Как только мои ноги коснулись противоположного тротуара, мужчина повторил мои действия.
«Дерьмо».
Он остановился в нескольких шагах от меня, и в ушах эхом отозвался скрежет его грязных кроссовок. Его руки спокойно свисали по бокам, длинные ноги были затянуты в черные джинсы, а на темно-серой толстовке виднелись красные пятна, и я очень надеялась, что они от кетчупа, а не от другой пугающей жидкости.
Я перестала дышать.
Мне показалось, что мир надо мной смеется. Хочет показать, что одна я всегда подвергаюсь опасности. Что оба раза, когда я в кои-то веки осталась без присмотра отца, Дэвида или какого-нибудь другого мужчины, я тут же становилась жертвой проходимцев.
Может, вселенная была сексисткой и так учила меня, что без мужчины мне не выжить?
От охватившего меня гнева страх улетучился.
— Чего ты хочешь?
Мужчина усмехнулся.
— Денег.
— У меня их нет. Я оставила сумочку у водителя.
«Черт, не надо было упоминать водителя».
Он облизнул губы — единственное, что было видно под капюшоном.
— А, ты одна из этих.
— Из каких?
— Из этих богатеньких сучек, — мужчина подошел ближе, воняя немытым телом и нечистотами. — Отдай мне деньги, и никто не пострадает.
Три года назад я бы позвала на помощь и кинулась прочь.
Теперь я была на каблуках, и у меня все болело от секса. Я стала старше. И постоянно сражалась с мужчинами в корпоративном мире. Если ему нужны деньги, прекрасно. Пусть пойдет и заработает, а не отбирает их у невинных пешеходов.
— Уходи. Мне это не интересно.
— Не интересно? — мужчина склонил голову набок. — С чего ты взяла, что я веду с тобой переговоры?
Я скрестила руки на груди, очень надеясь, что он не видит под ними мою порванную блузку.
— Не важно. Я тебе ничего не дам.
— Нет, бл*дь, дашь, — он сжал кулаки. — И немедленно.
— Я не вру. У меня нет денег.
Мужчина сделал еще один шаг, заставив меня отступить.
Его губы изогнулись в злой ухмылке.
— Тогда драгоценности, — окинув меня взглядом, он заметил на мне серьги с кристаллами. — Вот. Давай сюда.
Не задумываясь, я вытащила их из ушей и протянула ему. Больше на мне ничего не было. Ни браслетов, ни колец. Единственным моим любимым украшеньем было ожерелье с сапфировой звездой, украденное у меня при таких же обстоятельствах.
— И все остальное, бл*дь, — мужчина сжал в руке мои тридцатидолларовые серьги, взятые из линейки бижутерии «Бэлль Элль» в качестве образца, будто они были бриллиантом Хоупа. (Бриллиант Хоупа — крупный бриллиант массой в 45,52 карата глубокого сапфирово-синего цвета и размерами 25,60×21,78×12,00 мм. Находится в экспозиции Музея естественной истории при Смитсоновском институте в Вашингтоне (США) — Прим. пер.)
Я развела руками, проклиная свою дрожь.
— Я же сказала. У меня больше ничего нет.
— Брехня.
— Я говорю правду.
Мужчина снова шагнул ко мне. На этот раз я не двинулась с места, хотя мое сердце снова было готово схватиться за сигнальный свисток.
— А что, если я тебя обыщу? Проверю, не врёшь ли ты?
Я стиснула зубы.
— Только дотронься, и тебе конец.
Он рассмеялся; смех эхом отскочил от зданий, ставших молчаливыми свидетелями нашей перепалки.
— Конечно, сучка. И что ты сделаешь? Пырнёшь меня туфлей?
Я взглянула на свои лакированные туфли-лодочки в тон серьгам.
— Спасибо за идею.
Скинув одну туфлю, я быстро ее подхватила и замахнулась длинной металлической шпилькой.
— Ты забрал всё, что у меня было. Теперь проваливай.
Откинув капюшон, мужчина оскалился. Он не был ни уродлив, ни красив. Обычный жадный вор, совершающий плохие поступки.
— Я так не думаю, богатенькая сучка.
Ничто в нем не показалось мне знакомым, но он был одиноким мужчиной в толстовке поздно ночью.
Я никогда бы себе не простила, если бы не удостоверилась.
