Моим еще не родившимся, но уже любимым внукам.
Сегодня, 20 июля 2013 года, моя Ксюшка защищает диплом. Ей всего-то еще 22, мне уже 53. У нее впереди все, у меня вряд ли уже будет что-то нового. Нет, еще внуки, которых до сих пор не могут родить мои «непутевые» дети. Может дождусь.
Защита диплома для меня (не факт, что тоже и для моих детей) событие означающее, что человек стал самостоятельным, «на ноги встал». Так вот, сегодня моя Ксюшка, встанет на ноги. Хотя, если отбросить мои стереотипы, она уже давно на своих ногах.
Вот именно сегодня я наконец-то начал писать эти записки. Точнее свои воспоминания о детстве и немного о юности и молодости. Хочу вспомнить и написать о том, какими мы были, как жили, что запомнилось на всю жизнь. Конечно же пишу, только для того, чтобы это, когда ни будь, прочли мои внуки. Будет ли им это интересно? В пятнадцать лет наверняка нет. Но вот если даст Бог, и эта книжка попадет в их руки, когда им будет уже под сорок, то я нисколько не сомневаюсь – прочтут, обязательно прочтут! Может быть, многое им будет непонятно – слишком быстро время все меняет в этом мире, да и я не столь талантлив, чтобы донести свои мысли и эмоции хотя бы через два поколения.
Мама, я и кошка Симка. Тужа, дом на Гагарина 8. Конец апреля 2007 г.
Первые воспоминания.
Спасибо Маме и Бате за то, что 09 февраля 1960 года я появился на свет. Честно, совершенно не помню, как это происходило, но со слов Мамы родила она меня в 6 часов утра в роддоме города Яранска. Вот так все и началось. Это я не о всем мире, а лишь про свою жизнь.
Мои самые первые воспоминания связаны с Зоричами. Да, сколь-то не странно, я сначала вспоминаю дом, дорогу, большой тополь, палисадник, окна дома, крыльцо, тропинку на лужайке перед домом, печку, как любил сидеть под столом, который стоял у нас в большой комнате и лишь потом Бабушку, родителей, старших братьев и сестру.
О Доме.
Удивительные воспоминания о доме. Я конечно неисправимый романтик, и то, какие чувства вызывают у меня воспоминания о доме мне трудно передать словами. Для меня тот дом остался в памяти живым, и я его люблю, для меня это что-то очень дорогое, а самая моя огромная и несбыточная мечта вернуться туда, в то время, и побыть хоть немного шестилетним парнишком, пробежать босиком по сеням… по разостланному там брезентовому половику.
Вот в этом доме я и родился. Тут прошло детство мое и моих братьев и сестры. Тут были молоды и здоровы мои родители. Тут жила наша Бабушка. Снимал Ленька, примерно 1970 - 1971 г.
Этот дом построил Батя в 1959 году. В доме было жилое отапливаемое помещении – изба, сени – холодный коридор между избой и клетью, клеть – летний не отапливаемый дом, под клетью был амбар, где хранилось зерно, мука и разный хозяйственный скарб. За клетью была устроена ограда. В ограду с улицы и с осырка были устроены широкие ворота – лошадь с возом сена могла проехать. А дальше два хлева, в которых помещались корова, теленок, овцы, поросенки. Над оградой и хлевами под самой крышей был устроен сеновал. Но мы его называли сарай. Но при этом никогда не говорили: «В сарае». Куда сено отмётывать – на сарай. Где гостям стелить – на сарае. Откуда сено скинуть – с сарая. А ещё, над клетью, сенями и избой был чердак. Но чердаком его тоже не называли. Говорили: «Надо слазить на подловку.» На подловке, с подловки. А само слово «подловка» практически не употребляли. На подловке было полно очень интересных вещей. Висела старая керосиновая лампа «Молния», уже никому не нужный овчинный тулуп, старая обувь, части ткацкого станка, домашняя утварь и много еще чего. Из чердачного окна было видно луга в пойме Немдежа, поля за Евсином и туманурскую ветряную мельницу. Со стороны осырка была пристроена еще одна ограда. Через нее был выход к колодцу и на осырок, вход в амбар и в большую ограду, к хлевам. Под избой было устроено подполье. Там зимой хранилась картошка, овощи, разные соленья-варенья. На зиму в подполье заносили ульи с пчелами. Вход в подполье был с улицы, через низкую дверку и из избы, через западню. Зимой эту дверку утепляли, и попасть в подполье можно было только из дома, через западню.
Вот так дом выглядел с дороги. Веранда была пристроена позднее. За верандой видно окно клети. Дальше ворота в ограду. Хлевы толком не видны. И все это под одной крышей. Снимок сделан скорей всего в 1972 или в 1973 году, т.к. на крыше видна телевизионная антенна.
