Барышников, Солдатов
Действующие лица:
Григорий Семёнович, 76 лет роду (1942 года рождения), охранник отделения Пенсионного фонда России в городе К.
Евгений Михалыч, то ли отставной военный, то ли бывший милиционер, то ли просто обычный мужик, сменщик Григория.
Михаил Петрович, управляющий Отделением ПФР в городе К.
Светлана Ивановна, ведущий специалист отдела по работе с население отделения ПФР в городе К.
Зинаида Юрьевна, пенсионерка, обладательница болезни Крейтцфельдта-Якоба и собаки
Дядя Влад, родственник Григория Семёновича, экстрасенс, маг и вообще примечательная личность
Голос Кати, дочери Григория Семёновича, жительница штата Флорида
Возмущённые пенсионеры — 3 шт.
Полицейские — 3 шт.
Министры — 3 шт.
Губернатор, помощник губернатора — по 1 шт.
Тень кота Барсика
1. Вечер рабочего дня, плавно переходящий в ночь рабочего дня. Отделение Пенсионного фонда России по городу N. Проходная со сломанным турникетом. Стол охранника с телевизором; тумбочка с радиоприёмником, электрическим чайником и парой книг. За столом сидит Григорий Семёнович. Звучит бодрящая заставка радионовостей.
РАДИО. Московское время — полночь.
Григорий Семёнович выключает звук, встаёт из-за стола. Делает несколько шагов вперёд и назад. Разминается. Достаёт из тумбочки маленькую бутылочку с томатным соком. Наливает в стакан; сока едва хватает, чтобы заполнить его наполовину. Григорий вздыхает и добавляет воды. Пьёт.
ГРИГОРИЙ. Хорошо.
Снова отпивает и, громко булькая, полощет рот. Ставит опустевший стакан на стол.
ГРИГОРИЙ. Мало.
Откуда-то из коридора слышится жалобное мяуканье.
ГРИГОРИЙ. Барсик? Кис-кис. Иди сюда, малыш.
Мяуканье сменяется шипением и утробным завыванием.
ГРИГОРИЙ. Ну что ты опять шипишь? Не трону я тебя.
Барсик замолкает. Григорий убирает бутылочку от томатного сока в карман, включает радио и делает свет тише. Потянувшись ещё раз, садится за стол.
РАДИО. Московское время — час ночи.
2. Утро. Отделение ПФР. За столом сидит Григорий Семёнович. Слышен стук в металлическую дверь.
РАДИО. Московское время — семь часов.
Григорий встаёт из-за стола, открывает дверь. Входит его сменщик — Евгений Михайлович.
МИХАЛЫЧ. Доброго времени суток, уважаемый.
ГРИГОРИЙ. Привет.
Михалыч подходит к столу, скидывает рюкзак, трогает чайник.
МИХАЛЫЧ. Холодный? Как же тут без чая сидишь, Семёныч? Без чая в наше время нельзя. Видел, что вчера было?
ГРИГОРИЙ. Где?
МИХАЛЫЧ. По телеку. Наши с чехами на кубке Карьяла зарубились. Прикинь, мы ведём четыре-два, всё хорошо, но тут эти чудилы два удаления нарисовали. Сало будешь?
ГРИГОРИЙ. Нет, спасибо.
Михалыч достаёт из рюкзака свёрток, нюхает его.
МИХАЛЫЧ. Да чего ты стесняешься, отличное сало, с чесноком. Сам солил!
ГРИГОРИЙ. Да не, не надо, Михалыч. Я сытый.
МИХАЛЫЧ. Странный ты, без чая и сала, а сытый. А где Барсик?
ГРИГОРИЙ. Где-то там прячется. Или охотится. Мне на глаза не показывался.
МИХАЛЫЧ. Небось опять мышь какую поймал. Эх, а я ему корма притаранил, со скидкой продавали. С тунцом и брокколи. Сам такого не ем, а кота кормлю.
ГРИГОРИЙ. И правильно.
Михалыч берёт книгу с тумбочки.
МИХАЛЫЧ. Так, эту я ещё не перечитывал. А, так вот, наших вчера удалили, значит. Играем пять на три, то есть три на пять. А чехи давят. Раз в штангу дали, два — в перекладину. Ну, думаю, всё, проиграем.
Входит Светлана Ивановна.
СВЕТЛАНА. Доброе утро.
ГРИГОРИЙ. Здравствуйте, Света.
СВЕТЛАНА. Гриша.
Светлана что-то хочет сказать Григорию, но её прерывает Михалыч.
МИХАЛЫЧ. Привет, Свет! Ты вчера наших смотрела?
СВЕТЛАНА. Нет.
МИХАЛЫЧ. Эх, это ты зря. Так вот, Семёныч, прижали они нас, значит. Остаётся играть минуту. Я уже думаю, сейчас тайм-аут нашим надо брать, отдохнуть. А тренер чепушила такой, тянет. Не нравится он мне, если честно.
СВЕТЛАНА. Гриша, вы домой сейчас?
ГРИГОРИЙ. Да.
МИХАЛЫЧ. Не, я спорить не буду, он Ярославль хорошо тренировал. Крепкая команда. Но сборная — это ведь по-другому, тут так нельзя.
СВЕТЛАНА. Птиц кормить будете?
ГРИГОРИЙ. Да, собирался.
Светлана роется в сумке, достаёт пакет.
МИХАЛЫЧ. Но тут ребята выручили, бились и даже пятую в пустые ворота закинули. Чехи разозлились, драчку даже устроили.
