Сцена
Однозвучно звенит колокольчик, и дорога пылится слегка,
И уныло по ровному полю разливается песнь ямщика.
Сколько грусти в той песне унылой, сколько чувства в напеве родном,
И в груди моей хладной, остылой, разгорелося сердце огнём.
Григорий – ступай, отвори дверь, звонят.
Пётр – а ты что сидишь?
Григорий – ступай, отвори дверь, звонят.
Пётр – на ногах у тебя пузыри что ли?
Григорий – ступай, отвори дверь, звонят.
Пётр – встать не можешь?
Иван – ну, уж я пойду, так и быть, отворю. Это Андрюшка.
Григорий – а, это ты, московская ворона? Откуда тебя принесло?
Андрюшка – ах ты, чухонский сын! Побегал бы ты с моё. Вон (показывая узел) к цветочнице велела отнести, что на Петербургской. А на извозчика не дала. Да и к вашему тоже. Что, спит ещё?
Григорий – кто? Медведь? Нет, ещё не рычал из берлоги.
Петр – а правда говорят, что барыня ваша даёт вам чулки штопать?
Григорий – ну, уж ты брат теперь будешь штопальницей. А мы так теперь и звать тебя будем: «Штопальница»!
Андрюшка – врёшь, и никогда я не штопал.
Петр – да ведь известно: у вас дворовый человек до обеда повар, а после обеда он уже кучер или лакей, а вечером башмаки шьёт.
Андрюшка – ну и что? Ну и что? Не сидеть же без дела. Конечно, я и лакей и на барыню шью, и на других тоже – копейку добываю. А что из того, что вы сидите весь день?
Григорий – нет, брат, у хорошего барина лакея не займут работой, на то есть мастеровой. Вон, у графа Булкина – 30 человек слуг одних. И там уж нельзя так: «Эй, Петрушка, сходи-ка туды». – «Нет, скажет, это не моё дело. Велите приказать Ивану». Вот оно что значит, если барин хочет жить, как барин. А ваша, пигалица из Москвы приехала – а коляска-то как орех раскушенный, а лошадям то хвосты верёвками позавязаны. А?
Андрюшка – ну,смехун, ой смехун! Да что из того, что сидите весь день? Ведь у вас ни копейки за душой нет.
Григорий – а на что ж мне твоя копейка? А барин то зачем? Ведь жалованье он мне и так выдаст, работаю я или не работаю. А копить мне на старость зачем? Что же это за барин, коли уж пенсиона слуге за службу не выдаст?
Звонок 2 сцена
Григорий – сейчас!
Павел Петрович – ты что, оглох?
Григорий – никак нет
Павел Петрович – что ж ты не изволил явиться, когда я звоню?
Григорий – ну мне ж нельзя было дела бросить, я сапоги чистил.
Павел Петрович – а Иван что делал?
Григорий – Иван комнату мёл
Павел Петрович – а Петрушка?
Григорий – а он в конюшню пошёл.
Павел Петрович – подай сюда собачку! Зюзя! (ищут, находят) вот я тебе на хвост бантик привяжу. (звонок)
Иван – Александр Иванович Пролётов!
Павел Петрович – проси!
Александр Иванович – доброе утро, Павел Петрович!
Павел Петрович – как ваше здоровье, Александр Иванович?
Александр Иванович – очень благодарен. Не помешал ли я вам?
Павел Петрович – да ну что вы, как можно. Ведь я всегда занят. Ну что, в котором часу вчера домой приехали?
Александр Иванович – в шесть. Я как поворотил из Офицерской, так спросил, подъезжая к будочнику: «Не слышал ли, братец, который пробил час?» а он и говорит: «Да шестой уж пробил, барин». Вот я и узнал, что час то шестой был.
Павел Петрович – представьте себе, я сам почти в то же время приехал. Ну что, каков был вистец?
Александр Иванович – да он мне признаться во сне мерещился вистец то.
Выходят карты
Павел Петрович – а я гляжу, что он кладёт короля. А у меня-то на руках дама крестей. Да! А я то мигаю Лукьяну Федосеевичу, чтоб он козырял, - нет.
Дама Крестей – а ведь тут только козырни – пиковый валет и берёт!
Александр Иванович – позвольте, валет не берёт!
Дама Крестей – берёт
Карта 1 – не берёт, потому что нельзя брать
Карта 2 – а семёрку пик, забыли?
