Среда, 13 ноября 2013 г.
Прасковью Андреевну Малинину трудно назвать неизвестной. В своё время её имя было широко известно в нашей стране. О ней написаны десятки книг, бессчетное количество газетных и журнальных статей, очерков, стихотворений, поэм, песен, снято несколько документальных фильмов. Три издания выдержала книга воспоминаний П.А. Малининой «Волжские ветры». Казалось бы, при таком обилии материала в её биографии не должно остаться «белых пятен», однако малоизвестного или совсем неизвестного в судьбе прославленного председателя колхоза «XII Октябрь» немало. Причин этому несколько. Во-первых, большая часть литературы о Малининой, вышедшей в 40-80 гг. XX в. носит официальный - нередко пропагандистский – характер и поэтому о многих сторонах жизни знаменитой саметской крестьянки в ней попросту и не могло быть сказано. Во-вторых, свою «негативную» роль сыграла и многолетняя близость Прасковьи Андреевны к верхам власти, в результате чего при каждом очередном «изгибе» генеральной линии партии целые эпохи в жизни Малининой подлежали умалчиванию и затушевке: после смерти и развенчания Сталина в тени оказывалось почти всё, что в её судьбе было связано со Сталиным, после смещения и развенчания Н.С. Хрущева – всё, что связывало её с Хрущевым, после смерти Л.И. Брежнева этого не произошло только потому, что их обоих – каждого в соответствии с его рангом – развенчивали в годы «перестройки» одновременно. В результате этого многие важные эпизоды её жизни к настоящему времени являются малоизвестными или неизвестными совсем. Сейчас, когда исполняется сто лет со дня рождения Прасковьи Андреевны и спустя более двадцати лет после её кончины, можно попытаться объективно – без лакировки или очернения – оценить роль этой незаурядной женщины в истории Костромского края XX в., вспомнить наиболее яркие страницы её жизни.
Прасковья Андреевна Малинина родилась в 1904 г. в селе Саметь Шунгенской волости Костромского уезда Костромской губернии (ныне – Шунгенская сельская администрация Костромского района), в крестьянской семье. С определением дня рождения Прасковьи Андреевны дело обстоит довольно запутанно. Согласно метрической книге Никольской церкви с. Самети, она родилась 15 октября (по ст. стилю, т. е. 28 октября по нов. стилю) 1904 г. и в тот же день была крещена* священником Сергием Введенским и наречена Параскевой (Прасковьей)1 во имя великомученицы Параскевы Пятницы, память которой отмечается 28 октября (10 ноября по нов. стилю). Таким образом, день рождения Прасковьи Андреевны по новому стилю приходится на 28 октября, но, согласно паспорту, она родилась 10 ноября. Как могла возникнуть подобная разница в тринадцать дней? Объяснение этому может быть только одно. Известно, что в крестьянской среде вплоть до начала XX в. традиции празднования дня рождения, как это принято в настоящее время, не было и поэтому обычно люди попросту не знали точной даты, когда они появились на свет. Зато свои именины, т. е. день Ангела, каждый человек прекрасно знал и ежегодно справлял. По-видимому, после революции, когда в различных документах пришлось проставлять день рождения, Прасковья Андреевна, точно не зная его, указывала день своих именин. Поэтому во времена торжественно празднуемых юбилеев П.А. Малининой фактически отмечался не день рождения знатного человека советской страны, а день его Ангела – святой великомученицы Параскевы Пятницы.
Родителями Прасковьи Андреевны были саметский крестьянин Андрей Севастьянович Гавричев (1919 г.) и уроженка близлежащей д. Саково Александра Захарьевна (в девичестве Ваваева; 1869 – 1952 гг.). В семье у них имелось четверо детей: Николай (1915 г.), Евдокия (в замужестве Курдюкова; 1895 – 1982 гг.), Прасковья (в замужестве Малинина; 1904 – 1983 гг.) и Анна (в замужестве Хапская; 1906 – 1967 гг.). В относительно недавнее время любили подчеркивать, что Прасковья Андреевна родилась в бедной крестьянской семье, но в данном случае этот избитый штамп в биографии почти каждого видного советского деятеля целиком соответствовал действительности: семья Гавричевых являлась одной из самых бедных в Самети. Отец занимался отхожим промыслом – работал штукатуром в Петербурге, мать – батрачила, поэтому маленькой Пане очень рано пришлось пойти в няни к соседям, сидеть с маленькими детьми. Раньше, во времена строго классового подхода, в привычном словосочетании «родилась в бедной крестьянской семье» упор делали на слове «бедной», а отсюда уже сам собою следовал вывод о том, что только революция могла сделать саметскую крестьянку знаменитым председателем колхоза, дважды Героем Социалистического Труда и депутатом Верховного Совета, что, безусловно, справедливо. Думается, однако, что сейчас в этом словосочетании главным для нас является не слово «в бедной», а слово «в крестьянской». И по происхождению, и по сути всю свою жизнь П.А. Малинина оставалась крестьянкой.
