«Вот почему я о нем думаю».
Не потому, что все еще верю, что мы созданы друг для друга, или произошедшее между нами безумие было чем-то сказочным, а потому что мне не удалось вызволить незнакомца из тюрьмы, которая, вне всякого сомнения, лишила его последних остатков доброты и выплюнула озлобленным, циничным и жестоким.
Я не сдержала свою клятву.
Жизнь за жизнь.
Он меня спас.
«А я его нет».
Долгие месяцы я пыталась разыскать незнакомца. Обзванивала полицейские участки, окружные тюрьмы, даже нескольких бесплатных адвокатов, чтобы узнать, не попадало ли к ним его дело.
Но ничего.
У меня не было имени и только неопределенное описание — мешала его густая щетина, ночь и толстовка.
Оставшаяся у меня в сознании картинка была скорее загадкой и влюбленностью, чем четким образом, подходящим для художников-криминалистов или для внятных описаний.
Как будто его никогда и не существовало.
Но я знала, что это не так, потому что все еще думала об ожерелье с сапфировой звездой, и каждый раз, когда мне удавалось умыкнуть кусочек шоколада, в моем сознании вспыхивал незнакомец. Я должна это пережить. Это была всего одна ночь. Глупая влюбленность девятнадцатилетней девчонки.
Теперь я стала взрослой.
Заваленной работой и совершенно эмоционально вымотанной. Сейдж постарела, но по-прежнему каждый день приходила со мной в офис, по-прежнему мурлыкала у меня на коленях, когда я уже плохо соображала от цифр и таблиц, и по-прежнему прижималась ко мне в постели, когда меня одолевало одиночество из-за мыслей о жизни, которой я лишена.
Два года назад у моего отца случился инфаркт, мне пришлось распрощаться со своей юношеской инфантильностью и больше не сетовать на судьбу. Врачи сказали, что папа вскоре поправится, но должен уйти с руководящей должности.
Последнее подписанное мной завещание вступило в полную силу, и он назначил меня единственным распорядителем, имеющим контрольный пакет акций и решающее слово по всем вопросам.
Если раньше мужчин моего возраста пугал мой статус наследницы, то теперь, когда я сделалась главой концерна, завязывать отношения стало совершенно невозможно.
Папа верил в любовь.
А я — нет.
Не потому, что я этого не хотела, а потому, что дело всей моей жизни лишило меня такой возможности. Мне пришлось признать, что у меня нет времени на романтические отношения, нет сил на свидания и нет никаких перспектив в партнерстве, кроме расширения бизнеса.
Мне так повезло по сравнению с остальными людьми.
«Любовь — это небольшая цена».
Я жила и дышала своей компанией, и, когда у меня по какой-то случайности выдавались свободные вечера, папа был полон решимости свести меня с Грегом — сыном Стива.
Не важно, что Грег меня не интересовал.
Меня не трогало то, что он всего на три года старше меня и получил степень бакалавра по бизнесу в Йеле. Он был скучным и лишенным чувства юмора. В общем, полной противоположностью Стиву, который знал меня еще ребенком и, когда я начала управлять «Бэлль Эль» постоянно шутил и давал всем смешные прозвища.
Я считала его своим дядей, хоть и не имела с ним кровного родства.
Грег был ненужным двоюродным братом, с которым я бы предпочла состоять в родстве, так что у меня были веские основания отвергать его ухаживания.
Сейдж толкнулась мне в ногу, тихонько мяукнув под столом, где все это время сидела в корзинке, полной одеял и игрушечных мышек.
— Да, да. Знаю, что он просто обо мне заботится.
Папа хотел, чтобы я вышла замуж и нашла партнера, который помог бы мне в управлении «Бэлль Элль». Он встретил маму, когда ему исполнилось двадцать, и это была любовь с первого взгляда. Он не мог понять, почему в свои двадцать два я еще никого себе не нашла.
Очевидно, ему и в голову не приходило, что я была влиятельной женщиной во все еще сексистском мире, где мужчины (даже если они в этом не признавались) воспринимали отношения с женщиной, у которой зарплата больше, чем у них, как потенциальную кастрацию.
Погрузившись в свои мысли, я усердно работала над отчетами нашего филиала в Гонконге, когда в дверь моего кабинета неожиданно постучала Флёр.
— Сейчас шесть вечера, Вам через тридцать минут уезжать.
— Ого, серьезно? Мне кажется, что всего пять минут назад было два часа дня.