Сжавшись от страха, я, вопреки инстинкту самосохранения, подалась вперед. Внимательно вгляделась в его лицо. Пытаясь прояснить вопрос, мучавший меня с той секунды, как появился этот человек.
«Это он?»
Мой незнакомец?
Но надежда обратилась в прах.
«Это не он».
Этот мужчина был старше — ему уже перевалило за тридцать. Зубы у него были черные, кожа желтоватая, волосы жидкие и редеющие. Он был тощим и ростом примерно с незнакомца, но моим спасителем он точно быть не мог. Если только его изрядно пообносившимся старшим братом.
Мужчина рванулся вперед, схватив меня за грудь вонючими пальцами.
— Не можешь мне заплатить, тогда я могу тебя попортить.
— Убери от меня свои чертовы руки! — я отшатнулась, размахивая туфлей и изо всех сил стараясь его треснуть.
Пригнувшись, он меня схватил.
Я ударила.
Острый каблук врезался ему в висок, и я возликовала.
— Бл*дь! — он попятился, держась за ушибленную часть головы.
Именно это мне и было нужно.
Сбросив вторую туфлю, я повернулась и превратилась во что-то, что могло быстро смыться. В кролика, газель, лошадь, птицу.
Я собрала все силы и босиком бросилась наутёк.
Я не обращала внимания на впивающиеся мне в ступни камешки. Не вскрикнула, наступив на осколок разбитой пивной бутылки. И не заплакала, когда все мое тело взвыло от боли из-за того, что мне и так нездоровилось, а теперь еще пришлось скакать галопом.
Я просто сосредоточилась на свободе. Как всегда.
— А ну, вернись, сука! Мы еще не закончили!
За спиной я услышала торопливые шаги напавшего на меня мужчины и стала яростно хватать ртом воздух, превращая его в энергию для моего стремительного бега.
Я завернула за угол, высматривая дом Пенна.
Слишком далеко.
«Я справлюсь».
Я поскользнулась на старой газете, но не сбавила скорости.
Вор кряхтел, поливая меня проклятьями, но не отставал.
Вдалеке показались фары, яркие и сияющие, теплые и милые.
Я вылетела с тротуара прямо на дорогу к машине.
Вместо того, чтобы притормозить, автомобиль ускорился, как будто хотел меня сбить и вручить мой труп человеку, который в данный момент намеревался причинить мне боль.
Я замахала руками.
— Остановитесь. Помогите!
В темноте виднелись очертания только сжимавшего руль водителя. Он ехал прямо на меня. У меня была всего доля секунды, чтобы решить, что делать — куда бежать, прежде чем он меня собьет.
Но столкновения не произошло.
Водитель вывернул руль и, резко затормозив, выехал на обочину.
Под рев двигателя передняя дверь распахнулась, и из салона выскочил мужчина.
— Садись в чертову машину! — рявкнул он, указав на меня. — Сейчас же!
Потребовалась всего секунда, чтобы это осознать.
Мне был знаком этот голос.
Я еще никогда так не радовалась его появлению. Даже если он вышвырнул меня из своего дома. Даже если смертельно меня обидел.
Когда мой преследователь остановился всего в шаге от меня, Пенн перемахнул через капот.
Я прижалась к машине, хватая ртом воздух. Ноги горели от бега по асфальту и мусору.
Но вся моя боль испарилась, когда Пенн бросился на мужчину.
— Ты сукин сын.
Вместе они повалились на асфальт.
Пенн приземлился на него сверху и стал со всей силы бить его кулаками в лицо, буквально вколачивая в тротуар.
Он не произнес ни слова. Просто колотил его со всей дури.
Грабитель изо всех сил старался закрыть лицо руками и, съёжившись, пытался оттолкнуть Пенна. Но у него не было ни единого шанса.
Я насчитала один, два, три, четыре, пять ударов в челюсть, после чего Пенн с легкостью оттолкнулся от груди мужчины и встал над ним.
Он хрустнул костяшками пальцев так, будто только что вымыл руки, а не залил их кровью какого-то преступника.
— Снова Роб. Еще раз попытаешься кого-нибудь изнасиловать, и ты, сука, труп. — Пенн пнул мужчину ботинком в грудную клетку. — Ясно?
Парень поднял глаза, моргая сквозь стекающую кровь. На секунду его глаза вспыхнули ненавистью и жаждой расправы. Но затем сфокусировались на лице Пенна. Он стоял на дороге, такой царственный и спокойный, требуя безоговорочного повиновения. Во взгляде грабителя вспыхнуло узнавание, и он с трудом поднялся на ноги, обхватив одной рукой грудь, а другой придерживая голову.
