П.С. Балдин
Пернатые запонки слова в сознании шумном шумят
Священная корова изъездила наш автопарк
Мыслительная колоти льна в агонии черных чудес
Бессовестная могильна пыхтит на луну, словно Зевс
Мерцает луна, мерцает и чудится ясно мне
Священная корова мерцает в новой заре
Горбатый горбун Нотр-Дама и карлик, Кюхля, Нос
Летаеют по кварталам и ищут золото слез
Планеты, кадеты и шлюхи в сознании черном от слез
Летают по проспектам и ловят крыс и блох
Горящий прожектор, сирена
В агонии бьется рука
Вот запах адского плена
В пробитом созвездии льда
Но знаю я без утайки, что солнце нового дня
Бессовестно и прекрасно растопит немые сердца
И маска и зверь в зоопарке и даже безумный маркиз
Окажутся в полумраке наших промозглых квартир
Где жарятся как удавы и пахнут, словно синь
Черные дикобразы во мраке советских квартир
Ее улыбка, словно ангел плетет кровавую мечту
Я трепещу, как буревестник и плачу, нежно стрекочу
В ее улыбке запах лета и тихий свет ночных глазниц
В ее улыбке льется Мета, архитектура зимних рыб
Отчаянно и фривольно плету я адскую судьбу
В минуты слабости, безволья ткачиха режет мне глаза
И капают из неба листья, а ну-ка дядя, подожди
Твои никчемные попытки меня с ума, с ума свести
Я тихо, нежно поджидаю ее бессовестный ответ
Я рожу в рожу рассветаю, как майский тезис «Нет, Ахмед»
Изрешетали мои ткани, изревольверил мой закат
Я знаю слово «Небо» мне будет памятник в веках
Построим дом для дураков мы в бесконечной гирлянде
Построим дом для дураков высотой в небоскреб Донни Трампа
И бесконечной грядой солдаты шагают устало
Не нашел наш путник покой, ковыляя как дед непрестанно
Опухшие щеки под небом
Там тают мохнатые сны
Гуляют чужие слова в исчезающих танцах души
Не надо, дурак, не надо бежать неизвестно куда
Дороги одной нам мало, уходит она в небеса
Кипящие солнца и тучи, скорбные ночи в ночи
Яркие, словно очи, тише, малыш, не молчи
Огненная удавка, грузная, как сова
Золотая пиявка впилась в его слова
Осколки израненных трупов, танки идут наперерез
Откушенное ухо и затаившийся лес
Ткани, мозги заплутали в окаянной стороне
Постройте, ребята, в подвале могилу, кому, мне
Журавль крича, умоляет, не ешь, ты изведаешь страх
Малютка тебе сигаретки подарит Дядюшка Сэм
Утертые в кровь спицы, изгнанный запах мглы
Гвозди и синицы – все живут во мнэ
Постройте, ребята, постройте
Свободу и радость для – миссионеров-подпольцев
Детей нового дня
Бесконечные метания мышления
В сумерках старого дня
Попытки убраться быстрее
В нору стрекозного льда
Отмирая в агонии совести
Распадаемся на изотоп
И в мышлении девушки-новости
Рассветаем как ландыш-восток
Электричество без утаения
Шелестит в душах черных людей
И мартышка иного мышления
В океане родит лебедей
Головастики прыгают по небу
Темнолицый зловонный индюк
И большая коровка-Наполеон
Разлетелась на зареве снов
Зачем, зачем ты поешь песни
Поешь на три, четыре, пять
Тебя увидят сорок, двести
Четыреста, сто пятьдесят
Откусила, разукрасила, поймала
Попадая точно в цель
Разрисованная лампада и раскаленный день
Переломанная кочерга капитана корабля-лодки
Обнаглел совсем черновой
Записной, разукрашенный по гнезду
Отписавшись от их новостей
в электронном тумане пропеллера
Я листал живых сверхлюдей
Оказалось заплатка просверлена
Разыгрались его мыльные
Закутанные в майские обручи
Разукрашенные фонари
Обольстительно вошедшие в кожицу
И мышка-норушка простывшая
От внимания к ней моряка
Обижалась на карлика вышкою
Утопаю в молении для
Пойдем со мной неведома куда
Закрой ты дверку за собой
Оставь настой и дай застой
Раскрой объятия ногой
И стань ты наконец собой
Открой глаза и пой свободе
Останься там со мной на воле
Расстанься с ней и будь одна
Пьяна, пьяна, зато жива
Уплыли мы туда одни
С собой, со мной, мы влюблены
В стране зазеркалья туманы
Растаяли наши огни
Бессовестные бастионы и сны
Расцветают в улыбке мольбы
И цветы, у блаженных ворот
В золотом мире-наоборот
Закрывают глаза и вперед
С перелетными птицами в путь
В обращении с временем суть
Измождённых в дороге людей
Превратившихся в лебедей
И украдкой идущих во мглу
С электричеством в головах
Изнуренных силой земли
Долетевших до последней звезды
И умерших в краске чудес
Изумленных в мире воды
Уплетенных кровавым кружком
