https://ficbook.net/readfic/4689077
Направленность: Слэш
Автор: Beningfield (https://ficbook.net/authors/598899)
Фэндом: EXO - K/M
Пейринг или персонажи: У Ифань/Пак Чанёль, У Ифань/Ким Чонин, Кай, Крис, Чанёль
Рейтинг: R
Жанры: Романтика, Ангст, Hurt/comfort, AU, Songfic
Размер: Мини, 8 страниц
Кол-во частей: 1
Статус: закончен
Описание:
Ифань живёт один и по утрам всегда задерживается около лифта, ожидая, пока распахнётся соседняя с его квартирой дверь. Его зовут Пак Чанёль, он почти одного с ним роста и возраста, и он знает его, наверное, целую жизнь, прожитую в этом доме.
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Примечания автора:
! Заново и с чистого листа, ибо после долгих раздумий, я всё-таки пришла к другому концу. К более подходящему им обоим концу.
В моей жизни есть много пейрингов, но только этот всегда самый главный и самый любимый.
Ифань и Чанёль такие восхитительно высокие, и потому им так к лицу длинные пальто.
Здесь столько повседневности и повседневных чувств, что, наверное, стоило бы добавить это в жанры, но ведь не о том. Совсем не о том.
Я вспоминала эту песню уже позднее, дописывая и заново в неё влюбляясь. И выписывая в названии, конечно, ведь как иначе.
M83 - My tears are becoming a sea
№11 в жанре «Songfic»
I'm slowly drifting to you
The stars and the planets
Are calling me
A billion years away from you
I'm on my way
Дело не в том, что погода так уж сильно на него влияет.
Дело в том, что она, в любом случае, как-то отзывается внутри.
В Сеуле в это время года всегда чуть тише и чуть тяжелее дышать. Ифань с трудом засыпает по ночам и иногда крошит пепел с подоконника, провожая взглядом редких прохожих и неясный в ночной дымке свет фар.
В его небольшой квартире всегда прохладно, чисто и пусто.
Так же, как и в жизни его, наверное.
Ифань ногой пододвигает стул к распахнутым настежь окнам балкона и высовывает наружу руки, подставляя их под порывы ветра с дождём и тихой ночной грустью. Ночь проходит мимо.
Как и дни, и лица людей, и новые упаковки от кофе, и важные даты в календаре, и голоса, выстанывающие его имя среди белых простыней и забытых имён.
Ифань не из тех, кто придаёт особое значение подаркам или чувствам, но не может не признать, что, будь всё иначе, вставать по утрам было бы в разы легче и охотнее. Где-то на подкорке сознания теплится мысль, что просто нужен кто-то, кто-то сильный и уверенный, кто-то, кто сможет повернуть его в противоположную сторону и изменить.
Ифань и сам высовывается из окна, заглядывая вбок на соседний балкон. Он видит отблески света и редкие тени, мелькающие где-то внутри. Наверное, есть что-то роковое и безнадёжное в том, что он каждый раз просто тушит очередной окурок и не пытается ничего изменить.
Ифань живёт один и по утрам всегда задерживается около лифта, ожидая, пока распахнётся соседняя с его квартирой дверь. Его зовут Пак Чанёль, он почти одного с ним роста и возраста, и он знает его, наверное, целую жизнь, прожитую в этом доме.
Около полугода, наверное. Если быть совсем точным.
- Чонин снова чуть не спалил кухню, пока готовил завтрак, - кивает ему Чанёль, в последний момент забегая в закрывающийся лифт. – Вот честно, пусти меня жить к себе, хён. Я больше не могу подвергать свою жизнь такой опасности!
Ифань смеётся в ответ, прислоняясь к противоположной стенке, а на улице вытряхивает последнюю сигарету из пачки, искоса наблюдая за завязывающим шарф Чанёлем.