Девушка усмехнулась и перекинула через плечо свою длинную каштановую косу.
— Как и всегда, когда Вы с головой уходите в работу, то теряете счет времени, — она впорхнула в кабинет с пакетом из химчистки, в котором находилось черное платье.
Положив его на подлокотник кожаного дивана, Флёр сказала:
— Не понимаю, почему Вы не даете мне принести для Вас из магазина что-нибудь более веселое и яркое. Что-то мне подсказывает, что Вам бы очень пошел зеленый, — она подняла руки, создав вокруг моего лица воображаемую рамку. — Насыщенный изумрудный. Или, может, ярко-сапфировый, как та звезда, которую Вы постоянно рисуете, когда разговариваете по телефону с поставщиками.
Я от нее отмахнулась.
— Черный подойдет.
— Вы всегда носите только черное.
— Черный — это бизнес и порядок во всем.
— Но жизнь — нет, — она грустно улыбнулась. — Жизнь — это веселье и суматоха.
Отойдя к двери, девушка добавила:
— Вы должны помнить, что когда-нибудь...
Она ушла прежде, чем я успела ее уволить. Хотя, я вряд ли бы уволила Флёр, потому что без нее и Сейдж мне не с кем было поговорить, за исключением моего отца.
Я уставилась на черное платье.
Я бы не стала лгать, утверждая, что мне было бы не весело носить другой цвет, но у меня не оставалось времени на веселье, шоппинг и модную одежду. Я работала, чтобы всем этим наслаждались другие люди, оставляя свои деньги в кассах наших магазинов.
Вздохнув, я потерла шею и, сохранив документ, закрыла ноутбук.
Зная распорядок и решив, что работа на сегодня закончена, Сейдж принялась тереться о мои ноги.
— Боюсь, домой мы не поедем.
Сейдж насупила свою маленькую мордочку и грустно опустила усы. Подняв с пола серебристую кошку, я посадила ее на стол и встала, готовясь к этой пародии на свидание.
Я поцеловала ее в мохнатую голову.
— Не смотри на меня так. По крайней мере, ты можешь вздремнуть в машине. А мне вот придется разговаривать этим придурком.
Она высунула язык и срыгнула комочек шерсти.
— Да, вот именно. Меня тоже тошнит.
Направившись к дивану, чтобы забрать ужасное платье, я пробормотала:
— Чем скорее закончится этот ужин, тем скорее я смогу вернуться домой и забыть.
И постараться уснуть.
Чтобы снова стать девятнадцатилетней и целоваться с незнакомцем.
Глава двенадцатая
Ресторан, как обычно, был битком набит посетителями.
В пятницу вечером в «Плакучую иву» любили захаживать сильные мира сего. Закусочная открылась четыре года назад, и за это время прославилась своей изысканной кухней, атмосферой декаданса и джин-баром с самым богатым в Нью-Йорке выбором напитков. Дорогой эксклюзивный алкоголь считался особой гордостью этого заведения. Там даже имелся джин стоимостью десять тысяч долларов за рюмку.
Нелепость.
— А, вот и ты! — раздался голос моего отца, когда я подошла к зарезервированному столику в глубине зала.
Кабинка сверкала глубоким бирюзовым светом, а над круглым столом висела люстра, имитирующая ветви ивы.
— Привет, папа, — я поцеловала его в щеку, радуясь, что у него появился румянец, и загорелись глаза.
Несмотря на то, что врачи сказали ему сбавить обороты, он этого не сделал. Папа по-прежнему проводил долгие часы в своем кабинете и нервничал, постоянно думая о моем будущем и о том, с кем я останусь, если он вдруг умрет.
Мой отец был очень сложным человеком, но в двух словах его можно было охарактеризовать как плюшевого мишку. Он имел привычку игнорировать практические аспекты ради счастья.
— Ты прекрасно выглядишь, — папа схватил меня за руку, заставив повернуться кругом.
Черное платье на тонких бретельках развивалось вокруг моих колен. Лиф красиво облегал фигуру, но в целом оно было очень простого фасона и цвета.
Вот почему товары «Бэлль Элль» так хорошо продавались — не потому что были какими-то особенными, а потому, что идеально подчеркивали аксессуары. Прозрачные шарфы отлично смотрелись с тонкими бретельками, ожерелья выглядели дорого и изыскано, и даже крупные серьги приобретали вид высокой моды, а не клона хай-стрит.
