Джед МакКенна
Беседы с Джедом №1
Недвойственность –
«Jed Talks #1»: Wisefool Press; 2017
ISBN 978-0997879728
Аннотация
«Я думаю, люди хотят прекратить валяться в дерьме, хотя бы ненадолго. Я думаю, что где-то глубоко внутри у каждого искателя сидит маленький ублюдок, который знает, что они застряли в бесконечном безвыходном лабиринте и что все их блуждания — это движение по кругу. Я сомневаюсь, что у меня много таких читателей, которым вообще интересно стать просветлёнными, возможно, им просто хочется приподняться над лабиринтом на минутку. Они хотят всего лишь небольшого понимания. А небольшое понимание может далеко завести. Простым пониманием пределов знания можно уничтожить Бога. Пониманием, что ничто не существует, можно уничтожить смерть. Пониманием, что двойственность невозможна, можно уничтожить вселенную. А пониманием, что сознание — это всё, что есть, можно разрушить себя».
Джед МакКенна
Беседы с Джедом № 1
Ни одна проблема не устоит под натиском мысли.
Вольтер
Беда с пальчиками
Сколько бы тебе было лет, не знай ты, сколько тебе лет?
Сэтчел Пейдж
(Джед и Дуглас расположились друг напротив друга. Дуглас, тридцати лет, сидит со скрещёнными ногами и босой. Мы присоединяемся к ним в середине разговора).
Дуглас: Но я хороший человек. Я не делаю никому больно, жертвую на благотворительность, хожу в церковь. Неужели это совсем не считается?
Джед: Я бы сказал, что это неплохой вопрос для изучения в процессе духовного самопереваривания [autolysis]. С него хорошо бы начать.
Дуглас: Что? Засчитывается ли хоть как-нибудь, что я хороший человек?
Джед: Засчитывается ли хоть что-нибудь хоть в чём-нибудь. Спроси себя, что ты имеешь в виду под этими словами. Засчитывается что? Засчитывается кем? Что это за сущность или организация, присматривающая, как ты думаешь, за тобой? Для кого ты устраиваешь представление? Кто твоя аудитория?
Дуглас: Вы спрашиваете меня?
Джед: Я предлагаю тебе спросить самого себя.
Дуглас: Бог? Карма? Я не знаю.
Джед: Я знаю, что ты не знаешь, но ты не знаешь, что ты не знаешь. Это один из примеров работы теневого демона. Ты погружён в тени, и тебя дурачит твой же ум. Ты видишь размытые очертания, а твой ум интерпретирует их как настоящие предметы. Вот для чего нужен процесс духовного самопереваривания — пролить свет на эти области тьмы в твоей вселенной, где, как тебе видится, что-то прячется, и увидеть ясно, что там ничего нет, и, кстати, никогда и не было.
Дуглас: И чем это поможет?
Джед: Пролить свет на свою внутреннюю вселенную — это… Ты правда хочешь заставить меня это произнести?
Дуглас: Произнести что? А, просветление? Ну да, хорошо, извините, я понял. Так как это делается? Просто начать писать? Или я записываю вопрос и пытаюсь ответить на него или как-то так?
Джед: Делай, как получится, как можешь, письменно или устно, как тебе удобнее. Придай этому какой-то контекст и подтекст. Пиши, будто пишешь самому себе в прошлое или своему ребёнку в будущее. Записывай это как проповедь или речь. Пиши мне, Кришне или своей покойной матери, всё равно, лишь бы это помогло тебе сосредоточиться.
Дуглас: Значит, как дневник?
Джед: Если бы я хотел, чтобы ты обратился к своим чувствам, то предложил бы вести дневник, но мне наплевать на твои чувства и тебе тоже должно быть наплевать. Я предлагаю тебе полностью задействовать свой мозг и заставить его наконец работать на тебя. Твоя способность думать — это твой самый главный актив, а ты даже не знаешь, как это делается. Без обид, ты не виноват. Твоя единственная надежда на пробуждение зависит от твоей способности думать, а не от способности исследовать свои чувства, посвящать себя гуру или проявлять сострадание. Ты должен думать ясно и холодно, и никто не сделает это за тебя. Есть миллион способов уверовать в своё пробуждение, и ты можешь даже убедить в этом других, потому что, чёрт возьми, да что они знают, но есть только один путь из царства сновидений, и он зависит от силы сосредоточенного ума.
Дуглас: У вас это звучит, будто речь о войне какой-то.