С неба всё ещё срываются редкие и колкие капли осеннего дождя, невдалеке проносится автобус с красочной рекламой, заляпывая огромными и мутными брызгами нескольких не особо осторожных прохожих, и Ифань прикрывает глаза, делая первую затяжку. Вязкий и горьковатый дым скользит в самое его нутро и мягко оглаживает оголённые нервы, оголённые мысли, оголённые надежды.
И привычно уже чуть притупляет бдительность. Ифань без стеснения разглядывает Чанёля, и Чанёль в ответ так же мастерски делает вид, что не замечает этого.
Зима ещё только впереди, а он уже чувствует, как всё тяжелее отвечать на вопросы людей, улыбаться знакомым и кипятить воду в чайнике.
Чанёль пихает его локтем в бок, оттягивая в сторону от капающей с крыши воды, и на какое-то короткое, необъяснимое мгновение Ифаню становится легче дышать. Они разъезжаются в разные стороны на машинах, напоследок салютуя друг другу, и мрачное небо над головой сгущается и темнеет, стоит Ифаню отвернуться и вжать педаль газа до упора.
Дело не в том, что он не любит осень.
Дело в том, наверное, что прямо сейчас он, в первую очередь, не очень-то любит самого себя.
И ни сверхурочные на работе, ни флирт с работницами с его этажа, ни крепкий кофе из кафе на первом этаже, ни проверенные временем песни и их тексты из колонок в его машине, обычно мастерски вытряхивающие наружу внутренности, не успокаивают и ничего не меняют.
Он сам не знает, сколько времени проводит под дверями квартиры Чанёля, но так и не нажимает на кнопку звонка, вместо этого доставая телефон и выбирая нужный номер.
Почти сразу после отправки сообщения к нему приходит Чонин, и Ифань задёргивает шторы в спальне, падая на огромные подушки. Чонин не тратит времени на прелюдии, и секс с ним всегда жёсткий и немного грубый, но Ифань позволяет ему целовать себя и трогать после, ставя на белоснежные простыни уже на половину заполненную пепельницу.
Чонин слегка замкнутый и нетерпеливый, но Ифань не старается узнать его лучше и попытаться быть нежнее, оказываясь внутри него. Он расхаживает голышом по его квартире, искусно двигается в такт его движениям и всегда прижимает ближе, кончая и издавая особенно громкие стоны.
Чонин рассказывает о новом клипе, который он снимает для СМ, о дурацких причудах айдолов и всех тех сплетнях, которым он мастерски находит то подтверждения, то опровержения, вращаясь в нужных кругах. Его длинные пальцы скользят по его коже, оглаживают и сжимают, Чонин иногда припадает поцелуями к тем местам, которые вызывают у него особый интерес.
Ифань даже не пытается делать вид, что он и правда слушает его, и, затягиваясь, переводит взгляд на стену, разделяющую его квартиру и квартиру Чанёля.
Он сейчас, наверное, как раз ложится спать, думает Ифань. Или досматривает очередной сериал в одной из тех дурацких пижам, в которых он иногда заходит к нему в гости по выходным или чтобы попросить о помощи.
Мысли о Чанёле заставляют вслед за первой сигаретой сразу же тянуться за следующей, а Чонина рядом с ним, всё так же лениво водящего пальцами по его голому телу, кривить губы в ухмылке и закатывать глаза.
- Я не понимаю, в чём твоя проблема, - нарочито безразлично улыбается он, и Ифань, наконец, переводит на него взгляд, выпуская изо рта плотный клубок дыма. – Он же там такой же, как ты.
Чонин царапает кончиками ногтей кожу на его бедре, тут же припадая к ней языком.
Ифань наблюдает за ним в полумраке комнаты, обдумывая его слова.
- Не такой, - отзывается Ифань и отодвигается в сторону, вставая. – Вот в чём моя проблема.
Там за стенкой Чанёль, может, и не тот совсем, за кого Ифань его принимает, но ночь за ночью он вжимает в свои скомканные простыни Чонина, потому что сам он уж точно в сотни раз хуже.
И не способнее быть рядом.
