В чем ходят по снегу
https://force-el.ru/v-chem-seychas-hodyat-po-ulice/
В чём сейчас ходят по улице
Добавлено: 12.08.2017, 09:45 / Просмотров: 64595
После довольно долгого отпуска наш специальный корреспондент во Франкфурте (Германия), Владимир Залесский, возобновил свою работу. И мы представляем его очередное интервью с человеком «с Запада», но, тем не менее, нашей бывшей соотечественницей… Это уже седьмой выпуск специального информационного проекта BARFUSSPARK.
ИРИНА: БОСИКОМ В КОНЮШНЕ – ЭТО НОРМАЛЬНО!
Когда я предложил своей давнишней знакомой петербурженке Ирине Гуриевой прогулятьсяя босиком по Франкфуртскому городскому лесу, она согласилась не задумываясь, хотя об этом моём увлечении услышала впервые. Прогулка длилась на час больше назначенного Ирой предела в четыре часа. Мы прошли более пяти километров по лесу, по его с немецкой педантичностью усыпанным гравием дорожкам, потом бежали 600 м по горячим мосткам через дюны, затем была полевая дорога, переправа через Майн – всего около семи километров... Для новичка (или, по крайней мере, человека, возвращающегося к хождению босиком) это очень-очень много.
Отдаю должное выносливости Ирины, её готовности рисковать, её спокойствию и бодрому расположению духа, особенно когда оказалось, что мы немного заблудились, а это означало лишние два километра босиком. Помню, на последнем этапе пути был момент, когда она надела обувь со словами: «Это уже не доставляет удовольствия». Чтобы через какие-то пару сотен метров снова снять её, до самого выхода на «вредный асфальт города» (о справедливости данного утверждения можно спорить, но сейчас речь не об этом).
Не могу забыть, как через какое-то время она упрекнула саму себя в эгоизме: «Я иду слишком быстро, извини, я забыла, что ты босой». Ирина без брезгливости отнеслась к кучам лошадиного навоза, рассыпанным по полевым дорогам, и с задором приняла моё предложение реально наступить на одну из них и дать возможность сфотографировать этот момент. Я был рад, что встретил человека, который не испытывает священного ужаса по отношению к данному виду грязи, и ещё больше зауважал Ирину.
Во время прогулки Ира время от времени рассказывала о своих впечатлениях из детства, о каникулах у бабушки в Кировской области, в богатой лесами местности («Леса там стра-а-ашные, на сотню километров не встретишь живого человека»). Когда мы шли вдоль скошенного поля, Ира неожиданно вспомнила об ощущениях от ходьбы по колкой стерне, оставляющей неопасные, быстро заживающие, но несколько дней всё же саднящие царапины (кажется, она сказала «ранки»), как осторожно по ней ни ходить. У меня не оставалось сомнений, что у Ирины было нормальное босоногое детство и что опыт босохождения, приобретённый тогда, помог ей пройти нынешний довольно непростой маршрут.
ВОСХОЖДЕНИЯ К ВЕРШИНАМ
- Как долго ты живёшь в Германии, как сюда попала?
- В Германии я с 2000 г. Попала случайно, сначала приехала в гости к знакомым, потом осталась. Училась в университете по специальности «Прикладная математика», но ничего из этого не получилось, степени не достигла. Зарабатывать на жизнь надо было, да и домой ездила по многу месяцев. Несколько лет просто брала отдельные курсы, чтобы продлевали визу. А теперь уже окончательно отчислилась, надоело всю жизнь учиться.
Работала по уходу, это самое лёгкое, что можно найти. Сначала с детьми - помогала семье с двумя очаровательными девочками, потом они выросли, пришлось снова искать работу. Случайно нашлась женщина с рассеянным склерозом, за которой я долго ухаживала. Сначала всё были немцы, русскоязычная служба появилась уже потом.
- Игорь, которому я рассказал твою историю, сразу спросил: «Это была, наверное, богатая женщина? По опыту знаю, как дорого в России стоит такая сиделка и сколько пенсионеров даже мечтать о таком не могут…»
- Я получала зарплату в Selbsthilfee. V. Есть и другие службы ухода за пожилыми людьми. Очень богатые люди, наверное, платят сиделкам сами, но я у таких не работала. Думаю, что и за эту мою первую подопечную, и за всех последующих деньги в службу ухода перечисляло государство. Такова особенность немецкой системы страхования: немцы застрахованы не только на случай болезни, но и на получение ухода в старости, потому что в преклонном возрасте человек, даже если он относительно здоров, нуждается в помощи.