Джед: Не о какой-то, а о единственной войне. Внутреннее противостояние тьмы и света — это единственная настоящая война. Всё остальное просто кукольное представление и театр теней. Твои глаза плотно зажмурены, и ты видишь мир, как смутные пятна света и тьмы, видимые сквозь закрытые веки. Ты ничего не можешь увидеть ясно, поэтому просто гадаешь, что там происходит. В этом нет ничего плохого или злого, это просто способ жить с закрытыми глазами. Но теперь мы говорим о том, чтобы пойти внутрь и осветить это место, разрушив тьму светом, разрушив невежество ясным видением. Смотреть на всё, видеть всё, не верить ни во что. Это возможно, но это процесс. Естественно, в итоге ты станешь совершенно другим существом в совершенно другом мире.
Дуглас: Просветлённым.
Джед: Без этого слова никак не обойтись. Вот ещё один способ сказать то же самое: придя ко мне, ты просишь отсечь тебе голову, но я не могу отсечь её для тебя. Только ты сам можешь это сделать.
Дуглас: А если я не хочу отсечения моей головы?
Джед: Тогда не отсекай. Но в этом случае ты говоришь совсем не с тем человеком. Я обучаю декапитации самого себя. Это всё, что у меня есть.
Дуглас: Говорят, это хорошо — иметь специализацию.
Джед: Мудрые слова.
Дуглас: Я ещё не уверен, что ищу именно это.
Джед: Я уверен, что это не то, что ты ищешь, но это то, что ты нашёл. Обращай внимание на подобные вещи.
Дуглас: Вы говорите, что?..
Джед: Я говорю, что ты можешь узнать, как открыть глаза и искать самостоятельно, потому что на любой твой вопрос у меня всегда один ответ. Спроси у меня, который час, я отвечу — время открывать глаза.
Дуглас: И духовное самопереваривание сделает это?
Джед: Это сделает думание, но начать должен ты — выработав в себе сосредоточенность и воспламенив намерение. Вот с этим и поможет процесс письма. А потом сосредоточенность и намерение помогут усилить самопереваривание, они будут подпитывать друг друга, и затем ты по-настоящему совершаешь настоящий шаг, а путь к пробуждению никогда не бывает чем-то большим, чем следующий шаг. Дальше.
Дуглас: И вы полагаете, мне именно это следует делать?
Джед: Нет, я думаю, тебе следует завести семью и быть христианином, или буддистом, или заняться чем-нибудь ещё безопасным и забыть обо всех этих штуках с пробуждением. Это жизнеотрицающее занятие. Какой в нём смысл?
Дуглас: Но вы же учитель просветления.
Джед: Ага, вроде того, но что если бы я обучал накрыванию гранат своим телом? Это не значит, будто я считаю, что каждый должен пойти и всё время прыгать на гранаты. Накрывание собой гранаты — очень ограниченная область деятельности при очень специфическом стечении обстоятельств, и лишь очень немногие люди могут столкнуться с необходимостью даже просто увидеть это. По крайней мере, я так надеюсь. Мир был бы довольно поганым местечком, если бы всем был нужен учитель накрывания собой гранаты.
Дуглас: Никогда не встречал такого учителя, как вы. Вы очень странный.
Джед: Ха! Ты думаешь, я странный? Тебе нужно увидеть мои пальчики на ногах.
Дуглас: Зачем? У вас странные пальчики?
Джед: У всех пальчики странные. Давай не будем начинать. Не обращай внимания, извини, что я заговорил об этом. Просто это моя собственная маленькая страшилка. Наверняка у каждого есть свои больные темы. Одни говорят о том, как покончить с голодом или установить мир во всём мире, а другие — о пальчиках на ногах. Нет, правда, давай не будем.
Дуглас: Ладно.
Джед: Нет, ну в самом деле, серьёзно, что, чёрт возьми, это такое? Съёжившиеся маленькие пальцы ног, правильно? От них никакого вреда, они выглядят уродливо, они чертовски болят, когда ударишься, их непросто содержать в приличном виде, и, хотя мои довольно красивы, у большинства людей они абсолютно отвратительные.
Дуглас: Хорошо, хорошо, извините, что спросил.
Джед: Твои отвратительны. Посмотри на эти глупые штучки. Серьёзно, ты когда-нибудь задумывался о пальцах на ногах? Может, тебе с них начать своё самопереваривание? Призадумайся обо всех этих пальчиках. Пальчики?! Ну ладно, я понимаю, когти — они хоть зачем-то нужны, верно? Карабкаться, копаться, защищаться или что угодно ещё, но зачем нужны пальчики? Низачем. Они просто расположены здесь и выглядят нелепо. Ах, извините, они загибаются. Ух ты, как это прекрасно.
Дуглас: Ну, я не знаю.