Иногда под струями горячей воды в душе или в одну из особенно тёмных и длинных ночей он позволяет себя представить, как всё могло бы быть, решись он хоть раз.
Он представляет Чанёля в своих руках, он представляет его обнажённым, он представляет его возбуждённым и нетерпеливым, он представляет его рядом с собой. И тогда снова оказывается около распахнутых окон, пододвигая ближе пепельницу и до рези в глазах, до слепящих искорок всматриваясь в город напротив.
- Привет! – машет ему Чанёль утром, ожидая Ифаня около лифта. На нём длинное, чёрное пальто и белая рубашка, застёгнутая на все пуговицы. Ифаню внезапно становится жарче в разы.
На работе он дольше обычного задерживается около огромных окон курилки, прислоняясь к одному из них и рассматривая неоновые вывески здания напротив. Чонин прошлой ночью уходит раньше обычного, и это всегда отзывается облегчением и далёким голоском вины внутри.
Он начинает спать с ним через несколько недель после переезда, наверное. Чонин – сосед Чанёля по квартире, и их связь никогда не была и не будет тайной для него. В этом тоже есть что-то губительное и отвратительное одновременно, наверное. Ифань всё ещё не уверен.
И здесь он прибавляет наверное, потому что сложно быть уверенным хоть в чём-то, когда ты и себя до конца не понимаешь.
Снаружи ветер бросает в окно пригоршню опавших и пожелтевших листьев, со свистом проносясь мимо. Ифань проверяет время, разрешая себе ещё парочку минут в тихом и пустом сейчас коридоре.
За окном середина дождливого и пасмурного октября, а ему всего лишь двадцать четыре года, и он всё ещё не знает, как сделать всё правильно. Как не ошибиться в действительно важных вопросах.
А потому он осознанно делает неправильный выбор, потому что, как бы сильно ты ни был влюблён в парня из соседней квартиры, всегда есть шанс, что всё закончится раньше, чем он сам успеет всё испортить. Всё закончится, не успев толком начаться. И останется только он с развороченными внутренностями и своим одиночеством.
Он никогда не думал, что станет таким жалким трусом. Он никогда так не думал до встречи с Чанёлем.
Мимо окон проходят люди с самыми разными зонтами в руках, в разноцветных куртках, шапках и беретах, и Ифань пытается представить, скольких из них дома ждут возлюбленные, скольким из них эти возлюбленные изменяют, а сколько из них изменяет своим возлюбленным. Такими дождливыми и пасмурными днями эти вычисления всегда особенно удручающи и неутешительны.
В осени для него всегда присутствует элемент безудержной тоски и разочарований, Ифань просто не может позволить себе стать одним из них для Чанёля.
Вечером он заливает кипятком лапшу быстрого приготовления, размешивает в кружке смолистый крепкий кофе и включает музыкальный канал. Ирония такова, что на экране мелькают в основном песни о разбитых сердцах и превратностях любви, и он прибавляет громкость, доставая новую пачку одноразовых палочек для еды.
Ифань, может, и двадцатичетырёхлетний мужчина в хорошо обставленной квартире и с внушительным окладом в одном из офисов Итхэвона, но кто может запретить ему быть влюблённым в своего соседа и страдать по ночам, опрокидывая в свою кровать не тех и не в то время? Кто может запретить ему делать каждый раз не то, чего он хочет на самом деле?
Чанёль откидывает ему с лица чёлку, когда они оба замирают на крыльце из-за плотной стены дождя всего в несколько десятках сантиметрах от ступеней, и тихонько выдыхает, глядя на него.
Ифань чувствует себя беспомощным и совершенно безоружным в этот момент, ладонь Чанёля тёплая и аккуратная, и он не может не думать о том, что вряд ли он когда-нибудь сможет встретить кого-то, идеальнее него.
Дело не в том, что он понимает это только сейчас.
Дело в том, что себя он для него подходящим не считает.
- Ифань, - зовёт его Чанёль, и Ифань делает шаг ближе, с жадностью вглядываясь и вслушиваясь, - зачем ты делаешь это, Ифань? Почему ты просто не можешь быть со мной?