Другим излюбленным штампом литературы о Малининой (особенно в 40-60 гг.) было подчеркивание того, как бедно и плохо жили саметские крестьяне при царизме и как зажиточно и хорошо они стали жить при Советской власти. Этот трафарет признать соответсвующим действительности никак нельзя. Крестьянство воспетой Н.А.Некрасовым Зарецкой (т. е. находящейся за рекой Костромой) стороны, включавшей в себя Шунгенскую и Мисковскую волости, к началу XX в. являлось наиболее зажиточным как в Костромском уезде, так и во всей Костромской губернии. Занимавшиеся сеном, выращиванием овощей и хмелеводством жители Заречья использовали все выгоды от близкого соседства с губернской Костромой, куда в основном сбывалось выращенное на здешних полях. Местные крестьяне издавно отличались своей предприимчивостью* и с начала XX в. здесь стала развиваться кооперация, вскоре вышедшая на один из самых высоких уровней не только в губернии, но и во всей России. Например, в центре Шунгенской волости, селе Шунге (находившемся в 4 верстах от Самети), в 1909 г. был открыт первый в России картофелетерочный завод2.
К началу XX в. древняя Саметь** являлась самым крупным селением Шунгенской волости. В 1907 г. в ней насчитывалось 177 дворов (в то время как в волостной Шунге их было 138), в которых проживало 1150 человек4. Село относилось к числу наиболее зажиточных в уезде. Один из местных жителей, например, писал в 1901 г.: «Саметь – большое и богатое село. Более ста пятидесяти домов вынуждены ютиться бок о бок на небольшом клочке земли, так как все окрестности весною бывают залиты водою. Хотя вообще в здешнем краю (в Зарецкой стороне – Н.З.) народ живет форсисто, зажиточно, на «городской манер», но всё-таки почти каждая девица из окрестных сел и деревень мечтает выйти замуж за «саметского молодца». Даже в этом смысле и пословица у нас создалась: «Хоть и корочки глодать, да по Самети гулять»5.
Наряду с Шунгой Саметь в начале XX в. быстро превращалась в один из важнейших центров кооперации Костромского края. В 1906 г. в Самети была организована первая в нашей губернии молочная артель6. В 1912 г. саметские кооператоры через Петровскую сельскохозяйственную академию (ныне – Московская сельскохозяйственная академия им. К.А. Тимирязева) выписали из Швейцарии четырех чистокровных быков швицкой породы7. В предреволюционное десятилетие в Самети возникают два картофелетерочных завода: частный – крахмальный завод местного крестьянина В.М. Сапожникова, и кооперативный – крахмальный и овощесушильный завод Саметского паевого товарищества8. Помимо этого в селе существовал кооперативный маслодельный завод и катальная мастерская9. В 1912 г. кооперативные артели Шунги, Самети, Яковлевского и прилегающих к ним деревень (всего – 43 селения) объединились в Шунгенский союз кооперативов10.
Саметь выделялась и тем, что её жители старались дать своим детям образование. Об этом убедительно свидетельствует то, что в начале XX в. здесь имелись две школы – земская, существовавшая с 1861 г., и т. н. «министерская» (т. е. находящаяся в ведении Министерства народного просвещения), открывшаяся в 1905 г.11 (в большинстве сёл того времени обычно имелась только какая-нибудь одна школа). Маленькая Паня Гавричева училась в земской школе (в книге «Волжские ветры» ошибочно сообщается, что она обучалась в церковно-приходской школе, но такой в Самети просто не было). Много лет спустя она тепло вспоминала свою учительницу Варвару Васильевну Бушневскую, дочь церковного псаломщика12. Здесь необходимо сделать одно уточнение. И сама Прасковья Андреевна в анкетах, и все писавшие о ней обычно указывают, что её образование – три класса начальной школы (она училась в 1912 – 1915 гг.). Однако это не совсем так. Подавляющее большинство земских школ нашей губернии являлись одноклассными, в которых дети проходили программу первого класса за три года. Прасковья Андреевна также проучилась в школе три года (отсюда и её мнение, что она окончила три класса), но на самом деле её образование, с которым она вступила в жизнь, – один класс земской школы.