СВЕТЛАНА. Вот. Это у меня сын попугая решил завести. Всё для него купил, а потом передумал. Корм остался, не знаю, хороший или нет. Но, наверное, птицам подойдёт.
ГРИГОРИЙ. Подойдёт, конечно.
МИХАЛЫЧ. Наши им наваляли.
СВЕТЛАНА. Он у меня непутёвый такой, всё чего-то хочет и всегда передумывает.
ГРИГОРИЙ. Это же возраст такой. Повзрослеет ещё.
МИХАЛЫЧ. Одному ихнему защитнику всё лицо расквасили.
СВЕТЛАНА. В общем, вам это нужнее, Гриша.
ГРИГОРИЙ. Спасибо, Света.
МИХАЛЫЧ. Чехи так обиделись, что даже руки жать не стали. Сразу уехали под трибуны.
СВЕТЛАНА. Я пойду, хорошего вам дня.
ГРИГОРИЙ. Спасибо. И вам.
Светлана нелепо и неловко обходит Григория и идёт в свой кабинет.
МИХАЛЫЧ (ей в след). Свет, сало будешь?
СВЕТЛАНА. Нет, спасибо. Я жирное не ем.
МИХАЛЫЧ (громко). Да оно не жирное совсем, почти что диетическое. Фитнесс сало! *тише, себе под нос* Да ну. Кому делал, зачем делал?
ГРИГОРИЙ. А во что играли?
МИХАЛЫЧ. Кто?
ГРИГОРИЙ. Чехи.
МИХАЛЫЧ. А, в хоккей. Я же говорил, кубок Карьяла.
ГРИГОРИЙ. Это как чемпионат мира?
МИХАЛЫЧ. Не. Это такой турнир маленький, типа тренировочный.
ГРИГОРИЙ. И кто выиграл?
МИХАЛЫЧ. Наши.
ГРИГОРИЙ. И что теперь?
МИХАЛЫЧ. В смысле?
ГРИГОРИЙ. Куда-то вышли? Финал? Или окончательно победили?
МИХАЛЫЧ. Не, до финала ещё далеко.
Входит Михаил Петрович, управляющий отделением ПФР со всеми полагающимися атрибутами: условно-дорогим костюмом, кожаной сумкой, широким галстуком на округлом пузике.
МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ. Здравствуйте, господа.
ГРИГОРИЙ и МИХАЛЫЧ. Здравствуйте, Михаил Петрович.
МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ. Светочка здесь?
МИХАЛЫЧ. Ага. В кабинете.
МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ. Хорошо.
Он с опаской оглядывается на дверь.
МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ. Григорий, ты ночью был? Кто там синюю тойоту поставил?
ГРИГОРИЙ. Не знаю, не видел.
МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ. Чую, поцарапает он меня, когда выезжать будет. Надо бы переставить. Сейчас вернусь.
Уходит.
МИХАЛЫЧ. Ну вот, сейчас опять два часа парковаться в другом месте будет. То его поцарапают, то машину из окна не видно, то ещё что.
ГРИГОРИЙ. Волнуется. Ладно, пойду я. Хорошего дня тебе.
МИХАЛЫЧ. И тебе. Может, всё-таки сала на дорожку?
ГРИГОРИЙ. Нет, спасибо.
Хлопает себя по карману куртки, проверяет наличие бутылочки; укладывает пакет с птичьим кормом в рюкзак. Надевает капюшон, солнцезащитные очки, делает глубокий вдох и выходит на улицу.
3. Григорий неспешно идёт по улице, останавливаясь у скворечников и наполняя кормушки. Навстречу медленно, с видимым усилием переставляя ноги, идёт Зинаида Михайловна со своим псом. Пёс, учуяв Григория, начинает лаять.
ЗИНАИДА. Монтессори, не хами этому юноше. *Григорию* Доброе утро, ангел мой.
ГРИГОРИЙ. Здравствуйте.
ЗИНАИДА. Вы здесь птиц кормите?
ГРИГОРИЙ. Да.
ЗИНАИДА. Это хорошо, это правильно, конечно. Вы только их не перекормите.
ГРИГОРИЙ. Я постараюсь.
ЗИНАИДА. Обилие пищи вредит всякому живому существу. Да, Монтессори?
Пёс гавкает на Григория.
ГРИГОРИЙ. Что ты рычишь? Боишься? Не бойся, я тебя не укушу.
Монтессори отвечает злым рыком.
ЗИНАИДА. Ты ведёшь себя просто неприлично. Хорошие собаки так себя не ведут, пойдём, не будем мешать доброму человеку. Всего хорошего, юноша.
ГРИГОРИЙ. Всего хорошего.
ЗИНАИДА. Да-да, ангел мой, да-да. Перекармливать не надо, всегда надо меру держать…
Зинаида, продолжая что-то тихо говорить, уходит, утаскивая за собой рычащую собаку. Григорий смотрит им вслед, а потом идёт к следующей кормушке.
4. Квартира Григория. Однокомнатная, самодельная студия, где кровать со шкафом неряшливо сменяется раковиной с холодильником. Окна плотно завешены, ламп не видно, даже монитор компьютера прикрыт ношеным свитером. Входит Григорий, снимает рюкзак, достаёт из него пустую бутылочку ставит на стол. Раздевается, небрежно бросает куртку и кепку. Открывает холодильник, долго разглядывает его пустоту. Потом вынимает две банки, одну с густой красной жидкостью, другую — с водой. Медленно, немного дрожащими руками наполняет наполовину бутылочки красной жидкостью, жадно облизывает испачкавшиеся пальцы. Доливает воды, закрывает, встряхивает. Убирает всё в холодильник, садится за стол. Смотрит на стол, замечает на нём мокрые пятна, некоторое время смотрит на стол, потом не сдерживается, начинает жадно слизывать оставшуюся жидкость.
