Кабинет. Вся обстановка та же.
Ника разбирает бумаги на столе, напевая... входит Лика
Ника: --Я решила у отца немного прибраться.
Лика: --Давай, но нам за это здорово от него влетит.
Ника: --Не влетит. Мы будем все делать «аккуратно, но больно»! Он и не заметит.
Лика: (вздыхает) —Хотелось бы. Но он так привык к этому своему беспорядку, что уже, в самом деле, считает, что это и есть порядок. И всегда ругается: - Опять эти «золотые ручки» здесь мне все перепутали, не смей ими здесь ни к чему дотрагиваться! От их прикосновения остаются одни черепки!
Ника: (хлопает рукой по драпировке) - Сорвать бы все это, как говаривала мама, «к едрене-фене» и сделать нормальный ремонт. Ему на неделю запретили вставать? Успели бы. Пыли, пыли-то сколько!
Лика: - Ты что!, хочешь, что бы он нас снова «послал»: «- Прелести мои, а, не пошли бы вы обе: — далеко и по-женски!». Лично я — не хочу!
Ника: - Предпочитаю, «далеко», но «по—мужски»...
Лика: - Даже, и не думай! Акустика. Звукоизоляция. Тогда он нас точно прибьет или придушит!
Ника: – А, я — думаю. (сама себе) Или придушит... Разберемся, сестренка, разберемся и прорвемся! Как он сам любит говорить: - Плохие люди не умирают! А, это значит, что мы с тобой будем жить вечно! (обе смеются).
Лика: - Согласна. Но, все-таки, драпировку трогать не будем, просто пропылесосим...
Ника: (находит на столе фотоальбом. Листает)
Ника: - Я, кажется, начинаю понемногу понимать, почему у него, с мамой, было все так сложно. Два таких одинаковых человека долго вместе жить не могут. Это как два одинаковых полюса: они одинаковы, потому и отталкиваются друг от друга, несмотря ни на какую духовную близость и родство душ...
Лика: - Я тоже думала об этом....Но и совсем друг без друга они тоже не могут. Как два близнеца. Кстати, тебе досталась вся её «начинка».
Ника: - А тебе — «оболочка». (обнимают друг друга)...Я хорошо помню: я тогда училась во втором классе, ты в третьем, Мы жили у бабушки и последний месяц нас к ней не пускали... Ни нас, ни папы с ней рядом не было. Она ушла одна. (Как бы спохватывается)...Слушай! Мне же надо к ней сходить перед отъездом, попрощаться. Давай сегодня, вечером, после обеда?
Лика: - Давай.
Лика шарит в рояле в районе струн самых высоких нот, достает какой-то хлам (расческу, карандаши, мятую бумагу). Находит колечко. Внимательно его рассматривает. Показывая Нике: - Посмотри... Это же мамино, как оно тут оказалось?, как оно могло сюда попасть?
Ника: - Ну, да.., мамино, обручальное, с маленьким синим камушком, цвета её глаз, как, впрочем, и твоих. Может это он его туда положил?
Лика: - Вряд ли, он туда никогда не заглядывает. Он туда только может положить, а чаще с досады бросить, что-то ему не нужное... Я однажды нашла там пустую бутылку.
Ника: - Тогда кто же?.. Не Святой же дух
Надувается занавеска...
Лика: - Не знаю.
Ника: - Ну, не могло же оно само туда закатиться. Кто-то его туда положил?
Лика: -Как-то всё это очень странно, непонятно... Ника, мне кажется... оно теплое, потрогай...
Ника: - Да ну тебя! То, «Ночные разговоры», теперь кольцо. Вот ты его нашла, значит оно и предназначено тебе... От Мамы, это всегда на счастье...Кто знает? Может еще и пригодится. Подмигивает...
Плавно, но очень сильно (как одобрение) надувается занавеска. Лика протирает рояль сверху и кладет на него кольцо.
Ника: Сестренка, скажи: как у тебя с Алексеем? Я вижу, тебе он нравится.
Лика: - Нравится. Он открыт и искренен, это сразу чувствуется... Но не в этом дело...