Легких, словно летящий дрозд
В заколдованном мире чудес
Уходит пламя из-под ног
Расцветающий фонтаном блеск
Тает в мире-наоборот
Злая Россия верещит в уголках
Изба затоплена и печь напряжена
Темная рыбка плывет в садах
Открыта и простужена пружина совести
Холодные морозы русских степей
Открывают клад бессовестной полночи
Откройте же ставни, да побыстрей
И выйдите вон на улицы к солнышку
Расстелите ковры, угостите гостинцами
И раздайте всем бедным лихие дары
В упоении святости тайны-знанья заклеваны
И раздавлены все лихие дары
Вьются темные дали, морозы загадкою
Затревожены темные тайны души
И степною улыбкою, степною лошадкою
Колесила миры на карете лиса
Человек разукрашенный, человек напомаженный
Улыбался судьбе, развернув револьвер
Перед кровом крапивою коренится Еремушка
За древесным корнем жил натужный мужик
Развернулися реки, захлебнулись молодчики
В разрисованном мире чужих мастеров
Разукрашенный до верху, все уже поведавший
Черный от сожаления сидит старичок
За небесной сторожкой в лесу утомления
Пьют кефир, смотрят телик рожи злобных детей
За рекой, за опушкою, в темных далях Бог прячется
Разукрашенный космос сгорел в красоте
Помидора и варежки, камня с солнцем зелененьким
Рас толстенный столешник стоял не спеша
Развернулся и выплюнул в землю солнце краюшечку
А потом он исчез, не увидев конца
Куда бежишь, постой, малец
Раскрой ты очи неба-солнцу
И гимн воспой ему до лет
Не смытых в озере убийцы
Раскрой сердца, закрой глаза
Увидишь мир иной совсем
Забудь, что видел
Смотри дальше и глубже ты плыви туда
За тем каньоном, рифом острым
Забудь простывшую игру
Смотри ты дальше, больше, глубже
Увидишь мир в ином миру
Ты внемлешь нам, немым пророкам
У неба-солнца нет краев
За тем огнем, что льется в осень
Промчись, увидишь ты ее
Забытый всеми нами распавшийся костер
Раскрытый в океане запутавшихся нор
Ушедших в землю-матерь, растертой до трухи
В опилках прячет скатерть невиданной красы
Упавшие со звезд грачи и мотыльки
Растертые в любовь до пыли и залы
Уплывшие в моря, в соля и уголки углов
Распавшиеся в кровь и бровь, на тот конец, где нет концов
Уходит зов лесных отцов, приходит он и нет его
Исчезла ты в одном окне и нет тебя, и где же мы
Росли, росли и трепетали, растаяли, как хлеб на воле
И стали мы землей и кровью не смытой в день позора моря
И волокита костерища растопит рожи, да мыслища
В потоке слов и черной тьмы кричащей уткой злой разбег
Узрел тот мертвый человек, завравшийся до века в век
Кричал черемуха цвела, да зверь в лесу молчал, но зря
Раз скрип, два скрип и моль лежит у камня, древа и молчит
Зачем, молчишь? Кричать для чар и на причал, зачал
Ребенка черствой черни чаканя звон зловонной тьмы
Я так мечтаю бросить курить
Но в отраженье своем в луже вижу рожу
Запачканную кремнием и фосфором
В сверкающих прожекторах и свете объективов
Горит луной и свет там неземной в мышлении корпоративов
Грязнуля, лгун, пройдоха, черт мне рожу корчит рьяно
Отважный, злой, промозглый бес бессовестный упрямо
Ему я плюнул прямо в рыло и смело вынырнул из дна
Курить – курю, лихая мина сияет в свете фонаря
Эй, танцор откуси-ка яблока, да вишни
Разбуди прокисших смыслов часть
Да раскройка-ка по-шире пасть
Развернись в сторону океана позора
Запечатанный мумией в мглистой стене
Перестань улыбаться и уйди от светофора
Развернись лучше к солнцу и заправь рукава
Фиолетовый мальчик, забияка и сыщик
За забором одним он считает часы
Закричала мне птичка, что я тоже проказник
Добрый, словно какие-то мрачные сны
Потанцуем, ребята, закусив анекдотом
И пойдем-ка отсюда, кто хочет, куда
Кто пропеллером в воздух, кто отчаянно в пропасть
Кто вообще в черных дырах – неизвестно куда
Запыхавшись от счастья, перестав веселиться
Он невольно загадку мою рассказал,
Что башмачник был липой, а мальчишка фигуркой
На засаленных локанах темных волос
Улыбаться не надо, знаю это волшебно
Разношерстных мошенников трогать концы
Но я все же немножко постою здесь примерно
Словно майские, желтые от счастья жуки
Заплутавший ангел был лесом
В очаровании разорванных губ, он исчез вдруг
Как исчезают разорванные пятки промозглые от дождя
Закрытые на все четыре стороны руки
Распаявшиеся до предела и злые до чертиков крутые, как огромные камни
Заколдованный ангел стал светом
