- Что вы на меня так смотрите, мадемуазель Чербальева, простите, мадам Пломбино?
- Странно, мне кажется, что в вас появилось что-то новое… Какая-то перемена… Может быть, это волосы? Вы их отпускаете?
- Да.
- А я собираюсь остричься! Фантазия барона… он хочет, чтоб я причесывалась, как вы.
- В таком случае, баронесса, оставайтесь такой, какая есть! Стриженые волосы - это хорошо для мальчишек.
- Ну, - заметила Чербальева, - это, как и ваша планировка квартиры, что-то совсем новое! Или мадемуазель Лербье задумала стать…
Моника улыбнулась. Мадам Бланшэ? Муж, дети? Почему бы и нет? То, что месяц назад она считала недостижимой мечтой, теперь казалось близким чудом. Она смотрела на жизнь иными глазами, чувствовала по-иному и невольно строила планы будущего… Он сохраняет дачу в Версале на весну и на лето. Во время каникул будут путешествовать, а зимой…
Клэр, не получив ответа, смотрела на нее, улыбаясь.
- Пока что, Клэр, я хочу устроить новую квартиру. А так как вы теперь владелица всякой недвижимости, у вас есть что мне сдать, на улице Астор… Подождите, это еще не все. Вам барон только что подарил свой "мерседес", значит, ваш маленький "вуазен" вам больше не нужен?.. Знаете, тот в десять сил… закрытый…
- Нет.
- Я его покупаю. Идет?
- Идет, - сказала Клэр, привыкшая со свой "хозяйкой" ничему не удивляться. - Но не раньше, чем "мерседес" вернется из починки… В пятницу, хорошо?
- Лишь бы получить машину к сочельнику… Я должна буду отвезти г-на Виньябо в Воскрессон, к Амбра.
- Да! Но я хотела вас предупредить, что завтра я еду в Маньи. Для этого мне и нужен "вуазен". Завтра похороны Аники.
- Аники? - воскликнула Моника.
- Она умерла третьего дня в каком-то маленьком отеле, где жила последнее время… Вы не знали?
- Нет… Это все так далеко, позади…
- От флегмоны в горле…
- Бедняжка!
Моника вспомнила мертвенно-бледное лицо Аники в полутьме курительной комнаты. Ожили проклятые воспоминания! С содроганием представила она себе страшную участь Аники, от которой только чудом спаслась сама. Хороводом заплясали вокруг старые привидения… Мишель д'Энтрайг, Жинетта Гютье, Елена Сюз, Макс де Лом и леди Спрингфильд! И те, другие, безразличные - Бардино, Рансом, и те, которым она так долго отдавала себя, - Виньерэ, Никетта, Пеер Рис, наконец, Режи! Она едва узнавала их лица… они тоже умерли!
Отогнав тяжелое видение, Моника грустно сказала:
- Это очень хорошо, Клэр, что вы едете в Маньи, хотя так мало знали Анику. Едва ли за ее гробом пойдет много народу. А сколько у нее было друзей!.. Отвезите ей цветы и от меня. Бедная Аника! Сама себя казнила.
Русская сказала с убеждением:
- Вы правы: мы живем только раз. Глупо калечить жизнь!
Моника встала. Чербальева, заинтересованная, спросила:
- А что же будет с антресолями, когда вы переедете на улицу Астор?
- Расширим помещение. Это ваше дело. Как только я перееду, вы устроите тут что-нибудь сногсшибательное… Выставку материй для платьев. Да, я вам еще не говорила… Мне хочется начать такое дело: "Чербальева и Лербье, моды". Мы с вами пойдем в гору.
Она взяла лист бумаги и стала набрасывать план… Ее слова, жесты, уверенность в себе озадачили Клэр. Положительно, Монику подменили!
- Я пью, - сказал Виньябо, поднимая бокал шипучего "вуврэ", - за выздоровление нашего друга.
- А за мое, дорогой учитель? Разве им уже все перестали интересоваться?
Виньябо искоса посмотрел на Монику. Г-н и г-жа Амбра переглянулись. Они угадали под шуткой намек на важное событие и были тронуты, но все-таки ждали объяснений. Бланшэ понял все.
- Моника права! Я поднимаю бокал, чтобы исправить непростительную забывчивость нашего уважаемого учителя, за еще более скорое выздоровление милой нашей приятельницы. Вот что значит скромность! Говорят только о моей ране, а о вашей ни слова. Но она уже совсем затянулась.
