests. In fact, his ballet libretto, “The Golden King,” which he had submitted to a competition, had been praised by Lunacharsky. None of the available choreographers seemed suitable or interested, but Schneider had expressed the opinion that the only person he envisaged for the production of his ballet was none other than Isadora Duncan. Lunacharsky had heard about this, so quite possibly his choice of Schneider was not accidental. At any rate, Schneider revealed a thorough understanding and sympathy with Duncan’s ideals and intentions and, aside from his quite extraordinary organizing abilities, developed in time into a director capable of sharing the artistic responsibilities of the school.
\\
По прибытии [Дункан], Луначарский поручил Илье Шнейдеру заботиться об Айседоре и Ирме. Шнейдер родился в Москве в 1891 году. Театральный журналист, пишущий в основном о балете, он теперь работал в отделе печати Комиссариата по иностранным делам, но он не оставил свои театральные интересы. Фактически, его балетное либретто «Золотой король», которое он представил на конкурс, было похвалено Луначарским. Ни один из доступных хореографов не казался подходящим или заинтересованным, но Шнейдер выразил мнение, что единственным человеком, которого он предусмотрел для постановки своего балета, был не кто иной, как Айседора Дункан. Луначарский слышал об этом, поэтому вполне вероятно, что его выбор Шнейдера был не случаен. Во всяком случае, Шнейдер продемонстрировал глубокое понимание и сочувствие идеалам и намерениям Дункан и, помимо его весьма необычных организаторских способностей, со временем он превратился в директора, способного принять на себя [организационные и] художественные обязанности школы.
--9
[] Below: Prechistinka 20.
\\ Ниже: Пречистенка 20
By the fall of 1921, a building suitable for the school was found in the form of the palatial Balashova mansion at Prechistenka 20.
\\
К осени 1921 года здание, подходящее для школы, было найдено в форме дворцового особняка Балашова на Пречистенке 20.
Schneider then placed a notice In Moscow Worker to the effect that a State School of Dancing was being opened, under the direction of Isadora Duncan, where preference would be given to applicants belonging to families of industrial workers. Some one hundred and fifty children were brought to the school in response to the announcement. Beginning in early September, they came every day to be taught the essentials of Isadora’s dance, enabling her and Irma to examine them closely, determining their musicality, sense of rhythm, and line. They were first of all taught to walk naturally, but beautifully, to a slow march; then to stand, swaying their bodies rhythmically, “as if blown by the breeze,” said Isadora. They were, of course, still quite clumsy and awkward. The rapturous exhilaration of dancing was as yet an impenetrable secret, to be learned in its full splendor in years to come.
\\
Затем Шнейдер поместил в «Московском рабочем» уведомление о том, что под руководством Айседоры Дункан открывается государственная школа танцев, где предпочтение будет отдаваться заявителям, принадлежащим к семьям промышленных рабочих. В ответ на объявление в школу, было доставлено около ста пятидесяти детей. Начиная с начала сентября, они каждый день приходили учиться основам танца Айседоры, что позволило ей и Ирме внимательно изучить их, определить их музыкальность, чувство ритма и линию. Их, в первую очередь, учили ходить естественно, но красиво, медленным шагом; затем вставать, ритмично покачивая телами, «как будто дует ветер,» - сказала Исадора. Они были, конечно, все ещё довольно неуклюжи и неловки. Восторженное волнение танца было еще непостижимым секретом, который предстоит выучить во всём его великолепии в ближайшие годы.
# Ленин
But Isadora decided to let them all participate in her first concert, given in Moscow at the Bolshoi Theatre on November 7, 1921—the fourth anniversary of the Revolution. Here Is Its program. The cover said “Isadora Duncan” in both Russian and English.
\\
Но Айседора решила позволить им всем принять участие в её первом концерте, который состоялся в Москве в Большом театре 7 ноября 1921 года - в четвертую годовщину революции. Вот его программа. На обложке написано «Айседора Дункан» на русском и английском языках.
--10
[] Below: Cover used for all of Isadora Duncan’s 1921 Russian programs.
\\ Ниже: Обложка, используемая для всех русских программ Айседоры Дункан 1921 года.
I.
Introductory speech by A.V. Lunacharsky
II.