Сегодня единственным моим аксессуаром была темно-синяя шаль, тени для век и более густой слой туши. Светлые волосы ниспадали ниже поясницы. Всю свою энергию я тратила на компанию, а не на себя, и меня не особенно волновало, видно это или нет.
Когда из-за стола встал Грег и поцеловал меня в обе щеки, я еле сдержала стон. На мой локоть опустилась его рука, слегка влажная и раздражающе липкая.
— Ты выглядишь великолепно, Ноэль.
«Ненавижу, когда он меня так называет».
Я уже несколько десятков лет не Ноэль.
Я была Элль из «Белль Элль».
Королевой розничной торговли.
Я натянуто улыбнулась.
— Спасибо. Ты и сам неплохо выглядишь.
Я одобрительно кивнула на его черные брюки и слишком большой для него смокинг. Лацканы были отделаны бархатом. На любом другом мужчине это, вероятно, выглядело бы изысканно и сексуально. Но на нем... убейте меня.
Не то чтобы он был уродлив — отнюдь. У Грега были великолепные темно-русые волосы, точеные черты лица и подтянутая фигура. Меня отталкивало то, что таилось в его взгляде. Не было никакой...связи. Ни искры, ни флера шоколада. И иногда, всего лишь иногда, я чувствовала в нем темноту, которая не имела ничего общего с тем, что я постоянно отклоняла его приглашения на свидания.
В нем было что-то такое, из-за чего я побаивалась оставаться с ним наедине даже на людях.
Как правило, я списывала свое разыгравшееся воображение на легкую травму от того, что несколько лет назад меня насильно затащили в переулок.
Мне следовало перестать искать во всем тайный смысл и ожидать худшего.
Я оглядела Грега и посмотрела на его отца, Стива.
— Привет.
Стив не потрудился выйти из кабинки, но послал мне воздушный поцелуй. С годами его волосы поседели, но чувство юмора осталось прежним.
— Ты такая красивая, как та кукла Барби, которую ты обожала до появления Сейдж.
Я закатила глаза.
— Ты только что назвал меня Барби? Прилюдно?
Стив пожал плечами.
— Эй, это не оскорбление. Просто говорю, что у тебя тонкая талия, красивая грудь и светлые волосы, — он провел рукой по своему повседневному серому пиджаку. —Посмотри на меня, я идеальный Кен — ну или, по крайней мере, был им несколько лет назад.
Я рассмеялась, изо всех сил стараясь расслабиться, хотя Грег все еще не отпускал мою руку.
Меня спас отец, притянув к себе и легонько подтолкнув в кабинку. Я охотно заняла свое место между Стивом и папой, лицом к Грегу.
Что-то коснулось моей лодыжки.
Я взглянула в зеленые глаза Грега. По всей видимости, я оказалась слишком близко, чтобы он мог беспрепятственно со мной заигрывать, касаясь ногой. Я нацепила на лицо ту же улыбку, какой улыбалась придуркам из совета директоров, хотя мне хотелось проткнуть его морду ножом для стейка.
— Ну что, Элль, у тебя завтра много работы? — ухмыльнулся Грег и под столом надавил ногой мне на пальцы. — Не хочешь сходить в кино или еще куда?
Нам принесли напитки — хорошо быть известными и постоянными клиентами этого заведения. Официант поставил отцу и Стиву чистый виски, Грегу — джин с тоником, а мне — безалкогольный Дайкири.
После той ночи и встречи с незнакомцем, я не только окончательно потеряла свободу, но и возможность напиться. Не то чтобы мне не хотелось спиртного, но поскольку каждый день я принималась за работу до восхода солнца, у меня не было времени на похмелье.
В один прекрасный день сдерживающая меня узда лопнет, и тогда я сойду с рельсов и причиню невыразимую боль отцу своей глупой безответственностью. Я напьюсь до бесчувствия, пересплю с незнакомцем и возьму больничный на целую неделю.
Но не сегодня.
— У меня всегда много работы, Грег, — невинно похлопала ресницами я. — Боюсь, у меня никогда не будет времени на такие вещи, как поход в кино.
— А как насчет прогулки?
— И на это тоже.
— А на поездку в карете по Центральному парку?
Вспомнив арест и последующее исчезновение мужчины в Центральном парке, я перестала улыбаться.
— На это уж точно времени не найдётся, — кашлянул папа. — Сейчас, Элль, ты говоришь так, будто я эксплуататор.