Центром духовной жизни саметского прихода (в него, помимо села, входили еще шесть окрестных деревень) являлась каменная Никольская церковь, воздвигнутая в 1768 г. взамен двух деревянных храмов. Пятиглавый с высокой стройной колокольней храм был обнесен каменной оградой, внутри которой находилось приходское кладбище13. Так или иначе вся жизнь П.А. Малининой была связана с этим храмом: тут её крестили, с детских лет она ходила сюда молиться, в церковной ограде схоронила мать и обеих сестер, а в 1983 г. здесь же завершился и её земной путь...
Ярким событием детства Пани Гавричевой стало празднование в 1913 г. 300-летия Дома Романовых. Как известно, на юбилейные торжества в Кострому прибыл император Николай II cо всей своей семьёй. Утром 19 мая 1913 г. царский пароход "Межень" причалил к специально устроенной пристани у впадения в Волгу реки Костромы возле Ипатиевского монастыря. Старшина Шунгенской волости Г.М. Киселёв поднес царю хлеб-соль. В числе огромной массы крестьян из пригородных сёл и деревень, собравшихся в этот день у Ипатиевского монастыря, находились и едва ли не все жители Самети (от неё до Ипатия около десяти вёрст). По свидетельству близких П.А. Малининой, 19 мая у стен монастыря была и девятилетняя Паня Гавричева, которой повезло увидеть - разумеется, только издали – императора Николая II (конечно, ни в «Волжских ветрах», ни в других книгах, посвященных Малининой, об этом эпизоде её биографии никогда не упоминалось). Позднее Прасковья Андреевна близко общалась с целым рядом руководителей нашей страны, но впервые главу российского государства она увидела в 1913 г. Вечером 20 мая все саметцы во главе со священником Сергием Введенским на волжском берегу приветствовали прошедшую вверх, в сторону Ярославля, царскую флотилию. В вечернем сумраке пароход «Межень» с горящими огнями прошел в виду Самети, увозя в безвестное будущее своих пассажиров...
В память о высочайшем посещении губернии в храмы ряда прибрежных сёл, мимо которых 18 – 20 мая проследовал пароход «Межень», государем были пожалованы памятные иконы. Одним из первых такого дара удостоился Никольский храм в Самети. В воскресенье, 15 июня 1914 г., пожалованный императором образ – точный список главной святыни Костромского края Феодоровской иконы Божией Матери – был освящен в Костроме в церкви святых Богоотец Иоакима и Анны на Мшанской улице, после чего при огромном стечении народа крестный ход, возглавляемый о. Сергием Введенским, торжественно перенёс образ в Саметь14 (пожалованная последним русским государем икона находилась в стенах Никольского храма почти девяносто лет: её похитили осенью 2002 г.).
Через месяц с небольшим, 19 июля 1914 г., Германия объявила России войну. Как и везде, в Самети началась мобилизация военнообязанных. В армию были призваны и отец Прасковьи Андреевны с её старшим братом Николаем (война застала их обоих в Петербурге, откуда они и ушли на фронт). Уже вскоре Николай Гавричев сложил свою голову в боях где-то под Варшавой 15.
Однако жизнь продолжалась. Несмотря на все тяготы военного времени, в 1916 г. по инициативе и на средства Шунгенского союза кооперативов в крупнейшем селении Шунгенской волости – селе Самети – началось строительство каменного Народного дома. Чтобы оценить этот факт, необходимо заметить, что в период с 1901 г., когда возник Костромской губернский комитет попечительства о народной трезвости, занимавшийся в основном устройством Народных домов, в нашем крае возникло всего несколько подобных очагов культуры. Самый известный среди них – Народный дом в Костроме, построенный на Власьевской улице в 1902 – 1904 гг. (костромичи старших поколений знают его как клуб «Красный Ткач»). Еще несколько домов в последующие годы появилось в некоторых уездных городах, причем, как правило, они были деревянными. К 1916 г. в Костромской губернии было всего лишь два каменных Народных дома – в Костроме и в с. Бонячки Кинешемского уезда (ныне – г. Вичуга Ивановской области), причем последний построен крупнейшим русским промышленником А.И. Коноваловым. Каменный Народный дом в Самети стал третьим и фактически первым, возведенным в сельской местности (всё-таки Бонячки по сути уже являлись городом). Двухэтажное здание Саметского Народного дома окончили в 1917 г., и на его открытии силами местной самодеятельности был поставлен спектакль по пьесе А.Н. Островского «Лес»16. После образования колхоза Народный дом переименовали в колхозный клуб, а после реконструкции в 1958 г., когда к нему пристроили портик с шестью колоннами – в Дом культуры. Жизнь П.А. Малининой была неразрывно связана с этим зданием при всех его наименованиях: она бывала здесь и как зритель, и как самодеятельная артистка, в его стенах находились контора колхоза и её председательский кабинет, здесь же в 1983 г. прошла церемония гражданской панихиды перед её похоронами.