- Да…
Моника наклонила голову. На белоснежной шее, у самого плеча, еще виднелась розовая полоска, убегающая под черный бархат слегка открытого платья. Никаких драгоценностей, только на тонкой, как нитка, золотой цепочке, маленькая свинцовая пулька, сплюснутая сверху, та самая, которую на другой день нашла Рири на полу около стены.
Моника молча, с суеверным чувством смотрела на нее. На самый ценный бриллиант не променяла бы она этот мертвый кусочек металла, крещенный кровью Жоржа и ее собственной, - символ их таинственного обручения. Она опустила глаза.
Г-жа Амбра отложила на тарелку кусок сладкого пирога с кремом для Рири - девочка так просила оставить ей ужин. Моника, задумавшись, вспоминала далекую рождественскую ночь, когда умерла девушка и родилась женщина! Меж этими полосами ее жизни - длинная вереница траурных дней, заблуждений, одинокая тоска, развалины! Долгий и тяжкий путь, на котором она едва не погибла. Если бы не Жорж!
Она чувствовала его встревоженный взгляд. Как хорошо сидеть с друзьями после ужина за этим, освещенным светом, столом, где она, как дочь, заменяет покойную…
Тетя Сильвестра была среди них. Но стерся в памяти страшный призрак - труп, распростертый на носилках. Милая старушка опять улыбается доброй снисходительной улыбкой, как в тот день, когда они вместе ехали на улицу Медичи. Амбра был прав: любимые не умирают… Они исчезают с последним воспоминанием о них оставшихся.
Кабинет Виньябо, Режи, Жорж… трагическая ночь сочельника - и надо всем этим материнское лицо той, что отошла во время ее долгого печального пути и сегодня предстала снова! Да, она жива! "Тетя! Тетя! - хотела крикнуть Моника - прости и пойми!" И, призывая в свидетели покойную перед любящими друзьями и перед тем, кому она давала право судить свою жизнь, Моника сказала:
- Нет, Жорж! Не затемняйте смысл моих слов. Я говорила о том выздоровлении, которым обязана вам! И кому же я должна это сказать, как не вам же и не этим старым друзьям, заменяющим мне не только тетю Сильвестру, но и всю мою семью! О моих родителях не будем говорить… Я для них - только безделушка, перешедшая в другие руки. Мне не о чем было говорить с ними при встречах. Если бы я не сдерживала себя, мне оставалось бы только крикнуть: "Вы и ваше разложившееся общество - истинные виновники моих заблуждений!" С тетей Сильвестрой я бы осталась чистой, простой девушкой… О, я знаю, тут есть и моя вина! Будь я немножко терпимее, пожертвуй я гордостью… и в такую ночь, как сегодня… мне так стыдно, стыдно! Но поздно! Трясина затягивает… хочешь вытащить ноги и не можешь!
Она закрыла лицо руками.
- Дорогая деточка, - воскликнула г-жа Амбра, - зачем вы себя мучаете? Что такое прошлое в вашем возрасте, когда вся жизнь впереди!
- Сумасшедшая! - умолял ее Жорж, - Дорогая моя! Вы мне еще дороже за эти сомнения! Кто может упрекнуть вас прошлым, если вы его оплакиваете с такой болью. Посмотрите на меня! Что сейчас весь мир для нас - для нас, переживающих эту минуту!
- Меня страшит ослепляющий свет этого счастья, - ответила Моника. - Достойны ли мои руки принять этот дар, не запятнав его?
Он страстно прижал к губам ее нежные, белые пальцы.
- Зелень только пышнее разрастается на выжженной пожаром земле! Моника, именем тети Сильвестры, я умоляю вас, будьте моей женой…
- Могу ли я? - прошептала Моника.
- Не только можете, но и должны, дитя мое, - воскликнул невольно задрожавшим голосом Виньябо. - Поздравляю вас, Бланшэ, ваш выбор прекрасен!
Моника с сияющим, мокрым от слез лицом положила свою руку в трепещущую руку Жоржа. Он стоял бледный от счастья. Его мечта исполнилась.
- А теперь, дети мои, - сказала г-жа Амбра, - я не хочу вас гнать, но сейчас уже три часа, и пока вы доберетесь до Парижа… Когда идет ваш поезд, Жорж?
- В четыре!