Карта 3 – да разве у него была пиковка? Я что-то не помню!
Карта 4 – да у него было две пики: четвёрка, которую он сбросил на даму, и семёрка.
Карта 5 – четвёрка была, это так; но семёрки то не было! Ведь он бы козырнул!
Павел Петрович – ей-богу, Александр Иванович, ей-богу! Я как сейчас помню две пики – четвёрка и семёрка.
Александр Иванович – четвёрка было, а семёрки не было. Он бы козырнул.
Павел Петрович – ей-богу, Александр Иванович, ей-богу!
Александр Иванович – но это совершенно невозможно Павел Петрович.
Павел Петрович – так вот поедемте завтра к Лукьяну Федосеевичу и спросим, была ли на руках у него семёрка пик.
Александр Иванович – извольте, я не прочь.
Пауза – храп лакеев
Павел Петрович – а были вы у его высокопревосходительства?
Александр Иванович – был. Теперь только от него. Сегодня утром было немного холодненько. По этому поводу велел подать себе шубу. Подъезжаю к его высокопревосходительству – его высокопревосходительство спит. Но я дождался. Ну, тут пошли рассказы о том, о сём.
Павел Петрович – а обо мне было что-нибудь говорено?
Александр Иванович – как же, было, было и про вас. И при том любопытнейший разговор произошёл.
Павел Петрович – а что такое?
Александр Иванович – а вот тут позвольте по порядку. Его высокопревосходительство спросил, почему так давно меня не видел? Где я бываю? И о вчерашней вечеринке спросил и кто, говорит, был? Я говорю, были, были! Павел Петрович Борщёв, Илья Владимирович Бубницын. А его высокопревосходительство после каждой фамилии говорит: «Гм». А я говорю: «Был ещё один, известный вашему высокопревосходительству чиновник».
Павел Петрович – кто же это такой?
Александр Иванович – и что вы думаете, сказал на это его высокопревосходительство?
Павел Петрович – не знаю
Александр Иванович – а он и спросил, говорит, кто ж такой? А я говорю: «Павел Петрович Бурдюков». А его высокопревосходительство говорит: «Гм». Это говорит, чиновник и притом… а довольно хорошо у вас потолки
расписаны, Павел Петрович. Очень, очень не дурно. Лира, корзиночка, вокруг сухарики, бубен и барабан. Очень натурально.
Павел Петрович – так что же сказал его высокопревосходительство?
Александр Иванович – а что же он сказал, я что-то не припомню.
Павел Петрович – он сказал: «Это чиновник. Гм»
Александр Иванович – он сказал, - « Гм! Это говорит, чиновник. Притом, служит он у меня». Ну а дальше разговор пошёл об обыкновенных вещах.
Павел Петрович – и больше обо мне не заговаривал?
Александр Иванович – нет.
Павел Петрович – жаль. Господи, боже мой, вот если бы он сказал: «Такого-то Бурдюкова, в уважении тех и прочих его заслуг, представитьк Владимирутретьей степени… эх, Александр Иванович…
Сцена Пауза
Лакей – ступай,открой дверь, звонят.
Шрейдер – Иван Петрович, дома?
Лакей – у себя.
Павел Петрович – ничего, ничего, пожалуйте сюда. Что это у вас?
Шрейдер – для подписания. Здесь отношение в палату и рапорт управляющему.
Павел Петрович – что это? У вас же поля по краям бумаги не ровны. Да вы знаете, что за это может быть?
Шрейдер – я говорил об этом Ивану Ивановичу: он мне сказал, что министр не будет смотреть на эту мелочь.
Павел Петрович – мелочь? Ивану Ивановичу хорошо так говорить. Да я сам тоже думаю, что не будет он смотреть на эту мелочь. Ну, а вдруг посмотрит?
Шрейдер – можно переписать, но только будет поздно.
Павел Петрович – да, не успеешь уже переписать. Нет, не будет он заниматься этими пустяками. Может вообще, так только глазом пробежит не читая. Ну, а вдруг, вздумается: «Дай-ка посмотрю, велико ли место остаётся для полей?» Что тогда?
Шрейдер – я перепишу.
Павел Петрович – то-то. Ведь я с вами говорю, только потому, что вы учились в университете. С другими я бы и слов не стал тратить.