— Вот дерьмо, это ты.
«Что?»
Я замерла, отчаянно пытаясь понять, что он имел в виду.
Пенн напрягся.
— Уходи. Сегодня твоя счастливая ночь.
Мужчина кивнул и опустил глаза, забыв о моем существовании. Повернувшись, он, спотыкаясь, побежал прочь в своих грязных кроссовках.
Он забрал с собой мои серьги, так же, как те мужчины из переулка — ожерелье с сапфировой звездой.
Меня снова спасли, но на этот раз... я чувствовала не желание, а лишь дикий ужас.
Глава двадцать четвертая
— Садись, в чертову машину, Элль, — голос Пенна оставался низким и тихим, но в нем чувствовались стальные нотки.
Он его знал.
Знал Пенна.
Как? Почему? Что это значит?
Не глядя, я схватилась за ручку дверцы и открыла ее. Оцепенев, я скользнула на пассажирское сиденье, глядя, как Пенн небрежно подошел к водительской стороне и забрался внутрь.
Когда двери захлопнулись, мы еще несколько секунд сидели в тягостном, гнетущем молчании. Он с такой силой сжимал окровавленными пальцами руль, будто мог его задушить.
У меня сдавило горло от страха и вопросов. От целой кучи вопросов.
Откуда этот человек знал Пенна?
Кто Пенн на самом деле?
И почему... почему...он избил этого мужчину с той же непринужденной грацией, что и человек в переулке той роковой ночью?
Потянувшись через рычаг переключения передач, Пенн положил руку мне на бедро.
Я вздрогнула, отведя ноги в сторону.
Его пальцы никуда не делись и впились мне в мышцы. Он тяжело вздохнул, сжал мне бедро, а затем отпустил. Надавив на педаль сцепления, он включил все еще урчащий двигатель и выехал с тротуара на дорогу.
Машина подскочила на кочке, но мы не заговорили.
Я не решалась.
Не знала, что и думать.
В глубине души мне хотелось все проанализировать; проиграть в голове то, как он наказал этого парня, и попытаться соединить несуществующие точки. У меня разыгралось воображение, изо всех сил стараясь убедить мой встревоженный разум в том, что, вполне возможно, я все это время прекрасно знала своего незнакомца. Что, может быть, только может быть, это не я не смогла его найти, а он нашел меня после стольких лет.
Но эту идеальную фантазию портил один отвратительный, словно жаба, изъян. В Пенне не было такой нежности, как в незнакомце. Внешне незнакомец казался холодным и опасным, но под этой броней таилась доброта — сладость, завернутая в колючую проволоку.
Пенн был чистым лезвием, блестящим и непробиваемым, одномерным с неверно отражающими поверхностями, искажающими мое истинное восприятие.
Единственная проблема заключалась в том, что я не могла отличить одного от другого. Я бредила — принимала желаемое за действительное — пыталась связать в одно два совершенно разных инцидента.
Для чего?
Чтобы найти оправдание тому, что переспала с Пенном?
Подтверждение, что, в конечном счете, я не какая-нибудь девушка с неудавшимися романтическими отношениями?
— Я должен перед тобой извиниться, — его голос прозвучал чуть громче шуршащих по асфальту шин.
Я напряглась, глядя в окно.
— А я должна тебя поблагодарить.
Пенн отрицательно покачал головой.
— Нет. Я тебя выставил. Думал, тебя заберет твой водитель, но потом ты ушла.
— Ты за мной следил?
Он не ответил.
— Ты чуть не пострадала.
— Но я не пострадала.
— Если бы ты... Черт! — Пенн со всей силы треснул кулаком по рулю, задев кнопку клаксона и наверняка разбудив его ревом многих мирно спящих людей. — Я бы, бл*дь, его убил.
— Я тебя об этом не просила.
Пенн нахмурился.
— Я бы сделал это не ради тебя.
— Значит, ты лишил бы его жизни только ради собственной прихоти, а не для того, чтобы как-то за меня отомстить?
— Я бы убил его, потому что он прикоснулся к тому, к чему не должен.
У меня бешено заколотилось сердце.
— Значит, ты защищал меня не потому, что я с тобой спала и отдала тебе частичку себя, а потому, что в твоих извращенных фантазиях я — твоя собственность, к которой можешь прикасаться только ты?
