До тех пор пока в естествознании разрабатывались средства и методы измерения материальных объектов в виде таких характеристик, как длина, вес, время и других, все эти методы не обладали достаточной степенью общности, чтобы быть успешно использованными в уголовном судопроизводстве. Причина в том, что они разрабатывались в качестве средства описания объекта познания. Только появлении категории «информация» позволило изменить ситуацию. Появилось понятие «количество информации», с помощью которого стало возможно устанавливать, численно оценивать начальное, текущее и конечное состояние субъекта в ходе осуществления им процедуры познания.
Таким образом, введение категории информации переместило внимание исследователей, занимающихся изучением процесса познания, с познаваемого объекта на субъект познания. Количество информации описывает состояние субъекта познания, а не объекта. В этом принципиальное отличие философской категории «информация» от категорий «материя» и «движение».
В публикациях современных криминалистов мы не обнаружили разделения онтологического и гносеологического аспектов категории отражения. Авторы большинства работ отделяют закономерности отражения, относящиеся к онтологическому аспекту, от закономерностей отражения, имеющих гносеологический характер. Так, например, поступают Е. Н. Асташкина, Н. А. Марочкин, А. Е. Михальчук, В. Я. Решетников при изложении материала в учебно-практическом пособии «Расследование преступлений. Криминалистические комплексы»[126].
Авторы предлагают расширение состава опергруппы за счет помощника следователя, не без оснований считая, что подобное нововведение может способствовать «повышению эффективности осмотров, улучшению творческого поиска, всестороннему исследованию обстановки преступления и в конечном итоге решению главной задачи осмотра – преодолению информационной неопределенности, накоплению необходимых сведений для выдвижения следственных и оперативно-розыскных версий»[127].
В данном случае авторы рассматривают «преодоление информационной неопределенности» как то, что можно назвать «субъективным» аспектом информации, следовательно, речь идет о гносеологическом аспекте отражения. Затем они плавно переходят к рассмотрению онтологического аспекта отражения. Это выражается в рекомендациях использовать результат моделирования преступной деятельности. Закономерно отражаясь в материальной среде, преступная деятельность определяет характер и область расположения материальных носителей – следов преступления.
Авторы указывают, что «… сужение границ осмотра приводит к сокращению объема криминалистической информации и создает дополнительные трудности в раскрытии и расследовании преступлений.
Объективным критерием правильного определения границ осмотра, на наш взгляд, является выявление разнообразных материальных последствий посягательства, а также иных данных, прежде всего оперативного характера. Это особенно актуально в случаях, когда:
– в первоначальных данных есть сведения о направлении, в котором скрылись преступники, либо о том, где они были замечены до совершения посягательства, в момент наблюдения за квартирой или ожидания, а также если в ходе осмотра на прилегающей местности обнаружены предметы похищенного, упаковка, вещи, предметы, принадлежавшие преступникам;
– судя по объему похищенного, его особенностям, габаритам и т. д., преступники должны были воспользоваться каким-либо транспортом или на время использовать то или иное укрытие (подвал, чердак, строение, лесопосадки и т.д.);
– судя по обстановке на месте преступления, наряду с предметами хищения, представляющими действительную ценность, были похищены и иные, которые ввиду их малой ценности преступники могли выбросить при уходе с места происшествия (упаковка, футляр, кошелек, сумочка и т.п.);
– не обнаружены орудия взлома;
– не обнаружены следы пребывания преступников на месте происшествия и т.п.»[128].
Одновременно авторами учитывается и гносеологический аспект отражения. Они указывают, что в ситуациях, когда не обнаружены орудия взлома, следы пребывания преступников на месте происшествия и иные вещественные доказательства, «… необходимо установить вероятный путь прихода и ухода преступников (входная дверь, окно, форточка, двор дома и т.д.), а также наиболее типичные места сокрытия похищенного (подвалы, чердаки, вспомогательные строения и т.п.) с учетом специфических особенностей похищенного. При этом границы осмотра должны быть определены следователем в ходе общего осмотра с учетом ситуационных особенностей расследуемого события и в таких пределах, которые объективно отражают возможность местонахождения материальных последствий посягательства»[129].
В качестве примера практического использования гносеологического аспекта отражения, на основе анализа юридической литературы, а также обобщения материалов практики авторы показывают, что одной из распространенных ошибок практических работников является искусственное сужение границ осмотра пределами жилого помещения потерпевшего, когда не осматриваются лестничные площадки, лифты, чердаки, подвалы, иные вспомогательные помещения, прилегающая территория. Между тем, по данным Е. Н. Асташкиной и др., в этих местах можно обнаружить не менее 40% разнообразных следов, в том числе:
– 5,7% – на путях отхода;
– 17,4% – на подступах к жилищу, на стадии подготовки к посягательству, когда преступники ожидают благоприятного момента для проникновения в жилище к потерпевшему;
– 6,9% – на прилегающей местности;
– 10% – в иных местах[130].
Таким образом, авторы утверждают, что производством осмотра места происшествия можно получить лишь 60% всех материальных следов, остальные 40% обнаруживаются при расширении границ осмотра. Причем наиболее вероятными (вероятность составляет 0,17) из мест, где могут быть найдены следы, являются подступы к жилищу, в которых, на стадии подготовки к посягательству, преступники ожидают благоприятного момента для проникновения в жилище к потерпевшему.