- Правда, - сказала Моника, - я и забыла, что у вас лекция в Нанте…
- А вы, дорогой учитель, не едете с нами? - спросила она Виньябо.
- Нет, г-жа Амбра так добра, что приютила меня на ночь.
- В таком случае, едем! Мы только-только успеем!
- Нет-нет, - сказала Моника, видя, что Виньябо и Амбра хотят их проводить, - оставайтесь, ужасный холод!
В автомобиле они молчали, предавшись каждый переполнявшим их чувствам и мыслям - сияющим счастьем и беспорядочно спутанным у Моники. Радость и благодарность у него, укоры совести - ослепительные снопы жгучих искр…
Они ехали, упоенные лунной ночью; фонари автомобиля врезались в туманную глубину леса.
- Поедем тише, Моника. Какая красота!
Они приближались к повороту в Буживаль. Река лежала среди синеющих островов, как серебряный шлейф.
- Да, какая красота! - прошептала Моника.
Автомобиль остановился. Они молча взялись за руки. Их сердца говорили в безмолвии… Губы слились в поцелуе. Вечная клятва!
Они тронулись в путь. Перед ними открывалась дорога к счастью!
В это время Амбра с женой и Виньябо собирались расходиться.
- А знаете, дорогой друг мой, что все это доказывает? - сказал старый профессор, подымаясь по лестнице. - Это доказывает, что для молодого существа, не совсем еще испорченного социальным укладом, современные нравы являются ужасной, но великолепной школой жизни. Присмотритесь к нашей "холостячке". Пройдя через двойное воспитание, даже после войны она сохранила жажду самостоятельности, которою захвачено теперь столько женщин…
- Много ли их! - возразила г-жа Амбра, - Так ли это? Большинство покорно несет свои цепи! И, как это ни грустно, многие с ними не желают расставаться.
- Не все ли равно! Избранные увлекут за собой толпу на путь справедливости и добра. Будем надеяться, мой друг, на них - они работают и будут работать как равные нам. Можно ли осудить Монику за то, что она по-своему шла вперед. Шаг неудачный, но все же шаг к будущему.
- Согласитесь, однако, что не будь Бланшэ… - сказала г-жа Амбра.
- Да, но вспомните и Виньерэ… Когда женщина спотыкается, виноват всегда мужчина.
- Мужчина! Вечно мужчина! - проворчал Амбра. - Не справедливее ли было бы сказать, что все мы - игрушки в руках высших сил? Радость и горе - слепы. Управляют только силы… А мы им подчиняемся.
Виньябо снисходительно заключил:
- Лишний повод не осуждать Монику. Разве думаешь о навозе, когда вдыхаешь аромат цветка?
Виктор Маргерит
Сейчас в нашей стране имя выдающегося французского писателя конца XIX - первой половины XX века Виктора Маргерита мало кому известно, так как его книги очень долго не переиздавались. Совсем иначе было в 20-е годы: романы Маргерита числились среди бестселлеров, издательства соревновались друг с другом, предлагая читателям новые тиражи и новые переводы. Писатель смело ставил острые социальные вопросы, активно поддерживал идею эмансипации женщин, всесторонне рассматривал проблемы пола, не обращая внимания на ханжеские обвинения в непристойности. Особенно громкую скандальную славу заработала первая часть трилогии "Женщина в пути" - роман "Холостячка" (на русский язык эта книга переводилась также под названием "Моника Лербье"), Думается, что и для современного читателя увлекательные романы Виктора Маргерита не потеряли актуальность.
Как и его старший брат Поль, Виктор Маргерит родился в Африке, в Алжире (1 декабря 1866 года в городе Блида). Его отец был боевым офицером и служил здесь в кавалерии. Во время войн, которые Франция вела в Северной Африке, он прославился умелым командованием войсками и личной храбростью, стал национальным героем и дослужился до звания дивизионного генерала. Позднее сыновья написали об отце книгу "Генерал Маргерит", которая была издана в серии "Знаменитые французы". В 1870 году братьев увезли во Францию, чтобы дать образование. Поль пошел учиться в военное училище, а Виктора отдали в лицей имени Генриха IV, славившийся высоким уровнем классического образования. Виктор учился в лицее блестяще. Особых успехов он добился в латинском языке. Однажды он стал лауреатом всеобщего конкурса за сочинение на латыни.