Слышится булькающий звук вызова по скайпу. Григорий торопливо бежит к компьютеру, двигает стул, садится, надевает солнцезащитные очки, откидывает свитер, закрывающий монитор, включает его. На экране — Катя.
КАТЯ. Пап, привет. Опять ты очки нацепил?
ГРИГОРИЙ. Привет, Катенька. Как твои дела?
КАТЯ. Хорошо. Я за тебя волновалась. Ты куда пропал? В скайпе не отвечаешь, тётя Люба к тебе заходила, ты не открываешь. Я уже подумала, что случилось что-то.
ГРИГОРИЙ. Ничего не случилось, всё хорошо. Я тут был, работал.
КАТЯ. Может, тебе телефон купить нормальный?
ГРИГОРИЙ. У меня есть нормальный телефон.
КАТЯ. С диском, наверное.
ГРИГОРИЙ. C кнопками.
КАТЯ. Я просто волнуюсь. Вдруг что-то случится.
ГРИГОРИЙ. Да что со мной случится.
КАТЯ. Я всё равно волнуюсь. Ты хотя бы проверяй его, звук включай.
ГРИГОРИЙ. Зачем?
КАТЯ. Вдруг я позвоню. А если не работает, то ты так прямо и скажи — не работает. Вообще, давай тебе денег пришлю, нормальный новый купишь?
ГРИГОРИЙ. У меня есть деньги.
КАТЯ. Хорошо.
ГРИГОРИЙ. Скоро восьмое.
КАТЯ. Я помню.
ГРИГОРИЙ. Я тюльпанов хочу купить. Видел рядом в магазине. Разноцветные, хорошие.
КАТЯ. Пап.
ГРИГОРИЙ. Ей они нравились. Тюльпаны и астры. Но где я сейчас астры найду? Хорошо, что тюльпаны появились.
КАТЯ. Пап, у меня не получится.
ГРИГОРИЙ. И недорого стоят. Не то что раньше.
КАТЯ. Ты прости, пожалуйста. Мы правда, правда очень хотели прилететь. Но Хью в командировку отправляют, во Фриско, а не какой-нибудь Джерси. И он нас собой берёт в кои-то веки. Получается такой большой семейный уикэнд. Ты прости, нам это никак не сдвинуть. Но, наверное, через полгода сможем, там как раз дешевле лететь будет.
ГРИГОРИЙ. Хорошо. Не переживай. Я сам к маме схожу.
КАТЯ. Ты купишь от нас цветов? Астр.
ГРИГОРИЙ. Тюльпанов.
КАТЯ. И давай уже ограду поменяем. Как-то мне неспокойно, душа болит.
ГРИГОРИЙ. Ограду покрасим пока. А там видно будет.
КАТЯ. Ну и ладно. Пойду спать, и ты ложись. После смены же.
ГРИГОРИЙ. После.
КАТЯ. Ты не пугай меня больше, не пропадай.
ГРИГОРИЙ. Не пропаду.
КАТЯ. И насчёт телефона подумай.
ГРИГОРИЙ. Как у вас там говорят? Окей! Зер гут! Йа-йа! Дас ист золль!
КАТЯ. Ты как всегда. Ладно, мне пора бежать. Целую!
Скайп отключается. Григорий гасит монитор, слезает со стула на пол, снимает очки, и ложится спать прямо на полу.
5. Вечер. Управление ПФР по городу К. На месте охранника сидит Михалыч. Он с интересом листает книгу, отвлекаясь на шумные прихлёбывания из кружки с чаем. Входит Григорий.
МИХАЛЫЧ. Здорово, Семёныч!
ГРИГОРИЙ. Привет.
МИХАЛЫЧ. Смотрел наших с Черногорией?
ГРИГОРИЙ. Нет.
МИХАЛЫЧ. Ну ты даёшь! Такая игра была — они нам за первые три минуты полную авоську накидали. Чай будешь? Зелёный, китайский.
ГРИГОРИЙ. Нет, спасибо.
МИХАЛЫЧ. Эх. Ну ладно, как хочешь.
Михалыч встаёт из-за стола, убирает книгу, достаёт рюкзак и убирает туда сало.
МИХАЛЫЧ. Тут пятно какое-то красное на столе. Я потёр, но что-то не сработало. Крепко въелось.
ГРИГОРИЙ. Это я. Сок разлил.
МИХАЛЫЧ. Сок? Ну да. Так вот, наши первую четверть напрочь слили, позорники такие. Я даже хотел телек выключать, думаю, ну смысл на вас, чудил-чепушил смотреть.
Появляется Михаил Петрович с развязанным галстуком, небрежно застёгнутым портфелем — верными признаками вечернего бегства с работы.
МИХАЛЫЧ. Михаил Петрович, тут опять эта жёлтая тойота парковалась.
Михаил Петрович останавливается.
МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ. Так-так? И что, кто там был?
МИХАЛЫЧ. Деваха какая-то. Я вышел, сказал ей, что тут нельзя. Ну не просто сказал, грозно так завернул, с бровями и предупреждениями.
МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ. А она что?
МИХАЛЫЧ. Да ничё, говорит, извините, я не знала. Больше не будет, сказала.
МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ. Ай, как хорошо. Спасибо вам, Евгений Михайлович. Отличная работа. Жаль вас клонировать нельзя. Мне такой же ответственный работник на ночные смены пригодился бы…
Михаил Петрович смотрит на Григория. Тот делает вид, что не слышит.
МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ. Ну что же, всем до свидания.
Михаил Петрович уходит.
МИХАЛЫЧ. Забавный он. Слыхал, Семёныч? Клонировать меня хотел.
ГРИГОРИЙ. Слышал.
МИХАЛЫЧ. Клонировать нельзя, а премировать-то можно было бы. Эх.
ГРИГОРИЙ. Не грусти.
МИХАЛЫЧ. Да как тут не грустить-то! Я ещё со вчерашнего дня расстроенный. Чуть телек не разбил — представляешь, наши понапускали, потом попёрли вперёд, раз забили, два забили, три забили.
ГРИГОРИЙ. Кому забили?
МИХАЛЫЧ. Да Черногории этой. Смотрю я, думаю, налаживаются дела. Сейчас мы их в этом бассейне и утопим. А они взяли ещё пять пропустили. Подряд, понимаешь?
ГРИГОРИЙ. Нет.
МИХАЛЫЧ. И я не понимаю. Как можно было так матч отдать? Ну их, сено-солома, честное слово.
Михалыч вздыхает, берёт рюкзак.
МИХАЛЫЧ. Ладно, пойду я что ли — сегодня ещё баскетбол в полночь, наши отборочные против Финляндии гоняют. Будешь смотреть?
ГРИГОРИЙ. Не знаю. А по какому каналу?
МИХАЛЫЧ. По спортивному, я его в нашем телеке настроил, если что.
ГРИГОРИЙ. Спасибо.
МИХАЛЫЧ. Да пожалуйста, смотрите на здоровье. Так, кота кормил, он теперь сыт и доволен, так что не парься. До утра, Семёныч.
Жмут руки, Михалыч уходит. Григорий садится за свой стол, достаёт бутылочку с кровью, взбалтывает её, вздыхает.
Появляется Светлана; она устала после длинного рабочего дня, но пытается выглядеть собранной и уверенной. Григорий торопливо убирает бутылочку.
СВЕТЛАНА. Добрый вечер, Григорий.
ГРИГОРИЙ. Здравствуйте, Света.
Она подходит к выходу, останавливается, словно хочет что-то сказать. Молчит. Григорий тоже хочет начать разговор, и тоже молчит. Слышится утробное мяуканье кота. Григорий решается.
ГРИГОРИЙ. Вы сегодня долго.
СВЕТЛАНА. Все уже ушли?
ГРИГОРИЙ. Да.
СВЕТЛАНА. Хорошо.
Она садится на один из стульев, которые обычно греют собой посетители, вздыхает.
ГРИГОРИЙ. Устали?
СВЕТЛАНА. Немножко. Шефу на совещании перед губернатором отчитываться. В общем, неделя будет безумной.
Молчат.
СВЕТЛАНА. У вас есть дети?
ГРИГОРИЙ. Дочь.
СВЕТЛАНА. Она вас понимает?
ГРИГОРИЙ. Она взрослая, давно уже в Америке, так что если понимает, то с трудом.
Смеются.
СВЕТЛАНА. А я с сыном вчера поругалась. Спрашиваю, что ему вообще в жизни нужно. Он у меня такой странный. В общем, спрашиваю, он насупился, смотрит на меня как пыря.
ГРИГОРИЙ. Как кто?
СВЕТЛАНА. Пыря. У меня бабушка так очень упрямых людей называла. Вот, говорит, такой человек на тебя как упырь смотрит. Упрямо смотрит, будто всю кровь твою выпьет, но не отступит.
ГРИГОРИЙ. Интересно.
СВЕТЛАНА. У нас в семье все мужики такие. И муж мой тоже так себя вёл — спросишь его о чём, а он — нахмурился и смотрит на тебя молча. И сын такой же. Молчит, сопит, сверлит глазами. Простите, Гриша, что я вам тут жалуюсь.
ГРИГОРИЙ. Вы не жалуетесь. Всё хорошо.
СВЕТЛАНА. Жалуюсь. Неправильно это. Но просто вы такой хороший. Вы всё понимаете.
Григорий молчит.
СВЕТЛАНА. Вот он мне говорит — мне попугай не нужен, я просто его рисовать хотел. Представляете?
ГРИГОРИЙ. Не очень.
СВЕТЛАНА. Я ему говорю, ну если рисовать, так включил бы его в этом своём интернете. Ну или в зоопарк сходил бы. Зачем я покупала все эти клетки с кормами? И знаете, что он мне сказал?
ГРИГОРИЙ. Что?
СВЕТЛАНА. Я тебя ни о чём не просил! Сама, мол, виновата.
ГРИГОРИЙ. Он, наверное, не это хотел сказать.
СВЕТЛАНА. Наверное. Но сказал именно это. Ладно, простите, Гриша, что я вам всё это рассказываю. Просто вы…
Молчат.
СВЕТЛАНА. Просто вы хороший. С вами хорошо. Спокойно.
ГРИГОРИЙ. Спасибо.
Молчат.
СВЕТЛАНА. Ладно, я пойду. Доброй ночи, Гриша.
ГРИГОРИЙ. До свидания, Света.
Она уходит. Он остаётся. Некоторое время сидит без движения, потом достаёт бутылочку, нетерпеливо открывает, жадно пьёт. Включается радио.
РАДИО. Московское время — девять часов вечера.
6. Утро. Григорий идёт домой, капюшон, кепка и солнцезащитные очки скрывают его от светлой стороны мира. Он останавливается около кормушки, медленно высыпает корм.