Мчась на всех парах по жилым улицам, он стиснул челюсти.
— Да.
— Не потому, что ты ко мне что-то чувствуешь?
— Нет.
— Вообще ничего.
— Ничего.
— Но секс был хорошим.
— Да.
— Ты хочешь снова со мной увидеться? — меня злило то, что мне приходится это спрашивать и, что меня очень волнует ответ.
Пенн превратился в ублюдка, наводящего на меня ужас. Он с такой легкостью расправился с тем вором.
Но его внезапная холодность и эмоциональная замкнутость напомнили мне о том, что наши с ним отношения носят чисто физический характер. Он мне не нравился. Ни капельки. И даже благодарность за мое спасение не вызвала во мне хоть какого-то подобия нежного чувства. Одним своим присутствием Пенн превратил все хорошее и волнительное в плохое и нежелательное.
Но я попробовала секс. И мне захотелось большего. Захотелось стать ради себя эгоисткой. Так что на данный момент я смирилась с его образом полного мудака и плевать на мои вопросы.
— Не знаю, — его признание было не тем, чего я ожидала.
— Не знаешь, хочешь ли снова со мной переспать?
Пенн ухмыльнулся.
— Элль, мы с тобой не спали. Мы трахались.
— Спасибо за разъяснение, — фыркнула я, скрестив руки на груди. — Извини, ты хочешь снова меня трахнуть?
Его пальцы так сильно сжали руль, что обивка жалобно скрипнула. На мгновение его голова качнулась в безмолвном «нет». Затем дерзкая ухмылка уничтожила правду очередной ложью.
— Да, я хочу снова тебя трахнуть.
Почему он засомневался?
Зачем сообщать всем о нашей помолвке, если он намеревался всего раз со мной переспать?
Почему от него так и веет безразличием и жесткими заслонами?
Почему, почему, почему?
— Хорошо, — я приняла чопорный вид, наслаждаясь тем, как боль в моем лоне снова начинает плавиться. — Я тоже.
Чувствуя, как легко слетают с моего невинного языка эротические фразы, я добавила:
— Мне понравилось с тобой трахаться. Я хочу еще.
Пенн мгновенно перевел взгляд с дороги на меня.
— Еще?
Я сглотнула, борясь со смущением.
— Я хочу твой э-э...член. Хочу, снова почувствовать его внутри.
Пенн застонал и сосредоточился на дороге, на бешеной скорости, с которой мы мчались по городу.
— Еб*ть, не говори так.
— Прости, что?
— Ты меня слышала.
Я никак не могла выругаться в ответ.
Как грубо.
«Вот скотина!»
Я сидела, молча закипая от злости, пока за окном не показался знакомый район, и на вершине белого сверкающего здания не замаячил мой пентхаус.
Наконец-то дом.
Где меня будет ждать Сейдж, а Пенн может валить на хрен со своими секретами, ругательствами и постоянным враньем.
Остановившись, он выключил машину и вышел.
Я не стала дожидаться, пока он откроет мне дверь. Приоткрыв ее, я выбралась из салона и тут же вздрогнула и захромала, поскольку ступни взвыли от порезов, оставшихся после моего забега босиком.
— Черт, посмотри на свои ноги.
Не успела я ответить, как Пенн подхватил меня на руки и понес к моему дому.
Швейцар вежливо нам кивнул и, не выказывая никаких признаков шока, открыл входную дверь. Пенн оставил на улице свой черный, кое-как припаркованный «Мерседес», и понес меня через фойе моего дома.
— Все в порядке, мисс Чарльстон? — окрикнул нас ночной портье Дэнни.
На его лице под темно-синей форменной фуражкой проступило беспокойство. Он настороженно взглянул на Пенна.
Не давая мне возможности позвать на помощь или попросить Дэнни вызвать охрану, Пенн прорычал:
— Я несу свою невесту в ее квартиру. С ней все в порядке.
Я заёрзала в его объятиях.
— Ты мне не жених. Перестань всем это говорить.
Махнув Дэнни рукой, изо всех сил стараясь сохранить внешнее спокойствие и не вызвать у окружающих панику, я сказала:
— Все хорошо. Извините за странное вторжение.
Дэнни, нахмурившись, помахал в ответ. Вся его фигура излучала замешательство, но он был достаточно вежлив, чтобы не вмешиваться.
Как только мы покинули фойе и приблизились к лифтам, я прошипела:
— Опусти меня.