Оба брата рано проявили склонность к литературному творчеству. Имя Поля стало широко известно, когда он подписал так называемый "Манифест пяти", направленный против грубого натурализма романа Эмиля Золя "Земля". Помимо эссе и новелл, публика знала Поля Маргерита как автора либретто пантомим знаменитого артиста Дебюро. Младший брат Виктор дебютировал как поэт: уже в шестнадцатилетнем возрасте он опубликовал свою первую книжку - сборник стихов "Ветки сирени". На следующий год Виктор написал вторую книгу стихов "Песня моря".
По окончании лицея Виктор сотрудничает как журналист в огромном числе самых разных журналов: "Лютеция", "Черный кот", "Чернильные пятна", "Независимое обозрение", "Анналы" и др. Он живет в эти годы с матерью в Севре, а душа жаждет путешествий и приключений. Северная Африка, Магриб, где он родился и где снискал славу его отец, влекут к себе романтическую натуру юноши. Там, кстати, служит его брат Поль. В 1886 году Виктор записывается в спаги - легкую колониальную кавалерию - и пять лет проводит в Африке. Тяжелая, полная опасностей, но увлекательная военная служба обогащает братьев знанием жизни и впечатлениями. Здесь начинается их творческое содружество, продолжавшееся почти четверть века: до 1908 года почти все произведения Поль и Виктор пишут в соавторстве. Решив стать кадровым военным, Виктор в 1891 году оканчивает военное училище в Сомюре, получает звание младшего лейтенанта и назначение в 27-й драгунский полк. Однако через пять лет ему приходится уйти в отставку по болезни. Теперь они с братом всецело отдают себя литературе.
Большую известность приносит им роман "Крушение" - первый том тетралогии "Эпоха", посвященный трагическим событиям франко-прусской войны 1870–1871 годов. В дальнейшем историческая эпопея была завершена романом "Коммуна".
Обладая легким пером и выработанным еще в школьные годы образцовым литературным стилем, Виктор и Поль становятся плодовитыми романистами: новые их книги выходят из печати почти ежегодно - "Новые женщины", "Королевский сад", "Подземные воды", "Призма" и др. Помимо романов, они пишут рассказы, эссе ("Несколько идей", "Расширение разводов"), пьесы ("Сердце и закон", "Другой", "Наши подмостки"). Виктор выступает также как историк - он пишет популярную иллюстрированную книгу "Война 1870–1871 годов". В дальнейшем (в последние годы жизни) Виктор Маргерит подготовит двухтомное исследование по истории Лиги наций.
Несмотря на печатное выступление против романа "Земля", братья остаются сторонниками натуралистической школы и пишут вполне в традициях натурализма. Их привлекает неприкрашенная правда жизни. В романах "Новые женщины" (1899), "Брак и развод" (1903) они серьезно занимаются проблемой эмансипации женщин. Тема эмансипации особенно привлекает Виктора, в дальнейшем он станет разрабатывать ее самостоятельно и посвятит ей множество романов. В этом своеобразном цикле романов о женщинах первым появится в 1907 году роман "Проститутка". Книга печаталась сначала частями с продолжением на страницах "Ле журналь". Интерес читателей был огромным: хорошие книги на столь острую тему всегда обречены на успех. Однако не всякий писатель решается на такой шаг - коснуться "запретных" тем. Виктор Маргерит без колебаний решился. У него были славные предшественники: Эдмон Гонкур ("Девка Элиза"), Жорис-Карл Гюисманс ("Марта. История проститутки"). Критики, среди которых, несомненно, были и такие, кто не одобрял растущего интереса к проблемам пола, не посмели в открытую обвинить писателя. Возможно, из-за того, что в эти годы авторитет Виктора Маргерита был необычайно высок: в 1906 году его избрали президентом Общества литераторов, а в 1905 году он был награжден офицерским крестом ордена Почетного Легиона (кавалером ордена Почетного Легиона он стал еще в 1898 году).