Исчезающим в ночи, как уже не горит не одна звезда
Не уходит заколдованный ангел, если ты еще здесь
Закрытый от нас мир стал грезой, запрещенной в мире без грез
Волшебный фонтан бьет током на двести двадцать тысяч вольт
Я исчез в разочаровании поблекших губ и несбывшихся мечтаний
Меня больше нет, я исчез, утонул, распался и стал тем, кто плывет на поверхности воды
Лучом без содержания и совести
Заблеванном до крови и стертым в отруби крошечным забытым ангелом
Кружок неведома куда, кружок без цели и без сна
Кружок опущенных идей, кружок забывшихся людей
Истертых в памяти до дыр, кружок был всем, кружок был мир
Из шага в шаг, из сна в огонь плывет корабль нам в ладонь
Ладонь сверкает и горит, ладонь смердит, ладонь болит
Ладонь, кружок, огонь, слеза, снега и вьюги, четверга
Мечты и сны, крапива, кровь, безумный бог и синий мох
Все стало тем, что было там в объятьях странных, мрачных дам
В вуалях прячутся они и прыгают как львы в мечты
Красный мячик утонул, зайчики плясали
Жаба, гусь и лодка в вверх, небо заслоняла
Я уже не могу больше выть на луну, заколдованный чёрствым обманом
Развернувшись плыву по реке на луну, буду пьяным
Истерзанным, вялым
Я проспал самолет, перелет, автопарк и карету
Полетел в луна-парк, но попал в зоопарк на несносную эту комету
Раздобыл спички я, а потом ото сна прыгнул в чан с кипящей водой
Нас с тобой не вернуть, а вообще-то копнуть надо глубже в раскрытую дверцу
Бесконечный процесс паутины
Поперхнулся черствым хлебом
Захлебнулся проснувшимся морем
И насытился крошечным зверем
Толстый, как заполненный до верху чан
Беззубый простывший озлобившийся мир
И пернатый купидон раскинутых вод
Исчезает в молчании неба
Счастливый заколдованный волшебник
Исчезающий в растаявшей дали
Губительные силы фиолетовых расщелин
Исчезнувших в тоске по несбывшейся любви
Прошедший бесконечное количество троп
Пропал в затопленной синем море башне
Закрыл он иллюзию на замок
Захлопнул дверь и попал в сказку
Исчезнувший в мышлении пропавший герцог
Забытый в отражении пропавших душ
Исчез в точке переполненного солнца
Исчез и пропал в море слез и минуты отдушины
Заколдованный сын
Раскаленный на холоде мрамор
Зеленеющий в свете фарфора
Фиолетовый текст капитанов
Переулках забытого слова
Закрывая все окна и ставни
На санях залетая в подвалы
И на санках в заводные машины
У стекла есть румяные очи
Что отвечают на чьи-то молитвы
Впрочем, не тьма, а река упорхнула
Закат оказался последним, бледным
А солнце уже и не солнце, сдуло
Его на планету к медным, бесследным
Раскаленным в огне Нострадамуса очам
Мир погряз в пустоте и томлении ржавой свободы
Заклевали вороны червонцы и пальцы в крови
Зарекались солдаты на одну ночь отправиться в воды
Бесконечной свободы и радужной, жареной тьмы
В небесах далеко поднимается парус минорный
И мартышки несбывшихся грез лают как сапоги
Лилипут улыбнулся земле и поклон сделал сольный
Перестал дождь идти, что идет по грешной земле
Разоделись собратья и стали плясать, словно спицы
На прохладной синеющим в хламе пуст угольков
Разрисованный ангел погладил зеленые пальцы
И стал солнцем в объятиях острых немытых бубнов
Перелет над рекой, переезд по железной дороге
Память морем плющет зайца убитого в саже
На проспекте скрекочет лесная летующая пальма
По дороге идут на игрушечных ножкам степные панамки
Разбитый глаз о скатерть всплывает на брегу
Павлин ласкает пальму в чернеющем бреду
Раскол сознания в норке трепещет словно черт
Всецело и неловко сражается милорд
У Ханеке под юбкой блестит неловко крот
Минутка и все ноты уперлись в чей-то рот
Карнавал ужаса блестит в летучем мартини
Забегая вперед увидали мы лоно свободы
Чайки кричат и свищут на ладон и паперть
Упертые псы в закрепе крои копают рвы боли
Грязные совы и свиньи трепещут в цепях
Темнеющий остров скрипит у развалин ада
Работа идет, а болванчик в объятых ночи молит
Крещение принял и умер в мышлении тверди
Магия слез, магия снов
Кто-то кричит черный как ночь
Магий слов, магия чисел
Камень упал в бесконечную яму
Жаворонок улетел, Лондон и вовсе сгорел
Капитан Джеки Чан оказался колдуном
А зенитная ракета пролетела полсвета
Огоньки горят в каминах, юбки рвутся у пингвинов
Рыжий пес сосет игрушку, замахнулся на сосиску
Все!