Затем толкнула Пенна в грудь.
— Я могу идти.
— У тебя ноги в крови.
— Мне все равно. Я хочу, чтобы ты ушел.
Он взглянул на меня, его карие глаза окаймляли черные радужки.
— Несколько минут назад ты говорила совсем другое.
— Это было до того, как ты меня послал.
— Я тебя не посылал. Я сказал «еб*ть». Это совсем другое.
— Это одно и то же.
Пенн нажал кнопку лифта и, дождавшись его прибытия, тут же в него вошел.
— Нажми свой этаж.
Я сделала то, что он велел, и, когда двери бесшумно закрылись, невольно содрогнулась.
— Подожди, а откуда, черт возьми, ты знаешь, где я живу?
— Я навел справки.
— Другими словами, ты за мной следил.
И снова он не ответил. Поездка наверх была неловкой и странной, наполненной немыслимыми чужеродными ощущениями. Меня бесило то, что он держал меня на руках, но в то же время нравилась его защита. Меня бесило то, как он все взял под свой контроль, но нравилась его забота о моей безопасности.
Фу, я его просто ненавижу.
Ничего мне в нем не нравится.
Лифт остановился, и Пенн вышел, остановившись посреди роскошного широкого коридора. Перед ним было две двери — левая и правая. Два пентхауса, занимающие по половине этажа.
Он взглянул на меня.
— Которая?
Я скрестила руки на груди — ну или постаралась, откинувшись в его объятиях.
— А ты еще не знаешь?
Пенн заглянул мне в глаза, раздумывая, что мне показать — правду или ложь.
Он выбрал правду.
Шагнув к левой двери (к нужной двери) он подождал, пока я введу девятизначный код, а затем надавил на дверную ручку и вошел.
Глядя, как Пенн своим орлиным взором следит за очередностью вводимых мною цифр, я мысленно сделала себе пометку завтра же поменять код.
Его взгляд скользнул по моей прихожей, где с потолка прямо на стеклянный стол свисала сверкающая хрустальная люстра. Для дежурного появления она производила слишком сильное эмоциональное впечатление.
Раздалось громкое мяуканье и с обращенного к окнам белого дивана прямо на Пенна кинулось маленькое серое пятно. Сейдж вцепилась ему в ногу, вне всякого сомнения, вонзив когти в икру.
Я тихо рассмеялась.
— Похоже, я не единственная, кому ты не нравишься.
— Это чувство взаимно, уверяю тебя.
Поморщившись, он, со все еще цепляющейся за его ногу Сейдж, направился ко мне на кухню. Все шкафы и ящички в ней представляли собой сплошную глянцевую стену без ручек и какой-либо бытовой техники — все было скрыто и так умно устроено, чтобы сохранить такие жизненные потребности в тайне.
Усадив меня на белую столешницу, Пенн оторвал Сейдж от своих джинсов и усадил рядом со мной. Зашипев, кошка стукнула его лапой, но тут же прыгнула мне на колени и, замурлыкав, лизнула своим шершавым языком мой подбородок.
— Ты молодец, — я почесала ей шею. — Спасибо, что защитила меня.
Пенн фыркнул, оглядываясь в поисках раковины. Он бы её не нашел. Она скрывалась под большим отрезком столешницы, который при нажатии кнопки у горшка с орхидеей трансформировался в кран и чашу.
Пару секунд Пенн оглядывал кухню, а затем зашагал прочь, оставив меня пялиться ему вслед.
«Куда, черт возьми, он пошел?»
Несколько мгновений спустя он принес из гостевой ванной белое полотенце и наполненную водой чашу, в которой раньше лежали декоративные голубые шарики.
Не говоря ни слова, он опустился на колени и обхватил мою ногу.
Я застыла, безмолвно глядя, как Пенн намочил полотенце, а затем медленно и очень осторожно вымыл мне ноги, нежно проводя тканью по ранам от разбитой пивной бутылки, на которую я наступила.
Когда он выжал полотенце, и вода стала розовой от крови, я судорожно втянула воздух.
В тот момент все исчезло.
Все вопросы. Ложь. Похоть.
Пенн показал себя таким, каким я его и представить себе не могла.
Мое сердце перестало колотиться и замерло, будто боясь, что одно неверное движение или звук разрушат эту странную новую реальность.