Ника: - А в чем?
Лика: -...Поздно. Уже все поздно.
Ника: - Ну, почему же поздно?! Да, у него была семья, да, у него есть дети. Взрослый сын...Хорошо бы и у меня все так случилось... Но и ты, тоже, не девочка. Дети у вас обоих, и они уже выросли, не успеешь оглянуться, как станешь бабушкой.
Лика: -Нет, нет! Я твердо решила! Это невозможно. Это слишком безрассудно. А бабушкой стать — я и так совершенно не боюсь.
Ника: - В этом деле рассудок только мешает...
Лика: -...А потом, он мне сам ничего такого не говорил, так одни разговоры, намеки.
Ника: - Скажет! Ну, а тебе-то он — как? По душе? По моему, он еще, очченно даже — ничего!, не истаскался...
Лика: - Ника! Перестань! Давай не будем.
Ника: (на распев, на мелодию: «Давай закурим») Давай не будем!, а если будем, то не здесь...
Лика: (подходит к окну)- Надо здесь хорошо, хорошо все проветрить. (открывает окно)? Здесь все пропиталось каким-то странным, но очень знакомым запахом, как будто тут недавно ели мед...точно! Я вспомнила: так пахло от Алексея, когда он к нам приезжал, на залив, прямо с пасеки.... Я спрашивала у отца, про этот странный запах, он говорит, что так пахнет музыка...
Ника: Лика, прикрой, пожалуйста, окно, достаточно и форточки...Мне кажется, что из него веет каким-то... странным теплом?, видимо на улице сильно жарко.... А пахнет здесь не медом, а пылью. Ладно. Ты тут заканчивай, а я пойду посмотрю: как он? Да, и укол скоро надо будет делать. (на ходу) Представляешь, он страшно боится уколов! Говорит: - Лучше бы ты меня пырнула ножом, чем иголкой.
У Ники звонит мобильник. Останавливается у самой двери. Смотрит:
Ника: - Ну, наконец! Уже прилетел? Уже дома? Как наш Чернышок? Визжит от радости?.. Ты с этим, 7-м флотом, сильно не заморачивайся, отпугни и ладно, главное, помни, что скоро приедет Андрюша, ты должен быть дома...Начхать на Японию... и на Корею..., на обе Кореи...(..Звонок в дверь). Все, всё, подробности — потом! До связи! (Смотрит на Лику, та безразлично машет рукой) — Я открою.
Входят: Ника и Виктор, с охранником.
Ника: - Хорошо, что не девятнадцатый век, Витя. А то бы ты заезжал прямо на лошади, с холопами и с собаками! (Закрывает дверь и уходит)
Виктор: (Одежда на нем другая, но такая же несуразная, в руке журнал: Си, эН, эН: Свежие Невские Новости. Начинает говорить с порога) - Ты представляешь, что ты наделала? Кто тебя тянул за язык?..
Лика: - Не представляю....и что же я наделала?
Виктор: (Подает ей журнал) Зачем ты ей сказала, что мы уже давно вместе не живем? Зачем? Я тебе и так дал полную свободу: живи как хочешь, но мне-то не мешай!
Лика: - Я сказала правду. (Листает журнал) Ну, надо же: «всего два вопроса», а статья получилась на пол журнала. И фотки такие забавные: ты, что специально позировал?
Виктор: - Зря веселишься, это и тебе вылезет боком, я лишу тебя «полного пенсиона». Твой счет в банке с сегодняшнего дня будет заблокирован.
Лика: - И детей?
Виктор: - Нет. Дети мои и я, для них, буду продолжать делать всё! А вот ты останешься «на бобах».., в старой квартире. Ты зачем подала на развод? Скажи мне, зачем? Какая такая была в этом острая необходимость? Ты, что собралась замуж? Объясни мне, я просто не понимаю!
Лика: - Представь себе, собралась.
Виктор: - Да, ладно! Не смеши меня. Кому ты нужна в сорок, с гаком, лет? Какому-нибудь нищему пенсионеру, с диабетом? Да и то вряд ли. Кому ты нужна нищей?!