- Как ты обычно передвигаешься по городу? Я знаю, что у тебя есть машина, но на эту нашу встречу ты почему-то приехала на велосипеде...
- Когда была студенткой, имела бесплатный билет, позволяющий пользоваться всеми видами транспорта не только во Франкфурте, но и по всему Хессену. Теперь этого преимущества нет: в школе медсестёр, где я сейчас учусь, льготы значительно меньше. Но, правда, и заработки мои стали больше, с тех пор как стала профессионалом. Велосипедом пользовалась и тогда, когда имела постоянный билет, с собой возила на трамвае и в метро. А сейчас, когда у меня есть собственная машина, просто выгоднее ездить на велосипеде, раз постоянного билета нет. Не будешь же из-за всякого пустяка, какой-нибудь пары километров заводить мотор.
- Рассказывая о своём советском прошлом, ты упомянула туристские и альпинистские походы, в частности поездку на Алтай. На твоей страничке на Фейсбуке есть замечательное фото, где ты в полном альпинистском снаряжении карабкаешься вверх по обледенелой скале. Расскажи подробнее об этой стороне твоей биографии.
- Альпинизмом я занималась только один год, когда участвовала в настоящих альпинистских сборах и сдавала на значок. У нас был лагерь в Чимгане, это в предгорьях Тянь-Шаня в Узбекистане.
- В эти годы, предшествовавшие распаду СССР, были случаи пропажи русских в такого рода захолустье! Вы ничего не боялись? Местное население вас, русских, терпело?
- В тесные контакты с местным населением мы, в общем, не входили, у нас была своя альпинистская компания. Соприкасались разве что на базаре. Никаких случаев негативного отношения не было. Некоторые мои друзья до сих пор ездят в Узбекистан, совершают там восхождения... Итак, в основном это был горный туризм - в отличие от альпинизма, не вертикальные, а горизонтальные маршруты, мы совершали походы с картой на вытянутые расстояния, лишь иногда восходя на ближайшие вершины.
Ходили с 1986 по 1995 год, обычно на летних и зимних каникулах, но и прогуливать учёбу тоже приходилось. Никто этими походами не руководил, нигде не регистрировались, просто шли на свой страх и риск. В группе была пара опытных людей, которые уже проходили какой-то маршрут, вот и всё. Я одна всё равно никуда не пойду, я не лидер, мне нужно, чтобы кто-то организовывал. Из нашей группы вырос только один настоящий альпинист. Самым длительным (целый месяц) было, кстати, путешествие на Алтай - в край, соседний с Новосибирской областью.
- Где именно были на Алтае? Что запомнилось?.
- До Горно-Алтайска мы летели, а потом летели или, кажется, ехали на автобусе до Усть-Коксы и оттуда уже шли пешком пять дней вдоль Аккема (приток Катуни) до Аккемского озера. Природа в этих местах потрясающая! Там был базовый лагерь, и оттуда совершались восхождения.
Был и Кавказ, и Памиро-Алай, и другие горы. Но больше всего исходили Хибины, потому что они ближе других горных систем к Ленинграду. Зимние походы были по более низким маршрутам, но не менее интересные. На Кольском полуострове случалось и в 40 градусов ходить, правда у нас был шатёр с печкой, а вот когда ходила в 30 градусов, никакой печки не было, только палатки и примус.
- Как же согревались ночью, во время сна? Кстати, босиком по снегу не пробовали попрыгать?
- А вот так и согревались, в парке (тёплой куртке – В. З.) и тёплом спальнике. Пробовали, ещё как пробовали. Попрыгал, вытер ноги и залез обратно в мешок. Не часами, конечно, прыгали.
У меня где-то фотография подруги есть во время таких шалостей (не дигитальная). Моей фотографии – точно нет. А выходила ли я раньше на снег босиком или впервые попробовала во время походов – не помню, кажется, впервые именно тогда. Во всяком случае, в студенческие годы, не в детстве.
- Какова максимальная высота, на которую ты с товарищами поднималась?
- Наибольшая высота, на которой удалось побывать – 4 тыс. метров над уровнем моря. Это, наверное, какая-то из вершин на Алтае, возможно пик Делоне. На знаменитую Белуху не восходила, любовалась издали. Правда, на Памиро-Алае перевалы (понижения между горами) такие же высокие, как в другом месте вершины, может быть, я там поставила свой личный рекорд.