Шрейдер – я осмелился только потому…
Павел Петрович – совершенно верно, я с вами не спорю! Министр на это даже никогда не посмотрит, и не вспомнит даже про это! Ну а вдруг? Что тогда?
Шрейдер – я перепишу. (уходит)
Павел Петрович – порядочный молодой человек, а вот здесь пусто. Эх, Александр Иванович, скольких трудов мне стоило привести всё это в порядок. Посмотрели бы вы, в каком виде я принял нынешнее место. Вообразите себе, что никто не умел правильно буквы написать. Смотришь: иной в одной строке пишет: «си», а в другой: «ятельству». Словом ужас. А сейчас, вот возьмите бумагу: душа радуется, дух торжествует!
Александр Иванович – да, можно сказать, что чины вам кровью и потом достались.
Павел Петрович – именно потом и кровью. Характер у меня такой! Мне бы только одного хотелось – орденок на шею. А вас буду просить, Александр Иванович, этак при случае, мимоходом, намекните его высокопревосходительству: что мол, у Бурдюкова в канцелярии такой порядок, какой редко где встретишь.
Александр Иванович - с большим удовольствием, Иван Петрович, если только представится случай.
Входит Катерина Александровна ищет собачку Зюзю
Катерина – боже мой, Александр Иванович! (целует ручки)
Александр Иванович – Катерина Александровна!
Катерина – как давно мы не видались. Позабыли меня, позабыли. Ну, что Наталья Фоминична?
Александр Иванович – слава богу, Наталья Фоминична, захворала давече.
Катерина – Э!
Александр Иванович – да! у неё сделалось стеснение в груди и колика под ложечкой. Врачи прописали очистительное и припарки из ромашки и нашатыря.
Катерина – а вы бы, попробовали гомеопатическое средство. (любезничают)
Павел Петрович – чудно, чудно, как подумаешь, до чего доходит просвещение. Вот ты Катерина говоришь про гомеопатию. Недавно я был на представлении. И что бы вы думали? Мальчишка, ростом лет трёх, небольше: а так отплясывает на тончайшем канате, что дух захватывает. Да ясерьёзно! (повторяет подчёркнутое)
Александр Иванович – очень хорошо поёт Мелас. (поют, появляется Мелас)
Павел Петрович – да, с большим чувством. А как она берёт вот это?
Александр Иванович – именно, это она удивительно хорошо берёт. Однако уж скоро два.
Павел Петрович – куда же это вы, Александр Иванович?
Александр Иванович – пора! Мне до обеда надо ещё места в три заехать.
Павел Петрович – когда же мы с вами увидимся? Ах, да, я и забыл: завтра у Лукьяна Федосеевича.
Катерина – прощайте, Александр Иванович
Александр Иванович – (лакеям) не терплю я людей такого рода. Ничего не делает, а прикидывается только, что он такой, сякой, и то наделал, и то поправил. Ишь, чего захотел! Ордена! И ведь получит мошенник, получит. Такие всегда получают. А я? Ведь пятью годами старее его на службе, и до сих пор не представлен. И такая отвратительная физиономия! Да ещё просит,
чтоб я замолвил за него словечко. Нашёл, кого просить! Не получишь ты ордена, не получишь! (Уходит, все ищут Зюзю)
Сцена
Андрюшка – что? Говорят, вы бал затеяли?
Пётр – да! ты-то будешь?
Андрюшка – да какой это бал? Только так говорится, что бал.
Григорий – нет, брат, бал будет на всю руку. По целковому жертвуют и больше. А повар княгини Барашкиной дал 5 рублей и сам берётся стол готовить. Уж полпуда конфет купили… Звонок
Андрюшка – ступай, барин звонит
Григорий – подождёт. Иллюминацию зажжём, музыка будет… звонок
Андрюшка – ступай, звонит
Григорий – подождёт. Ну, ты сколько даёшь? Петрушка, гляди на него, каков? Давай не скупись, штопальница! Входит барин
Павел Петрович – что ж вы, бездельники? Три человека – и хоть бы один с места поднялся? Я звоню что есть мочи, чуть тесьму не оборвал.
Григорий – да ничего не было слышно, сударь.
Павел Петрович – врёшь
Григорий – даей-богу! Что мне врать то? А, уж это такой колокольчик, сударь, никуда не годится: никогда ничего не слыхать. Надо будет слесаря позвать.