Лика: - Именно, пенсионеру! Тебя-то, что не устраивает? Тебе, что от меня надо?
Виктор: - (Охраннику) Подожди в гостиной.
Охранник: - Виктор Палыч, инструкция.
Виктор: - Иди... (Охранник мнется, но нехотя уходит)
Виктор: - Понимаешь. Я могу развалить это твоё бракоразводное дело в два счета, ты не знаешь моих скрытых возможностей, но не буду. Теперь выходит другой расклад...
Лика: - Мне глубоко начхать на твои расклады! Говори, что тебе от меня надо и уходи!
Виктор: - А ты стала смелая, даже слишком! Не торопись, сейчас уйду. «...Она сказала правду».., теперь она, твоя правда, и тебе будет с горчицей и хреном. Ты ничему теперь сильно не удивляйся, потому, что, с сегодняшнего дня, ты будешь для всех: неверная жена, которая оговорила мужа, чтобы получить развод. Уверяю тебя, я это сделаю. Как тебе, такой расклад?
Лика: - Не сомневайся, я с этой ролью справлюсь... Все?!
Виктор: - Мне нравится, как ты сейчас «держишь удар», но что с тобой будет завтра? Ты же сама ко мне приползешь, и будешь мне руки целовать, чтобы я тебя взял назад. Но все, «радость моя», поезд ушел... Вот теперь — все! Теперь ухожу... нав-сег-да!
Звонок в дверь. Входит Ника с Алексеем. Алексей в парадной форме капитана первого ранга. В руке у него букет цветов.
Ника: - Лика, к тебе (еще один) гость.
Виктор и Алексей какое-то время стоят и молча смотрят друг на друга. Виктор уходит.
Ника: - Ну, и я пошла, пора делать папе укол. (Уходит).
Алексей: - Извините, что без предупреждения (приглашения), Я просто не знал, как с Вами ещё связаться, Ваш телефон или молчит или вообще отключен... Это Вам. (Подает букет)
Лика: - Сегодня он вновь заработает. (Берет цветы, прижимает их к себе) Спасибо. Как хорошо, что вы их не купили, а принесли свои, из Вашего сада. Они по -настоящему пахнут.
Алексей: - Я так и знал, что Вам понравятся именно такие.
Лика: - А Вам оччень идет форма, Вы в ней кажетесь совсем другим. Каким-то строгим, торжественным, даже, каким-то, неприступным. И совсем уж не похожим на того «пасечника», которым Вы мне показались, тогда, «На заливе».
Алексей: - Да. Тогда все забавно вышло. Я думал, что Вы меня примете за вора.
Лика: - А Вы почему в форме?
Алексей: - Я сегодня с вечера (вечером) заступаю... На сколько.., и когда вернусь? - не знаю... Вот и решил, что пусть, пусть — это будет сегодня.
Лика: - Что за загадки?.. Вы присядьте, может чаю, кофе? Есть яблочный компот из Ваших яблок, что Вы передали с Андреем. Надо же — два ведра!..
Алексей: - (Остается стоять) Спасибо, не беспокойтесь. Я совсем ненадолго...
Занавеска на окне сначала колышется, потом надувается. Тихо-тихо звучит Карузо.
Алексей: - У меня к Вам только одна большая просьба: выслушайте меня до конца, и ни о чем, пока, не спрашиваете! А я постараюсь, как можно коротко.
Лика: - Хорошо, хорошо. Да, не волнуйтесь Вы так. Я буду Вас слушать.
Алексей: - Мы так коротко (мало) с Вами знакомы, я боюсь, что мои слова Вам покажутся обидными, но не пугайтесь — это не так. Просто они будут искренны.
Лика: - Знаю, Вы искренен.
Алексей: - Я, конечно же, понимаю, что многое, очень многое есть и еще будет против этого, но я все же надеюсь... Я все же скажу... Я люблю Вас... (мелодия резко обрывается)
Лика: (поворачивается к нему спиной, закрывая лицо (губы) одной рукой, в другой цветы, сама себе) - Как же это все- таки чертовски приятно слышать.