Страх убивает подушки со скрипучими пружинами
Зеленые мысли игрушечных синих лошадок
Мечты великанов и карликов в длинных рубашках
Пятна на теле кальмара и вкус лимонада с фисташкой
Крик птицы в ночи на листе необъятного смысла
И зайца глядящего мокрой мордашкой на север
Волшебника, что опустился до состояния крысы
И пальцы, обглоданного от невыносимого тока
Он жарит и плющит в агонии вепрей лохматых
Кровавых закатов и злых, как микробы несчастных пиратов
Солдатов с опухшей душой и безумным лицом
Направленным в небо, на север, туда, где белеет оно
Последнее солнце в лучах забытого мира
И город, вулкан, электричка с игрой в города
На банке от пепси виднеется чья-то улыбка
Проходят года, растворяются в них провода
Отзеркаленные в прожекторе света распавшихся губ
И мозолей на пятках усталых людей, что идут бесконечно куда-то
В пути им светит луна и молится ангел на чьи-то монеты
Кряхтит, словно труп под землей нашей планеты
Страх убивает все это, страх убивает все это
Жизнь, которую я мог прожить живут мертвые жуки
Крапива в саду за камнем растет под надгробием музыканта
Запах сирени и свет мотылька в ставнях, распахнутых ночью
Я вижу шевелится чья-то рука и тонет в озере отчем
За башней на площади стоит моряк в роскошной одежде Востока
Кренится зов улетающих чаек туда, куда не перехода
Разбавленный градусник стиснут так крепко, что сжалось сердце в огне
И пламень ракетой летит на планету мечтающей нашей тоски
По летам разбухших домов и могущих царей, что ушли в страну солнца
Течет по ногам чей-то радостный план и стрижёт траву садовник
Жизнь в мольбе о расе на нашей чистой земле
Жизнь в открытке с маркой на почте
И летят по трубе в мишуре и тепле чьи-то яркие, открытые очи
Снеговик по утру, по земле, по лугу тает, плавится и светает
Паутиной зарос старый дом на углу мира черного от газа
Жизнь, которую мертвый принес мне на блюдце
Жизнь, которую я мог прожить в дали от дома
Жизнь от чистого холода ночи в ладони мерцающих бликов экрана
И тайны в твоем сердце, сирена, услада
Жизнь, которую я мог прожить, но исчезну, как миг
Жизнь, которую я мог прожить, но никогда не проживу
Забытый сон белеет на окне
Прокисший квас стоит на поддоннике чудес
И лампа чудится мне в мареве и тьме
По каменной дороге, которой нет
Идет свора путников в колодках и накидках
Иуда, царь миров, алеет, как роса
И моргнув ни глаз, ни бровь, чернеет кровь
И тонет чья-то шина
Андрей-Штундер пулеметчик
Расстрелял прохожих в поле и попал под огнемет
Стал коровкой на лугу, а потом и вовсе дятлом
Разрыдался как младенец и упал в петлю к Перуну
Значит, был он заводным мальчиком с замком в душе
Андрей-Штундер веселеет и кряхтит как райский спутник
А потом белеет, тлеет, исчезает, словно лунтик
Ведь инопланетянин он, прилетевший в этот мир
Апокалипсис устроить, всех врагов капитала расстрелять
А потом пропасть и в небе вспыхнуть солнцем-огоньком
Майя
Твой взгляд летит в меня стрелой, уходит вглубь земли под мох
Пион там жил и трепетал, пропал, исчез, восстал, проспал
Надел он бахрому из роз, созрел и вырос в море слез
Окутанных видением лун и сказочных, волшебных рун
В губах алеют зеленеют волшебные узоры блеска
И радостно там пляшут феи по белому, как снег лугу
Оливки в танце бесконечном идут нелегкою тропою
Навстречу вечному огню небес колонн победы света
И вспышки блещут там кругами по нежным локонам волос
По полю ездят, мчатся лани и поезда туда, ввысь к солнцу
Да будет вечно непрестанно огонь блестит в очах твоих