А вот так дом со стороны осырка смотрелся. Колодец, дверь в ограду. За колодцем ворота в ограду, плохо, но видны. А внизу избы белый квадрат это и есть дверка в подполье.
Вот такой у нас был дом. И прожили мы в нем с 1959 по 1976. Всего-то 17 лет. Но в нем выросли все мы: Ленька, Колька. Ленька еще помнит, как в Федосах жили, Колька – школьный дом, а мы с Галькой только этот. Этот дом хорошо помнит Иринка, она тоже, можно сказать в нем родилась.
Вот она на крылечке, где все обычно фотографируются. Рядом Амурка, наша собака и друг. Сфотографированы, наверное, в конце 1973 или в начале 1974 г.
Бывал, в этом доме и Влад, правда, совсем еще маленьким, летом, в 1976. А запомнить его он мог в то время, когда там бабушка Тина одна жила. Бывал там и Костя, а вот Ванька и Серега уже не успели – Батя продал дом в колхоз и его перевезли в Евсино. Все мы, были привязаны к этому дому, для всех он родной. Ленька, когда студентом был, всегда на каникулы домой приезжал, потом из армии в отпуск, потом из Челнов.
Ленька пришел в отпуск из армии, я снял его и Маму с крыльца дома. А вот он уже года два-три спустя, приехал из Челнов. Видно, уже женатый, позирует на фоне колодца и картофелища в Аллкиной юбке.
А вот моя первая фотка возле дома. Почему-то потом чаще всего снимали именно вблизи этого места – на крылечке возле окошечка в амбар. Наверное, снимал Ленька, 1963 – 1964 г.
У моих Ваньки, Ксюшки и Пашки остались подобные воспоминания, связанные с домом дедушки и бабушки в Туже. Очень хорошо об этом написала Ксюшка: «Нахлынули воспоминания о бабушкином доме. У нас на заднем дворе стояли бочки с водой для полива огорода. Почему то все обязательно считали необходимым умывается по утрам из этих бочек. Я делала просто - подходила к бочке и опускала в нее голову. А дедушка всегда советовал, в какой бочке вода потеплее (он знал какую бочку не вылили на огород со вчерашнего дня). Этот задний дворик был выложен деревянными досками, они от времени и воды стали серыми и рассохлись, но всегда были очень теплыми, т.к. Солнце с раннего утра прогревало их. Удивительные ощущения - стоять на теплых досках с холодной мокрой головой и щуриться глядя на солнце.»
А вот что у моих внуков будет? Как поймут они про то, о чем я тут пишу? Я не могу себе представить, чтобы город был родным и живым, что многоэтажку можно любить также, как я люблю наш дом. Однажды Юлька Маркина (жена Влада) заявила, что человеку не нужно иметь таких привязанностей. Человек должен жить там, где теплее и комфортней, а все эти воспоминания вредны, т.к. приносят грусть, а не радость. Так вот, с тех пор я ее и не перевариваю….Ну да Бог с ней. Каждый вправе все понимать по своему.
Кстати Ксюшка позвонила, сказала, что защитилась на пятерку. Говорит, что просто никакая. Я ее понимаю. Помню это состояние, чем-то похожее на растерянность - а что дальше то.
Сегодня 23 июня 2013 года. Вчера приезжали ко мне Ксюшка с Костей. Подъехала т. Галя, Пашка и мы все очень хорошо посидели в азербайджанском ресторане – обмыли Ксюшкин диплом. Много говорили разного: вспоминали Тужу, как раньше учились, кто когда и как в Москву перебрался… Да много еще о чем. Мне добрые слова сказали, у меня даже слеза навернулась. Я Ксюшке подарил икону Казанской божьей матери. Решил и деньги отдать. Боюсь, что опять их обесценят и пропадут денежки, как у батьки моего пропали. Это я о деньгах, которые получил от продажи двухэтажной половины дома в Туже.
О бабушке Тине, родителях, братьях и сестре Галке.
Воспоминаний связанных детством очень много. С большой теплотой вспоминаю Бабушку Тину. Только став взрослым я смог оценить, кем для всех нас она была. То, что сейчас мы, ее внуки, не потеряли и не забыли что такое родня, это ее заслуга. Она вынянчила нас всех. Порой нам от нее доставалось. Бабушка особо с нами не сюсюкалась, она нас не заставляла есть, как это принято у многих сейчас, бывало, говаривала: «Жрать захочешь, поешь!». Но до сих пор я помню ее пресные ватрушки, булочки и пирожки с повидлом, ее душистые караваи ржаного хлеба, испеченные в русской печи. С ней было легко работать, она никогда не заставляла чего-то делать из под палки, она умела увлечь, что-то рассказать, чему-то научить, а знала и умела она многое.