Алексей: - И пусть Вам не покажутся мои слова пустыми и скороспелыми, я знаю, я очень хорошо знаю себя, это именно так... Я ни о чем Вас не прошу, я просто хочу, чтобы Вы об этом знали...
Занавеска тревожно колышется.
Лика: (сама себе) — Теперь знаю... и как, оказывается, мне самой приятно это знать...
Алексей: - Вы обиделись? Прошу Вас, не надо. Не надо мне отвечать. Я все понимаю...
Лика: (сама себе) — Ничего ты не понимаешь...
Поворачивается к нему лицом.
Лика: - Алеша, родной! Даже если бы мы оба этого сильно, сильно захотели, то это все-равно было бы невозможно!...Так как все это уже поздно... Слишком поздно. (она подходит к нему на вытянутую руку, смотрят друг другу в глаза) Нам поздно все начинать с начала. (она протягивает к нему руку.., но в последний момент, - нет!) Прости....(отходя к роялю)...Но, если у Вас будет желание, приходите к нам в гости. Когда вернетесь. Я с папой буду Вам всегда рада. (кладет цветы на рояль, рядом с кольцом. Стоит спиной. Он медленно подходит осторожно берет ее руку и целует).
Алексей: - Обязательно приду! Я помню: «настоящий дипломат никогда не должен говорить - «Да!»... (Одевает фуражку, отдает честь и уходит).
Лика: (вслед) - Удачи!
Лика, как бы машинально, заканчивает протирать рояль, аккуратно складывает ноты, декламирует:
Лика: - «...Я знаю, я верю, я очень хочу!
Начать всё с тобой сначала.
Я новые песни тебе напишу...»...
Садится на круглый стульчик-вертушку, ненадолго задумывается..., машинально листает нотную тетрадь. Извлекает несколько минорных аккордов (легато). Играет мелодию в миноре («Полёт») и речитативом:
Лика: - А между нами тысяча нельзя.
А между нами тысяча препятствий.
И даже заикнуться про себя,
Об этом нам нельзя,
Мы над собой не властны...
Потом поднимает обе руки над клавишами, на какое-то время замирает, потом с силой по ним ударяет, извлекая мажорный септ-аккорд, с удвоенной квинтой, резко нажав обе педали сразу... закрывает крышку рояля, берёт кольцо, цветы и почти убегает...
Занавеска надувается пузырём.
Сцена пуста. Тихо начинает звучать «Романс». Затемнение.
Конец третьей картины.
Акт третий. Картина четвертая.
Продолжает тихо звучать «Романс», потом плавно совсем затихает.
Ночь. Полумрак. Только легонько светится проем окна. Входит «Он». Подходит к столу.
Он: - «Строгий постельный», ну, просто «оччень строгий»! Они забыли, что я уже давно живу по ночам. Как крыса! Мне никто не мешает, и я никому не мешаю, как на кладбище… (включает настольную лампу) Где же мой дневник?.. А,а,а... Снова эти «прелести» мне здесь все перепутали! Спинным мозгом чую, это все Ника затеяла! У,у,.. «выдра»! (Достает из стола бумаги, что-то ищет... Потом замирает, закрыв глаза... и тихонько садится в кресло.). -...И, все-таки какой странный сон: «один бемоль при ключе....»....моя любимая, «тревожная», тональность. Как же мне не забыть, надо быстро, быстро.., надо успеть записать... (снова начинает искать). - Что-то у меня немеет рука... Как-будто отлежал... (Растирает левую руку). - Сейчас пройдет. (расслабляется и удобно располагается в кресле). - Странно..., но у меня совершенно перестала болеть голова... Как давно такого не было. Я уже совсем забыл, как это бывает, когда она не болит. Хорошо...(находит дневник) — Вот же он, мой дневничок... (листает, потом читает в слух) - «...Сегодня трудный день... Не потому, что сильно устал физически, а трудный для души, для сердца.... Трудно безвозвратно терять родных или близких людей, даже, просто соседей, - это тяжело, до невыносимости, иногда - очень, очень, - но понятно разуму, потому, что это естественно... А тут - никто не умер, а ушел... Ушел из сердца, из ума, из памяти, из души!... Тот, кто недавно был едва не ближе самых близких родственников, а то и ближе, с которым открывал душу как перед Богом (Господи, прости!)... И не умер или уехал в Австралию, не заболел страшной болезнью, не попал в сети антихристовой веры... А ушел...... Память - страшная вещь, - она не дает отнестись к этому «слегонца», как к чему-то необычному, но возможному в этой жизни. Она никак не дает покоя: терзая сомнениями, раздумьями, сравнениями, возможными вариантами... Всё - свершилось, ничего изменить нельзя, но как трудно это уразуметь, понять, смириться и принять, как должное... Что же делать?.. Не знаю!.........»