1. The International
2. P.I. Tchaikovsky. Sixth Symphony. (Pathetique) A. Duncan
3. P.I. Tchaikovsky. Marche Slav. A. Duncan
4. The International A. Duncan
The Bolshol Orchestra conducted by Nicolai Golovanov
\\
I.
Вступительная речь А.В. Луначарский
II.
1. Интернационал
2. П.И. Чайковский. Шестая симфония. (Патетическая) А. Дункан
3. П.И. Чайковский. Марш славянки. А. Дункан
4. Интернационал А. Дункан
Оркестр Большого [театра] под управлением Николая Голованова
Some exciting facts about this concert became known only a few years ago. Christo Pakov, a colonel in the Bulgarian army, was then studying at the First Soviet Military School for Pilots. He was one of the few lucky ones to get a ticket; a large part of the audience—most of them young theatrical people—broke in, filling all the passages and boxes. Confusion and disorder delayed the beginning of the concert. This enabled Lenin, speaking that night at a workers’ meeting, to arrive in time.
\\
Некоторые интересные факты об этом концерте стали известны всего несколько лет назад. Кристо Паков, полковник болгарской армии, учился в Первом советском военном училище для лётчиков. Он был одним из немногих счастливчиков, которые получили билет; большая часть аудитории - большинство из них молодые театральные люди - ворвалась, заполнив все проходы и закоулки. Путаница и беспорядок задержали начало концерта. Это позволило Ленину, выступавшему той ночью на собрании рабочих, прибыть вовремя.
When Christo Pakov saw Lenin in a box only a few yards away, he forgot about what was going on beyond the footlights: “I saw quite clearly his face, full of feeling and so expressive. Like a sensitive mirror, it reflected the minutest movement or gesture of the artist. During the performance of the ‘International,’ Vladimir Ilyich seemed to have moved forward from his seat and, bending over the barrier, he fixed his gaze on the stage. By the facial expression, by the way he reacted to what was happening there, it was possible to judge how very much moved he was by that dance, and with what attention he absorbed its development. When the last chords of the ‘International’ had sounded, Vladimir Ilyich stood up and, joining the general expression of admiration, shouted loudly at the top of his voice: ‘Brava, brava, Miss Duncan”[10]
\\
Когда Кристо Паков увидел Ленина в ложе, всего в нескольких ярдах от него, он забыл о том, что происходит за рамками фонарей: «Я совершенно ясно видел его лицо, полное чувств, и таких выразительных. Как чувствительное зеркало, оно отражало мельчайшие движения или жесты артиста. Во время представления «Интернационала» Владимир Ильич, как показалось, отошёл от своего места и, наклонившись над барьером, пристально посмотрел на сцену. По выражению лица, по тому, как он реагировал на происходящее там, можно было судить, насколько сильно он был тронут этим танцем, и с каким вниманием он поглощал его развитие. Когда прозвучали последние аккорды «Интернационала», Владимир Ильич встал и, присоединившись к общему выражению восхищения, громко крикнул во весь голос: «Браво, браво, мисс Дункан»[10]
Christo Pakov added that, in response to the call for an encore, Lunacharsky appeared before the curtain and said that the artist was willing to repeat the finale, but only if the audience would support her dancing with its singing. All stood up as one and, without waiting for the orchestra, sang. Lenin sang with them, strongly and with emotion, while Isadora danced, surrounded by the children.
\\
Кристо Паков добавил, что в ответ на возглас приглашения на бис, Луначарский появился перед занавесом и сказал, что артистка готова повторить финал, но только если публика поддержит её танец своим пением. Все встали как один и, не дожидаясь оркестра, запели. Ленин пел с ними сильно и эмоционально, а Айседора танцевала в окружении детей.
Osaf Litovsky, a well-known critic, wrote in his review of the concert that the “International” was not yet “made” (as far as the choreography was concerned), but the simplicity and earnestness of spirit conquered everybody. The children grasped each other’s hands and followed Irma, now forming a snake-like spiral and now breaking into circles. They were dressed in red cotton tunics made from the cheap bunting used for flags. Many of them were quite small, and the sight was very moving.
\\
Осаф Литовский, известный критик, писал