- Когда ты начала увлекаться альпинизмом?
- Это хобби появилось случайно, когда я поступила в Ленинградский электротехнический институт имени Ульянова-Ленина. Мне очень повезло со студенческой компанией. Все были безумно талантливы, безумно интересны. В студенческом клубе были походы, хоры, песни, театр. Я на четыре года младше тебя, помнишь это время – конец 80-х годов? Не расставались с гитарой. Какое-то время и после окончания института ходила в отпуск с прежней компанией, да и сейчас поддерживаю со всеми контакты.
ДЕВОЧКА ИЗ УРЖУМА
- Твоё детство прошло в деревне, я угадал?
- Нет, не угадал. Бабушка по материнской линии родилась в Кирове. Дедушка – осетин, оба были студентами ЛЭТИ, там и познакомились.
- Мама тоже училась в ЛЭТИ?
- Нет, мама - филолог-романист, специальность – французский язык. А дом предков находился, да и сейчас находится в Уржуме. Дом двухэтажный. Низ каменный, верх деревянный. Не подумай, что мы были какие-то особенные богачи. Для жителей Уржума было нормально иметь такой вот дом. И наша семья, и другие семьи имели скотину, вели приусадебное хозяйство. Прапрадед, правда, был управляющим у соседнего помещика. С полутора лет меня привозили в этот дом на лето.
На первом этаже постоянно проживали жильцы. А наша семья располагалась на втором этаже. Бабушкина сестра с мужем приезжала раньше. Мы с мамой тоже имели свою комнату. Я выторговала себе право ночевать на огромной террасе. Тишина, запах – разный в зависимости от времени года. Там много вишен росло, несколько яблонь – северных, с кислыми плодами. Картошку выращивали, укроп, зелень, лук, морковь. Пионы были, кусты клубники. В дальней части участка – высокие старинные клёны, сосенка, ель. Конечно, все эти запахи можно почувствовать и в комнате, если открыть окно. Но тогда нет приключения...
- Неужели дед-осетин обходился без винограда, о котором ты ничего не говоришь, и домашнего вина?
- Дед с нами в Кировскую область не ездил. Дома в Ленинграде он действительно делал домашнее вино, но не из винограда – откуда в наших краях виноград? – а из черноплодной рябины.
- Насколько босоногим было твоё детство? Были ли дни, когда ты с утра до вечера бегала босиком, как местные дети, с которыми ты играла?
- Да, мы с подружкой, с которой познакомились именно тогда, когда меня впервые привезли в Уржум, ходили постоянно босиком – конечно, когда была хорошая погода. Если бы не запрещали, может быть, ходили бы и по холоду, и по грязи. Бегали по окрестным полям и лесам. И на конюшню тоже.
По городу хождение босиком не поощрялось. Босиком нормально на лесной и полевой дороге, на речке. Даже на конюшне нормально. А в городе – это... Ну, не пойдёшь же в церковь в мини-юбке. Или на вечернее представление в шортах.
- То есть ты ТОЖЕ считаешь, что это НЕПРИЛИЧНО? А как ты определяешь сама для себя, что прилично, а что нет? Каким источником пользуешься: Библия, сказки, конституция, опыт предков?
- Для меня решающее значение имеет соответствие требованиям общества. Я не хочу никого эпатировать. Не люблю производить негативного впечатления. Для хождения босиком есть поля, луга.
- А дачный посёлок современный? Вроде и луга, и поля – а всё-таки город, даже асфальт есть. Там как быть?
- Мне трудно сказать, я не знаю современных дачных посёлков. Там, где у мамы дача в Ленинградской области, никакого асфальта нет. В Уржуме было не так много асфальтированных улиц. Мы жили вовсе не на окраине, но наша улица, по крайней мере в годы моего детства, была незаасфальтированной, поросшей травой. Машины проезжали по этой улице редко, главным образом, телеги. Так что поле начиналось прямо у дома. Кстати, иметь участок в центре города не было чем-то особенным, все соседи имели такой участок.
На улице конвенционного города ходить босиком, на мой взгляд, некрасиво по отношению к людям, которых это эпатирует. Бабушка нас упрекала за отсутствие обуви в городе: «Ну что вы босиком по плевкам бегаете?» Я здесь просто объясняю позицию бабушки.