Встревоженно колышется занавеска. Потом надувается. Появляется «Она». Медленно и плавно выходит.
Она: - Опять не спишь, опять один... (принюхивается) У тебя так приятно пахнет медом... Я тебе даже завидую: Как ты очень хорошо научился быть счастливым в своем одиночестве. (улыбается) Как крыса. А главное, что тебе ещё продолжают сниться «вещие сны»...Так ты называл сны, в которых к тебе приходила «твоя капризная муза».
Он: - Все очень просто...«богат не тот, у кого много, а тот, кому хватает». Я научился обходиться малым, "протягивать ножки по одежке", жить и радоваться тому, что есть.
Она: - Как жаль, что это ты стал понимать так поздно. Как, действительно, это просто.., но как тяжело и долго ты к этому шел. Мы шли. Какое-то время мы шли рядом... Но: «В жизни есть конец всему: дружбе, любви, надежде, отчаянью, счастью, страданиям, многому чему ещё. Но нет конца лишь одному — воспоминаниям.»...
Он: - Да, теперь, для меня, это - Просто... Просто в моей жизни наступил тот (то время) момент, когда мне (снова) уже ничего не страшно...
Она: - Помню... У нас было такое время. Я только его и стараюсь помнить.
Он: - Знаешь, и в одиночестве тоже есть своя прелесть, - это, как уютный, привычный, родной, надежный родительский дом или квартира. В ней хорошо и спокойно. Конечно, из неё можно иногда выходить, но только для встречи с чем-то или кем-то, дающим надежду на будущее и, ни в коем случае, напоминающем о прошлом, причём, любом прошлом...
Она: - «И тогда жить становится легко, но противно...».
И что? Совсем ничто больше не тревожит? Ничто не мучает? А как же «капризная муза»? Тоже не тревожит?
Он: - Почти... (декламирует): «...Да, я один, но нету страха, - я одиночество люблю, - и не волнует меня плаха — о долгой жизни не молю. Вот, что хочу, того не вижу, но никого тем не обижу, то, что посеял, то пожну...»... Знаешь, меня больше тревожит другое: надоело ждать, «когда же Аннушка наконец-то купит это клятое «масло»... Меня все больше волнует то, что моё время уходит. И теперь все, что я когда-то мог и еще могу, уже не так, как раньше, но все-таки!, уходит из- под моего влияния, и я ничего уже не могу с этим поделать. Это теперь не в моих силах... Еще немного, и все, всё уйдет безвозвратно: как первый поцелуй, первая женщина и все, что в недавнем прошлом было так легко и просто..., как ушла ты и Запах мёда...
Она: - Судьбу не обманешь. Надо просто верить и ждать... Помнишь, каньон у подножья Эльбруса? (Мы с тобой тогда первый раз поднялись на его Восточную вершину?) Тогда мы оба сильно полюбили не только друг друга, но и горы. Помнишь, как мы по нему шли и боялись, но не за себя, а друг за друга. Слева река, справа длинная, длинная отвесная скала, с которой все время, на тропу, падали камни?.. Другого пути нет... «...Бежать - бесполезно, стоять - глупо, избежать - невозможно, возвратиться — стыдно. Надо было просто верить, верить, искренно верить и идти...». Сейчас тебе тоже надо верить, не ждать, а «искренно верить и идти»...