Джед: Конечно, ты не знаешь, — никто не знает. Если бы со мной не приключилась эта штука с просветлением, я бы организовал кампанию по информированию общественности о том, как глупо выглядят пальчики на ногах. Абсолютно нецелесообразны. Изъян в дизайне. Кто-то притомился, пока создавал человека и просто бросил это дело. Вот с кем хотелось бы словечком обмолвиться — с ленивым ублюдком, с глупым изобретателем пальчиков на ногах. Это даже не изобретение, это что-то вроде: «Ух ты, а как бы ногу закончить? А, знаю, надо просто скопипастить несколько пальцев, а потом скомкать их до состояния бесполезных шишечек». Ага, хорошая работа. Спасибо, приятель. Благодарю, что приделал кучу бесполезных пальчиков на конце моей ноги. Теперь я цирковой уродец, потому что ты не можешь сделать свою работу как следует.
Дуглас: У нас у всех есть пальчики.
Джед: Это что, делает их лучше?
Дуглас: Вы меня сейчас чему-то учите?
Джед: Ага, я учу тебя, как глупо выглядят пальчики.
Дуглас: Они помогают при толчке и сохранении равновесия.
Джед: Кто помогает?
Дуглас: Пальчики.
Джед: Пальчики? Ты шутишь? Это же пропаганда пальчиков, и её много. Я слышал, что говорят приверженцы пальчиков: пальчики важны, пальчики выполняют какую-то функцию. Чушь собачья. Пальчики — вечные неудачники в семействе частей тела. Равновесие? Толчок? Нагрузка? Серьёзно? Ты когда-нибудь видел шерпу?[1]У них пальчики на ногах чернеют и отваливаются ещё в молодости. Они возвращаются домой с восхождения и вытряхивают их из ботинок, как камешки. А ведь эти ребята живут тем, что ходят в горы, удерживая равновесие с тяжёлым грузом на плечах. Они не сваливаются с горы из-за того, что у них нет спасительных пальчиков. Ты хочешь понять истину мироздания и не можешь понять даже того, насколько нелепы пальчики. Я предупреждал тебя не начинать.
Дуглас: Извините.
Джед: Не извиняйся, просто займи правильную сторону в споре о пальчиках, и тогда мы сможем поговорить. Ты когда-нибудь размышлял, о чём думали люди, пока распинали Иисуса? Думаешь, они говорили что-то вроде: «Ах, как сияет его лик! Эти проклятые тернии вот-вот выколют ему глаза». Нет, они говорили: «Твою мать, посмотрите на его пальчики». Его пальчики были прямо там, торчали прямо под носом у присутствующих, и какая разница, чей ты там сын, при таких обстоятельствах твои пальчики вряд ли будут выглядеть блестяще. Даже в лучшие времена этот парень не увлекался регулярным маникюром-педикюром. Это пустыня, эти люди целый день ходят в сандалиях, наверное, им не до процедур увлажнения. Нет, серьёзно, у Иисуса, наверное, в эти трудные последние дни была куча других дел, да поважнее, чем уход за пальчиками, которого они заслуживают, но когда его распяли, они были там, выставлены на всеобщее обозрение, отвлекая внимание людей от происходящего в целом, ну, основного события, что спаситель страдал и всё такое, так что все только и могли думать: «Исусе Христе, гляньте на эти отвратительные пальчики».
Дуглас: Ммм, ага, ладно. Послушайте, без обид, но я не думаю, что вы можете быть моим учителем.
Джед: Учителем? Тебе не учитель нужен, а психотерапевт. Мы против того, чтобы толпа фетишистов, балдеющих от ног, обрела просветление и продвигала свои пальчиковые идеалы в качестве духовного окормления, обогащения, развития или чего угодно ещё. В этой духовной игре куча обнажённых пальчиков, мой друг, — куча. Люди в сандалиях, дети-цветы[2], люди в поисках связи с землёй и дерьмом, массажисты. Серьёзно, духовных людей и на минуту не заставить прикрыть пальчики. Это у них что-то религиозное. Кажется, они думают, что приличная обувь блокирует их энергию кундалини или что-то ещё. Знаешь, что блокирует мою энергию? Посмотреть на сборище духовных искателей и увидеть пялящиеся на меня отовсюду чёртовы пальчики. Помню, однажды, во время Гражданской войны — извини за эту чепуху из прошлой жизни, да ладно, неважно — сидел я в каком-то лагере, ну, знаешь, куда они сгоняют всех пленных, так вот, ты наверняка знаешь, что они не запасают для тех парней, которые собирались их убить пять минут назад, лучшую провизию, одежду и лекарства, верно? И вот мы там, я и куча довольно сердитых ребят, погода паршивая, все больные, голодные, извалявшиеся в грязи, и знаешь, чего ни у кого нет? Хорошей пары ботинок. Ни одной. Ни ботинок, ни шерстяных носков, ничего. Каждый заворачивал ноги в тряпки, и везде торчали эти отвратительные пальчики. Такое дерьмо нарочно не придумаешь. Первой жертвой войны всегда становятся ноги, верно? Они всегда первыми начинают гнить и отваливаться. Траншейная стопа[3], обморожения, неважная гигиена. Может, хватит? И вот ты думаешь, действительно: всё очень плохо, все больны и покрыты кровью, грязь, рвота, человеческие отходы везде, люди без остановки кричат от боли, но не это подавляет, верно? Нет, хуже всего то, что повсюду торчат эти отвратные чёртовы пальцы. Оскорбляет до глубины души, верно? Я говорил тебе не начинать. Нет, ну серьёзно, разве нет?