Бабушка Тина. Вот такой я ее и запомнил. Снято в 1971 Ленькой.
Братья, Ленька и Колька учились в Туже и казались мне очень взрослыми и большими. А вот сестра Галка, была старше меня лишь на четыре года, и ей больше чем братьям приходилось присматривать за мной. Однажды, когда мне было лет пять, она меня спасла, вытащив из промоины возле мостов. Еще бы немного, буквально три – пять секунд и потоком воды меня бы унесло в разлившийся Немдеж. Галка не медлила, выволокла меня из воды и бегом погнала домой. Дома, когда я отогревшись на печке пришел в себя, она строго настрого наказала мне, чтобы я никому не рассказывал, что свалился в воду и чуть не утонул.
Сегодня, уже спустя почти пятьдесят лет, я, вспоминая, рассказал об этом случае Галке. Удивительно, но она утверждает, что совершенно об этом не помнит. Память избирательна. Сколько всего уже не вспомнить, даже самого яркого. Галка и потом выполняла в моей жизни роль Ангела-хранителя. Не однажды вытаскивала меня из разных ситуаций, в которых я частенько оказывался по своей дури или по причинам от меня независящим….
Мы с Галкой. Возле дома в Зоричах. Редкий снимок, на котором видна деревня. Слева, чуть сзади свалена в кучу солома, правее поленница дров. Вдали - дом дяди Васи. Снято осенью 1970 года.
Из братьев я был ближе с Колькой. Галка же всегда тянулась к Леньке. Братья хоть и мало различались по возрасту, были совершенно разными. Шубутной Колька, которого всегда тянуло на разные авантюры, который всегда был окружен друзьями, имеющими совсем не безукоризненную репутацию, был для меня кумиром. Я тогда старался во всем ему подражать и гордился перед своими ровесниками, что у меня такой брат. Вспоминаю, как он учил меня стрелять из рогатки, как мы с ним зорили галочьи гнезда на конном дворе, как он выдумывал и рассказывал мне разные истории. Помню, однажды он мне рассказал, что в кустах за баней упала ракета с инопланетянами.
А Ленька был другим. У него были другие ценности, другие друзья, другие стремления. В школе он занимался спортом. До сих пор его рекорд школы на 800 метров никем не побит. После школы он поступил в институт на спортфак. Когда приезжал на каникулы то делал мне на горке за речкой из снега трамплин, учил, как правильно разогнаться, как оттолкнуться… Мы с ним боксировались, фехтовались на ивовых палках. Летом мастерил мне удочки, делал лук и стрелы. Потом, когда Колька и Батя сидели в тюрьме, приезжал копать картошку, колоть дрова, помочь Маме заготовить и привезти сено. Он рассказывал мне о спортсменах: о Владимире Куце, о Паво Нурми, о Гордоне Пири, о том, как тренер знаменитого новозеландца Питера Снелла Артур Лидьярд тренировал своих учеников на песчаных пляжах какого-то острова и держал их на диете из хлеба и фиников. Ленька выписывал мне газету «Советский спорт», привозил журналы о легкой атлетике. А однажды, когда я ему рассказал, что ни разу в жизни не едал досыта арбуза, дал мне целый рубль на арбуз. Ленька, еще когда учился в школе, увлекся фотографией и в институте у него был фотоаппарат «Зоркий-4». Приезжая в Зоричи, он много снимал, и только благодаря ему, остались более менее качественные фотки из Зоричевской жизни: дом, Бабушка, мы с Галькой и Мамой, фотография моего 1-го класса.
Вид за речку от дома. Я и Ленька. Зоричи, осень 1969 г.
О Бате, я напишу здесь еще не раз. Маленьким, я был очень к нему привязан. Помню, как я по пятам ходил за Батей, задавал ему уйму вопросов: Почему зажигаются спички? Почему идет дождь? Как стреляет ружье? Что такое облака? Батька всегда находил ответы на эти бесконечные «почему». Я помню, как прижавшись к нему, засыпал под его рассказы о том, как они с Колькой на целине жили. Он меня баловал. Уже в первом классе он научил меня ездить на мотоцикле, заряжал мне холостые патроны и давал стрелять и ружья. А потом, когда я учился в 4-м классе купил мне мотоцикл, и мы его вместе отремонти-ровали. В тоже примерно время, подарил мне одностволку, которую я храню и сегодня. Выпорол он меня всего лишь раз, да и то я думаю с подачи Мамы. Когда я учился в 1-м классе, а учился я у Мамы, она застукала нас с другом Колькой Зыковым, когда мы курили. Это было доложено Бате, и тот меня выпорол. Хватило до семнадцати лет…
К Маме я не был привязан, так как к Бате. Не знаю почему. Может причина в том, что Мама не умела, так как Бабушка заставить меня что-то делать по хозяйству. Бабушка увлекала, Мама заставляла. Мама выросла сиротой, вряд ли ее любила мачеха, и, наверное, по этому, Мама чему-то не научилась. Помню эту ругань с Бабушкой, скандалы с пьяным Батей. Маленькими, мы дети, конечно же всегда принимали сторону Мамы и лишь став взрослым я понял, что всего этого Мама могла избежать. Не мне ее судить. У Мамы была нелегкая жизнь. Мать умерла, когда ей было четыре, в 43-м сначала убили родного брата Мишу, потом погиб и отец. Осталась одна. Хватила и голода и холода. Во время войны сумела выучиться на учителя и 33 года проработала в школе. В двадцать лет вышла замуж, родила четверых детей. Работала, занималась хозяйством немаленькой семьи. А когда посадили Батю, все хозяйство легло на ее плечи. Удержала, не дала развалиться. Леньку в институте учила, пусть немного, но денег посылала, Кольке с Батей передачи отправляла на свидания ездила. Нас с Галькой кормила одевала. Сейчас тоже все по-другому понимаю, понимаю на каком надрыве она жила те годы.