Он: - Я и так верю, терплю и верю... Но все равно жду! А потом очень хотелось бы сначала туда заглянуть. Любопытно, однако...
Она: - Что ж, это можно легко сделать... Ты пробовал, перед зеркалом, долго- долго смотреть себе в глаза. Получается, что ты смотришь — сам в себя. Сначала становится просто тревожно, потом тебя охватывает беспокойство, а потом по-настоящему становится страшно. А, главное, что смотреть себе в глаза — невыносимо стыдно!...Такое ощущение, что ты смотришь не в себя, а в бездну, а бездна смотрит в тебя. Очень хочется отвести взгляд, закрыть лицо руками, спрятаться, убежать! Но, если терпеть и продолжать смотреть, в самого себя, наступит «момент истины». Момент, когда становится ясно: кто ты?, откуда? и зачем?, а главное — За что! Смотреть себе в глаза - это чертовски эффективное чистилище... Попробуй.
Он: - Не хочу. Знаю. Однако, ты заговорила какими-то загадками...
Она: - Просто, я знаю правду о том, что будет и, поэтому ее не боюсь, а ты ее, еще не зная, боишься...
Он: -...Это ты про...смерть?
Она: - Это я про все: про жизнь, про смерть, про любовь и ненависть, про гениальность и злодейство, милосердие и справедливость,,, и еще много, много про что … - это та Истина, которую тебе еще предстоит познать, не торопись: Истина познаваема, но «процесс познания бесконечен» и заключается, как не странно, в самом процессе этого самого познания, этой самой Истины...
Он: - Очень мудрено... Можно попроще?
Она: - Можно. Надо просто искренне верить.
Он: - Но это было бы слишком просто.
Она: - А ты попробуй!
Он: - Что, прямо сейчас?
Она: - Почему нет?! Ведь ты же считаешь, что это так просто...
Он: - Однажды в моей жизни была такая возможность заглянуть туда, «в бездну», и даже там остаться... Но всему этому, как ни странно, ты сама мне и помешала...
Она: - Вспомнил?.. Все правильно, тогда тебе не показалось, это была я.
Он: -...Я опаздывал на самолет и все время торопил таксиста, как, вдруг, мне показалось, что я увидел тебя в толпе прохожих. Я хорошо понимал, что этого не может быть, потому, что тебя уже давно нет, но не верить своим глазам?..Помню, это было на мосту через Обводный и таксист категорически отказался там притормозить. А когда он остановился и я побежал тебя догонять, то было уже поздно. Я окончательно тебя потерял где-то у нашей Крестовоздвиженки... На самолет я опоздал..., а потом я узнал, что он пропал над морем...
Она: - Я не могла помочь всем, я могла спасти только одного... я выбрала тебя...
Он: - Зачем?.. Мы бы, уже давно, были бы вместе...
Она: (Рассматривает и перебирает ноты на рояле) - Во-первых: ты тогда еще не написал своей главной песни. А мне так хотелось, чтобы она была... и потом осталась людям, как память о нас. Потому, что там все было про нас...
Он: - «Невозможно потерять то, чего не имеешь...». Должен тебя огорчить: это не «самая главная». Самую главную я так и не написал.
Она: - Интересно, почему ты так думаешь?
Он: -...Мне рассказывал один геолог, как, однажды, они в таежной речке, на перекате, ловили оглушенную рыбу. Так вот, он сильно сокрушался тому, что самую крупную они упускали, она проплывала мимо... Замысел и то, что в реальности получается — совсем разные вещи...
Она: - «Все, что мимо, то не твоё». Об этом жалеть не стоит. Тебе удавался и "крупный улов".
Он: - А, во- вторых?
Она: - Здесь вместе могут быть только те, кто ушел в никуда... Если оба ушли «в никуда», а не к кому-то... И для этого у каждого есть всего одна возможность, одна попытка.
Он встает, подходит к шкафу. Берет бутылку Конька и снифтер. Наливает, пьет. Снова наливает и возвращается с бокалом в кресло.