Дуглас: Возможно. Я не понимаю, как у пробуждённого духовного наставника может быть такой заскок на пальчиках.
Джед: Ты что, с ума сошёл? Ты ничего не можешь осознать, если не осознал всю эту катастрофу с пальчиками. Глубокое презрение к пальчикам — это самый первый признак духовного мастерства. Даже в Библии об этом говорится. «По знакам этим узнаете их, будут они взирать на всё сотворённое в удивлении и восхищении, кроме пальчиков, которые совершенно нелепы».
Дуглас: Вы закончили?
Джед: У меня ещё не всё.
Дуглас: Ну ладно, зато я закончил. Я собираюсь найти учителя, который не превращается в психа, когда дело доходит до пальчиков.
Джед: Нет, нет, Дуглас, эй, да ладно, мужик, извини, правда. Расслабься, устраивайся поудобнее, это была просто небольшая начальная проверка. Поздравляю, ты прошёл её. Принимаю тебя в качестве моей клешни. Теперь иди прикрой свои пальчики, пока я не оттяпал их, как следовало поступить твоей маме. Не обращай внимания, беру свои слова обратно. Не будем обвинять твою бедную покойную мать.
Дуглас: Моя мать жива.
Джед: А я думал, ты сказал, что умерла.
Дуглас: Вы сказали, что умерла.
Джед: Я даже не знал эту женщину. И всё же я обычно прав насчёт таких вещей. Давно ты с ней разговаривал?
Дуглас: Слушайте, я не знаю, что вы делаете — пытаетесь развеселить меня, научить чему-то или вы просто больной на голову…
Джед: А все три варианта сразу возможны?
Дуглас: Всё. Прощайте, Джед.
Джед: Прощай, любимая клешня, до следующей встречи. Семечко недовольства посеяно. Ты больше никогда не увидишь пальчики прежними. Моя мудрость не слишком быстро проникает сквозь защитные слои твоего эго, но ты вернёшься. Может, через неделю, может, через десять лет, но ты вернёшься. Приходи в обуви в следующий раз. Я не имею в виду сандалии или шлёпанцы. В настоящей обуви, слышишь? И в носках. Эй, мальчик-с-пальчик, слышишь меня? Алло?
Сатсанг с Джедом
Сейчас как раз наступили такие времена, когда мы поняли, что нет смысла восхвалять свет и поучать тех, кто не может его увидеть. Намного важнее учить искусству видения.
Карл Густав Юнг
Если бы я хотел быть популярным духовным наставником, мне пришлось бы полностью переработать и мою главную идею и её упаковку, чтобы дать людям то, что они хотят. Чтобы быть успешным и популярным, я должен был бы смастерить такую идею, которую люди могли бы купить без суеты думания или суматохи совершенствования.
«Сам факт твоей веры в то, что ты обладаешь свободной волей, доказывает, что она у тебя есть!», — восклицал бы я.
«Мы находим, что ищем, когда перестаём искать!», — восклицал бы я.
«Ты уже просветлён, — восклицал бы я, — просто перестань притворяться, что нет!» (Находят же люди в таком удовольствие).
«Единственное, что стоит между тобой и [здесь вставь любимое громкое словцо] — это твой неуспокоенный ум», — говорил бы я. «Победив свои васаны и уничтожив свои самскары, ты вознесёшься в мокшу!» (Я не знаю значения всех этих слов, что должно сказать тебе больше, чем если бы я знал).
Возможно, главная идея не имеет такого значения, как её упаковка и доставка. Чтобы достичь успеха в этом бизнесе, важнее казаться пробуждённым, чем быть им. По этой причине очень важна внешность. У просветлённого мастера не может быть косоглазия, почерневшего зуба или гнойных прыщей на лице, он не может быть нерадив в вопросах гигиены, не может заикаться или мямлить (хотя долгие пустые паузы, кажется, неплохо принимаются). В сущности, ты хочешь хорошо выглядеть и играть роль: мудрого, с вкрадчивым голосом, с чувством юмора, искромётного, не слишком замешанного в скандалах, ни в коем случае не подлого и гнусного. (Однажды я наблюдал, как роскошный белый кот ангорской породы — не мой — случайно выпал из окна манхэттенского небоскрёба, и я смеялся, в основном потому что был в шоке и не хотел поверить в увиденное. Мне до сих пор стыдно за тот смех. Я был молод и укурен. Теперь ты знаешь).