Все прошло. Умер, уже как пятнадцать лет, Батька. Мама уже совсем беспомощная живет у Леньки. Но, вспоминая, какими они были в те зоричёвские годы, я вижу их сильными и красивыми.
Батя и Мама. Вот такими они были, когда я был маленьким. Им тут примерно по сорок лет. Мне сейчас больше….
Деревня Зоричи.
Я, когда писал книжку «Историю нашей семьи» много читал архивных документов о разных деревнях, а вот о Зоричах практически ничего. Нашел, правда, однажды листок, который был подклеен к обложке одной из архивных книг, на нем был написан договор аренды дома в Зоричах под почтовую станцию.
Предполагаю, что деревня образована в промежутке 1800 – 1820 г.г. И называлась изначально – Малое Ситкино. В отличие от большинства деревень в ней селились самые разные люди. Мне доводилось слышать, что в Зоричи, одним из первых, переселился некто Королев из Корытова, издавна жили там Зубаревы, ну и конечно Зорины.
Зоричи стояли на большой дороге, так всегда называли Московский тракт, организованный еще в 1744 году по указу Екатерины II. Земли вокруг были «удельными». Деревня была немалая, значительно больше близлежащих деревенек. По данным списка населенных мест Вятской губернии за 1859-1873 годы в деревне проживало 55 жителей обоего полу, располагалось волостное правление и земская станция. А в 1891 году в Зоричах было 32 дома и проживало187 человек. Народ, кроме традиционного ведения крестьянского хозяйства, плотничал и занимался извозом. В 1902 году в деревне была построена школа, в которую ходили учиться дети из окрестных деревень: Зыкова, Корытова, Евсина, Пунгина, Малого Пунгина, Жданова (Фаденки), Федос, Рогожников и Высокова. (См. в приложении карту «Окрестности деревни Зоричи».
Есть такая архивная справка: ГАКО,ф.618, оп. 1, д. 1171 по земским училищам.
Копия с замечания Господина Инспектора народных училищ Яранского
уезда, сделанного в ревизионной книге Зоричевского училища.
"1907 г., 29 января.
В училище учащихся 67. В I отделении преподаёт учительница
Н.М.Романова, во II - помощница А.В.Анисимова, а в III - помощник
В.О.Береснев.
Во всех отделениях обучение ведётся очень старательно и вполне
успешно, особенно в I, дети выглядят очень бодрыми, деятельно
принимающими участие в общей работе. Желательна только более
систематическая постановка письменных упражнений: как во II отделении,
где ещё нет изложений, так и в III, где дети путаются в передаче
исторических рассказов.
Помещение училища удобно".
Инспектор народных училищ И.Марков
Учительница Зоричевского училища Н.Романова.
№126, 1907 г., 3 февраля.
После, что то пошло не так. Первая мировая, революция, гражданская война отразились и на нашей деревне. В 1926 году в деревне проживало 110 человек, осталось 22 дома. В 1939 году сельсовет перевели в Евсино. Школа просуществовала до 1967 года. А домов к этому времени осталось всего семь. Жили в них Зорин Василий Акимович со второй женой Алексанрой, теткой Саней Васихой, как мы ее звали, в следующем доме (с тужинского конца), через речку, жили Полубоярцевы Федор с Анной и их дети сын Виктор и дочь Валентина. Рядом с ними жили д. Коля и тетка Варя (Зыков Николай Иванович и Варвара Вафоломеевна). У них были две дочери Лина и Тамара, но они в то время были уже замужем и не жили в Зоричах. Дальше был дом Нины Федихи. (Зорина Антонина Дмитриевна). Мужа Федора у нее убили на войне. Жила она с приёмком Брагиным Трифоном Харитоновичем. Оба работали на ферме. Два ее сына Леонид и Виталий к тому времени уже уехали в город. Дальше, была тополиная рощица, за ней, вглубь от дороги стояли амбары и небольшой ток, неподалеку овчарня и конный двор с телятником с загонами. По этой же стороне я еще запомнил нежилой, разваливающийся дом Пашинцевых. Под горкой стояла школа, а при ней, нежилой уже – школьный дом и старый, крытый соломой сарай.