Я тихо рассмеялась.
— Не ты, папа. А компания.
Отец посерьезнел, пытаясь понять причину моего нежелания. Я бы никогда не созналась ему, что чаще всего прикрывалась работой как причиной отмазаться от свиданий, поскольку приглашал меня на них только Грег, и тот только потому, что из-за давней дружбы наших отцов считал, будто хорошо меня знает.
Не говоря уже о том, что если он на мне женится, то получит империю, в которой вырос благодаря Стиву. Я не могла упрекать Грега за желание контролировать то, что всегда было огромной частью его жизни.
Но я могла это предотвратить.
Стив рассмеялся, подняв бокал виски.
— Выпьем за трудоголика, который чертовски хорошо справляется со своей работой.
Я не знала, хочу ли за это выпить, но все же чокнулась с ним бокалами.
Явился официант, чтобы принять наш заказ, поскольку меню тут менялось каждую неделю. Не успела я взглянуть на новые фирменные блюда, как мой отец выскользнул из кабинки и пробормотал, что скоро вернется. У меня заныло сердце. Я невольно потерла грудь от нахлынувшей на меня любви к седовласому мужчине в безупречном костюме-тройке.
«Куда он пошел?»
Я знала, что огорчила отца, отказавшись от ухаживаний Грега, но мне совершенно не хотелось уколоть его тем, как много я работаю.
Это было несправедливо.
Грег прервал мои невеселые мысли, громко продиктовав свой заказ:
— Я возьму оленину. С кровью.
Стив поджал губы, затем сказал:
— Я тоже.
Он положил тяжелое меню на стол, выжидающе глядя на меня.
— А ты, Элль? Знаю, что из-за своего сердца твой отец будет есть курицу или рыбу, но ты?
Я быстро просмотрела меню. У меня не было аппетита, и мои мысли находились в другом конце зала, в джин-баре, в той стороне, где только что исчез мой отец.
— Мне...э-э... лосося, пожалуйста.
— Нет проблем.
Официант принял заказ, сунул в карман жилета электронное устройство, с помощью которого, по всей видимости, уже отправил заказ на кухню, и собрал меню. Как только он ушел, над столом повисло неловкое молчание.
Стив взглянул на меня, потом на Грега.
— Итак, вы двое, что нового в мире двадцатилетних?
Я улыбнулась ради него, а не ради Грега.
— Ну, про мой мир ты все знаешь. Ты каждый день видишь меня в офисе.
— А про мой ты знаешь, потому что каждый день видишь меня дома, — закатил глаза Грег.
Ему было двадцать пять, и он все еще жил дома с родителями.
Здесь я могла потешить свое самолюбие и взглянуть на Грега свысока. Несколько месяцев назад я переехала из особняка в собственную квартиру на верхнем этаже, всего в двух зданиях от главного офиса «Белль Элль».
Я схитрила и купила её полностью меблированной, так что кое-что из обстановки было не в моем вкусе, но у меня не осталось времени на дизайн интерьера, посещение универмагов и даже собственного магазина в поисках декора. Чтобы уехать из дома, мне потребовалось все мое мужество, особенно после папиного инфаркта, но я больше не могла там находиться.
Папа все понял.
Он меня поддержал, помог собрать и перевезти скудные пожитки из спальни и несколько безделушек из гостиной.
В первую неделю Сейдж устраивала мне кошачьи концерты, отчитывая меня за то, что я забрала ее из особняка, где она по ночам прокрадывалась в сад и делала все то, что свойственно кошкам. На новом месте она была ограничена стеклом и бетоном и смотрела на облака, а не на грызунов.
— Нравится жить в собственном доме, Элль? — будто прочитав мои мысли, спросил Стив.
Я пожала плечами, разглаживая на коленях салфетку.
— Да. В здании отличный сервис с тренажерным залом и бассейном. Даже раз в месяц устраиваются киновечера и тусовки для соседей.
«Не то чтобы я хоть куда-то из всего этого ходила».
— Это потрясающе, — ухмыльнулся Стив. — Может, Грег как-нибудь к тебе заедет, и ты покажешь ему, как легко жить одной. Хватит ему уже путаться у меня под ногами.
— Да, хорошая шутка, старина, — усмехнулся Грег, потягивая джин с тоником.