Что касается одежды, я бы внёс несколько исправлений. Мне доводилось видеть наставников в западной одежде, и они не выглядели такими же просветлёнными, как их костюмированные визави. Думаю, я бы выходил в неотбелённой хлопчатобумажной тунике и с чётками в руках. Я бы только носил чётки, потому что постоянное их перебирание может показаться притворным и бросить тень подозрения на мои остальные притворства. А ещё, полагаю, я надел бы штаны.
Организуя (проводя? отправляя? возглавляя?) сатсанг, я бы держал в руке цветок, чтобы все знали, что я просветлённый духовный наставник, а не какой-то парень, который пришёл первым и занял лучшее место. Наверное, я бы поставил какую-нибудь скульптурку вроде символа «ом» или фигурки танцующего Шивы, а может просто кофейную кружку с надписью: «Главный в мире духовный учитель ». И, разумеется, мне понадобилось бы фото в рамочке с каким-нибудь почитаемым духовным парнем в качестве намёка на одобрение с его стороны. Наверное, я бы поставил портрет Раманы, что обеспечило бы мне непоколебимое доверие со стороны аудитории, хотя личто я предпочёл бы Стэна Лорела.[4]
Мы бы начали сатсанжить после нескольких минут молчаливой медитации, в ходе которой я вышел бы на сцену своего разума и сыграл «Фарфоровую куклу» из шоу Dead’s 1980 Radio City. Затем я вынырнул бы с осоловелой улыбкой на лице и пробормотал что-нибудь о сладком чувстве, наполняющем помещение. Потом я бы мягко потряс руками, слегка затёкшими от того, что я подыгрывал Джерри на воображаемой гитаре, но моя аудитория приняла бы это за очищающую энергетическую процедуру, что ещё более укрепило бы мой духовный авторитет кудесника.
В конце концов я бы заговорил. Я бы начал с какой-нибудь традиционной вводной скороговорки, слегка разбавленной юмором, может быть, подшучиванием над кем-нибудь персонально, чтобы произвести впечатление доступности, и какой-нибудь самокритичной историей, чтобы дать понять, что мы ровня, а потом я пустился бы в долгое объяснение, что просветление на самом деле не что иное, как просто озарение, вроде воспоминания, где ты забыл ключи, и осознания, что ты не любишь мягкий сыр.
Если бы я оказался опасно близок к провалу, сказав что-нибудь осмысленное и дискредитируя себя таким образом, я бы подсыпал терминов на санскрите, незаметно расширяя тем самым пропасть между учителем и учениками и подчёркивая свою необходимость для группы, которую ещё нужно вести через тёмный лес. Ещё я бы сделал усилие, чтобы вспомнить, что мы собрались на сатсанг для группового изготовления конфет из дерьма, а это ключевая особенность, учитывая, что никто здесь не хочет на самом деле смыть дерьмо своего фальшивого я, а только приукрасить его, сделать не таким вонючим и удовольствоваться дерьмовостью.
Я с облегчением открываю для себя, что с людьми на сатсанге я могу очень небрежно ронять слово «истина». Я, как правило, слегка одержим истиной, и, полагаю, это может помешать мне быть тёплым и пушистым в качестве учителя, но вот мы даём новое определение истины, чтобы оно могло значить что угодно, например, «согласно моим верованиям», «как меня учили» и «это кажется довольно очевидным», так что всё, что общепринято, и всё, во что верят, теперь истинно. Договорная истина, разве это не прекрасно? Думаю, я действительно много упустил, относясь настолько буквально к этому весёлому слову.
Как инструктор/дирижёр/проповедник на сатсанге, думаю, что неплохо было бы иметь какие-нибудь запоминающиеся высказывания на тот случай, если я захочу продавать маечки и наклейки на бампер в глубине помещения. Высказывания в моих теперешних закромах не такие запоминающиеся: страх того, ненависть к этому, не-я, ничего никогда и так далее. Возможно, сейчас как раз нужный момент, чтобы вставить слова, которые люди любят всем сердцем — например, Любовь, Бог и Дхарма: я люблю Сострадание, я люблю сыр Тофу, я люблю Любовь, я люблю гниющего Будду, его кишащий личинками труп. (Последнее, наверное, нужно переделать). Ещё один момент — следует ли мне передавать группе мою энергию шакти. У меня на самом деле нечем поделиться, но сатсанг кажется как раз подходящим местом, чтобы делиться тем, чего у тебя нет.
Получив вопрос, я буду закрывать глаза и долго тянуть молчаливую паузу, чтобы всё выглядело так, будто я получаю наставление свыше, хотя на самом деле я буду пытаться подавить рефлекторный порыв дать правильный ответ.