По другой стороне, первый со стороны Тужи, напротив тополиной рощицы, стоял наш дом. Потом рядом с нами, на моей уже памяти, построился Зыков Сергей из д. Зыково. Жену у него звали тетка Пина (Агрипина) у них было две дочери Тамара и Люба. Сергей скоро умер, а дом в начале 70-х сгорел и Пина с дочерями уехали к ней на родину в д. Мальцы. В следующем маленьком домике жили дядя Яша (Токтеев Яков Потапович) и его жена Анна. Дальше был дом Зыкова Петра Ивановича и его жены Татьяны. Семья у них была большая -сыновья Михаил,Толя и Гена и двое дочерей: Поля и Люба. Тетка Таня работала на ферме, дядя Петя – конюхом. Внизу под горкой, напротив школы, стоял дом Зубарева Степана Федоровича. Жену звали тетка Саня. У них было очень много детей, я запомнил лишь младших – Виктора и Клавдию. Клава вышла замуж в Жданово, а Виктор с женой Ниной жили со стариками и оба работали на ферме. У них были трое детей Надя, Саша и Гена. Это последние, кто были рождены в нашей деревне.
Может, конечно, эти подробности не будут вовсе интересны моему читателю, написал, наверное, больше для себя, для памяти, что ли. Уж больно они мне все дороги и с каждым из них у меня связанно масса самых ярких и дорогих мне воспоминаний… Слава Богу, что у меня еще остались воспоминания.
Тихо и незаметно заканчивались жизни многих наших деревень. Когда человека не станет, на кресте, надгробной плите остаются даты прихода и ухода из жизни, его имя. Порой расскажут, чем славен и как скорбят. А деревни, которые стояли веками, уходят тихо, не оставляя после себя памятных знаков, а просто зарастая бурьяном, кустами.
Природа быстро залатает то место на земле - место, где стояла-пела-плакала деревня, затянет травой, укроет деревьями. Разве что кто-то, кто еще жив, будет помнить, что вот на этом травянистом бережке он сиживал, опустив ноги в воду, спасаясь от жары под кустами, пастуша деревенский табун. По той, едва заметной, заросшей дороге, ходил в близлежащие березники по грибы и ягоды. А вот тут, на лугах, с детством прощался, когда в город собрался, один в тумане поздно ночью, чтобы никто не видел, что за бравурной храбростью, в душе слезы расставания и страх перед неизвестной жизнью.
Деревни любили, за них и на войну уходили, в них с любовью жили-пахали-сеяли-род продолжали..
Вначале цветущие деревни подрубили колхозы, потом укрупнения. Как будто ленины-сталины-хрущевы и иже с ними задались целью уничтожить тех, кто кормил-поил Русь извечно, разрабатывая непроходимые леса, целинные места, осушая и распахивая болота, не покладая натруженных рук. Да и воевал за нее в лихую годину.
Начали из деревень уходить по одному втихомолку рано на рассвете, чтоб от людей не стыдно... И вскоре остались те, кто не мог никуда сорваться с родного места. Скудно доживали свой век вместе - люди, что пережили многое и помогли стране выстоять в войну, и притихшая деревня.
В полном молчании, не жалуясь, стоят они со сломанными хребтами крыш, уставясь на заросшую дорогу подбитыми глазницами окон, словно выглядывая кого-то, а вдруг передумают, а вдруг сердце дрогнет и они вспомнят!, вернутся!, поправят съехавшую набекрень крышу, вставят стекла, по которым вместо дождевых слёз, заскачет зайчиками, заиграет яркими бликами утреннее солнце... снова заколосится-запоет-запляшет жизнь!
А ведь каждая деревня имела свое лицо и свое собственное имя, каждая была чьей-то родиной, и кому-то волновало душу ее название. Кто-то мечтал вернуться и зачерпнуть из родного колодца ведро родниковой, с особенным вкусом, ледяной воды, чтобы утолить накопившуюся за годы странствий жажду. Родной - родник - род - родители - порода - слова-то однокоренные!