Я ни в коей мере не хочу ни с кем спорить, кого-то переубеждать. И всё-таки: зачем тебе ходить по городу в костюме рыбака (я пришёл на встречу в шортах и босиком – В. З.)? Только сачка не хватает. Это по меньшей мере забавно. Нет, конечно, если кого-то это внутренне не смущает, пусть ходит как хочет. Я буду с удовольствием ходить голая там, где все голые, потому что в этом случае выделяется как раз одетый человек.
- Какое максимальное время ты провела в детстве, не обуваясь?
- Думаю, по нескольку недель, если хорошая погода, мы с подругой с утра до вечера обходились без обуви. У нас была постоянно игра. То играли в индейцев, то в Маугли. У Киплинга где-то встречается, что Маугли подточил нож о свою подошву. Вот мы и обзавелись ножиками и скребли их о пятки, делая вид, что точим. У нас была игра в дикарей, а поскольку компания исключительно женская – то, вернее сказать, дикарок.
- Зная твою невнимательность и некоторую бесшабашность, например при езде на велосипеде, которая на моей памяти привела к падению и разбитой губе, могу предположить, что и в детстве ты часто получала травмы. Я прав?
- Конечно, бывало, что и ранились, и занозились. Всё заживало. Самое неприятное было, когда лошадь на босую ногу наступала. Случалось пару раз. И так полтонны веса выдержать трудно, а тут ещё если эта тяжесть приходится на босую ногу!
- Мне, выросшему в большом городе, даже понять сложно, как это может быть. Это что, между ног лошади надо лазить?
- Между ног как раз не наступит. А вот передним копытом может наступить, если находишься рядом и зазеваешься. Лошадь ведь не стоит на месте, она всё время переступает с ноги на ногу. Так же сложно, наверное, стоять рядом с танцующим человеком. Ездила верхом со стременами – очень неудобно, ступня уже, чем стремя, всё время выскакивает, а стремя при этом больно бьёт снаружи по щиколотке.
Пятки у нас были жёсткие. Мы гордились этим, гордились, что можем идти, в отличие от большинства людей, по неровной каменистой дороге, по колючей стерне. Но хождение босиком не было самоцелью, оно являлось частью игры. Это у вас с Игорем болезненное отношение к данной теме, даже можно сказать мания. У нас было по-другому. И сейчас у меня по-другому. Если я захочу где-нибудь в лесу или в поле, где мягкая трава, разуться, я обязательно это сделаю.
Если жарко и ноги потеют, особенно если обувь не соответствует погоде, я могу снять её. Могу опустить ноги в фонтан. Могу потом походить вокруг, пока ступни не высохнут. А вот чтобы по асфальту в городе пойти – для этого нужен особый повод.
- Какой, например? А разве без обуви не легче просто-напросто?
Нет, мне вполне комфортно в обуви. Я предпочитаю летом открытую обувь. Сейчас вот мне разуваться не интересно. Мне нужно, чтобы был интересный разговор, интересная компания. Если бы ты создал группу и сделал акцию – пройтись, скажем, от Хауптвахе до Констаблервахе с песней, если бы люди были подходящие, то меня бы ничего не остановило. Если уж я иду по городу босиком, то меня не волнует, что об этом думают окружающие.
Я вообще не люблю задумываться над тем, для чего хожу босиком. Не люблю смотреть на других и думать, осуждают или нет. Не считаю нужным ставить какую-то цель. В детстве мы ведь не ставили никакой цели. Иногда просто забывалось, что мы босиком, так это было привычно и естественно.
- А дело тут в другом. В детстве вам всё прощалось, вы были ДЕТЬМИ. А сейчас нет. Имидж, репутация, положение, «приличия»… Не давит это?
- Согласна, давит. Но в детстве и многое другое можно: и платьишко носить короткое - по пупок, и в рваных колготках щеголять. Просто когда становишься старше, начинаешь задумываться над одеждой.
В каком-то возрасте и мы с подругой перестали ходить босиком. Не помню, может в 14 лет, может раньше. В девятом-десятом классе уже не приезжала на каникулы, а в институте пошли горные походы, стройотряды. Два раза в год, не реже, горы, а июль-август – стройотряд.
- Какое у тебя, однако, интересное прошлое, поистине есть чем гордиться! И что же вы тогда строили?