«Шри Джед?», — чирикнет кто-то.
«Шри Шри Шри Шри Джед», — поправлю я мягко. Я подумывал, не добавить ли пятое «шри», но это, наверное, будет звучать нелепо. «Да, возлюбленная снежинка?»
«Привет, меня зовут Кэрол».
«Какое благоприятное имя. Оно означает лунный картофель на санскрите».
«А, ладно, — сказала бы она, почтительно вращая глазами. — Иногда во время медитации я чувствую тяжесть в груди, будто мой сердечный центр не может справиться со всеми эмоциями, которые я испытываю. С этим можно что-то сделать?»
«Ещё бы, — ответил бы я сладкозвучно. — Тебе нужно найти способ засунуть свои метафорические пальцы в свой метафорический рот и выблевать всё это сердечное дерьмо. Я знаю, ты думаешь, что оно правильно и важно и что нужно тщательно анализировать его, как будто оно священное, но это просто комок отвратительной гадости вроде клочьев волос в сливе душа. Ты просто хочешь избавиться от этого, смыть в унитаз и помыть руки».
Потом я бы оторвался от полирования ногтей, чтобы увидеть, что все мои нежные снежинки в ужасе смотрят на меня широко открытыми глазами, и понять, что я случайно дал правильный ответ. «По крайней мере, — сдал бы я назад, — так мог ответить прежний Джед». И тогда они выдохнули бы с облегчением, а я дал бы одобряемый группой ответ.
«Попробуй проникнуть глубже в свой сердечный центр во время медитации, — сказал бы я. — Исследуй, что там настойчиво требует твоего внимания. Может быть, это какой-то непереваренный материал с вечеринки в честь твоего седьмого дня рождения, когда тебе не достался самый большой кусок торта, который будет препятствовать твоему продвижению, пока ты не проработаешь полностью боль и чувство отверженности, терзающие тебя. Удели этому время: к чему спешка, если тебе некуда идти? Главное — чтобы ты была спокойной и невозмутимой. Найди в себе центр покоя и почувствуй тёплое блаженство, стекающее по твоим ногам. Помни, при столкновении с жизненными препятствиями, самое важно, что мы можем сделать, — это взглянуть на них в увеличительное стекло и изучить в мельчайших подробностях, выразить им свою благодарность, а затем создать их художественное изображение с помощью грязи и веточек и принести на следующей неделе, чтобы мы все могли насладиться твоими эмоциональными отходами».
Все бы вздохнули и упали в обморок, как ты делаешь, когда кто-нибудь поливает тебя золотым дождём бесценной мудрости. А я бы пустил по рядам коробку для пожертвований и пока туда падали бы доллары и лесть, я бы пришёл к осознанию, что всё время был на неправильной стороне этой штуки с просветлением. Быть правым — слабое утешение в сравнении с вознаграждением за угодливое потворство. Я бы обкатал свои действия на местных, прежде чем отправиться с гастролями:
Джед 2.0: Блаженство в невежестве.
Безумные обезьянки
Откуда мы начинаем? Это не имеет значения, откуда мы начинаем. Мы начинаем там, где мы есть. Откуда ещё, верно? Конечно, где ты есть, оттуда ты и начинаешь.
Маришель
Маришель пробуждённая. Сама она из Швейцарии, а сейчас живёт на острове у побережья Гондураса. Ей было за тридцать, когда я познакомился с ней, и около шестидесяти, когда состоялись эти беседы. По многочисленным просьбам она согласилась на единственную серию бесед на английском с небольшой группой. Я получил разрешение на использование записи этих бесед. Попытки упорядочить материал, кажется, привели к ещё большему беспорядку, поэтому я просто поделюсь вольным набором отрывков. Беседы были оживлёнными, но взаимодействие с аудиторией не фиксировалось. Я внёс лишь незначительные изменения ради удобочитаемости.
* * *
Значит, в один прекрасный день ты пробуждаешься и говоришь: о нет, я совершенно безумна, и это хорошо, потому что даёт тебе что-то, с чем можно работать. Вот так это начинается — с осознания своего безумия. Не маленького безумия, а полного безумия. Ты понимаешь, что совершенно безумна и всегда была такой, вот как это начинается. До этого не ничего не начинается. Всё остальное просто ничто. Довольно просто, по-моему.
* * *
Всё, что ты знаешь, — неверно, вот что делает тебя безумной, вот что ты осознаёшь. Низ — это верх, то это это, ты не ты, я не я, всё, что ты думаешь, — не то. Ты ясно видишь, будто твои глаза открылись только что, и ты узнаёшь, что всегда была совершенно безумна. Не забавно безумна, на самом деле безумна, словно совершенно ошибаешься во всём. Звучит плохо, но это же и хорошо.