И солнце разрастаться вечно до глубины подводных рыб
И тьмы кромешной океанов космических вершин громадных
В сиянии Ее лица померкнут звон и гром печали
И бесконечная роса окропит землю светом дня
Вспышки поэзии меркнут от шума грязных переулков
Пивные ларьки улыбаются в арках и нежно молчат хорьки
Излюбленный запах духов и ароматов молчит в точке спуска
И тихо, тихо, тихо кричит мёртвый ребенок Бога в детстве
Громыхают султаны восточных стран, и ангелы мрут, как мыши
Младенцы молят о богатстве лам и в безумии мухи крадут деньги
Я надеюсь, что буду жить и плясать до конца времен
Бороздят просторы океанов перелетные птицы свободы
В морских водах несчастных султанов копошатся рыбы-медузы
Соль и похоть простывшая в мареве ночи разрубает запчасти машины
Сероглазый несонный несносный матрос трепетал, увидев могилы
Всех живых и умерших, разрубленных, слитых, переломанных, сломанных дней
В порох стертых паз лов разбитой игрушки, разбитой загадки теней
Арлекин – это аист, арлекин – это август, арлекин – это сказочный шут
Аутист Иванушка, архиепископ Порфирий умер от тифа на Ниле, на Ниле
Еще одна миля и будем мы в мире, сказочном мире полном чудес
Разорванное брюхо от торпеды и супа, набитое жареным мясом и пирогом
Капустой, капустой, морскою капустою, окруженной сказочным сном
Толстый и потный, зеленый и грязный немытый, не питый, небитый пруссак
Съел свои руки, отведал полдюжины пахнущих небом мозгов короля
Твоя взяла, рука и нога, носки и мозги, пиявки и ноздри летают по морю огня
Всех раскидало, как блох по сидению этой машины ауто-сфер, и Рома в очочках
Зеленых и кислых поет песню-птичку себе на обед и ест, ест, есть чьи-то очи в очочках
Поэтический реванш в веке туалета
Настигает как коллапс синюю конфету
Улыбки, улыбки, хочу видеть улыбки
Разорванный мозг подайте нам на обед
Психи простодушны и просты как уши
Слона в пляске из цепей, костей и зодиака
Раскинутых рук в объятиях гривы овец
Тайна пишет свое имя на теле мертвого маркиза
Плещется в ванной Мэрилин Монро
И запевает сонет без гласных, а с кислыми щами
Новое, новое слово омега тонет в море слов из торрента
Капля за каплей и суд идет, кончилось лето пришел хоровод
Пляшут дети и старики, радости их глаза так полны
Скачут дураки и короли и счастливы их души
Послушай, послушай это бьется сердце твое
Праздник начинается здесь
Моя голова тяжелеет как чан с водой
Качели туда-сюда, туда-сюда без остаточно пляшут
Время. Куда уходит время, кто знает?
Почему рассвет больше не пленяет взору?
Небо. Бессмысленно и бледно и бесследно тает
В мире нет больше огоньков фонарных столбов
Время исчезает в тишине и тьме космических просторов
Глубин морей и тайн лесных массивов и человеческих сердец
Ушедших в мглу туманов горных и тех земель, что где-то вдалеке
Капитан Муравей пил чай с друзьями
И радовался он тому, что наступил мир
Радость захлестнула его руки до запястий
И вновь, и вновь, и вновь и вновь новый Иерусалим
Вижу. Вижу. Вижу, как под стеклом зеркалится
Свет того алмазика, камушка волшебного,
Что я в детстве закопал и понял мир
Стихотворение себе прислал в орле и на спине
Простых рабочих, что снуют из края в край наоборот
Мир-наоборот осуществляет перелет с чайками и птицами
Без крыл, без крыл, без оперения с затылком полным ила
И трепеща могилы заполненные илом, мило пляшут у обрыва
Мимо! Блин – кричит Володя, и тормозя, уходит
Точнее уплывает в брод в мире-наоборот, вот
Трах!