Я вздрогнула, изо всех сил пытаясь скрыть ужас при одной мысли о том, что Грег окажется у меня в квартире. Со мной. Наедине. О том, что он меня поцелует. Снимет с меня платье и прикоснется ко мне. Увидит меня голой и засунет свой…
«Ладно, хватит».
Я больше не жила с отцом и значилась одной из немногих богатейших женщин в списке «Forbes». Я многого добилась, но на самом деле... за три года, прошедшие с моего первого поцелуя, ничего не изменилось.
С тех пор меня никто не целовал — если не считать дружеский чмок в щеку от любящего отца. Я ни перед кем не раздевалась, ни перед мужчиной, ни перед женщиной. Надо мной тяготело какое-то проклятье — у меня не было времени, чтобы потерять девственность.
Как правило у меня и не возникало такого желания, потому что я работала как лошадь. Но иногда по ночам я вспоминала, каково это — когда к тебе прикасается мужчина, ласкает тебя своим языком, и физически жаждала чего-то, чего еще не понимала той ночью на бейсбольном поле.
И удовлетворяла себя самостоятельно, в чем стала большим специалистом.
— Да, Элль. Я могу приехать...скажем, на следующей неделе? — Грег потерся ботинком о мою ногу, зацепив колготки и, без сомнения, оставив на них затяжку. — Захвачу бутылку вина. И мы, наконец-то узнаем друг друга поближе.
Стив нахмурился, услышав такой явный намёк на секс, но вмешиваться не стал. В конце концов, мы уже не дети. Да, у нас были два назойливых старика, которые пытались устроить нашу личную жизнь, но я не собиралась уступать.
Только не с такими перспективами.
Кстати, о моем назойливом старике.
Где он?
Официант принес четыре восхитительно пахнущих блюда. Еда была искусно разложена на бирюзовых тарелках с серебряным узором.
Я не спеша вышла из кабинки и, проигнорировав вопрос Грега, улыбнулась Стиву:
— Прошу прощения. Пойду скажу отцу, что ужин на столе.
— Да, хорошая идея, Элль, — кивнул Стив, уже взяв нож и вилку, чтобы приняться за еду.
Грег прищурился, одарив меня натянутой улыбкой.
— Прекрасно. Я никуда не уйду.
Невольно содрогнувшись, я выскользнула из кабинки. Постукивая каблуками по мрамору с серыми прожилками, я покинула оживленный ресторан и вошла в уютный джин-бар. Стены от черного потолка были отделаны шумопоглощающими панелями из тикового дерева. У длинной стойки бара аккуратно выстроились барные стулья с отполированными хромированными ножками и мягкими кожаными сидениями, а расставленные в полумраке удобные кресла располагали к доверительным разговорам и заключениям контрактов.
В воздухе витал запах алкоголя и сигарного дыма. Я понятия не имела, как «Плакучей Иве» удалось обойти запрет на курение, но, приближаясь к бару, видела, как сидящие там мужчины выпускали изо рта серебристые струйки.
Умело расположенные светильники выгодно подсвечивали выставленные в баре бутылки. Все двадцать две сотни — по словам владельца, который хвастался этим на открытии этого заведения. Бутылки с алкоголем сверкали, как светлячки, соблазняя посетителей пробовать все больше и больше, пока они не найдут в спиртном свою родственную душу.
Я ожидала увидеть папу, задумчиво уставившегося в бокал с виски. Иногда он так делал, когда я выходила из себя, или его мучили воспоминания о маме.
Сегодня был не тот случай.
Я резко остановилась.
«Он смеется с совершенно незнакомым человеком».
Папа сидел на барном стуле, уперев ногу в хромированную подставку, со стаканом виски в руках (как я и предсказывала), но не потерянный. Его лицо было живым, взгляд открытым и веселым. Я уже много лет не видела его таким воодушевленным.
Это меня радовало и в равной степени беспокоило.
Я посмотрела на мужчину, с которым он беседовал. Парень сидел ко мне спиной, но покрой его костюма был безупречен; фигура — подтянутой и стройной, а волосы густыми и темными с проблеском более светлых прядей, которые могли быть творением модного парикмахера или просто выгореть на солнце.
От отца с его собеседником меня живой стеной загораживала стоящая передо мной пара, но я подошла достаточно близко, чтобы услышать, как мой отец сказал:
— Ну, это потрясающе. Вам действительно стоит с ней познакомиться.
«Потрясающе? Что потрясающе?»