* * *
До того самого дня вы безумны и не знаете этого. После этого дня вы безумны и знаете это. До того, как обнаружится, что вы безумны, вы считаете себя совершенно здравомыслящими. Вот где вы сейчас. Вы думаете, что вы такие же здравомыслящие, как все остальные, что, возможно, верно, потому что здравомыслящих людей нет. Хорошо об этом помнить.
* * *
Если вы не знаете о своём безумии, то не так уж много вы можете поделать. Вы должны понять эту часть с безумием, или следующей части не будет.
* * *
Что такое безумие? Думать, что ты обезьянка, играющая с другими обезьянками, — это безумие. Откуда ты взяла эту идею? Ты не должна верить всему, просто потому что кажется, что это к чему-то ведёт. Это нормально — задавать вопросы. Ты можешь быть чем-то, но ты не обезьянка. Вот что я могу вам сказать.
* * *
Вы не знаете, что вы делаете и зачем вы это делаете, но всё равно продолжаете это делать. Вот что значит безумие. Вот так безумны вы прямо сейчас. Вы не верите, что вы безумны, потому что вы безумны. Когда вы осознаете своё безумие, вы станете куда более здравомыслящими. Ещё не здравомыслящими, но на верном пути.
* * *
Становиться безумным не в твоих интересах. Я бы не рекомендовала. Какой смысл быть здравомыслящим в сумасшедшем мире? Ты будешь уродцем. Ты уродец прямо сейчас, потому что ты безумен, но безумны все, поэтому ты не выделяешься. Когда ты начинаешь выделяться, ты настоящий уродец. Ты этого хочешь? Зачем ты вообще здесь? Вот чему надо удивляться.
* * *
Ни в чём как таковом нет смысла. Если вы хотите смысла, вы должны его подделать. Смысл, который вы должны подделывать, — это абсурд. Вы должны подделывать абсурд, чтобы объяснить, что вы делаете. Это потому что вы безумны.
* * *
Быть безумным не проблема, это легко исправить. Не знать, что ты безумен, — вот проблема, которую довольно трудно исправить. Но пока ты безумен, это не проблема. Если это не проблема, то и исправлять нечего. Так что теперь можете возвращаться назад к своим делам и не беспокоиться о безумии.
* * *
Когда ты безумна, ты живёшь в безумном мире. Этот безумный мир — то, что я называю кома. Ты в коме. Что такое кома? Безумный мир, о котором ты не знаешь, что он безумный. Ты не вызывался сюда добровольцем. Ты не врубаешься в шутку, но ты же и шутник, так что всё в порядке.
* * *
Каждый день своей жизни ты говоришь: да, я обезьянка. Потом однажды ты пробуждаешься и говоришь — стоп, может, я не маленькая обезьянка. Может, я что-то ещё. И вот тогда ты начинаешь выходить из комы, но впереди ещё долгий путь.
* * *
Можно было бы начать с ваших вопросов, но это не очень хорошая идея. Мы бы начали с замешательства. Если бы вы могли задавать вопросы, вас бы здесь не было, потому что хороший вопрос — это на самом деле главное. Вы думаете, что нужны ответы, но всё дело в вопросах. Если бы дело было в ответах, я бы просто ответила и мы бы разъехались по домам.
* * *
Опусти руку. Ты не должен поднимать руку, просто говори. Ладно, перестань говорить, не задавай свой вопрос. Я знаю твой вопрос, а ты нет. Твоя ситуация в том, что ты не знаешь своей ситуации. Вот о чём ты не знаешь. Ты не знаешь, что ты не знаешь. Ты думаешь, что знаешь, что можешь задать вопрос, исходя из своей ситуации, но ты не знаешь, какова твоя ситуация. И ты не знаешь, что не знаешь, вот в чём проблема.
* * *
Ты думаешь, что ты знаешь что-то. Вот что на самом деле происходит. Не то, что ты не знаешь, а то, что ты думаешь, что знаешь. Ты не знаешь об этой части. Ты можешь никогда не понять свою ситуацию, пока думаешь, что уже знаешь. Попробуй немного ослабить свою хватку.
* * *
Возможно, с тобой никогда ничего не произойдёт. Может, да, может, нет. Это не связано с тобой, просто такова реальность. Может быть, тебе удастся пробудиться из комы, а возможно — нет. Ты найдёшь способы не пробуждаться. В основном так и происходит.
* * *
Мы думаем, что знаем много вещей, которых не знаем. Вот почему мы ошибаемся, едва выйдя из дверей. Вот так просто — вышел за дверь, свернул не туда и должен обойти весь мир, вместо того чтобы просто пойти по улице в верном направлении.