Февральская революция 1917 г. на семье Гавричевых прежде всего сказалась тем, что через какое-то время после отречения царя в Саметь вернулся дезертировавший с фронта отец*.
29 октября 1917 г. власть в Костроме перешла к Советам, руководимым большевиками и левыми эсерами. В марте 1918 г. Советская власть утвердилась и в Костромском уезде. В судьбе П.А. Малининой эти события имели, конечно, судьбоносный характер. Кто знает, как сложилась бы её судьба, если бы с невских берегов на берега Волги не донёсся пресловутый выстрел легендарной «Авроры». Сама Прасковья Андреевна неоднократно говорила, что ей всё дала Советская власть и в искренности этих слов не приходится сомневаться. Хотя как-то не верится, что, не произойди революция, Малинина так бы и осталась простой крестьянкой: с её хваткой и энергией она могла бы выдвинуться, например, на поприще кооперации. Но что случилось, то – случилось. В 1917 г. в нашей стране к власти пришли люди, обещавшие решительно всё, в том числе и сельское хозяйство, преобразовать на социалистических основах (тогда никто еще не знал, что имя этому преобразованию будет: колхоз). Таким образом, с октября 1917 г. судьба Прасковьи Андреевны (как и миллионов других людей) была предопределена. Первые вехи этой судьбы пришлись на смутные годы жестокой гражданской войны.
В Заречье стало неспокойно уже с весны 1918 г. В конце мая 1918 г. по инициативе некоторых волостных исполкомов Советов в крестьянских массах Костромского уезда началась подготовка т.н. «похода на Кострому». 17 июня 1918 г. в разных концах уезда после молебнов в приходских церквях толпы крестьян двинулись к губернскому городу. Их главным требованием являлось восстановление запрещенной большевиками свободной торговли хлебом. Накануне крестьянского выступления в Костроме было введено военное положение. В событиях 17 июня активное участие приняли крестьяне Шунгенской волости, в том числе и жители Самети (можно уверенно предполагать, что в их числе был и отец Прасковьи Андреевны – А.С. Гавричев). Однако власти, применив военную силу и прекратив переправу через р. Кострому, не позволили зарецким крестьянам попасть в город18. Через двадцать дней, 6 июля 1918 г., в соседнем Ярославле (от него до Самети – около пятидесяти верст) вспыхнуло антибольшевистское восстание. В течение почти двух недель оттуда доносилась глухая артиллерийская канонада, а по ночам на юго-западе виднелось зарево ярославских пожаров (меньше чем через год пламя гражданской войны обратит в пепелище и Саметь). Даже в это время саметские кооператоры продолжали работать. В сентябре 1918 г. по решению Саметского сельхозобщества в селе началось устройство небольшой электростанции, оборудованной нефтяным двигателем. Эта электростанция мощностью в 15 квт, пущенная уже 9 декабря 1918 г., стала первой сельской электростанцией в Костромской губернии. От её энергии зажглись лампочки и в Народном доме, и в 250 крестьянских хозяйствах Самети и окрестных деревень19. Поразительный пример того, как в условиях разрушения всего хозяйственного механизма страны в отдельных местах люди ухитрялись продолжать созидательную деятельность!
В начале 1919 г. обстановка в Заречье, как и во всей губернии, особенно обострилась из-за мобилизации в Красную армию. К этому времени В.И. Ленин от своего утопического лозунга о замене постоянной армии всеобщим вооружением народа и не менее утопического Декрета от 12 января 1918 г. об организации добровольной Красной армии (обе эти идеи, столкнувшись с реальностью, потерпели крах) вынужден был вернуться к всеобщей воинской повинности, осуществляемой со всей обычной большевистской свирепостью. Мобилизация еще в 1918 г. привела к массовому дезертирству призываемых. Ситуация стала еще хуже после Декрета Совнаркома от 10 апреля 1919 г., согласно которому призыву в армию подлежали сразу шесть возрастов (1890 – 1896 гг. рождения)20 (территория советской республики, теснимая с юга Деникиным, а с востока – Колчаком, неуклонно сужалась и речь шла о жизни или смерти большевистской диктатуры).
13 апреля 1919 г. приказом Костромского губернского военно-революционного совета (Губреввоенсовета) с целью борьбы с дезертирством в Костроме и Костромском уезде было введено осадное положение21. Несмотря на это, уклонение от мобилизации в Красную армию весной 1919 г. в уезде приобрело массовый характер, а одним из главных центров дезертирства стал Зарецкий край. Основная масса дезертиров (в обиходе за ними закрепилось название «зелёные»), мирно укрывалась по лесам вблизи от своих селений, но по мере усиления преследования зелёных властями часть их взяла в руки оружие и стала давать отпор брошенным против них воинским отрядам. В Заречье стал действовать отряд зеленых под командованием сельского учителя (в прошлом – офицера, участника войны с Германией) Г. Пашкова (позднее в советской краеведческой литературе он проходил как «кулак Пашков»).