На улице появляется Зинаида с собакой. Пёс, завидев Григория, начинает испуганно лаять.
ЗИНАИДА. Корчак, не груби прохожим! Здравствуйте.
ГРИГОРИЙ. Доброе утро.
ЗИНАИДА. Вы птиц кормите?
ГРИГОРИЙ. Да.
ЗИНАИДА. Это хорошо. Вы побольше им сыпьте. Им сейчас наедаться надо.
ГРИГОРИЙ. Конечно.
Собака снова заходится в лае.
ЗИНАИДА. Корчак, прекрати. Что за поведение? Дурной пёс, простите его.
ГРИГОРИЙ. Ничего страшного. Собаки меня не любят.
ЗИНАИДА. Глупости какие. Вы хороший человек, сердце у вас доброе. Просто кто-то капризничает. Простите ещё раз.
Собака глухо рычит.
ГРИГОРИЙ. Не надо извиняться. Всё хорошо.
ЗИНАИДА. И всё равно, простите, ангел мой.
Одёргивает пса, медленно идёт дальше.
ЗИНАИДА. Пойдём, Корчак, не позорься, ты же приличная собака.
ГРИГОРИЙ. До свидания.
ЗИНАИДА. Всего доброго, ангел мой. Не забудьте — птицам сейчас нужно больше есть.
ГРИГОРИЙ. Хорошо.
7. Темнота. Яркий свет выхватывает кухонный стол. На столе — продукты. Появляется аккуратно одетый ведущий.
ВЕДУЩИЙ. Здравствуйте, дорогие друзья! С вами в программа «Кус-кус», лучшая программа о лучшей еде. Сегодня у нас в гостях Влад, целитель, белый маг, провидец и эксперт в области потустороннего.
Входит дядя Влад.
ВЕДУЩИЙ. Здравствуйте, Влад! Что мы будем сегодня готовить?
ВЛАД. Здравствуйте. Я хотел предложить классическое блюдо румынской кухни — кровавое рагу с кровью.
ВЕДУЩИЙ. Кровавое рагу с кровью? Нет ли здесь тавтологии?
ВЛАД. Здесь есть кровь. Много крови.
ВЕДУЩИЙ. Кровь так важна в этом рецепте? Без неё ничего не получится?
ВЛАД. Конечно. Всем известно, что без пищи человек может жить тридцать дней, без воды — двое суток. А сколько мы сможем прожить без крови?
ВЕДУЩИЙ. Ни секунды?
ВЛАД. Верно.
ВЕДУЩИЙ. Что нам понадобится для этого блюда?
ВЛАД. Два литра первой отрицательной, полтора литра второй положительной, шесть литров третьей и четвёртой (резус не важен).
Ведущий достаёт пакеты с кровью и раскладывает их на столе.
ВЛАД (облизываясь). Прекрасно. Этого хватит на первое время.
ВЕДУЩИЙ. Что ещё нам нужно для этого замечательного рагу?
ВЛАД. Ничего.
ВЕДУЩИЙ. Ничего?
ВЛАД. А вам что, крови мало?
Звучит противное пиканье кухонной электроники.
ВЕДУЩИЙ. И вот, как мы слышим, духовка уже разогрелась до 180 градусов. Что мы сейчас делаем?
ВЛАД. Мы…
Пиканье превращается в звук скайпа. Стол, ведущий и дядя Влад исчезают в темноте. Слышится голос Кати.
КАТЯ. Пап, пап. Мы… Мы опять до тебя никак дозвониться не можем. Ты в порядке?
Григорий приходит в себя, торопливо надевает очки, скидывает тряпки с монитора.
КАТЯ. Пап, что случилось?
ГРИГОРИЙ. На работу собираюсь.
КАТЯ. Мы тут говорили по поводу приезда. Хью пока не уверен. То есть сейчас мы точно не прилетим, а вот потом… Но мы пока не знаем, когда.
ГРИГОРИЙ. Отлично.
КАТЯ. Не обижайся, пожалуйста.
ГРИГОРИЙ. Всё хорошо.
КАТЯ. Ты точно не обиделся?
ГРИГОРИЙ. Мне на работу пора.
КАТЯ. Поговорим завтра?
ГРИГОРИЙ. Да.
КАТЯ. Ребята шлют тебе привет. Я попозже видео пришлю, там Тимми на батуте в торговом центре такое вытворяет.
ГРИГОРИЙ. Здорово.
КАТЯ. Пока, пап?
ГРИГОРИЙ. Прощай, дочка.
КАТЯ. Скоро увидимся.
ГРИГОРИЙ. Конечно.
Григорий выключает скайп, накидывает плед на монитор и идёт к холодильнику. Достаёт почти пустую банку и наполняет свою бутылку. Разбавляет оставшуюся в банке кровь водой из-под экрана, пьёт, морщится, кашляет, еле сдерживая рвоту. Отдышавшись, начинает собираться на работу.
8. Отделение пенсионного фонда. За столом охранника, зевая и явно скучая, сидит Михалыч. Входит Григорий.
МИХАЛЫЧ. Привет, Семёныч! Видал?
ГРИГОРИЙ. Что?
МИХАЛЫЧ. Баскет. Наши с финнами в отборе на кубок мира играли.
ГРИГОРИЙ. Нет.
МИХАЛЫЧ. В Перми.
Михалыч встаёт и начинает собирать свои вещи, Григорий снимает рюкзак.
МИХАЛЫЧ. Правильно, конечно, что в Перми играли. Там паркет хороший, оранжевый, не люблю жёлтый, на нём мяч парфозно смотрится. А тут и цвет есть, и отскок нормальный. Только наши как всегда, конечно.