Он: - Опять загадками?.. Она: - Я говорю не загадками, а, скорее, отгадками...Значит, пока «не сошлись звезды», значит — так нужно.
Он: - Кому? Кому — нужно? Почему нужно именно так? Почему именно одна попытка? И в чем же, - ты, все- таки, объясни: в чем смысл этой твоей странной логики?
Она: - Здесь нет никакой логики, здесь только - Истина, а Истина - это не наука, где надо все доказывать. Это как Вера - она или есть, или ее нет. Примерно, как родинка, у индусов на лбу: у одних она есть, а у других её нет и как её не рисуй, это все-равно не родинка...
Он: - И все же, не понимаю. Объясни, как это?
Она: - Просто здесь, на Земле, пока мы живы, все могут только логически рассуждать и предполагать, но точно ничего не знать, о том, что было и почему оно было именно так и что будет, и как оно будет и почему. От того. что пока этого никому не надо знать. А мы знаем. Правда,тоже не всё, лишь то, что...что возможно при стечении определенных комбинаций множества факторов... как в астрологии...
Он встает и снова наливает себе коньяку и потом возвращается назад в кресло.
Он: - Почему раньше ты мне так ясно никогда не грезилась, а сейчас, как никогда, ясно? Ну, не от коньяку же это?
Она: -...Не от коньяку, - хотя, если ты сейчас не остановишься, может всякое случиться! Это потому, что «так сошлись звезды»...
Он: - Почему ты не приходила ко мне раньше?...
Она: -...Мы ближе к тем, кто сам к нам(!) ближе...
Он: - Мы сейчас близко?..
Она: -...А(И), приходим чащ, к тем, кто нас сам очень хочет видеть, кто нас ждет и.. продолжает любить. Причем, не к тем, кто больше всех страдает, мучается и скорбит. Не к тем, кто всегда встречает нас со скорбным лицом. А, наоборот, к тем, кто нам всегда рад и даже весел. К тем, кто продолжает сильно тебя любить, но как живого... Понимаешь?
Он: - Пока — нет. Видимо, пока — нет.
Она: Вот... Не старайся это понять. Еще не время. «Даже если вместе собрать девять беременных женщин, ребёнок всё равно через месяц не родится!»... Ещё не время. Старайся думать о другом.
Он: -...Наверное, у всех когда-то наступает пора остановиться и оглянуться назад, разобраться во всем том, что оставил после себя. Я в этом уверен. Я уверен, что все, что мы делаем — это часть какого-то великого замысла, нам самим пока не понятного..., надеюсь пока, не понятного. Это как грандиозная симфония или концерт... В котором все, что было, и все, что есть, и все, что будет с нами, кем-то давно уже написано и предопределено, как в партитуре. Тебе надо только все хорошо исполнить. Ты - дирижер... Все в твоих руках...Но, дана всего лишь одна попытка!, и сразу «с листа», и без репетиций!
Она: - А особенно хорошо надо исполнить «Cody» (Конец)... Всего лишь одна особенность: все это надо исполнить самому себе, без зрителей, особенно Cody.
Он: - Сейчас почему-то вспомнил....Как-то я возвращался с прогулки домой. Сейчас меня на улице уже почти никто не узнает, чему я очень рад....Было лето, стояла сильная жара, и я зашел в кафешку, очень хотелось пить. Взял кружку пива и сел за свободный столик рядом с веселой компанией молодых людей. В какой-то момент они все быстро засобирались, все встали и направились к выходу. Поравнявшись со мной, один из них остановился у моего столика, молча достал очень значимую купюру и положил передо мной на стол, и сам быстро ушел. Я ничего не успел ему сказать. Сначала я подумал, может, они вышли покурить, и я объяснюсь на улице: почему, зачем? Неужели у меня был вид очень нуждающегося? Да-к — нет! Я был довольно прилично одет. Но, когда я вышел, они куда-то пропали. И я, с деньгами в руке, медленно побрёл домой, недоумевая: зачем, почему, для чего?.. Почти у самого дома, я увидел пожилую женщину, которая продавала пустые стеклянные банки, в закутке троллейбусной остановки. Она ничего не говорила, лишь только смотрела на меня таким пронзительно-просящим взглядом, что я не мог не остановиться. И тут я вспомнил про деньги..., и сразу же понял: зачем мне их дали... Я к ней подошел и, тоже, ничего не говоря положил деньги в пустую трех-литровую банку...