В конце мая 1919 г. Саметь – одно из самых крупных зарецких сёл, за которым числилось и особенно большое количество дезертиров, - в сопровождении председателя Губреввоенсовета Н.А. Филатова и председателя Костромского уисполкома и секретаря Костромского укома РКП (б) М.В. Коптева посетил высокий гость – находившийся тогда в нашей губернии нарком просвещения А.В. Луначарский. Ни один дореволюционный министр никогда не приезжал в Саметь и, сложись история села в 1919 г. иначе, этот эпизод в советское время был бы многократно описан и прославлен. Однако Луначарский посетил Саметь не в качестве мирного наркома просвещения, а как чрезвычайный уполномоченный ЦК, Совнаркома и ВЦИК по борьбе с дезертирством (на неповторимом языке того времени – «ЧрезуполВЦИК»). В своем выступлении перед саметцами (скорее всего, оно произошло в Народном доме), нарком призывал их повлиять на укрывающихся в лесах от призыва дезертиров. Через несколько дней Луначарский в одном из своих докладов В.И. Ленину сообщал: «Между прочим был в ультракулацком селе Самети – впечатления интересные, я изложу их в «Письме из провинции»22. В статье «Костромское крестьянство», опубликованной 17 июня 1919 г. в «Известиях», он дал интересную зарисовку саметцев: «В кулаческой деревне Самети, где зажиточный костромич преобладает (...), мужики степенные с окладистыми бородами, очень умным взором, внимательные и терпеливые. По правде сказать, я положительно любовался на собраниях этими деревенскими министрами, которых никаким словом не проберешь, которым дело подавай, и для которых дело есть одно – хозяйство и нажива. По-своему это превосходный человеческий материал. Если бы нам удалось когда-нибудь перемолоть эти камни на нашей социалистической мельнице, получилась бы первоклассная мука, но можно легко и переломать всю мельницу»23. Крайне любопытно и свидетельство М.В. Коптева, позднее вспоминавшего о том, как реагировали на слова наркома местные жители: «Помню, как саметские крестьяне на собрании, почитай кулаки, ехидно хихикали на выступлении тов. Луначарского.(...) Чувствовалось уже тогда, что в этом районе без греха (имеется в виду последовавшее вскоре сожжение Самети – Н.З.) не обойдёшься»24. На выступлении А.В. Луначарского присутствовали, скорее всего, все жители села (возможно, речь «ЧрезуполВЦИКа» слышала и четырнадцатилетняя Паня Гавричева). Повторимся, что, не случись вскоре сожжения Самети, приезд наркома стал бы легендарной вехой в истории села и в приукрашенном виде вошел в биографию самой Прасковьи Андреевны. Однако по понятным причинам этого не произошло: о посещении Луначарским Самети, которое в свете последовавшей вскоре трагедии не могло не восприниматься как зловещее предзнаменование, в советское время почти никогда не вспоминали (много позднее, когда реальные обстоятельства приезда А.В. Луначарского забылись, возникла нелепая легенда о том, что будто бы он приезжал в село в 1917 г. на открытие Народного дома).
Разумеется, приезд в Саметь одного из большевистских лидеров ни к чему не привел. К июню 1919 г., согласно официальным данным, количество дезертиров в Костромской губернии достигло почти около 30 тысяч25, немалая часть которых приходилась на Зарецкий край. Серьёзность обстановки потребовала от советских властей активизации борьбы против зелёных и скорейшего «разрешения» проблемы Заречья.
8 июля прибывший в Кострому отряд Петроградской ВЧК, насчитывавший около двухсот человек (по воспоминаниям старожилов Заречья, он в основном состоял из латышей), без единого выстрела занял Шунгу, а затем двинулся на с. Сельцо. Заняв Сельцо, питерцы занялись обысками и грабежами, в результате чего зеленые внезапным ударом выбили их из села: чекисты в панике бежали назад в Шунгу. После этого Губреввоенсовет решил официально образовать в Заречье фронт, т.е. группировку вооруженных сил под единым командованием (заметим, что это - единственный случай за весь период гражданской войны в нашем крае). Командующим фронтом был назначен ответственный работник губвоенкомата В.Г. Георгиев. Штаб фронта разместился в Шунге26. С этого момента кольцо красных войск вокруг Самети стало неуклонно сжиматься.