Плесень
Плесень ссудится на стуле с озерными
Блика капель кругов на просторах вселенных
Кривые заборные плеши прячутся в чёрствой земле
Разбитая ваза убита смыслом лиловых мистерий
Плесень стынет и пахнет как запах теплых стран
Окаянный Глеб убил брата и воскрес рано утром
Плесень сопит и молчит в мольбе со святому
Тыква морщится осенью в холоде озера света
Плесень звонит в колокольне и пахнет там очень зловонно
Остановитесь и падите ниц, целуя землю-матерь
Идет, раскинув, ноги широко, лаская скатерть
Солнце идет по улице дивною с улыбкой в душе
С румяными щеками и горящими очами
С огоньком и теплом, встречай солнце народ ночью
И днем, расступись, убеги, захлебнись, затруби
Гавриил, дорогой, ты в трубу, брат, ногой
Уплыви, захлебнись, утони, поперхнись
Растолкуй, научи, ты поправь и перекрести
Отце, отце всемогущий, слава вечная тебе,
Царь летит! Вставай, народ, на преждевременный сход
Встречай короля, герцога Неба и апостола Рока
В цепях и накидках, горит, горит, горит Солнце!
Ягодка лепится куличик зимой, пахнет волшебно
Стал я собой
Солнышко светит, красивый Делон пляшет по миру
Как Аполлон
Кривда за правду убила ячмень, камень летит по дороге на холод
Море смывает души во ад, землю ласкает, друг наш пират
Кровь простыла и заплевала все наши органы солью
Разбитой, больной, больной пастырь с оскалом кривым
Разубеди меня, разубеди меня, разубеди меня
В том, чтобы мир жил дальше, жил дальше
Иов умер во мраке холодной пещеры Лавкрафта
Земля утопает в пещере Петра и крадется по пяткам ее голова
Стальные солдаты шагают устало по синему морю, Христом направимы
И светом священным они освященный в священстве и свете во огне и любви
Любовь! Любовь! Любовь произрастает в крае абсолютной мглы
Любовь, что есть мозоли и красна солнышка мозги
Любовь, ее сыны, тьма и зло трупы в мареве заката
В море темном, в море синем плавают дельфины
И коты мурлычут в море в обнимку с пингвином
Кролик карлик под забором убивает стрекозу
А собаки лают хором, я тебя щас накажу
Жопа пляшет по проспекту, ее имя Николай
Кровь из носа по разеткам бьет и гадит, как удав
Ночь и небо, некрасивый, не забуду я тебя
Сука, сука, ты с подливой убегаешь от меня!
Что за запах, гарью пахнет, это песнь ее детей
Я тебя, Настя, проучу, как убивать людей!
Сороковое роковое фронтовое пороховое
Убийца лис сидел в кустах и стал разбойником как Цезарь
Салат-убийца полетел навстречу северной Авроре
Аминь, ребята, побежали вперед и вверх на небеса
За мной, за вами, за тобой, на небо к солнышку поближе!
Ногти
Пожелтели мои ногти на руках и на ногах
Скоро стану и я желтым, как пропеллер в небесах
Крот жует мои мозоли, ткани, мозги, потроха
Застревают чьи-то воли в волокне скупого льна
Там сорока на проселке, там поет и вовсе стриж
Загудели перепелки, затрубили трубочисты
И пошел на волю, в землю, обходить ее кругом
Стать свободным и как птичка умереть одним, живым
Руки, ноги в танце адском закружились по стране
Свистоплеты и пропойцы пляшут весело в огне
Ангел божий плачет тихо, сидя на ветке один
Ему руку отдавило, он в капкан попал к врагам
Скоро я совсем прокисну, скоро стану я как снег
Белым, желтым и безвкусным, и бессмысленным, как смерть
Не хочу и не могу я превращаться в ноль
Стану облачком я лучше, улечу туда, домой
Наверх, наверх, наверх, наверх, наверх, наверх, наверх!