- Мой первый стройотряд был в Ленинградской области, в селе Никольское строили детскую площадку. Потом четыре года Западная Сибирь: Ноябрьск, Муравленко, Пурпе. Всё это посёлки нефтяников в Ямало-Ненецком автономном округе. Отмостки отливали вокруг дома из бетона, чтобы вода внутрь не попадала. Штукатурили, красили изнутри.
- Как формировались стройотряды?
У нас было не так, как в других вузах, где в стройотряды силой затаскивали. В нашем институте ещё были живы традиции шестидесятников, воспоминания о том времени, когда люди по комсомольским путёвкам, вовсе не ради заработка, штурмовали целину.
- Сразу вопрос – не могу утерпеть: как думаешь, всё это было не зря? Что было прекрасного в построении социализма? Нет ли ностальгии по этому?
- Конечно, было много прекрасного, и какое-то чувство ностальгии есть. Не думай, что мы были такие же идеалисты, как предшествующее поколение. В стройотряде нам платили, и платили неплохо. Но энтузиазм тех, идеалистических, лет, которые я знаю в основном по книгам, тоже присутствовал.
Нам нравилось ощущение, что мы что-то созидаем, делаем какое-то нужное дело. Во всяком случае у меня это чувство обычно было...У нас даже конкурс был в стройотряды, особенно для женского пола. В каждый отряд (25-30 человек) брали не более пяти девушек. Анкеты составляли с заковыристыми такими вопросами.
- Это что, заранее избавлялись от дурочек или от шибко сексапильных, чтобы отряд не развратили?
Почему только от дурочек, а не от дураков? Впрочем, среди студентов ЛЭТИ таких вообще по определению не должно было быть. Анкеты играли скорее всего роль психологических тестов. А насчёт разврата... В то время не было таких мыслей. Но парочки у нас с детски-пионерским максималистским рвением запрещались. От девушек (впрочем, и от мальчиков) требовались не столько физическая сила, сколько выносливость, неприхотливость, способность жить в не совсем комфортных условиях, командный дух.
Имело большое значение, если кто-то имел рабочую, особенно строительную, специальность. Было много общественной жизни: песни, праздники. При этом у нас был сухой закон, в отличие от многих современных стройотрядов. Всё было очень креативно и культурно. Не только зашибали деньги, как в современных «шабашках»...
Тем, кто хорошо пел, оказывалось предпочтение.Помню, конкурсы песен были у нас в институте, в три этапа - первое, второе и третье воскресенье ноября. Не случайно сразу после этого происходил отбор в стройотряды. Подыскивали интересных людей, и в то же время компанейских - короче, близких по духу.
- Запомнились ли какие-то яркие эпизоды, связанные с хождением босиком, в этот период твоей жизни?
- В отряде – да, иногда снимала обувь на пыльных сибирских дорогах. Но всё же это было очень редко.
- А почему снимала - потому, что обувь мешала, или было всё-таки ощущение тяги к этому детскому состоянию? Кстати, по пыли шлёпать приятно, это все знают.
- Нет, желания освободиться от хорошей удобной обуви, потому что она мешает, не было. Как возвращение к детству это тоже не воспринималось, никогда не думала об этом. Думаю, снимала обувь исключительно ради приятных сиюминутных ощущений.
ЭПИЛОГ
Вот и всё, о чём получилось поговорить за отведенный мне час с жительницей Франкфурта, нашей землячкой Ириной Гуриевой. Ира, как всегда, встретилась со мной на ходу, между одним делом и другим. Зайти в кафе отказалась сразу – сначала дело! Хорошо, что на боковой улочке, куда я догадался свернуть, нашлась укромная скамейка, где мы смогли хотя бы посидеть. Темп жизни большинства людей – не для неё. Быстрее, ещё быстрее! Жизнь коротка, в ней столько интересного, столько новых мест ждут её. Вот закончит школу медсестёр, сдаст экзамены и опять закатится куда-то подальше, может быть в Швецию, а может быть в Испанию, может быть в Голландию, а может быть в Турцию. Обещала, где бы ни была, обращать везде внимание на босоногих людей, делиться своими наблюдениями.
Вот одно из них: в Италии, оказывается, никто не опускает, как у нас в Германии, ноги в фонтан, даже в жаркий день. Действительно, с чего бы это? Ира обещала и во Франкфурте поискать единомышленников, для того чтобы с весёлой песней пройтись босиком от одной главной площади до другой. Конечно, пройдёмся, Ира, обязательно пройдёмся! Так как надвигался дождик, наша героиня пожелала мне с удовольствием пошлёпать по лужам – м-м-м! И укатила точно в назначенный срок на велосипеде, мелькая стройными загорелыми икрами – не догнать!