Сопоставим приведенные данные с высказыванием Н. С. Полевого, который оценил некоторые теоретические достижения А. А. Эйсмана следующим образом: «Автором были рассмотрены пять наиболее типичных алгоритмов доказывания, и каждый из них представлен в виде максимально упрощенных схем. Ни в одном из них нет количественного выражения анализируемых параметров, так как автор считал, что в то время определение, например, частотной характеристики значения улик представляло собой непреодолимую трудность. И это понятно, ибо без предварительного глубокого статистического анализа практики расследования отдельных видов преступлений нельзя судить о том, какого рода статистика нужна, например, для оценки значения факта обнаружения краденного в отношении его к доказываемому событию – краже?»[131]. Тем самым Н. С. Полевой указывает ключевую проблему, решения которой нет у А. А. Эйсмана.
Данные, которые приводятся Е. Н. Асташкиной с соавторами, представляют собой решение выделенной Н. С. Полевым проблемы, являющейся ключевой при применении шенноновского подхода. Другими словами, современная криминалистика эмпирическим путем решила поставленную А. А. Эйсманом проблему, но осознания факта ее решения не произошло. Дальнейшее развитие криминалистики с помощью теории информации может быть осуществлено только на основе использования количественных методов. Этот путь и представляет собой содержание направления в криминалистике, которое обычно называется «математизацией» криминалистики. В связи с чем центральной задачей становится определение понятия количества информации.
Понятие количества информации важно с двух точек зрения. Во-первых, с точки зрения применения общенаучного метода измерения и получения количественного выражения информации, позволяющей уточнить представление об информации как предмете исследования. Во-вторых, с позиции операционального определения информации, раскрывающего прикладной аспект информационного подхода.
С нашей точки зрения, именно понятие «количество информации» представляет собой ту сторону информационного подхода, которая в криминалистике, с одной стороны, разделяет онтологический и гносеологический аспекты категории отражения, а с другой стороны, позволяет снять их противопоставление посредством достижения тождества противоположных понятий.
Количество информации определяется по формуле Н=log2N (1). В этой формуле Н – обозначает количество информации, измеряемое в битах; log2 – двоичный логарифм; N – число объектов или число состояний одного объекта, либо иное множество элементов, в котором требуется обнаружить единственный элемент этого множества.
С точки зрения категории отражения N – это отображаемый объект, а Н – число признаков, которые его отображают в среде. В терминах теории идентификации можно сказать, что N – это следообразующий объект, а Н – число идентификационных признаков, которые необходимо установить для осуществления идентификации.
С позиции категорий «сущность» и «явление» N характеризует объект познания, чья сущность определяется множеством состояний N, в которых он может находиться. Н – это знания об объекте в виде ряда явлений, представляющих собой признаки, позволяющие познать сущность.
В. С. Готт и В. Г. Сидоров следующим образом формулируют эту мысль: «… Количество информации измеряется не изменением энтропии объекта познания, а «энтропией» знания об этом объекте, которая выражается логарифмом вероятности подтверждения исходных гипотез и не связана непосредственно с характеристикой состояний исследуемых объектов»[132].
В основу современного информационного подхода положены работы К. Шеннона, создавшего статистическую теорию связи. Для вычисления количества информации Шеннон предложил формулу
Н=-∑p i log2p i (2).
В формуле (2) p i обозначает вероятность элемента множества N. При равновероятных элементах p i =1/N результат вычислений по формуле (2) совпадает с вычислением по формуле (1). Например, при N=2, p i =1/2=0,5. Тогда по формуле (1) получаем количество информации, равное Н = log2N = log22 = 1 бит. Вычисления по формуле (2) приводят к тому же самому результату: Н=-∑p i log2p i = -∑0,5log20,5= -[0,5 log20,5+0,5 log20,5] = -[(0,5 *-1)+(0,5 *-1)] = -[-0,5+-0,5] = 1.
Изложенная методологическая позиция представляет собой современные общенаучные представления о том, что понимается под философской категорией «информация» и научным понятием «количество информации».
Последние 20 лет в криминалистике большинство авторов публикаций, посвященных проблемам использования информационного подхода, придерживаются именно позиции Шеннона, в том числе Ю. Ф. Кваша[133], С. С. Овчинский[134], Н. С. Полевой, В. С. Пошкявичус, А. А. Эйсман[135] и другие.
Так, С. С. Овчинский пишет: «С точки зрения теории информации события маловероятные несут наибольшую информацию, в наибольшей степени устраняют неопределенность вывода»[136].
Покажем справедливость данного высказывания на числовом примере. Для этого требуется ввести некоторые понятия статистической теории информации. Выделим в формуле (2) К.Шеннона величину – log2p i, которая в литературе[137] названа частной неопределенностью i -го события (и обозначается указанными авторами log2p(х i)). Вычислим значение частной неопределенности события х i. для следующих вероятностей 0,9; 0,6; 0,5; 0,3; 0,2; 0,1; 0,02; 0,001 (табл. 19).
Таблица 19