Клетка
В тесноте и в темноте маюсь я в избушке
Кругом лес и мразь и грязь, красная как кровушка
Я в клетке заперт ото всех, в молчании от тайны света
Сосут они ее соски, сосут, не могут подавиться
Столбы несут мужи-атланты в сиянии трех сотен лун
Гробы несут, гробы всем мертвым живым от бремени забот
Капризы, стоны и заботы рождаются во власти лун
Луна – змея, что прячет ноты еще несозданных сонат
Скандал, предательство, улыбка, плевок на небо
И на снег, кружится в ангельском рассвете волшебный карлик чистоты
Фанфары, трубы и скрип и боль съедает мозг и сердце мне
Я не могу так больше, нет, умру, исчезну, растворюсь
Как снег весной и майский жук, что умирает, воскресает
Он умирает, воскресает в мерцании трех сотен лун
Что смотрят на него глазами безумия полными и зла
И яда, ягод, тьмы, зловонья, там пауки плетут дорожки
И шея рвется и воздух пахнет, как слово синий, сказанное в тайне
Разбит ковчег, пропали звери и Мойша умер на кресте
Его последнее желание – создать корабль без людей
Это слово «фантастика» - меня от него тошнит
Жвачка и прачка работает без сожаления в стачке солдат
Капитан бородат, полон сил и забот, значит скоро умрет
Значит скоро умрет. Торопись, веселись, пей, живи и умри
Помолись, помолись о моей любви, кровь ударит мне в бровь
Чтобы стал я как бог, улечу я на гору молится ему
Без конца, без труда, без любви и жены, стану я трепетать о моей любви
Скоро, скоро, дружок, ты умрешь без забот и растаешь как фантик жвачки
Значит больше не будет тебя тошнить от земли, от людей, от солдат и пиратов
И вообще скоро все превратиться в ничто, раствориться, умоется холодной водой
А потом, в темноте, в волшебстве на расе, в тишине и в мерцании света зари
На земле, на луне, в красоте, в темноте, в обаянии Ее двух очей
И без слов, прошу без слов все станет тем, что было ничем
И часы покажут время – за полночь, за полночь
За полночь
Тело
Трепетали плясали мои кости, мои ткани
И уродство без восторга трепетало на столе
Стол опух и стал лиловый, будто серебром оббитый
Он немытый, невоспитанный стол
Такой чистый и живой, он покрытый бахромой
Обаятельный, высокий и уже не молодой
Развернулся он туда, где кончается заря
Нового Иерусалима
В ожидании становится худо, Иуда летит на блюде
В окружении чуда, чуда, чуда, чуда
Лопнули сосуды, давление, что-то не то у него с пищеварением
Болят органы, но танцуют, танцуют от счастья стать свободными
Большими, как слоны и маленькими, как спички
Нет покоя изогнутой души на свете, нет покоя
Не покоя ни в чем, нечего говорить
Я всегда мечтал быть кем-то другим или просто быть на какой-то другой стороне
Стать собой наконец без оглядки назад – ничего там нет
Как и впереди, позади, внизу, наверху, на чердаке – есть
Спит там вспышка
Всю жизнь в страхе, в побеге от себя
Всю жизнь в страхе, в погоне за зайцем
Охота богов, упряжка и вперед в Вальпургиеву ночь
Всю жизнь в страхе, вечно умирая и воскресая
Перерождаясь вновь и вновь, камень катим мы в гору
Всю жизнь в ужасе, который теперь и есть мы
Запах тела
Этот чуткий запах тела у несносного крыла
Запах мела, запах стужи, запах майского жука
Чёрствый хлеб и капли пота на столе снуют кругом
Развеселая блевота и мерцающий Иерусалим
Кислый чахлый и убитый, мертвый карлик спит в саду
Я в искусстве растворяюсь, как в рождественском бреду
Пони, зайцы и акулы – все мы божии сынки
Пляшем в танце у кровати ненаписанной красы
А девица прячет взоры за вуалью и шелком
Прячет мысли и просторы стран оставшихся вдали
Одиночество сжирает даже светлые мечты
Изголодался я по чуду отверстому в тиши морей
Изголодался по морям и океан новорожденных детей
Изголодался по вселенным, что трепещет в саду
Изголодался по молебнам и хорам райских рек и водопадов
В молчании нового дня сияет мне солнце и луна
И жаворонок поет свою песню беспечно и быстро, беспечно и быстро
Как август, распавшийся на металл и холодный закат лета
Небо тает и снег кружится по мостовой без сожаления
Значит стук продолжается опять
Мертвые поэты лежат как отряд мертвецов
Их сожгли за наши грехи
Они молоды были и сил полны и в озверевшем безумии ослеплены
Завалены потом и тяжестью дел пустых снов и пустых обещаний
Молитв и страданий, что душат нас всех в улыбающейся крышке гроба
И вот уже нет никаких монет и даже зубов у покойников, что здесь спят
В ожидании Nihil кудрявой и страстной, живой и опасной сестры моряка
В волшебном сиянии пламени плавится чья-то тень
Сказочное сияние радует нас, словно день
Даже русалки бывают плавают в саду полном мотыльков
А ты рисуешь, зачем на мольберте своих глупых чудаков?
Может ты просто сошел с ума иль потерялся в бреду?
Или может просто разболелась твоя голова в этом сухом миру?
Или ты уже вовсе перестал считать дни, недели, месяца?
Отведаешь, братец, кусочек, кусочек моего синего лица?
Вопросы, вопросы, один за другим вприпрыжку бегут наперегонки
Но боль не уходит от имени его, от имени, сокрытого в путях театра теней
Волшебная незабудка в лучах мутного солнца горит
Переливы света играют в ее красивых бутонах светом и цветом
Буквы раздроблены, сараи сожжены и умножены знания чисел
Захватил враг мой ум своими щупальцами титанами и ордами баобабов
В букве «Ш» прячется змей такой силы, что сползёт одежда Ее прелестного тела
И содрогнутся короли и воины всех морей и океанов и чужеземных стран
Раскинут руки взад-вперед и станут мыслью северных ветров
Растаявших снегов, обваливающихся лавин и глупых, детских островов
Что в чистоте сияют над мостами в тиши ночного, утопающего в муках города
Куда идти? Зачем идти?