Примерно 11 июля в село прибыл глава уездной власти М.В. Коптев*, выступивший перед саметцами с ультимативным требованием – или они в 24 часа предоставят в уездный военкомат всех местных дезертиров, или же в качестве штрафа у жителей села будут забраны коровы, лошади и другая скотина28 (срок выполнения этого заведомо невыполнимого ультиматума затем несколько раз продлевался). К этому времени против Самети и окрестных селений советские власти подтянули свои лучшие силы – красноармейские части, отряды петроградских и костромских чекистов, команду красной гвардии завода Пло (в советское время – завод «Рабочий металлист»), имевшую на вооружении два артиллерийских орудия. Против Заречья был направлен даже аэроплан. По договоренности с ярославскими властями, с запада, на границе с Ярославской губернией, район боевых действий прикрывал эскадрон Ярославской ГубЧК под командованием «прославившегося» своей жестокостью А.Ф. Френкеля 29. 12 июля 1919 г. губернская газета «Красный Мир» сообщала: «На основании данных губернского военно-революционного совета по борьбе с «зелеными» редакция имеет возможность сообщить следующие сведения (...). Военными властями прежде всего обращено внимание на борьбу с дезертирами в районе Шунга – Саметь – Куниково – Петропавловское. В этом районе, к настоящему моменту, дезертиры захвачены в кольцо и ликвидация их началась»30. 13 июля В.Г. Георгиев и М.В. Коптев направили в Саметь свой последний ультиматум, угрожая в случае невыдачи дезертиров и неуплаты контрибуции сжечь село31 (скорее всего, его вновь объявил саметцам М.В. Коптев). В книге «Волжские ветры» говорится, что будто бы накануне сожжения Самети зелеными в селе был перебит небольшой отряд красноармейцев («зеленым помогали богатые мужики. Убитых красноармейцев пораздели, надругались над ними, истыкали штыками, топорами порубили»32. Однако ни в архивных документах, ни в советских газетах 1919 г. нет никаких упоминаний о разгроме в Самети красноармейского отряда* Н. Пентюховой, хотевшей, видимо, как-то объяснить действия тех, кто приказал сжечь село (впрочем, без такого искажения действительности вряд ли бы в книге вообще позволили упомянуть о сожжении Самети).
14 июля 1919 г., по истечении срока ультиматума, красные двинулись к Самети из Шунги. Вперед была выслана конная разведка (24 кавалериста) под командованием уездного военкома В.Н. Лазарева. Вслед за ними на двух грузовых автомобилях с пулеметами и отрядом в 25 человек выехали В.Г. Георгиев и М.В. Коптев. Подъехавшая к Самети конная разведка была обстреляна и наполовину уничтожена зелеными, залегшими в прилегающих к селу огородах. Не ожидавший такого сопротивления В.Г. Георгиев подтянул из Шунги все имеющиеся резервы и бросил их на штурм. Зеленые отчаянно сопротивлялись. Во время боя по Самети стреляли два артиллерийских орудия красногвардейского отряда с завода Пло34.
О том, что произошло далее, В.Г. Георгиев, уже будучи губвоенкомом, рассказал в своем докладе на VIII губернском съезде Советов 12 сентября 1919 г.: «При занятии Самети, ввиду непрекращающегося обстрела, село было по моему приказанию подожжено»35 (скорее всего, команду о сожжении села В.Г. Георгиев получил от М.В. Коптева, а сам лишь передал её своим подчинённым). Удивительно, как быстро теряли человеческий облик новые властители, только недавно на всех углах кричавшие о себе, как о подлинных защитниках народа: поджечь большое селение с женщинами, детьми, стариками – до такого вряд ли бы додумался и самый жестокий царский генерал. Но какие могут быть церемонии с «ультракулацким селом»! Позднее, вспоминая о сожжении Самети, М.В. Коптев привел следующий эпизод: «Я был свидетелем такой картины, когда из горящего села крестьянин с крестьянкой и с девочкой пытались вывести из огня телегу, нагруженную имуществом, красноармейцы их не пропустили, заявив на моё требование, что пусть они вместе со своим селом сгорят, как враги революции»36 (приводя этот факт, М.В. Коптев*, безусловно, пытался выставить себя чуть ли не в роли защитника жителей Самети). Через несколько часов от одного из самых больших сел Костромского уезда осталось только несколько каменных домов и обгоревший Народный дом. Каким-то чудом не пострадала от огня Никольская церковь. Сгорела и недавно построенная электростанция, напомним – первая сельская электростанция в нашей губернии.
В тот же день, 14 июля, в отместку за позорный разгром отряда Петроградской ВЧК, красные каратели сожгли и соседнее с Саметью с. Сельцо**.