Я не знаю, когда мы в следующий раз «пересечёмся», как она любит говорить, но знаю точно: эта женщина, владеющая рецептом вечной молодости, будет выглядеть точно так же свежо и привлекательно и точно так же оставлять всех в недоумении относительно своего настоящего возраста, как и тогда, когда я впервые увидел её десять лет назад. Неважно, обутая, как сейчас, или босая, какой она осталась на озорных фото, сделанных прошлым летом, когда она, солидная замужняя дама, не потерявшаяся в эмиграции, не отступившая перед трудностями, а «сделавшая» саму себя, упорно идущая своим путём, на какие-то пять часов вернулась в своё беззаботное босоногое детство.
Все фото Ирины в фотогалерее портала.
Колонка редактора.
ПРОСТИ ЕЙ ВСЁ…
Вот собрался писать очередное послесловие к очередному интервью на портале, и задумался: а в чём, всё-таки, ценность этих, отчасти похожих друг на друга сюжетов?! Конечно, детали и описания повторяются. Что-то новое сказать трудно, если не соврать в духе Жюля Верна: мол, в прошлом году летала из пушки на Луну, прошлась босиком по лунной тропинке, там такая мягкая пыль… И бессмысленно задавать вопросы, в духе недозрелых – и перезрелых тоже! – фут-фетишистов, изводящих многих наших моделей привязываниями в Сети – дескать, а по ЧЕМУ ты ходила/ходишь босой? По камешкам? А они острые? Они ранят? По глине? А она вязкая? Тебе приятно? А по навозу, асфальту, доскам, сухой траве и т. д., и т. п. Да, открытий в этой сфере мы, пожалуй, не сделаем.
С другой стороны, мне кажется, что ценность каждого интервью в том, что очередной его участник представляет свою, особенную философию. Цельную или нет, ладно скроенную или плохо сшитую – в конечном счёте, это уже не важно. Высказывает своё кредо. А сколько в мире живых людей, думающих, столько и этих философий. И именно она, а не босые ноги, форма пальцев ступни или практический опыт хождения босиком, на самом деле, интересна.
Поэтому давайте отвлечёмся от Ирины Гуриевой. Я вас умоляю: я ей благодарен. Долго она не могла собраться с ответами, долго сверял с ней наш франкфуртский корреспондент, и именно он упрашивал меня её «не ругать». Помилуй мя, Господи, не собираюсь я ругать её. Приятная, умная, интеллигентная женщина, к тому же с хорошими ногами, обувью не испорченными.
Да, не будем связывать конкретные слова с конкретной Ириной. Потому, что, несмотря на общее благостное ощущение от интервью, что-то меня в нём цепляет: как заноза в босой ноге или камешек в обуви на ней. Честное слово! И я просто не могу пройти мимо этого, оставить это без внимания… Не Ирина нас интересует.
Философия интересует. Философия, грамотно, хоть и без особой расшифровки, выраженная в её словах.
Итак… меня вот всегда поражает то, как рождаются мифы, а точнее, предрассудки. С какой лёгкостью человек их транслирует, причём транслирует веками, до тех пор, пока цивилизация не похоронит этот предрассудок вместе с его носителями в паутинных фамильных склепах. Да и самое главное: как, откуда они рождаются?! Каким-таким непостижимым образом? Ну, сидели наши предки в пещере. Колдуну, или шаману, или как его там звали, принесли бананов; попались недозрелые, он, естественно, обожрался. Три дня мучился животом, непонятной болезнью. Потом пришёл на совет племени и торжественно взвыл: банана – табу! Нельзя! Ни за что!!! От них животы болят. И племя не ело бананов сколько-то там сотен лет, действовало табу, передавалось из уст в уста, от родителей – к детям детей, к внукам внуков и далее по всему роду…
Ну, почему?! Почему не нашёлся в этом племени здравомыслящий человек, способный отделить зёрна от плевел, искусственное – от естественного, заблуждение от ошибки, правду от лжи? Почему все были такими баранами?! Или боялись этого колдуна, чёрт подери?!