Идти иль может не идти?
Нам по пути или же нет?
Вопрос? Ответ? Вопрос. Ответ.
Так умирал мой мертвый дед
Его сожрали на обед
Какие-то комарики и духи пьяниц подзаборных
В стране вечного света
Моей любимой, сука, стране
Гипербореи мощи и величия великанов
Границ, изведанных горем пеликанов
Писклявых девок и зловонных истуканов
Изумленных теток в пижамах из-под диванов
Разбитых ваз и судеб, исписанных в угле опасном газе
Сука, я люблю тебя, мама, люблю тебя, мама
Потерян.
Будущее потеряно и расплавлено
На плите порванных суставов
Что уже не так весело?
Сломался твой вопрос, мальчик?
Кисло, скудно, странно, спело, смыслом
Съел саванну солнца сокол снега
В прошлом ничего не было и не будет
Одеяло и плед распростерлись на блюде
Испуганная рожа чудится в зеркале мне
По правилам машина должна тормозить, но ни хрена
Кто я? Кто же я? Кто же я? Выпущенная в ухо яйцу стрела?
Или золотая цепь орла, висящего на древе вверх ногами?
Или просто ничто, пьяно, плевок, игра, зайчиха, тьма и простота?
А может локон кудрявых, волшебных, немых волос?
А может игра в кошки-мышки с мышами и котами?
А может квас летом и отрава кур зимним, морозным утром?
А может утопающих сброд на теле Имира, убитого в битве?
Или же взгляд, брошенный мимо на тело простого убийцы?
Слышно. Мне слышно, что мыши катаются брюхом по коже асфальта
Только не надо забывать, что когда-то мы были воспитаны в свете софитов
А, знаешь, не выйдет, попробуй и снова, не выйдет? Тщета и сок жизни
В мясной сковородке расплющен и скуден, как скрытый ковер.
Я оказался хуже тех, кого когда-то ненавидел
Я оказался тем, кто жил в воображаемом мирке
На пне сосновом из ольхи, берез покрытой красоты
Во мне живут мечты и корни и прутья ловкие как дым
Звенят они сквозь время тщетно и беззаботно и мгновенно
Улыба ангела на окнах виляет мне глазами ярко
Заплатка в сапоге и мокро становится, когда летаешь
По небу и по государству, что тушит пламя безопасно
Зато застой закрыл ворота и вор нам больше не слуга
А кровь крапива и корова крадутся будто звонаря
Я мертв.
В современном мире разговаривают не два человека, а две маски
Я улетаю в воображение слова «спаси»
За раскрытой книгой передник раскинут беззвучно
Секундные стрелки уносят меня вдали
У блаженных другое сознание и время не так изумрудно
Как спутник твоих умирающих юных детей
Волшебный артист нескафе перламутром блуждали
И Маркс, это Маркс улетает на Марс
Сияние глаз, разорванный в обществе нот
И он оказался в промозглой обложке совсем не похожий на вспышку киношной
Игры или ленты, виляющей на нашей земле
На гору громоздили гигантское тело мертвого бога
В облаках Юкио мерещилось тело простого мальчишки
Убитого в той войне, что на устах у прокаженного рога
Забытого в вечности, мысли, судьбе и страницах старой книжки
В воздухе чистом светится смысл, чудо распахнуто в объятиях тумана
Лодка плывет по рукам и коленям, плавленым железом пахнет медь
Кипарис растет в русле реки лотоса, снег валит так, что ума нет
Стал тем, кем хотел, сфотографировал бога, исчез, пропал, как крадущаяся смерть
Стоглавая гидра не дремлет в садах прочных ставен и времени кротких нот сути
Разбойник с оливками в мареве райского света солдат убегающих в русло пустыни
Смотрю, как уплывает в море… Лето!
Идет походкой легкой рядовой
За ним идут, то караван, то чья-то статная карета
За ними вовсе псина в морде грязной, но живой
Идут они по морям и причалам
За родиной, за небом и за мной
Идут бессмысленно, от конца до начала
Идут они домой, идут домой
Закрываются тихо двери
И от горя сверкают качели
Еле-еле, еле-еле мы доели кота
Разорвали его тушку и смазали гуталином
А потом под подушку и в болото к пингвинам
Раздобыли мы мед и клей для ушей
А под нос положили мох и ш