Сожжение Самети, конечно, не могло не остаться в памяти Прасковьи Андреевны на всю жизнь. Надо только представить себе эту картину: пылающие дома, звуки пулеметных очередей, в ужасе мечущиеся люди и домашняя скотина, тела убитых, стоны раненых и среди всего этого – четырнадцатилетняя Паня Гавричева со своими родителями и сестрами. Впервые об этом эпизоде в её судьбе скороговоркой было упомянуто в книге «Волжские ветры»: «К утру прибыл большой отряд красных. Завязался бой. Гремела пушка. Загорелась Саметь. Крику сколько было, слёз, воплей. На лошадях в телегах с утварью бежали мы в Клюшниково, где был у нас сенокос. Угнали с собой и скот. Саметь сгорела, как пук сухой соломы. Быстро. К вечеру мужики запрягли лошадей в телеги и двинулись на пепелища. Ходили возле домов, копались в пожарище, в обломках, в обгоревших головешках, находили искореженные ухваты, гвозди, чугуны, всё, что еще хоть как-нибудь можно было использовать в хозяйстве, складывали в телеги. По полю ловили разбежавшихся кур, гусей»39. Впрочем, это довольно невнятное описание сожжения Самети – единственное во всей огромной литературе, посвященной П.А. Малининой. Конечно, упоминать о том, что Советская власть, декларировавшая себя как власть рабочих и крестьян, уже на втором году своего существования беспощадно сжигала села в двух шагах от губернского города, было как-то неловко (да и нельзя). Ни в одном из документов не сохранилось данных о количестве погибших в ходе взятия и сожжения Самети. В газетах писали о «нескольких» убитых и раненых красноармейцах, но о том, погиб ли кто-нибудь из жителей села, не сообщалось ничего.
Осенью 1919 г. Гавричевы из д. Клюшниково перебрались в д. Саково (последняя находилась неподалеку от Самети), в дом бабушки по материнской линии. 1 декабря 1920 г. Прасковья Андреевна поступила работать официанткой в кооперативную чайную в Сакове42. В начале 20-х гг. оставшаяся без отца семья Гавричевых ценой напряжения всех сил сумела поставить в Самети на старом пепелище новую избу - в первую очередь, это была, конечно, заслуга Прасковьи Андреевны (в «Волжских ветрах» сказано, что новую избу поставили через два года после смерти отца)43.
После смутных революционных лет восстанавливалась Саметь, восстанавливалась и вся Зарецкая сторона. В начале 20-х гг. Шунгенский союз кооперативов сумел добиться еще одного небывалого достижения, о котором узнала вся страна. Как известно, с началом НЭПа официальное отношение к кооперации существенно изменилось к лучшему (в 1919 г., напомним, шунгенских и саметских кооператоров обвиняли в организации «дезертирских» восстаний), находившийся у порога смерти В.И. Ленин даже провозгласил, что социализм – это «строй цивилизованных кооператоров». Еще 9 февраля 1919 г. Шунгенский союз кооперативов решил построить вторую – после саметской – электростанцию, которая должна была обеспечить энергией всю Шунгенскую волость. Председателем строительной комиссии был избран бывший военный моряк-подводник, уроженец д. Тепра М.И. Стругов (1879 – 1931 гг.). Место для строительства электростанции выбрали неподалеку от Шунги - на берегу р. Костромы, в д. Коробейниково. В неимоверно тяжелых условиях тех лет станция была построена (воистину, «Воля и труд человека дивные дива творят!»). В воскресенье, 10 июня 1923 г., состоялось её торжественное открытие. В этот день в Коробейниково на трех пароходах прибыло большое количество гостей: руководство губернии и уезда, более 70 человек из Москвы - представители ВЦИК, Моссовета, Наркомзема, кооперативных организаций, корреспонденты американских и английских газет и др. В числе прибывших из столицы находился и поэт Демьян Бедный, весьма популярный в то время в крестьянской среде. На открытие станции пришли тысячи местных жителей, в том числе и множество саметцев. На торжестве в Коробейникове присутствовала и Прасковья Андреевна. В «Волжских ветрах» говорится, что после окончания митинга она пробилась к Демьяну Бедному и перекинулась с ним несколькими словами44. В полдень были включены рубильники, и ток пошел в 41 селение и на семь кооперативных заводов волости. В этот день лампочки зажглись в почти трех тысячах домов Заречья45, в том числе и в Самети.