ГРИГОРИЙ. Что такое?
МИХАЛЫЧ. Команда валидольщиков. Чудики — финнам восемнадцать очков летели после первой половины. Представляешь?
ГРИГОРИЙ. С трудом.
МИХАЛЫЧ. Вот и я глядел на это безобразие, понять не мог…
Входят люди. Их немного, но они в ярости, так что своим возмущением и шумом производят впечатление разгневанной толпы.
РАЗГНЕВАННЫЙ МУЖЧИНА. Объясните, что это за безобразие такое!
МИХАЛЫЧ. Что?
ЯРОСТНАЯ ЖЕНЩИНА. То! Вы издеваетесь?
МИХАЛЫЧ. Я?
ВЗБЕШЁННЫЙ СТАРИК. Вы!
ГРИГОРИЙ. Мы не издеваемся.
МУЖЧИНА. Прекратите. Что это вы присылаете?
Размахивает каким-то листком.
ГРИГОРИЙ. Мы ничего не присылали.
МИХАЛЫЧ. О чём это они?
МУЖЧИНА. Прекратите делать вид.
ЖЕНЩИНА. Где у вас главный?
МИХАЛЫЧ. Где у нас главный?
ГРИГОРИЙ. Не знаю, я же только что пришёл.
СТАРИК. Мы сами найдём.
МИХАЛЫЧ. Стойте, нельзя!
МУЖЧИНА. То есть возраст пенсионный повышать можно? Цены повышать можно? Народ грабить можно? Дерьмо вот это присылать можно? А поговорить нельзя?
Все галдят, размахивают листочками.
ГРИГОРИЙ. Успокойтесь, пожалуйста. У нас пропускной режим.
МИХАЛЫЧ. Мы не можем всех пускать.
СТАРИК. Что мы, рылом не вышли?
ЖЕНЩИНА. Не пускают они нас. Губернаторов с президентом небось пускаете.
МИХАЛЫЧ. Мы после шести только по предварительной записи пускаем.
МУЖЧИНА. Давай, запиши меня. Запиши, что Юрьев Пётр Иванович, военный пенсионер, майор запаса, ветеран Афгана, в следующий раз придёт с гранатой и взорвёт вас всех к чёртовой матери.
ГРИГОРИЙ. Успокойтесь, пожалуйста.
Появляется Светлана.
СВЕТЛАНА. Что случилось?
ЖЕНЩИНА. А то вы не знаете!
СВЕТЛАНА. Простите, женщина, не знаю.
СТАРИК. То есть вы нам ничего сказать не хотите?
СВЕТЛАНА. А что я должна сказать?
МУЖЧИНА. Объяснения! Объясните, что это за паскудство такое!
Размахивает листком.
СВЕТЛАНА. Можно посмотреть? Ой.
МИХАЛЫЧ. Что там, Свет?
ЖЕНЩИНА. Да, Свет, что там такое?
СВЕТЛАНА. Извините. Тут, видимо, какая-то ошибка.
МУЖЧИНА. Это не ошибка, это ваше отношение к простым людям.
СВЕТЛАНА. Моё?
СТАРИК. Ваше. Все вы тут такие.
Появляется Михаил Петрович. Он явно собирался закончить рабочий день: одет,
МИХАЛЫЧ. Михаил Петрович, тут к вам пришли…
МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ. Какое-такое пришли? Восемь вечера! Пусть завтра приходят, по записи.
МУЖЧИНА. Ты главный?
МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ. Что здесь происходит?
СВЕТЛАНА. Тут ситуация, Михаил Петрович. Мы её обсуждали неделю назад.
МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ. Что за ситуация?
ЖЕНЩИНА. Вы издеваетесь, да?
МУЖЧИНА. Может быть хватит дураков из нас делать?
Светлана протягивает Михаилу Петровичу один из листков.
МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ. В связи с пересмотром размера пенсии в период… так… вам была излишне выплачена пенсия на сумму 15 рублей 38 копеек. В связи с образовавшейся переплатой просим вас возместить вышеуказанную сумму в добровольном порядке. В случае отсутствия своевременного возмещения сообщаем, что к вам будут применены соответствующие административные взыскания. Ну и? Что не так?
МУЖЧИНА. Да ты охренел что ли, мудила?
МИХАЛЫЧ. Эй, полегче.
МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ. Вы за языком-то следите! Не на базаре.
ЖЕНЩИНА. А где мы? Почему нас все обмануть хотят?
СТАРИК. Сначала возраст подняли, чтобы все до гроба работали, потом деньги с пенсионеров требовать начали.
МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ. Никто вас не обманывает. Это просто техническая ошибка. Вам лишнего заплатили, нужно вернуть.
МУЖЧИНА. Лишнего?
ЖЕНЩИНА. За рубль удавятся.
СТАРИК. Когда возраст поднимали, прибавить обещали. Прибавили. Теперь мы ещё и должны.
МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ. Поймите, здесь нет никакого злого умысла. Просто ошиблись, когда считали. В конце концов, вам что, пятнадцать рублей жалко?
МУЖЧИНА. Я вот смотрю на тебя и думаю, может ты бессмертный? Может, вы все здесь бессмертные? Совсем страх потеряли?
МИХАЛЫЧ. Эй, ну потише давай.
МУЖЧИНА. Отвали. Ты пятнадцать рублей моих хочешь? Всё мало тебе?
ЖЕНЩИНА. Сосут и сосут кровь нашу, упыри. Всё никак не нажрутся.