Его руки были быстрыми, но уверенными, нежными, но надежными. Пенн не позволил себе ничего лишнего, когда ощупывал мою ступню, проверяя, не осталось ли там осколков, и не воспользовался тем, что мои ноги инстинктивно раздвинулись, когда он потер большим пальцем лодыжку.
Он обо мне позаботился, после чего встал, поставил миску на стойку и обхватил своими теплыми ладонями мое лицо.
Пенн вгляделся мне в глаза, заслонившись от меня стенами и барьерами, скрывающими его истинные мысли. Не говоря ни слова, он наклонился и приник ко мне в самом чувственном поцелуе, о каком я только могла мечтать.
Его язык был шелковым. Рот бархатным.
Я разомлела перед ним, совершенно покорённая и забывшая обо всех мучивших меня вопросах.
В этом поцелуе была магия, чары, обещавшие секреты, связь, способную разорвать все остальные связи.
А потом все закончилось.
Все так же не говоря ни слова, Пенн повернулся и вышел из квартиры.
Вот так просто.
Глава двадцать пятая
Прошло несколько дней.
Я ему не звонила.
Он мне не звонил.
Как будто его никогда и не существовало.
Если бы не заживающие синяки и порезы, я бы с трудом поверила, что ночь у него дома мне не приснилась.
Мой разум на нем словно помешался — не помогала даже работа.
Все, о чем я могла думать, это о том, как Пенн моет мне ноги, как Пенн избивает того парня, как Пенн в меня вколачивается.
Он показался мне с двух совершенно разных сторон, и я не могла понять, что это значит. Я надеялась, что, немного побыв наедине, смогу решить, что делать дальше. Смогу определиться, что лучше — навсегда о нем забыть или гоняться за ответами, медленно опустошая себя.
Электронные таблицы и телефонные конференции не помогли, а отсутствие общения Пенном привело к прямо противоположному результату. Разлука разожгла мои чувства (совсем как в той глупой поговорке). Мой идиотский разум стал рисовать его в более выгодном свете. Я по-другому взглянула на претенциозность и самомнение Пенна, придумывая объяснения его внезапному преображению в опекуна и медика одним махом.
Теперь я была в неоплатном долгу не только перед незнакомцем, но и перед Пенном. Мне следовало поблагодарить его хотя бы за то, что он в целости и сохранности доставил меня домой и обработал мои раны.
Когда от него, наконец, пришло сообщение, я уже не хотела стереть Пенна с лица Земли, а наоборот, была жутко рада его появлению.
Пенн (08:47): Как твои ноги?
Элль (08:52): Хорошо. Я так и не успела поблагодарить тебя за заботу.
Пенн (09:00): Ты сейчас меня благодаришь?
Элль (09:03): Возможно.
Пенн (09:06): Тебе не больно?
Элль (09:08): Ты про мои ноги?
Пенн (09:08): Нет. Про другую часть тела, о которой я также позаботился той ночью.
На меня тут же потоком обрушились воспоминания о нашем сексе: я словно перенеслась из кабинета снова к нему в постель. Мне совершенно не хотелось, чтобы он понял, как сильно я жду второго раунда.
Элль (09:09): Ах да, точно. Я совсем об этом забыла.
Пен (09:10): Хочешь, я освежу твою память?
Элль (09:11): Возможно.
Пенн (09:12): Я хочу снова тебя трахнуть.
Элль (09:14): Так сделай это.
Пенн (09:17): Предупреждаю, в следующий раз я тебе поблажек делать не буду.
Я слегка поперхнулась.
Меня оказалось довольно легко уломать, и мысль о том, чтобы покувыркаться с ним в постели, представлялась мне слишком заманчивой. Но если я снова ему отдамся, то возможно, не смогу сдержать чувства. Будь он проклят за то, что обработал мне ноги и показал, что ему не все равно. Как я могла оставаться холодной, когда сам он немного растаял?
Правильный ответ: никак.
Мы переспали. Три дня мы не общались. Это было отличной возможностью закончить этот фарс, пока все, кому он наврал, не пострадали. Я его поблагодарила. И теперь могла двигаться дальше.
Элль (09:20): Я передумала.
Пенн (09:23): Что, черт возьми, это значит?
Элль (09:27): Это значит, что секс был потрясающим, но это не меняет того факта, что ты солгал моему отцу. Теперь он думает, что может расслабиться в полной уверенности, что обо мне позаботятся — это его слова, не мои. Я не могу и дальше убеждать его в том, что мы вместе. У него проблемы с сердцем. Та ночь мне очень понравилась, но на этом всё. Давай сейчас с этим покончим, пока все не стало слишком сложным.