Ифань думает о том, что такой власти, как у Чанёля над ним, больше нет ни у кого, и обхватывает его ладонь своими, холодными и дрожащими, крепко сжимая.
- Ты меня совсем не знаешь, - он смотрит на то, как Чанёль отшатывается от этих слов, а после исчезает в завесе дождя и недопониманий.
Ифань сгибается пополам, зная, что не сможет, просто не сможет быть рядом.
Он не знает, влюблялся ли когда-либо до этого по-настоящему, но в одном уверен точно: ещё ни о ком он не думал так много и так болезненно, как о Чанёле.
Ещё никого он так не боялся и не обожал одновременно.
Дело не в том, что он не сможет быть рядом с ним так, как каждый раз не мог быть рядом с другими.
Дело в том, что сам Чанёль вряд ли захочет остаться рядом с ним.
Ифань не считает Чанёля таким же, как других. И потому не знает, сможет ли с этим справиться после.
Плавно и неминуемо наступает морозный ноябрь, и однажды в четверг Чонин приглашает его к себе в квартиру и добавляет пару слов о свидании Чанёля в этот вечер. Ифань обнаруживает себя перед их дверью так скоро, что не успевает даже подумать или разобраться в себе, остановиться.
Ему открывает Чонин, широко и отчего-то жалко улыбающийся и проскальзывающий мимо него к лифту. Ифань даже не оборачивается, хоть и знает, что тот смотрит, не может не смотреть на него. Из комнаты выходит Чанёль, как раз застёгивающий рубашку, и Ифань ощущает себя последним неудачником на земле.
Позже, когда Чанёль притворяет за ним дверь, извиняется перед каким-то парнем по телефону и даже не пытается сдвинуться с места, потому что Ифань, глупый, слабый и бестолковый Ифань вцепляется в него и уже не может отпустить, позже Чанёль не бросает и не оставляет его.
- Только скажи, Ифань, – в интонациях Чанёля почти мольба и нежность, - одно лишь слово, только и всего. И тебе больше никогда не нужно будет уходить.
Ифань укладывает голову к нему на колени, и голос Чанёля над ним, его пальцы в его волосах, его острые колени и колкий плед в ногах – всё это становится тем, ради чего он и умереть прямо этой ночью мог бы.
Ифань, бесконечно одинокий в своей всегда прохладной, чистой и пустой квартире.
Ифань, всегда слегка неуверенный в себе и в других, в своих и чужих чувствах.
Ифань, неспособный толком о себе позаботиться, но в своём детском упрямстве высокомерно кивающий коллегам и приятелям в длинных коридорах.
Ифань, немного неловкий, немного угловатый и влюблённый в своего соседа искренне и чуточку наивно.
Этот Ифань, со всеми его сторонами, со всеми его переживаниями и гранями одиночества, этот Ифань в длинных пальто и чёрных пиджаках, именно этот Ифань кивает и не может и дальше сопротивляться тому, что случается внутри него и между ними ещё при первой их встрече.
При первой встрече среди не разобранных коробок, снующих туда-сюда грузчиков и облачков пыли в воздухе.
Этот Ифань чуть поворачивается лицом к Чанёлю и довольно закрывает глаза, успокаивается, наконец, когда тот наклоняется к нему, всё так же пальцами в его волосах и острыми коленями где-то под ним, и целует так, как, кажется, никто и никогда его не целовал.
Ифань не спит с ним в эту ночь.
Он прижимает его к себе, переплетает с ним ноги и тяжело выдыхает в самую макушку.
Ифань не спит с ним в эту ночь, но ночь эта кажется ему самой важной в мельтешении всех предыдущих со случайными людьми, случайными удовольствиями и смятыми окурками в переполненных пепельницах и старых кружках.
Он разрешает себе попробовать.