Забыли их. Забросили. Заставили умирать свои собственные места, те, чьи родители строили дома, мечтая, что их дети тоже построят свой дом на этой же земле, будут ее холить, пахать, засеивать, урожаи собирать, своих детей растить. Не тут-то было. Покинули мы свои деревни...никто не вернулся назад. А кто, кроме нас, рожденных там, любящих это место, привязанных пуповиной, тоскующих по своей деревушке, захочет ехать туда и восстанавливать их родину??? Может наши дети? Не думаю. Для них это место - родительская брошенная родина - чужое. Они выросли не тут. Не выбегали дурь по каждой улочке-проулку, перелеску, тропинке, пометив каждую рытвину своими содранными коленками, окропив кровью из ранки эту землю. Не их будили петухи на заре, устроив перекличку с одного конца деревни на другой. Не они лазили на черемухи по весне, чтобы ободрать это кипенно-белое великолепие и просыпаться от горьковато-волнующего запаха весны в избе. Не они, еще до восхода, бежали с удочками на речку к мельничному омуту.
Мы оставили деревню на умирание. Не родили свое потомство там, где родились. Обескровили. Потому и потеряли свою магическую притягательную силу, те места, которые когда то вдохновили наших предков основать свое жилье именно тут. Умерли деревни. Их бросили те, на кого они надеялись. Оставили умирать, исчезать с лица земли. Словно они чем-то провинились перед ними - детьми и внуками-правнуками основателей. Не оставив ни памятного знака, ни таблички, ничего.
Когда-то и мы, как эти деревни, уйдем с лица Земли. Кого-то запомнят, памятников наставят, кого-то забудут только потому, что ушли те, кто мог их помнить. А кого-то и вспоминать не будут. Перекрестятся, что, слава Богу, отдал наконец-то душу….
За речкой
Большая дорога проходила прямо по деревне, дома стояли с обеих сторон. По западному краю, сливаясь из четырех небольших овражков, текла речушка Комаровка, а на восток, в сторону Корытова тоже была речка или ручей и называлась она - Романовка. (См. в приложении карту «Ближайшие окрестности деревни Зоричи). За речкой Комаровкой или, как все говорили, «за речкой» я находил остатки каких-то построек, но что это было, я не знаю. Во времена моего детства там, «за речкой», наши деревенские, косили траву. А для меня, маленького Тольки, это был целый мир с малинником в старой силосной яме, с зарослями земляники на пригорке у речки, кустами шиповника и старой ветлой на краю поля. Весной я там, «за речкой», подсекал березы и собирал березовый сок или как мы его называли - березовицу. Летом там было пестро от цветов: лиловые колокольчики, белые ромашки, красно-малиновые часики, ярко синие васильки вдоль поля…. Летом был еще и сенокос. Эту траву косили, ворочали, гребли и на носилках таскали через речку домой в ограду, и уж там отмётывали на сарай. Основная работа лежала на плечах Бати и Мамы, но в сенокос работали все и Бабушка и дети. Работали всерьез и поверьте, было очень неохота в самую жару и на мухах ворочать скошенные валки, вместо того, чтобы с друзьями купаться в Немдеже. Потом приходила осень. Осень, это была картошка! Мы садили примерно соток 20 – 25 картошки. Это целое поле. И осенью эту картошку приходилось копать вилами. Две три недели все, кто только мог, копали, собирали, таскали картошку в подполье. Честно скажу, заставляли меня работать «из под палки», и до сих пор я с содроганием вспоминаю, как вилами выковыривал из влажной глины картошку. Много позже, с возрастом, у меня появилось желание копаться в земле, но картошки больше одного ведра не сажу… Но наплывает другое. Осень в наших краях наступает в конце августа начале сентября. Луга убраны и их по вечерам заливает туман. Нет уже душных июльских ночей, в воздухе – влажная прохлада, даже холодок. Березы за речкой начинают покрываться золотом. Да, да золотом и это вовсе не «штамп». Нужно хотя бы раз увидеть в эту осеннюю пору подсвеченный солнцем березник, когда воздух кристально прозрачен, а небо, небо, небо голубое, но эта голубизна неба имеет какой-то совершенно необычайный оттенок, и я не могу подобрать слова, чтобы описать его. Мой читатель, наверняка человек городской, и я не знаю поймет ли он, что творилось в душе деревенского парнишки, когда тот видел еще непожухшую зеленую отаву, синь неба, золото берез и все это в тишине и каком то соборном величии… У меня, в ту пору совсем еще ребенка, от такой красоты просто перехватывало горло. Я помню, как нарочно уходил в эту пору на Студёную речку или в Киселёку, чтобы видеть все это, слушать звон тишины, мять губами сырой и прохладный воздух. В октябре заряжали дожди, выпадал первый снег, правда, ненадолго. Зима приходила, обычно в середине ноября, сразу после Октябрьских. Подмораживало, ложился снег. К декабрю порой снега наметало уже по колено. «За речку» зимой пробирался редко. Но иногда на лыжах, ходил. А там ветер с поля поземку тащит, да в осиннике и кустах полно следов заячьих да лисьих. Тишина, все замерло до следующего лета.