Поскольку речь зашла о наградах и почетных званиях писателя, сразу скажем, что после ухода в 1908 году с поста президента Общества литераторов он был избран почетным президентом. Кроме того, Виктор Маргерит был президентом Общества Виктора Гюго и членом Академии Гонкуров. В дальнейшем за заслуги его наградили еще более высокой степенью ордена Почетного Легиона - командорским крестом, но в январе 1923 года лишили орденов, обвинив в проступке против чести. Скандальная история разыгралась из-за нового романа Виктора Маргерита "Холостячка". В этом романе писатель изобразил молодую представительницу высшего света, которая ведет свободный образ жизни. Богатство открывает перед ней дорогу к любым наслаждениям. Случайные половые связи, вино, наркотики - все ей доступно. Моника Лербье - героиня романа - откровенно безнравственна, как и окружающее ее общество. Беспощадная правда романа возмутила тех, кто узнал в персонажах романа себя. Писателя стали обвинять в безнравственности. На это Виктор Маргерит ответил: "Я стою за беспощадный хирургический нож. Безнравственны не слова, а нравы. Вместо того, чтобы набрасывать на порок одежду Ноя, - которая слишком часто оказывается покрывалом Арсиноя, - введем в обычай и в закон нашим девушкам и матерям (включая и матерей-девушек) все те свободы, на которые мужчины нелепо и деспотически стремятся сохранить монопольное право. И сразу станет меньше распущенности". Писатель решительно отверг обвинения в конъюнктурности своего творчества, будто его роман был написан ради коммерческого успеха, из-за денег. Он ответил, что разрабатывает тему эмансипации женщин уже давно. У него был значительно более острый и разоблачительный роман "Проститутка", который не вызвал столь горячих протестов, поскольку не затрагивал интересов буржуазии. "Холостячка" возмутила публику (причем не всю публику, а "денежные мешки") только потому, что неприглядный образ жизни богачей был описан с фотографической точностью. Анатоль Франс выступил в защиту писателя, отметив, что "…по моему убеждению, художник в своих картинах остался далеко позади действительности". Он протестовал против решения членов совета ордена Почетного Легиона лишить Виктора Маргерита заслуженных наград, напоминал, что два шедевра, украсившие Францию, "Мадам Бовари" Флобера и "Цветы зла" Бодлера в свое время подвергались преследованию. Книга "Холостячка" встала в этот же ряд. Виктор Маргерит ответил:
"Господам Членам Совета Ордена Почетного Легиона.
Милостивые государи!
Благодарю вас за честь, которую, по авторитетному суждению Анатоля Франса, делает мне направленное против меня обвинение. Итак, отныне все писатели - кавалеры ордена должны подчиняться силе оружия и дисциплине. Они будут знать теперь, какие последствия влечет за собою свобода мысли.<…>
Я не хочу оспаривать у вас игрушку, которую ваш синклит раздает по моде правительственных перемен или по достижении старшинства, и которую вы отняли у меня за проступок против вашей чести. Комизм этого поступка неизгладимо останется за вами".
Преследование автора сделало книге "Холостячка" замечательную рекламу: за неполный год было продано свыше 150 тысяч экземпляров романа. Слово "гарсон" (оригинальное звучание названия романа) стало нарицательным для девушек, собирательным образом которых была Моника Лербье. Книга сразу же была экранизирована (в дальнейшем появилось еще две экранизации - в 1936 и 1957 годах). На основе романа Виктор Маргерит написал одноименную пьесу (1928 г.), которая шла в театрах с большим успехом. Роман "Холостячка" был первой книгой трилогии "Женщина в пути": в 1923 году появилась вторая ("Товарищ"), а в 1924 - заключительная ("Творцы будущего. (Чета.)") книга.
Следует упомянуть также роман "Твое тело принадлежит тебе" (1927), в котором писатель отстаивал право на свободное, сознательное внебрачное материнство.
В годы между двумя войнами Виктор Маргерит со всей силой своего авторитета как писателя и гражданина пропагандирует идеи пацифизма. Он пишет обличительную публицистическую книгу "Последняя война. Преступники", выступает с речами "Призыв к совести", "Гуманное отечество", "Аристид Бриан", "Война войне" и др. В этом же ряду стоят уже упоминавшиеся исследования "Провал Лиги наций (1920–1936)" и "Подкрашенный труп. Лига наций (март - сентябрь 1936)", написанные под впечатлением полной неспособности Лиги наций стать гарантом мира и безопасности на Земле.
Большой интерес Виктор Маргерит проявлял к Советскому Союзу. В 1936 году он написал эссе "Москва, новая эра", а в последние годы жизни работал над тетралогией "Рождение нового мира". Умер писатель 23 марта 1942 года в городе Монестье на 76 году жизни.
В.В.Ермаков.
Примечания
Вчера (франц.)
www.profilib.com