Так как открытие Шунгенской кооперативной электростанции произошло уже после революции, то в последующие десятилетия об этом действительно историческом событии немало писали - в основном в духе умиления от того, как всё стало хорошо при родной Советской власти (при этом о дореволюционных достижениях этих же самых зарецких кооператоров обычно умалчивалось). О первой же в нашей губернии сельской электростанции в Самети, хотя и она возникла уже после революции, обычно не вспоминали (чтобы избежать упоминания о её гибели вместе со всем селом в 1919 г.).
6 февраля 1926 г. Прасковья Андреевна вышла замуж за односельчанина Сергея Алексеевича Грибанова (деревенское прозвание – Корнев). Старые обычаи еще держались крепко: как и положено, молодые обвенчались в церкви. После свадьбы Прасковья Андреевна перешла в дом мужа. В конце того же года молодожены, не поладив с родителями Сергея, ушли из дома Грибановых. О последующих двух с лишним годах своей жизни Прасковья Андреевна никогда не писала в анкетах (согласно последним, она в это время работала в «хозяйстве матери»), ничего об этом периоде не сказано и в «Волжских ветрах». По свидетельству Л.С. Ивановой (дочери П.А. Малининой), её родителей в это время приютил при церкви священник Сергий Введенский, знавший Прасковью Андреевну с детства: когда-то он крестил младенца Параскеву, затем преподавал ей в школе Закон Божий, а совсем недавно - венчал. Сергей Грибанов стал звонарем и сторожем, а Прасковья Андреевна прислуживала в храме. Жили они в церковной сторожке (её краснокирпичное здание и сейчас стоит в церковной ограде). Именно в этой сторожке 20 июня 1927 г. у Прасковьи Андреевны и родился её первый ребенок - дочь Лидия, через несколько дней крещенная в церкви о. Сергием. Молодые супруги прожили при церкви более двух лет – до начала 1929 г. Почему об этом вполне безобидном эпизоде впоследствии умалчивалось, понятно: председателю знаменитого на всю страну колхоза, коммунисту и депутату Верховного Совета не пристало иметь в своей биографии столь недостойный члена партии факт прислуживания в «очаге религиозного дурмана».
Весной 1928 г. в жизни Самети произошло важное событие: было образовано Товарищество по совместной обработке земли (ТОЗ), получившее название «Селекционер» (главное отличие ТОЗов от последовавших за ними колхозов состояло в том, что первые, хотя и создавались по инициативе властей, всё-таки являлись добровольным объединением крестьян). Председателем «Селекционера» стал А.А. Мазихин. В Товарищество вошло 46 крестьянских хозяйств (согласно официальным сведениям, 70% их относились к беднякам, а 30% - к маломощным середнякам)46. Так как возле Самети свободной земли не было, Товарищество смогло получить в окрестностях Костромы 60 гектаров земли, на которой посадили картофель. Результат превзошел все ожидания: осенью ТОЗ собрал по 250 центнеров картофеля с гектара. Полученный урожай был реализован через саметскую кооперацию, а на полученный доход той же осенью «Селекционер» купил колёсный трактор «Фордзон» – по-видимому, первый трактор в Заречье. Приезд в Саметь этого тарахтящего чуда тогдашней техники произвёл неизгладимое впечатление на всех жителей села. Весной 1929 г. Товарищество с помощью трактора смогло быстро провести сев и осенью вновь получило хороший урожай овощей47.
Однако времена крестьянской кооперации и добровольных ТОЗов истекали. 7 ноября 1929 г. в «Правде» появилась статья Сталина «Год великого перелома», в которой глава партии фактически объявил о начале массовой коллективизации. 10-17 ноября в Москве прошел Пленум ЦК ВКП(б), официально принявший решение о начале коллективизации сельского хозяйства. Вскоре «великий перелом» начался и в нашем крае. ТОЗы подлежали преобразованию в первую очередь, отчего колхоз в Самети и возник одним из первых в Костромском районе. 3 ноября 1929 г. в селе состоялось общее собрание членов «Селекционера», решившее преобразовать товарищество в колхоз. В честь приближающейся очередной октябрьской годовщины он получил название «XII Октябрь». Первым председателем колхоза стал присланный из Костромы т.н. двадцатипятитысячник, рабочий обувной фабрики «X Октябрь», член партии с 1928 г. И.М. Суриков48.
Почти везде в литературе, описывающей коллективизацию в Самети, даётся почти благостная картина того, как саметские крестьяне добровольно объединились в колхоз. Об эксцессах коллективизации если и упоминалось, то - скороговоркой и вскользь. Однако в реальности картина, конечно, была не столь благостной. Попавшие под первую волну коллективизации саметцы на себе испытали весь ужас, жестокость и бессмыслицу «социалистической реконструкции сельского хозяйства». В плане «ликвидации кулачества как класса» и для запугивания нежелающих вступать в колхоз в к<