Я на лыжах из-за речки пришел. Зоричи, зима 1971 г. А в левом верхнем углу дом Трифана (Брагин Трифон Харитонович) и тети Нины Федихи (Зорина Антонина Дмитриевна)
Я тут упомянул про Студёную речку. О, это очень памятное место моего детства. Были конечно и Школьный березник, и дяди Васины березники, и Ситнинский куст, и лог Романовка и овраги в Киселевке. Но Студеная речка это отдельно. Местечко это располагалось чуть дальше полукилометра от нашей деревни. Из-за речки, только поле перейти. Тогда новой то дороги еще не было. Два лога, заросшие ивняком, обрамляли березовую гривку. В месте их слияния, грива заканчивалась обрывом, и под этим обрывом били родники. Вода в них была студеная, чистейшая, с каким то особым вкусом. Из этих родников рождался ручеек с таким же названием – Студёная речка. Ручеек по овражку убегал в луга и вливался в Немдеж. Со Студёной речкой связано много воспоминаний. Главное, это, наверное, походы за земляникой. Там она росла необыкновенно крупная и очень сладкая. Помню, что в обрыве, были лисьи норы. Мы с Батей пытались выкуривать из них лисёнков. Правда, безуспешно, но запомнилось на всю жизнь. Там же по логам косили сено, пастушили скотину. Тетка Нина Федиха показывала место, где, когда то был зарыт клад. Ближе к осени, на студеную речку бегали за грибами. Почему то особенно мне запомнилось как однажды летом, брат Колька, посадив меня на крошки, переносит через лог, подводит к краю ржаного поля и показывает на тополь, что растет через дорогу от нашего дома. «Иди прямо на тополь и выйдешь за речку, а там иди домой» - говорит он мне. И я, сложив перед грудью ладони стрелочкой, бегу по этому бескрайнему, как мне тогда казалось, морю ржи. Иногда поднимаю голову и смотрю, где виднеется тополь, и снова бегу представляя себя лодкой в бушующем море. Сколько тогда мне было? Четыре или пять лет, не больше. Но почему то именно этот случай врезался в память.
Сегодня 28 июня 2013 года. Всю неделю провел в командировке. В Урусово запускали песчаный карьер. Как всегда организовали показуху. Странно, но это всегда кому то нужно. На сей раз районной администрации. В сентябре выборы и нужен любой повод появиться в телевизоре, показать свою бурную деятельность на благо избирателей. Понаехало много народа из области из района, телевизионщики, корреспонденты. Бутылку шампанского о ковш разбили, в самосвал два ковша песку загрузили, интервью наговорили, и вся эта шобла поехала в усадьбу Семенова-Тяньшаньского празновать. В карьере остались те, кто подготовил его к запуску… В усадьбе стол накрыт, к банкету допущены только самые важные. Говорили речи, тосты о том, как хорошо, что в регион приходит крупный бизнес. Потом глава администрации со своими замами уехали, а оставшиеся допили водку и подрались из-за объедков…
Во время запуска карьера
«Горловский»Липецкая область, с. Урусово, 27 июня 2013 г.
Другое событие прошлой недели для меня существенно важнее. В прошедший вторник, 25 июня 13 года, умер дядя Саша – наш сосед по дому в Гусе Железном. Этот человек стал нам родным. Простой рязанский мужик, он всегда поражал меня своим неприятием лжи, хитрости, позерства. Он был по настоящему добрым, готовым помочь, без корысти и лицемерия. Вчера его похоронили. Идя за его гробом, многое передумал. Одна мысль почему- то крутилась чаще: «Это его последний путь. Последний…».
На Немдеже
Сразу за деревней начинались луга – пойма реки Немдеж. Может быть потому, что в детстве деревья кажутся большими, я помню Немдеж настоящей рекой, рекой, а не какой ни будь речкой. Речка - это бегущая по низам огородов Комаровка или Романовка у Школьного березника. А Немдеж для нас был рекой. Самые первые воспоминания о Немдеже это, конечно же, лето, горячий песок на плесе, щенячий восторг от барахтанья в воде возле берега. Помню «огромный» мост, ледорезы с железным уголком поверху наклонного бревна. Помню евсинского мальчишку сидящего с удочкой на ледорезе, который на моих глазах, откуда-то из-под свай моста вытащил красавца окуня. До семи лет, почти все летние воспоминания связаны с Немдежем. Да и не только летние.