Судорожно втянув воздух, я услышала смех незнакомца:
— Для меня было бы честью с ней познакомиться. Уверен, что она так же прекрасна, как Вы ее описываете.
«Они говорят обо мне?»
Загораживающая меня пара ушла, и мне не за что было спрятаться. Я должна была подойти и представиться. Перестать подслушивать и начать вести себя как профессионал. Но что-то в разговоре отца с незнакомцем меня насторожило.
Смешавшись с толпящимися в баре людьми, я медленно приблизилась к двум мужчинам, с каждым шагом все больше вслушиваясь в их разговор.
— Моя дочь очень многого достигла, — в голосе отца мелькнули нотки гордости. — Но Вы сами, похоже, довольно успешны, так что это не должно стать проблемой.
— Проблемой? — мужчина поднял бокал и сделал глоток. — Уверяю Вас, с женщинами у меня никогда проблем не было.
Ох, эта сочащаяся из него самоуверенность.
Папа усмехнулся.
— Я не говорил, что с ней будут проблемы. Скорее, что, если Вы сами успешный человек, то Вас не должна сбивать с толку ее сила.
«О, Боже, о чем он говорит?»
Куда делся мой отец? Когда он успел превратиться в букетно-конфетного романтика, пытающегося свести меня с первым попавшимся мужчиной, прошедшим его некудышное собеседование?
«Он всегда был таким».
И меня бесило то, что это правда.
Незнакомец кивнул.
— Я понимаю, что состоятельная женщина, занимающая руководящую должность в многомиллионной корпорации, большинству мужчин может внушать ужас, — он наклонился к отцу. — Однако могу Вас заверить, что со мной этого не произойдет.
Он говорил так, будто мой отец уже выдал меня за него замуж и уложил к нему в постель.
Я стиснула зубы, услышав, как папа сказал:
— Должен признаться, я никогда прежде о Вас не слышал. Вы недавно в Нью-Йорке?
Мужчина повращал в бокале свой напиток.
— Да. Приехал несколько месяцев назад. К сожалению, мой покровитель был не здоров, и мы нуждались в лечении, которое здесь было возможно только на экспериментальном уровне.
— О, мне очень жаль.
Когда отец выразил этому совершенно незнакомому человеку такое сочувствие, я невольно сжала руки в кулаки.
— Значит, Вы не женаты? Планируете остаться в городе?
С ума сойти! Уровень моего смущения только что достиг вселенских масштабов.
— Да. Обычно я не хожу на свидания. Но теперь, когда мой покровитель пошел на поправку, могу развлечься активным поиском.
Развлечься? Активным поиском? Я в негодовании сжала кулаки. Да кто вообще этот человек?
— Моя дочь не какой-то трофей, мистер Эверетт. Если я Вас представлю, Вы должны дать мне слово, что не будете ее использовать.
Это перешло все границы. Я должна была что-то сделать. А именно, выплеснуть что-нибудь мистеру Эверетту в лицо.
— Поверьте. Не сомневаюсь, что один взгляд на Вашу дочь, и я буду счастлив вести моногамный образ жизни, пока она не узнает меня поближе, — мужчина снова поднял свой бокал, и я мельком увидела его профиль, точеные скулы и красивый подбородок.
Я напряглась. Он говорил так, будто я была уже решенным делом. Что он заставит меня влюбиться в него, не пошевелив при этом и пальцем.
Мне хотелось его убить.
Но потом еще больше мне захотелось убить отца, когда он улыбнулся и сказал:
— Уверен, что Элль Вам понравится. Она красива и невероятно умна.
Мистер Эверетт усмехнулся.
— Нисколько не сомневаюсь, что тоже смогу понравиться Вашей дочери. Видите ли, у меня дар.
— Дар? — отец напрягся, заметив наглую уверенность этого мужчины, за которого он пытался выдать свою дочь. — Что за дар?
— Дар воздействовать на женщин, которые не выносят противоположный пол. Способность убедить их перестать всё контролировать и хоть немного расслабиться.
«Твою ж мать».
Я редко материлась, но твою ж мать, твою ж мать!
Этот парень...У меня не было слов, чтобы описать его наглость.
Папа взглянул на свой нетронутый бокал с виски.
— Признаю, что Элль, похоже, не нравятся предлагаемые мной кандидаты, — его лицо посерьезнело. — Но я всего лишь хочу, чтобы она была счастлива. Чтобы нашла человека, который помог бы ей в управлении компанией. С кем бы она могла иногда посмеяться.