Когда-то ведь в старом Свете и завезённый из-за океана томат считали декоративным растением, а томатную пасту – ядовитой; и кофе добрые англичане считали отравой, вредной для здоровья. А уж про наших крестьян, евших картофель вместе с проросшими глазками и массово травившихся, и поэтому чуть ли не с вилами да топорами поднимавшихся против солдат, против посадок картофеля – и говорить нечего… сколько лет понадобилось, чтобы разобраться, что есть реальный цивилизационный запрет – не есть человечину, например, и ложный, надуманный, ходульный – не ходить босиком.
Меня поражает, с какой святой простотой наша собеседницаа говорит: «Босиком нормально на лесной и полевой дороге, на речке. Даже на конюшне нормально. А в городе – это...». А что – «это»?! И далее следует пример про церковь с мини-юбкой, и про шорты на вечернем мероприятии. И наша милая, добрая, хорошая Ира даже не задумывается: ну, почему?! Кто это первый сказал? Кто сказал это её бабушке, а той – кто?! Кто был этот таинственный жрец, взявший да наложивший табу на Босоногих-в-Городе, оставивший им только леса, поля и речку? И самое главное – отчего, ведь по физиологическим характеристикам босохождение там и тут ничем практически друг от друга не отличается.
Значит, этот запрет – бред? Но почему Ирина ему следовала и следует?
Странно ещё и другое. Точнее, не странно, а даже… обидно как-то. Когда в конце восьмидесятых советский народ, захлёбываясь слюной, открывал для себя Запад: с его «жувачкой», Джеки Чаном, разноцветными эммануэлями, джинсами и виски, то нам (а я хорошо помню это время!), почему-то казалось, что это мы в идеологических застенках выросли, это у нас за майку Adidasмогут дать пятнадцать лет с конфискацией, а там-то… Там-то – рай! Ходят все такие свободные, незакомплексованные, все себе такие яркие индивидуальности, кто в чём, кто как, как захочет, как заблагорассудится – и никаких кодексов строителя коммунизма или клятвы пионера. Свобода! Свобода духа, свобода нравов, свобода мысли и самовыражения.
Прошло много лет. Мы – наелись. К нам тоже пришёл капитализм с его звериным оскалом, дресс-кодами в офисах и штрафами за появление на РАБОТЕ в обуви с открытыми пальцами ступни – да, да, были такие правила и штрафы в одной новосибирской компании! И мы поняли, что и там у них, на этом самом Западе, не всё гладко. Там тоже есть рабы, и многие из них, как положено – немы, не бунтуют, не вякают, стараются жить, как все, разве что нет проработки на партсобрании и никто не спрашивает про «облико морале». Там тоже застенок, только более комфортабельный, с меховым стульчаком на унитазе.
Но в реальности мне всё же непонятно. Ирина повторюсь, умная женщина. Судя по всему, с хорошей духовной закалкой юности и независимая. Почему она, попав на Запад и живя там уже семнадцать (!) лет, не пропиталась вот этим вот, пьянящим западным экзистенциализмом – а до сих пор демонстрирует приверженность самой, что ни на есть, сермяжной русской соборности?! Неужели она не понимает, что нормальный западный человек – если он, конечно, не раб, а более-менее самодостаточный, обеспеченный человек, запросто может пойти на вечерний концерт в модных шортах, на вечеринку босиком (как и делают многие голливудские звёзды), ничтоже сумнящеся, не чувствуя ни стыда, ни вины… какая разница, что на нём надето, а что – не обуто?! Он – сам по себе ценен, он независимая личность, он Личность, в конце концов, его пытаются выпестовать наши отечественные либералы. Уважайте личность! А получается, личность эту приходится корёжить. И, кстати, в католические костёлы пускают вполне в мини-юбках, это известно каждому. Другое дело - православный храм, я бы тоже туда в шортах не попёрся, но это простите, уже пароксизмы нашего многострадального (и приказывающего страдать!), варварского православия.
Ну, да: «Для меня решающее значение имеет соответствие требованиям общества. Я не хочу никого эпатировать». Понятно. Вот я и говорю: Ирину корёжит то самое, которое мы наивно считали царством Свободы, «общество». При этом она точно не знает, эпатируют ли кого её босые ноги на улице Франкфурта – подозреваю, что всем органично наплевать на это, не раз убеждался, интервьюируя иностранцев! – но ей кажется, что «эпатируют». Может быть, они эпатируют только её саму, в собственном сознании, в отзеркаливании реальности? Но тогда, сами понимаете, исходя из категорий философии, это ЛОЖНОЕ знание, ибо знание, которое не соответствует действительности независимо от познающего субъекта.