СТАРИК. За свет платишь, за газ платишь, за вывоз мусора платишь, хотя никто его никуда не вывозит. А как зима, так и снег никто убирать не выйдет, хоть миллиард им заплати.
МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ. Мне ваши пятнадцать рублей не нужны. Они закону нужны. Вам заплатили то, что не положено. Будьте добры вернуть.
МУЖЧИНА. Ты же понимаешь, начальник, что так просто всё не кончится? Вся эта херня вернётся к тебе ещё.
ЖЕНЩИНА. Бессовестные, чтобы вам пусто было.
СТАРИК. Нет бы честно сказать, что проворовались.
МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ. Все вопросы и претензии вы можете озвучить в суде. Там разберутся, кто прав.
МУЖЧИНА. Думаешь, я не знаю, что у тебя всё схвачено? И суды, и прокуроры с адвокатами.
ЖЕНЩИНА. Жулики.
СТАРИК. Креста на них нет.
МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ. Ну не знаю. Раз вы не верите в суд, то пишите губернатору, президенту. В ООН пишите. В межпланетный трибунал телеграммы посылайте. И покиньте, пожалуйста, помещение. А то я полицию вызовем.
МУЖЧИНА. Вызывай своих полицаев, давай.
МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ. И вызову. Что ты думаешь, постесняюсь?
ЖЕНЩИНА. Он вызовет. Такие всё могут!
СТАРИК. Бесстыдник. Ни капли совести у людей. Вырастили, выкормили на свою голову.
МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ. А причём здесь совесть? Вы мне на совесть не нажимайте! Никто вас пенсию получать не заставляет, это ваше право, а не обязанность; у нас тут свободное государство, хотите получать — получаете, не нравится — не берите. Другой пенсии у нас всё равно нет.
МУЖЧИНА. Ты же понимаешь, что я вернусь?
МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ. А угрожать мне не надо, это уже уголовное дело. Григорий, будьте добры, проводите граждан на выход. Иначе я вызову полицию.
Григорий остаётся на месте.
ЖЕНЩИНА. И не стыдно угрожать? Я же тебе в матери гожусь.
МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ. Григорий!
Григорий стоит и смотрит прямо в глаза Михаилу Петровичу, который было полез за телефоном. В этот момент инициативу берёт на себя Михалыч.
МИХАЛЫЧ. Уважаемые, я всё понимаю, конечно. Просто поздно уже, наговорили столько всего разного, хватит. Давайте вы завтра с утра придёте.
МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ. Приём только по записи.
МИХАЛЫЧ. Вот да, сначала позвоните, запишитесь, потом придёте и монументально всё заоформите. То есть документально. А то сейчас мы тут все договоримся до полиции. Оно надо?
СТАРИК. Я буду жаловаться.
МИХАЛЫЧ. Правильно, правильно. Надо жаловаться, раз такая хурма происходит.
ЖЕНЩИНА. Я на телевидение позвоню.
МИХАЛЫЧ. Позвоните, конечно, позвоните и напишите.
МУЖЧИНА Я вернусь.
МИХАЛЫЧ. Обязательно. Возвращайтесь, не пропадайте. Всего хорошего.
Люди медленно пятятся и выходят на улицу.
9. Отделение Пенсионного Фонда, только-только освободившееся от присутствия разгневанных пенсионеров. Михаил Петрович, встав на цыпочки, смотрит в окно. Григорий, Михалыч, Светлана молчат — кто-то недовольно, кто-то испуганно.
МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ. Вроде ушли. Этот высокий, майор хренов, на машину смотрел. Как там его зовут?
МИХАЛЫЧ. Юрьев, кажется.
МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ. Надо запомнить. Мало ли что выкинет, мудак в отставке.
Он поворачивается к присутствующим.
МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ. Ну. И что это было?
МИХАЛЫЧ. Люди приходили…
МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ. Знаю, что люди. Как вы это допустили?
СВЕТЛАНА. Михаил Петрович, я же вас предупреждала, что переходить на новую систему начисления рано, что нужно…
МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ. Да мне плевать на начисление. И на пенсии эти с пятнадцатью рублями плевать. Почему вы тут скандал устроили? Это хорошо ещё камер не было, или этих, как там их, чертей молодёжных… блоггеров! У меня в пятницу совещание у губера, а тут вонь на весь город. Вы меня подставить хотите?
МИХАЛЫЧ. Да не, ну что, да никогда.
СВЕТЛАНА. Нет, конечно, извините, Михаил Петрович.
МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ. А ты, Григорий, чего молчал? Я смотрю, бледный ты какой-то, будто не слышишь меня. Спать хочется, что ли? Только тебе рано спать, вся ночь впереди.
ГРИГОРИЙ. Я вас слышал.
МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ. А почему тогда ты прямые свои обязанности не выполнял? Оглох? Или живёшь хорошо, работа не нужна больше?
МИХАЛЫЧ. Вам, наверное, домой надо, Михаил Петрович.
МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ. Надо. Надо. Если бы не вы тут, и особенно некоторые из вас… Григорий, я, конечно, понимаю, вы человек немолодой, соображаете медленно, сил маловато. Вы лучше честно себе признайтесь, что не тянете, всем легче будет. У меня таких, как вы, на эту работу — вагон и ещё один вагон. И только потом маленькая тележка.
СВЕТЛАНА. Михаил Петрович, может быть…
МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ. Всё может быть. Ладно, с тобой, Григорий, мы с утра поговорим. Обо всём вот этом вот. Не уходи после смены, дождись меня. Всё, всем до свидания, я поехал.
Уходит.