Я не помню, когда первый раз Батя взял меня на рыбалку. Но скорей всего это было весной, когда вода уже спала, но была еще мутной. По времени это апрель месяц. Батька любил весеннюю рыбалку намётом. Намет это большой сетчатый сачёк состоящий из валька (Т-образной перекладины) и длинного шеста к которому эта перекладина – валёк и крепилась. Мотню сетки укладывают на шест, неподалеку от валька, плавно опускают в воду стараясь прижать валек ко дну. При этом сачёк расправляется, и снасть тащат к берегу, прижимая валек ко дну. Весной, когда рыба стоит у берега, такой способ ловли необычайно уловист. При этом не нужна лодка, а со снастью легко справляется один человек. Попадает в намет разная рыба. Чаще всего конечно мелочь: сорожки, окуньки, ерши, но я знаю случай, когда наметом была поймана двенадцати килограммовая щука.
Интересно, перерыл сейчас интернет и Сабанеева. Ни одной картинки, как намёт выглядит. Хотя описания редко, но встречаются.
Мне тогда наверное года три - четыре было. Помню, как отец перетаскивал меня через разлившиеся ручьи, как показывал, в оставшихся от разлива калужинах, лягушачью икру, учил не подходить близко к подмытому берегу. С батькой было всегда интересно. Он вспоминал и рассказывал мне о своем детстве. Мог показать, как надувают через соломинку лягуху или ставят петлю на зайца. Мы с ним раскапывали лисьи норы и воровали яблоки, он учил меня ездить верхом и обращаться с лошадью, ставить жерлицы. Рассказывал какие-то интересные случаи, которые происходили с ним. Да много чего, всего и не вспомнить. Сколько лет тогда Батьке было? Тридцать шесть, ну край тридцать семь.
Весной, когда Немдеж выходил из берегов и вода заливала луга до самого осырка Степана Федоровича, мы бегали смотреть на эту красоту «на моста». Там с высокой дамбы дороги открывался вид до самых Фадеёнок. Все луга затоплены водой и чернеют только кусты возле Малых Пунгинёнок.
Потом вода спадала, и Батя в тех ложбинках, по которым вода с лугов уходила в реку, ставил морды и фитили.
Фитиль по своей конструкции та же морда, только сделанная из сети натянутой на кольца из ивы и по сторонам два крыла тоже из сети. Фитилем можно было перегородить широкую ложбину или протоку. Морды же «ставили» обычно в «яз», это своеобразный плетень из кольев и еловых лап. В этом плетне оставляли прогал, куда и ставили морду.
Рыба вместе с водой уходила с лугов в реку и попадала в батины фитили. Особенно ловилось много щук. В морды ловили и игровую сорогу и головлей и окуней. Но это все уже в реке, когда вода уже спала, т.е в мае и в начале июня.
Вот так морда выглядела. Из ивовых прутьев основной корпус, а внутри воронка, тоже из прутьев сделанная.
А вот сетями Батя рыбу, почему то не ловил. По-моему просто не любил этот способ, а может река Немдеж для сетей была маловата.
В конце апреля вода в Немдеже изрядно спадала и становилась светлой. В это время мы с Батей ставили жерлицы. Жерлицами у нас почему-то называли обыкновенные донки. Снасть проста как все гениальное. Кусок лески длиной метров десять. Если лески нет, можно просто капроновую нитку или тесьму. Вместо грузила гайка под ключ 22 – 27. Крючок один, но крупный. Все это привязывается к деревянному колышку, который втыкается в берег ближе к воде, насаживается на крючок пескарик или ершик и забрасывается в Немдеж, на ночь, в проверенном практикой месте. Поставив 15 – 20 жерлиц утром мы были всегда с уловом – 3 – 5 не мелких налимов были нашей добычей.
Вначале лета мы, парнишки, не вылазили с речки. Ловили рыбу на простую удочку. Удилище из оструганной и высушенной в пазу дома молодой березки, леска, поплавок из винной пробки или просто выструганный из дерева, кусочек свинца на грузило и крючок. Все просто. У каждого были свои заветные бакалды, где ловились голавлики, где ты видел однажды огромного головля, который ходил по самому верху воды в знойный полдень. О рыбалке были излюбленные темы наших парнишечьих разговоров. Мы рассказывали друг другу небылицы о чудесных насадках, о сорвавшихся рыбах и даже об огромной щуке поросшей мхом, которую многие из нас «видели» в омуте Корытовской мельницы.
Сегодня воскресенье 30 июня 2013 года. Проснулся, приготовил завтрак. Попытался разбудить Ваньку. Он сегодня ночевал у меня. Событие за последние годы – исключительное. А повод для этого – Ванька сегодня вечером улетает во Владивосток. Месяц назад он мне об этом объявил. Я наговорил ему кучу упреков, поссорились даже немного. Ну вот вчера вечером снова встретились о многом переговорили. Да еще что интересно: он познакомил меня со своей девушкой Лидой. Меня это радует. Первое – может, внуков при жизни дождусь. Второе – девчонка вроде умная.