Она: - Вот видишь: не один ты, не одни мы несчастны, есть люди несчастнее нас. Нас много несчастных... «но несчастных по- своему...», потому, что, как правило, мы сами же в этом и виноваты....Да, в этой жизни все: и веселье и горести, и наказания и награды, и счастье и несчастья — все!, пройдя через множество рук и других судеб, все-равно, рано или поздно, находят своего хозяина.
Он: - Сейчас меня сильно волнует только одно: «всё в прошлом», ничего изменить, а тем более вернуть — нельзя. И с этим как-то надо дальше жить, а уже и не хочется... Каждый день начинается одинаково: размеренно и привычно - как всегда. Как вчера и ранее, и как, видимо, будет завтра и ещё, какое-то, только Богу известное, время. «Всё в прошлом...».
Она: - Не надо. Не торопись. Не надо забегать вперед! И не будем об этом... с грустью...
Он: - Нет, грусти - нет. Нет «ни печали, ни радости», совсем наоборот, есть спокойствие и уверенность. Мне кажется, что я знаю, что все будет, как будет и будет тогда, когда надо. Ведь завтра наступит еще одно утро - еще одно! И, кажется.., мне так хочется, чтобы завтра мы наконец снова встретились... встретимся?..
Она: - Не старайся это понять. Еще не время. Старайся думать о другом....Я чувствую, что ты все-равно этим немного взволнован. Ты не думай, что «там» будет плохо. Нет! Даже, совсем, наоборот!... «Там пахнет медом»...Я тебе только могу сказать лишь одно: «там каждый сам за себя...», поверь, - это и не хорошо, и не плохо! В этом есть «высшая справедливость». Она выше закона, выше, земной справедливости, выше милосердия.., она же и Вера, и Любовь. И вообще, к этому надо бы всем относиться просто и спокойно. Не торжественно и печально, а спокойно и просто. Так, как к эдакой заветной или волшебной двери, через которую всем придется, рано или поздно, уйти....Как к двери вагона поезда. Поезда, увозящего близкого тебе человека, куда-то далеко, далеко, в неизвестность, - скорее всего, назад, в детство. Через которую всем, кому выпала такая судьба или просто пришло его время, можно просто уйти, не умереть, а просто уйти. Возле которой, прощаясь с тобой не плачут и восклицают: - Прощай навсегда!, а, улыбаясь, спокойно говорят: - До свиданья!..До встречи!.. Пока... (Подходит к окну) — Там пахнет мёдом...(и растворяется за занавеской).
Какое-то время «Он» медленно ходит от окна к креслу, скрестив руки на груди и глядя себе под ноги. Потом, так же, медленно, подходит к шкафу, все ближе к нему приближаясь, смотрит и смотрит в зеркало, «в бездну», …....прислоняется к нему (зеркалу) лбом, потом поворачивается (к окну).., потом поворачивается к зеркалу спиной, опускает руки, взяв себя за предплечья, плотно прижимается к зеркалу всем туловищем (спиной), потом головой, какое-то время стоит и смотрит вверх, потом, медленно глаза закрывает... Звучит Романс... Свет только на него, остальной свет медленно гаснет... На окне надувается занавеска... Фотовспышка, темнота Занавес.. На занавесе (как вариант) появляется красивая женская рука, которая дирижирует четыре четверти, продолжает звучать, но громче, «Романс», шум волн, крики чаек..
.»...Бросив на девушку взгляд, он увидел:
море в её глазах и там плещется жалость.
И он больше не в силах был сдерживать слёзы:
тонет он, тонет… Ему показалось...»...
Конец пьесы.