Монахам средних веков тоже совершенно справедливо казалось, что Земля плоская и стоит на трёх китах…
Меня заинтересовало выражение «конвенционный город». Погуглил. Вот Ожегов, например: «Международный договор по какому-н. определённому вопросу». Ну, понятно. От слова «конвенция», т. е. согласие. Но какие города, вообще, конвенционные? Разве что крохотные сельские коммуны. Прилепившиеся, главным образом, в европейским горным кряжам. Все друг друга знают, все договорились не гадить на улицах и друг другу на головы – и всё хорошо, всё в шоколаде, наверное, швейцарском. Франкфурт, как многие другие большие города – это город одиночек, расползшихся по своим домикам, по своим квартиркам, а «конвенцию» поддерживает полиция, которой, как не раз писал наш Владимир Залесский, глубоко фиолетово, босой ты или обутый. Ну, разве что к размахиванию гениталиями есть претензии, но это же совсем другая история… Остальным всё глубоко фиолетово.
Может, Ирина ошиблась? Может, она имела в виду «конвенциональный (знак) - англ. sign, conventional; нем. Zeichen, konventionales. Условный, произвольный репрезентант обозначаемых объектов». Ну, тут вообще белиберда получается.
Хотя, если вдуматься, совсем нет. Эта «оговорочка по Фрейду» значима.
Условности – вот что имеет значение для философии, излагаемой Ириной. Условные знаки, коды, понятия. «Костюм рыбака» ей не понравился – хотя никакой это не рыбачий костюм, просто свободные шорты и всё. Давит на мозги «Домострой», окучивавший наших соотечественников ещё в середине девятнадцатого века? Женщина должна ходить ТОЛЬКО в платье-юбке, мужчина – ТОЛЬКО в брюках. И точка. Ну, давайте вернёмся туда, в этот галантный век, и будем, как Онегин, надев широкий боливар, с тусою ездить на бульвар…
Не выйдет. Выросли мы из этих ограничений. А кто-то остался.
«А вот чтобы по асфальту в городе пойти – для этого нужен особый повод» - говорит наша героиня. Какой повод, Ирина? Катастрофа с туфлями, сломанный каблук, натёртые мозоли, ливень, разрешение градоначальника или одобрение Бундестага? А просто ваше желание – избавиться от обувной колодки, прикоснуться голой подошвой к реальной поверхности, пусть и асфальту, но в европейских городах полно и травы – этого мало? Почему для такой малости надо какие-то «особые» поводы, обстоятельства и так далее?! И, допустим, вот он, особый повод найден – но ты же ведь пойдешь широкими шагами своих длинных красивых ног, и всё равно будешь «эпатировать»… А это уже криминал. Это в твою картину мира не укладывается.
Ладно. Ирина тут отговорилась тем, что я уже слышал-переслышал множество раз: у меня, мол, удобная обувь, не возникает желания её снять. Вы уж простите меня, старого зануду, но я не верю. Я последние двадцать лет общаюсь исключительно с женщинами и знаю, что даже самая удобная обувь часто достаёт так, что… что «это». Ну, вот я тоже расшифровывать не буду.
Но вернёмся к философии. В конце концов, не так уж важно, что сказала Ирина про босые ноги. Но, суммируя впечатления и ощущения, не могу не обнаружить на самом-самом донышке горьковатый осадок. Эх! Было время. Были и мы рысаками. Стройотряды, песни, задорная юность, партия, дай порулить и всё такое… А годы берут своё. И мы становимся конформистами. Задумываемся о конвенционности, о недопущении эпатажа, обрастаем уютным немецким домом, работой, круглозадой современной машиной.
Нет, ребята, там свободы нет тоже, я это как-то уже говорил, и повторю сейчас. Там тоже давящий дух совка, только разговаривающий по-немецки и дышащий пивным перегаром. Там тоже соседи, коллеги, «приличные» друзья, и вообще – орднунг юбер аллес. Там тоже воняет мертвечиной, несмотря на всю политкорректность.
Так что будете в «конвенционном городе» - упаси вас Господь разуться. Не поймут. Эпатируете.
Вон вам для ходьбы босиком – поля, луга, своя квартира…
В общем, я-то её простил. И благодарен за хорошее интервью. Я философию не прощаю, не нравится она мне.
А так – вполне себе ничего.
Игорь Резун, шеф-редактор портала «Босиком в России», член Союза журналистов РФ.