Павел Петрович – ну так позвать слесаря
Григорий – да я уже сказывал дворецкому. А ему говоришь, говоришь, так он ещё и выбранит за это.
Павел Петрович – а это, что за человек?
Григорий – это человек от Анны Петровны, зачем-то пришёл к вам.
Павел Петрович – что скажешь, брат?
Андрюшка – барыня приказала кланяться и доложить, что сегодня будут к вам.
Павел Петрович – не знаешь, зачем?
Андрюшка – не знаю, зачем. Они сказали: «Дорожи Ивану Петровичу, что сегодня будем к ним» и приказали кланяться.
Павел Петрович – когда, в котором часу?
Андрюшка – не знаю, в котором часу. Они сказали: «Доложи Ивану Петровичу, что сегодня будем к ним» и приказали кланяться.
Павел Петрович – хорошо. Петрушка, давай скорей одеваться: я ухожу. А вы – никого не принимать. Всем говорить, что меня нет дома. (повторяет каждому и уходит вместе с Петром)
Андрюшка – видишь, вот и досталось.
Григорий – нет, это уж служба такая. Как ни старайся – всё выбранят. Звонок
Вот, опять какой-то чёрт лезет. (Ивану) Ступай, отвори дверь, звонят.
Вбегает Шрейдер
Шрейдер – Павел Петрович дома?
Григорий – никак нет.
Шрейдер – досадно. А не знаешь, куда уехал?
Григорий – неизвестно. Должно быть в департамент. Как о вас доложить?
Шрейдер – скажи, что был Шрейдер. Очень мол жалел, что не застал дома. Слышишь, не позабудешь? Шрейдер.
Григорий – не позабуду. Шпендер
Шрейдер – Шрейдер
Григорий – да вы немец
Шрейдер – какой немец. Я русский. Шрейдер.
Григорий – слышь, Иван, не позабудь; Штрудель. (Шрейдер садится)
Андрюшка – ох, братцы, пора уж и мне. (одевают Андрюшку)
Григорий - ну что, на бал то будешь?
Андрюшка – не знаю, посмотрю после. Прощай, Иван.
Иван – прощай. (слуги легли)
Шрейдер – сегодня утром был у нашего начальника в кабинете. Я нарочно пришёл пораньше, чтоб заточить для него перья. Он очень любит, чтобы на столе, стояло побольше перьев. Весь кабинет его уставлен шкафами с книгами. Я читал названия некоторых: и всё такая учёность, что нашему брату и приступа нет: всё или на французском, или на немецком. А если посмотреть в лицо ему: то такая важность сияет в глазах! И всё молчит! Хотелось бы мне узнать, о чём он думает, и что такое затевается в этой голове? Я ещё никогда не слышал, чтобы он сказал лишнее слово. Только, когда подашь бумаги, спросит: «Как там на дворе?» А я отвечаю: «Сыро, ваше превосходительство!» Да! Государственный человек. А около половины второго случилось происшествие, которого никакое перо не опишет. Отворилась дверь. Я думал, что директор, вскочил со стула с бумагами; но это была она, она сама! Директорская дочь. Святители, как она была одета! Платье было похоже на воздух! А как глянула: солнце, ей-богу, солнце. А потом спросила: «Папа здесь не было?». А у меня, чёрт возьми, язык то вдруг и присох. Только и мог сказать, что «Никак нет-с». Она поглядела на меня, на шкафы и уронила тончайший, батистовый платочек. Так и дышало от него генеральством. Я кинулся со всех ног, подскользнулся на проклятом паркете, но удержался и подал платок. Она поблагодарила, почти незаметно усмехнулась и вышла. А я ещё час сидел и не знал, что делать. А что тут сделаешь, пойду. (убегает)
Сцена
Александр Иванович Пролётов – Андрей, где газета?
Андрей – на столе барин
Пролётов - почитаем, что тут пишут? Что это? Путевые заметки. А это что? Происшествия. А вот и награждения. Что это? Что это? Неужели Бурдюков? Да, он, Иван Петрович Бурдюков. Награждён, Владимиром третьей степени. А? Каково? Вор, взяточник, отец 2 раза под судом был, гнуснейший человек, и награждён! Подлец! Ничего, это ты другим морочь голову, а я знаю про тебя такое… что. Вот не хотел же читать, как чувствовал. А теперь тоска и гадость – и больше ничего. Андрей! И зачем же это ты, Андрей принёс мне эту вот газету? А? забери её, дурак. Каков, бурдюков, а? Вот кого без лишних слов упрятал бы я на Камчатку. С большим наслаждением признаюсь, нагадил бы ему сию минуту.