И всё ещё рассчитывает сделать это, когда неделей позже Чанёль, никого не предупредив, собирает все вещи и оставляет после себя пустую комнату, несколько книжек в шкафу и болезненное непонимание.
Ифань в тот день, как обычно, задерживается на работе и всё ещё не может поверить в то, что, наконец, решился. Звонок от Чанёля застаёт его в небольшой пробке в центре города, и он улыбается, пытается сдержать себя, но улыбается, слыша его голос.
- Ифань, - в трубке небольшие помехи, и ему мерещится рёв самолётов на заднем плане, - спасибо, Ифань.
Ифань вопросительно хмыкает в ответ, и тогда совсем уж чётко слышится шум от взмывающего в небо самолета.
- Спасибо, что решил попробовать, Ифань.
Ифань улыбается и пальцами растирает место над сердцем, так хорошо и так больно от этих слов.
В ту ночь Чанёль так и не возвращается.
В ту ночь, узнавая о его отсутствии от бледного и словно неживого Чонина, он снова пододвигает стул ближе к распахнутым окнам, распечатывает новую пачку сигарет, крутит колёсико зажигалки и укладывает голову на скрещенные на подоконнике руки.
Совсем недавно он думает, что не может быть больнее, чем от этой кровоточащей и трепетной нежности к его соседу.
В эту ночь он не знает, как почувствовать что-то снова.
Дело не в том, что он окончательно теряет Чанёля.
Дело в том, что и себя он теперь вряд ли найдёт.
Дни снова мельтешат и проносятся мимо, Ифань что-то ест на обед, с кем-то разговаривает и шутит, где-то заказывает выпивку, что-то читает, сразу же забывая. Он думает о том, что с Чанёлем рядом, пусть даже и не в его жизни, но хотя бы через стенку, через встречи в лифте и редко друг у друга в гостях, хотя бы так рядом было терпимей.
С Чанёлем всё было иначе.
Он с трудом заставляет себя кивать Чонину при встрече, но тот качает головой, и Ифань не находит, что сказать в ответ, потому что телефон его тоже молчит и вспарывает тонкие капилляры этим молчанием.
В Сеуле холодно и морозно, и чуть более одиноко, чем раньше.
В одну из ночей Ифань засыпает лицом к стене, а после переворачивается в чужие руки и не может заставить себя открыть глаза.
- Ты когда-нибудь думал, как тяжело было и мне тоже? - голос Чанёля совсем рядом и ощутимое тепло его тела всё ещё кажутся частью сна. - Думал ли ты, каково мне было, когда ты спал с моим лучшим другом? Когда всё копался в себе, всё решался и так глупо и жестоко тянул время?
На самом деле, Ифань думает об этом. После отъезда Чанёля только об этом и думает.
Он, наконец, открывает глаза и смотрит на него, с жадностью и радостью смотрит, и даже не пытается скрывать это.
- Мне не важно, что было до, - Чанёль наклоняется к нему, прижимается горячими губами к виску и чуть улыбается, - всё это в прошлом. То, что было у тебя. И то, что было у меня.
Ифань старается не думать, что бы он чувствовал, приведи в те дни Чанёль кого-то к себе. Как бы он смог себя сдержать.
- Ты остаёшься? - он шепчет устало после всех этих дней и всех этих чувств, всего своего одиночества. - Ты правда теперь остаёшься?
Чанёль плотнее кутает их в одеяло, укладывает голову ему на плечо и выдыхает, крепче обхватывая его руками.
- Да, Ифань, да, - улыбается он, когда Ифань так же крепко и сильно сжимает его в ответ, - я остаюсь. И ты остаёшься тоже.
Ифань всё реже курит, не задерживается на работе и старается лишний раз не думать и не анализировать, каждый день возвращаясь к Чанёлю.
Каждый день позволяя себе это, каждый день позволяя себе оставаться с ним.
Дело не в том, что что-то в нём кардинально меняется или становится лучше.
Дело в том, что с Чанёлем он просто не может иначе.
Не забудьте оставить свой отзыв: https://ficbook.net/readfic/4689077