Голос отца стал тихим от грусти.
— Она так давно не смеялась. Я о ней беспокоюсь.
Если бы я не была так зла, то задохнулась бы от захлестнувшего меня чувства вины. Охваченная смешанными эмоциями, я вышла из своего укрытия, сделав шаг вперед.
Однако мистер Эверетт быстро избавил меня от угрызений совести, сказав:
— Познакомьте меня со своей дочерью, мистер Чарльстон, и я обещаю Вам, что заставлю ее…
— Заставите меня сделать что? — я топнула каблуками, скрестив на груди руки.
У меня бешено колотилось сердце, а прерывистое дыхание угрожало выдать мою обиду и раздражение.
Я сердито уставилась на обоих мужчин.
Мой отец тут же сник, поняв, что облажался. Но незнакомец лишь вперил в меня свой пронзительный взгляд, и я почувствовала, как по спине пробежал холодок.
Он казался ледяным и непроницаемым.
Респектабельным и неприступным.
Влиятельным и недосягаемым.
Мой худший кошмар в совершенной упаковке.
Я отвела от него глаза и, собрав весь свой гнев, выпалила:
— Вы тут сидите и планируете мое будущее так, будто имеете надо мной власть. Что? Думаете, что сможете заставить меня в Вас влюбиться? Встать перед Вами на колени? Исполнять все Ваши прихоти, о, господин? — фыркнула я. — Какой же Вы омерзительный наглец!
Мистер Эверетт потер нижнюю губу, на которой поблескивала капля алкоголя.
— Если дадите мне немного времени, я докажу Вам, что могу заставить Вас делать все это... и не только.
Я потрясенно пробормотала:
— Простите, что?
Отец поднялся, встав между мной и проклятым мистером Эвереттом.
— Сэр, не думаю, что при первом знакомстве уместны такие разговоры.
— Ты серьезно? — я уставилась на отца, будто он тоже был незнакомцем. — Когда такие разговоры вообще уместны? Когда он прикует меня наручниками к чертовой кровати и заставит готовить ему ужин? Боже, папа.
Я всплеснула руками, от негодования мою кожу залил румянец.
— Вау. Просто вау. Вы оба.
Папа попытался было меня урезонить, но я отшатнулась и подняла указательный палец.
— Нет, не собираюсь этого слушать, — развернувшись, я резко оглянулась, изо всех сил стараясь не замечать мистера Эверетта и того, как его взгляд задержался у меня на груди, а затем скользнул к моим губам. — О, и, папа, когда закончишь строить их себя худшую в мире сводню, твой ужин на столе.
Я бросилась прочь, не в силах сделать свой уход таким молниеносным, как бы мне хотелось, поскольку меня затормозила теснящаяся в баре толпа людей. Они вальяжно стояли с полными бокалами и болтали о вещах, на которые мне было плевать.
Я хотела оттуда выбраться.
Я почувствовала на плече что-то теплое и твердое, каким-то образом пробравшееся под наброшенный шарф и коснувшееся моей кожи.
— Прежде чем Вы уйдете...
Развернувшись, я оказалась лицом к лицу с мистером Эвереттом и почувствовала, как душа ушла в пятки.
Вблизи он был еще более ошеломляющим.
Черт бы его побрал.
Будь он проклят.
Его темные глаза были умными и проницательными, губы — идеально очерченными, а по подбородку к шее шла легкая щетина. Мистер Эверетт сглотнул, и я увидела, как у него дрогнул кадык. Красивый рельеф мышц, угадывающийся под его шелковой серой рубашкой с открытым воротом, непонятным образом меня взволновал.
Этот мужчина был чистым, стопроцентным мачо, он смотрел на меня, как на женщину, уже принесшую себя в жертву на алтарь его самолюбия, и теперь собирался полакомиться ее душой.
Я скрестила руки на груди, чтобы не взорваться. Чтобы мое ополоумевшее сердце не выпрыгнуло из груди прямо ему под ноги.
— Что? Что Вы хотите?
Его глаза потемнели до цвета патоки.
— Я хочу…
К нам подошел мой отец, на его лице застыла настороженность и беспокойство.
— Сейчас, Элль. Позволь мне должным образом представить вас друг другу.
— Думаю, мистер Эверетт уже сказал все, что мне нужно было услышать, — я наклонила голову. — Разве не так?