Андрей – Бурдюков приехал
Пролётов – что?
Андрей – Бурдюков приехал
Пролётов – да что ты вздор несёшь
Андрей – так точно-с
Пролётов – врёшь ты, дурак. Бурдюков, ко мне?
Андрей – точно так
Пролётов – Павел Петрович Бурдюков?
Андрей – да нет, не Павел Петрович, а другой, какой-то
Пролётов – какой другой?
Андрей – да вот извольте сами видеть: он здесь.
Бурдюков – прошу извинить за беспокойство. Обстоятельства понудили оставить Тамбов. Приехал просить личной помощи и заступничества.
Пролётов – точно, другой.Правда есть какое-то сходство. В чём могу быть вам полезным?
Бурдюков – дело, тяжба
Пролётов – с кем?
Бурдюков – с родным братом
Пролётов – прежде позвольте узнать фамилию. Прошу покорно садиться.
Бурдюков – фамилия моя Бурдюков, Христофор Петров сын, а дело с родным братом Павлом Петровичем Бурдюковым.
Пролётов – Господи, да благослови вас за такое доброе дело. Лучше этого дела вы и придумать не могли. Вот и говори теперь, что нет справедливости. А это что? Вот ведь родной брат, узы крови так сказать, связи, а ведь брата не пощадил. На брата – процесс! Позвольте вас обнять.
Бурдюков – извольте, я вас сам с готовностью обниму. А прежде, вглянувши на вашу физиономию, нельзя было и подумать, чтоб вы были путный человек.
Пролётов – вот тебе раз, как так?
Бурдюков – да сурьёзно! Наверно, покойница матушка ваша, когда была брюхатая вами, перепугалась чего-нибудь?
Пролётов – да с чего вы взяли?
Бурдюков – да вы не будьте в претензии, это очень часто случается. Вот у нашего заседателя вся нижняя часть лица баранья, и поросла шерстью, как у барана. А ведь от незначительного случая: когда покойница рожала, ну подойди к окну баран и давай блеять. Бе-е-е!
Пролётов – оставим в покое заседателя и барана. Как же я рад.
Бурдюков – а уж я как рад. Только теперь, когда начинаю всматриваться в вас, вижу, что лицо мне ваше как-будто известно. У нас в карабинерном полку был поручик, вот как две капли воды похож на вас. Пьяница страшнейший. И дня не проходило, чтобы у него рожа не была разбита.
Пролётов – времени у меня не много. Перейдём же к делу. К делу. К делу.
Бурдюков – извольте, это дело казусное. Знавали вы в Устюжском уезде помещицу Евдокию Малафеевну Жеребцову?
Выходит Жеребцова и Мария
Не знали? Очень хорошо. Она доводится родной тёткой мне и моему брату. И у ней ближайшие наследники я и брат, извольте видеть. Кроме того, ещё есть сестра Мария, что вышла за генерала Повалищева. Вот оно куды пошло.
Мария – и вот этот брат, мошенник, - а он по этой части хоть к чёрту в дядьки годится, - вот он и подъехал к ней: «Вы мол, тётушка, уже прожили, слава богу, 70 лет; где уж вам в таких преклонных годах заниматься самой хозяйством: пусть лучше я буду всем управлять». Замечайте. Переехал к ней в дом, живёт и распоряжается, как настоящий хозяин. Да вы слышите или нет?
Пролётов – да слышу, слышу.
Бурдюков – и вот занемогает тётушка, а от чего – бог знает:
Жеребцова – бог всё знает
Бурдюков - может быть, он сам и ей чего-нибудь подсунул
Мария – чего подсунул?
Бурдюков – не знаю. Приезжаю, меня встречает брат весь в слезах: «Ну, говорит, братец, навеки мы с тобой несчастные, благодетельница наша…»
Жеребцова – что?
Бурдюков – ну,что-что,отдала богу душу
Мария – нет, при смерти.
Жеребцова – кто?
Бурдюков – и точно, я вхожу, тётушка лежит на карачках и только глазами хлопает. Ну что плакать?
Мария – плакать.