Ответа не последовало.
Мой телефон ожил и завибрировал у меня в руке.
Звонил Пенн...
— О, черт.
Склонившись над столом, я размышляла, ответить ли мне или нет. Проблема была в том, что он знал, что я могу взять трубку, потому что секунду назад отвечала на его сообщения.
Сделав глубокий вдох, я нажала «Ответить».
— Привет.
— Не нужен мне твой «привет», Элль.
— Хорошо...
— И твоё «хорошо» тоже. Особенно в таком тоне, — его голос сочился сексом, проникая прямо мне между ног.
— Ну, раз ты не даешь мне говорить, тогда какого черта ты мне позвонил?
— Я скажу тебе, почему. Потому что посчитал нелепым твое последнее сообщение.
Я промолчала, ожидая продолжения.
— Так случилось, что я тут разговаривал с твоим отцом.
— Что?
— И он одобрил мою кандидатуру.
— Он одобрит любого, у кого есть пенис и пульс.
«Если только это не незнакомец или ещё кто-нибудь с криминальным прошлым».
— Спасибо за этот удар по моей самооценке, — промурлыкал он. — Тем не менее, мы с ним сегодня обедаем. Если ты извинишься и признаешься, что хочешь, чтобы я снова заставил тебя кончить, я, возможно, разрешу тебе к нам присоединиться.
Я не могла этого сделать.
— Погоди-ка. Ты, возможно, разрешишь мне увидеться с моим собственным отцом? — я закатила глаза, сердито взглянув на скачущую по столу Сейдж. — Я тебя уже не слышу из-за твоего непомерного эго.
— Думаю, ты имеешь в виду мой член. Мой член становится непомерным при мысли о том, чтобы снова тебя трахнуть, — тон его голос сменился с грубого на невозмутимый. — Я встречаюсь с твоим отцом через три часа в «Тропиках». Тебе решать заканчивать или кончать.
Пенн повесил трубку.
У меня возникло сильное желание перезвонить ему и закричать, что я не какая-то его собственность или игрушка, которой можно распоряжаться и мучить. Но тут кто-то постучал в дверь.
— Элль?
«О нет, этот день становится все хуже и хуже».
— Да, Грег, можешь войти.
Он вошел с высокомерным видом плейбоя, одетый в голубое поло и отглаженные джинсы. Его темно-русые волосы были взъерошены так, словно вся эта красота не стоила ему никаких усилий. Хотя мне было давно известно — из наших тинейджеровских посиделок — что он часами просиживал в ванной, делая себе эпиляцию.
Еще одна причина, по которой я никогда не смогла бы быть с Грегом. Его внешность была ему дороже всего на свете...включая женщину, которую он в конечном итоге сделает своей женой.
— Привет, Элль, — он присел на край моего стола, сдвинув в сторону скрепки и разбросанные ручки. — Что ты сегодня делаешь?
Сейдж бросила на него кошачий взгляд и, спрыгнув со стеклянной столешницы, вернулась в свою лежанку у моих ног.
Я постаралась не закатывать глаза.
— То же, что и всегда. Управляю компанией моей семьи. А ты?
— Только что провел еженедельное совещание со своим стариком. Логистика такая скучная по сравнению со всеми этими фокусами с цифрами, которыми вы, ребята, здесь занимаетесь.
Когда Грег окончил университет, Стив с моим отцом придумали для него должность. Должность, которая не повлияла бы на репутацию или прибыль «Бэлль Элль», если он потеряет интерес или облажается. Должность главы отдела логистики предполагала полную занятость на весь рабочий день, но исполнительная помощница Грега слишком хорошо справлялась со своей работой, и он пользовался этим как возможностью поиграть в пенсионера.
— Это совсем не весело, — широко улыбнулась я. — Поверь.
«И тебе не разрешается химичить с тем, в чем нихрена не понимаешь, и при первой же возможности обосраться».
Грег взял мою перьевую ручку с бирюзовыми чернилами и повертел ее в пальцах.
— Хочешь поужинать со мной сегодня вечером? Было прикольно в тот раз потусоваться в «Палмс Политикс» с девчонками из твоей школы, — он одарил меня улыбкой. — Мне понравилось. И я знаю, что нашим отцам тоже. Они были так рады, что мы встретились по собственному желанию, а не на семейном ужине.