МИХАЛЫЧ. Слыхали? Вот вроде смотришь на него, нормальный мужик, серьёзный такой, с мозгами. А иной раз послушаешь и думаешь — вот же мудила. Откуда только такие берутся? С университетов, что ли?
10. Отделение ПФР. Утро. За столом сидит Григорий. Рядом, на одном из стульев для посетителей — Зинаида с собакой. Пёс тихо рычит на Григория.
ЗИНАИДА. Антон Семёнович, прекратите. Как вы себя ведёте? Хотите, чтобы я вас на улице привязала?
ГРИГОРИЙ. Они всегда так себя ведут.
ЗИНАИДА. Кто, простите, себя так ведёт?
ГРИГОРИЙ. Животные. Боятся меня.
ЗИНАИДА. Глупости какие. По вам, ангел мой, видно, что вы порядочный человек. А всякое живое существо это чувствует.
ГРИГОРИЙ. Меня и коты боятся.
ЗИНАИДА. Этого не может быть.
ГРИГОРИЙ. И даже хорьки. И белки. В бору постоянно от меня убегают.
ЗИНАИДА. Это очень странно, ангел мой.
ГРИГОРИЙ. Только птицы не боятся. Летают себе и не боятся.
ЗИНАИДА. Антон Семёнович, прекратите паясничать.
ГРИГОРИЙ. Насыпешь им зерна или семечек, стоишь и смотришь, как клюют. Клюют, смотрят на тебя, прямо в глаза и не боятся. Могут даже с руки есть.
ЗИНАИДА. Вы кормите птиц, ангел мой?
ГРИГОРИЙ. Да.
ЗИНАИДА. Это прекрасно. Удивительно, сколько ещё добрых людей в нашем мире. А ты, Антон Семёнович, облаять человека норовишь. Тебе не стыдно?
Входит Михаил Петрович, за ним, на некотором отдалении — Михалыч и Светлана.
МИХАЛЫЧ. И тут этот чебурашка берёт тайм-аут. Нет бы видеоповтор запросить, там же вне игры было, можно было поспорить. Нет же, он тайм-аут берёт. Не, Свет, ты представляешь?
СВЕТЛАНА. С трудом.
МИХАЛЫЧ. У него в штабе куча людей работает, камеры там, планшеты, все видели, что вне игры было, попроси ты видеопросмотр! Нет же, тайм-аут ему надо было взять. Здорово, Семёныч.
ГРИГОРИЙ. Привет.
МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ. Григорий, зайдите ко мне.
ГРИГОРИЙ. К вам пришли.
МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ. Подождут.
ЗИНАИДА. Ангел мой, прошу прощения, мне тут письмо пришло…
МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ. И хорошо, радуйтесь. В таком возрасте — и всё ещё кто-то пишет. Пойдёмте, Григорий.
Собака заходится в лае.
МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ. И шавку свою уберите отсюда. Сюда с мороженым, пивом и собаками нельзя.
11. Кабинет Михаила Петровича, в меру дорого, в меру официально, бессмысленные бронзовые статуэтки, эппловский моноблок, неудобные стулья и чёрный кожаный диван присутствуют. Михаил Петрович садится и жестом указывает Григорию на его место.
ГРИГОРИЙ. Я могу подождать.
МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ. Нет, не можете. Сначала с вами разберёмся, приём умалишённых и богом обиженных — потом.
ГРИГОРИЙ. Это невежливо.
МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ. Я так понимаю, что вы устали.
ГРИГОРИЙ. Я?
МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ. Психологически. Вижу, что морально тяжело. Правильно вижу?
Григорий молчит.
МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ. Григорий Семёнович, давайте откровенно. Мы все понимаем, что работа у вас тяжёлая. Тяжёлая, но не сложная. Что от вас требуется?
ГРИГОРИЙ. Охранять.
МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ. Верно. Сидеть и охранять. И если кто-то что-то где-то там, то встать, проявить характер и разобраться. Так?
ГРИГОРИЙ. Так.
МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ. Вы согласны?
ГРИГОРИЙ. Согласен.
МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ. Отлично. Замечательно. Тогда почему вы этого не делаете? Почему у вас непонятные люди в дверях толпятся, провокации устраивают, угрожают, запугивают? Вы с ними заодно, что ли?
ГРИГОРИЙ. Нет.
МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ. Это они сегодня просто говорят. Завтра на камеру всё запишут и в интернет выложат, чтобы опозорить. У них так принято, всё записывать и надсмехаться потом.
ГРИГОРИЙ. Над что?
МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ. Вы мне тут повторять бросьте! Думаете, я не понимаю, что всё это не просто так? Что это всё неспроста. Понимаете?
ГРИГОРИЙ. Нет.
МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ. А должны понимать, всё-таки в государственном учреждении работаете. Сначала они приходят и просто возмущаются — то им возраст, понимаешь ли, подняли, хотя в стране уже пахать некому, одних чурок набираем на стройки, так что откуда пенсии брать? Они понимать не хотят, капризничают, воняют, возраст им подняли, понимаешь. Возраст не нравится? Работать иди, силы есть же. Вон, в Японии до семидесяти лет работают, а потом, как на пенсию выйдут, так по всему миру ездят, отдыхают. Да кому я говорю, вот тебе же, Григорий, самому больше семидесяти. Сколько там тебе?
ГРИГОРИЙ. Семьдесят шесть.
МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ. Вот видишь, работаете и не жалуетесь. А вот этим, им же всем, им же всё на блюдечке подавай. А как не дашь — так сразу протестовать лезут, хотят, чтобы как в какой-нибудь…