Бурдюков – так ведь не поможет
Мария - поможет
Пролётов – не поможет (спорят)
Жеребцова – нет, не поможет!
Бурдюков – я подступаю поближе. «Ну говорю, тётушка, все мы смертны, и не угодно ли вам заблаговременно сделать какое-нибудь распоряжение.»
Пролётов – а что тётушка?
Бурдюков – а тётушка отвечает…
Жеребцова – э… э… э
Мария – а этот подлец – мой брат, стоит возле кровати и говорит: «Так, мол тётушка объясняет, что она уже распорядилась»
Пролётов – но позвольте, разве она это сказала?
Мария – это она и сказала
Мария – какой чёрт она сказала! Она сказала только…
Жеребцова – э… э… э
Бурдюков – я подступаю поближе: «Позвольте узнать, говорю, тётушка, что это за распоряжение?» а она опять отвечает…
Жеребцова – э… э… э
Бурдюков – а этот подлец опять за своё: «Мол тётушка говорит, что все распоряжения находятся в духовном завещании»
Жеребцова – в духовном завещании
Пролётов – ну а духовное завещание распечатали?
Бурдюков – конечно распечатали. После похорон, собрались свидетели и прочитали.
Пролётов – и что там было написано?
Бурдюков – а вот что
Жеребцова – племяннику моему, Павлу Петрову сыну Бурдюкову в возмездие его сыновних попечений и неотлучного себя при мне обретения до смерти – оставляю во владение родовое и благоприобретённое имение моё в Устюжском уезде.
Бурдюков – вон оно куды пошло!
Жеребцова - Пятьсот ревизских душ, угодья и прочее. Племяннице моей, Марии Петровой дочери Повалищевой, урождённой Бурдюковой, оставляю ей деревню и сто душ. Племяннику моему Хрисанфию сыну Петрову Бурдюкову, на память обо мне завещаю: (пауза, поёт песню) три штаметовые юбки, и всю рухлядь в амбаре, как-то: пуховика два, посуду фаянсовую, простыни, и чепцы.
Бурдюков – и там ещё чёрт знает какое тряпьё. Я вас спрашиваю, зачем мне эти штаметовые юбки? Что я с ними буду делать?
Пролётов – и свидетели подписались при этом?
Бурдюков – а как же, набрал какой-то сволочи.
Пролётов – а покойница собственноручно подписалась?
Жеребцова – а кто покойница?
Бурдюков – никто. То-то и оно, что подписалась. Да как-то странно. Покойницу звали Евдокия, а она нацарапала такую дрянь, что и разобрать нельзя.
Все – как так?
Бурдюков – покойницу звали Евдокия, а она написала «Обмакни». Что ж это за имя такое, Обмакни?
Пролётов – как же вы намерены поступать теперь
Бурдюков – я уже подал прошение об уничтожении завещания
Мария – как об уничтожении?
Бурдюков – потому что подпись ложная. Пусть они не врут: покойницу звали Евдокия, а не Обмакни.
Пролётов – вот и хорошо. Я сейчас напишу записку одному знакомому секретарю. А вы достаньте мне копию завещания.
Дамы с песней уходят. Обмакни в чернила.
Бурдюков – несказанно, обязан вам. А в которые двери нужно выходить – в те или в эти?
Пролётов – в те
Бурдюков – до свидания. Как вас, я всё позабываю.
Пролётов – Александр Иванович
Бурдюков – Александр Иванович Прольдюковский, вы с ним не знакомы? Он ещё в пяти верстах от моей деревни живёт? Ну, прощайте, а в которые двери выходить, в те или в эти? (уходит)
Пролётов – неожиданный клад, подарок судьбы. Странно сказать, а в душе чувствуешь такое неизъяснимое удовольствие, как будто министр поцеловал при всех чиновниках.
Бурдюков – а в которые двери выходить?
Пролётов – Андрей, ступай сейчас же к моему секретарю и скажи что это самонужнейшее дело. Ну, ничего, наконец, и на нашу улицу пришло веселье. Как я сяду играть, так ты будешь подплясывать. А уж как сенатских то музыкантов наберу оркестр, так ты так запляшешь, что всю жизнь не отдохнут у тебя бока.
Сцена
Григорий – куда идёшь, удостойте вниманием
Горничная – Не держите меня! Нельзя, нельзя, Григорий Павлович.
Иван – нет, ну просто огонь какой-то
2-я горничная – не держите меня