* * *
Подробности не имеют значения, когда ты ошибся по-крупному. Ты думаешь, твоя ситуация — это одно, но она какая-то другая, так что никакой заданный тобой вопрос не поможет тебе. Дело не в вопросе и не в разговоре. Ты не понимаешь, что я имею в виду, даже если думаешь, что понимаешь, так что, полагаю, мы начнём отсюда.
* * *
Даже если ты думаешь, что хочешь знать, на самом деле ты не хочешь. Иногда мы хотим что-то, не зная, что это такое, или сколько это стоит, верно? Это нормально, это заставляет нас смотреть по сторонам, что хорошо. Но иногда лучше искать что-то, чем найти.
* * *
Какова твоя ситуация, если ты не знаешь, какова она? Хороший вопрос. Если ты не знаешь своей настоящей ситуации, это значит, что ты живёшь в фальшивой ситуации, которую считаешь реальной. Ты живёшь в фальшивой реальности и веришь, что она настоящая. Это означает, что ты находишься в так называемой коме или галлюцинации. Вот твоя ситуация.
* * *
Ты в коме. Ты в галлюцинации. То есть если ты задаёшь вопрос, он о том, что, как ты думаешь, реально, но оно нереально, так что в твоём вопросе нет ничего ценного. Я была бы счастлива, задавай ты хорошие вопросы, потому что мне было бы легче, верно? Но ты не можешь задавать хорошие вопросы, потому что не знаешь своей ситуации.
* * *
Твой единственный хороший вопрос был бы таким — как мне выбраться из комы? Вот что я тебе скажу. Возможно, первое, что нужно понять, — это то, что ты в этой коме, а этого ты прямо сейчас не можешь понять. Ты не можешь сделать второй шаг, пока не сделаешь первый.
* * *
Я правда не могу тебе помочь, только ты можешь помочь себе. Мне ни за что не спасти тебя с помощью слов. Путешествие есть путешествие, а не слова, верно? Я могу говорить что-то вроде: есть одна сумасшедшая штука, и это вроде места, которое ты не можешь увидеть, но можешь поразмыслить и понять, что оно должно быть там, но это туманно, потому что я не могу сказать яснее. Я попыталась высказаться более ясно и получилось плохо, на самом деле не очень хорошо говорить или слушать, так что было бы отлично иметь другие способы общаться.
* * *
Двигаться дальше — это о коме, а ты не веришь, что ты в коме. Мой совет — даже не играй с этим. Не вижу для этого ни одной хорошей причины. Может, ты думаешь о совершенствовании или росте, но это не то. Это не ведёт ни к чему хорошему, даже если ты думаешь по-другому.
* * *
Это действительно своего рода шутка, но, может, лучше не понимать шутку. Я бы так сказала. Ты думаешь, что было бы хорошо врубиться в шутку, но это не того рода шутка. Лучше не врубаться в эту шутку. Или, может быть, лучше врубиться в шутку, это зависит от тебя, полагаю. Я врубилась в шутку и думаю, что она довольно смешная, но это не такое веселье, когда покатываешься со смеху. Это не такая шутка.
* * *
У меня больше ничего интересного нет, так что если выход из комы тебе не интересен, то больше ничего не остаётся. Это не что-то вроде хобби. Будь ты сейчас честен, тебя бы здесь не было.
.
Ангел освобождения
То, что делается с вами здесь, делается навечно. Знайте это наперёд. Мы сомнём вас так, что вы уже никогда не подниметесь. С вами произойдёт такое, от чего нельзя оправиться, проживи вы ещё хоть тысячу лет. Вы никогда не будете способны на обыкновенное человеческое чувство. Внутри у вас всё отомрёт. Любовь, дружба, радость жизни, смех, любопытство, храбрость, честность — всего этого у вас уже никогда не будет. Вы станете полым.
Дж. Оруэлл, «1984»
Тереза садится наискосок от меня. Я рад её видеть. Она зрелая, умная и в один прекрасный день может отправиться в путешествие, вокруг начала которого она кружит соколом уже несколько лет.
— Вам нравится книга «1984», — начинает она. Это не вопрос, так что я не отвечаю, но мне действительно нравится «1984». Это история человеческого путешествия к просветлению под руководством осознанного мастера, если ты можешь увидеть книгу в этом свете. Если ты не можешь увидеть её в этом свете, то стоит сделать усилие. Возможно, придётся немного прищуриться, но не сильно.
— Я только что закончила её читать и не могу понять, почему она вам так нравится, — продолжает она. — В конце Уинстон Смит полностью расчеловечился. От него ничего не осталось. Он стал просто полой оболочкой, ожидающей смерти.
— Как зомби, — говорю я.
— Да, как зомби, — соглашается она, — просто доходяга, ожидающий пули в затылок. Что тут может понравиться?
—