Однако, подавив в себе отвращение, он сумел все‑таки сосредоточиться на нужной ему теме:
– Кем приходится Грачев Екатерине Семеновой? Сожитель?
– Вот! – Чупрыкина торжествующе взмахнула собачьим бифштексом. – И вы так подумали! Я же ей говорила: Катенька, ты дура. Всякий нормальный человек, увидев вас на фото вместе с ребенком, решит, что ты с ним живешь.
– А это не так?
– Что вы! Сережа не такой. Это другие мужики, знаете ли, за каждую мало‑мальскую помощь требуют… сами понимаете чего. А Сережа – просто по дружбе, от всей души. За это я головой ручаюсь. Катюша от меня ничего не скрывает. Она чуть что – бежит к нему. Мужских‑то рук в доме никогда не было. Он и мне помогал, когда плиту газовую меняли. Вот видите, у меня теперь «Индезит». И все – только за спасибо.
«Это и подозрительно», – отметил про себя следователь.
А вслух бесстрастно произнес:
– Допустим. А теперь, Тамара Васильевна, давайте вернемся к следующему факту. Вы упомянули о том, что Екатерина Семенова должна была чего‑то опасаться.
– Конечно. Недостачи. Я ведь вам уже…
– Да нет, я не об этом. Вы считали, что она не должна была держать эту фотографию на виду. Почему?
– А, вот вы о чем! Так это совсем из другой оперы.
– А все‑таки?
Чупрыкина вдруг сердито вскрикнула:
– Кристи, Кристи! Не отгрызай Геннадию Ивановичу шнурок! Место, плохая девочка!
Вздрогнув, Геннадий поджал ноги. Ему не терпелось поскорее закончить разговор и удалиться в свой тихий, чистенький, гигиеничный кабинет, где приходится общаться с убийцами, насильниками и грабителями, но это гораздо безопасней, чем с этим своевольным слюнявым зверем.
– Итак?
– Ну так она же хочет замуж выйти!
– За Грачева?
– Да нет же, за Юрочку.
– Поточнее, пожалуйста. Кто такой Юрочка?
– А! Ну его‑то отчество я знаю: Юрий Андреевич. Варламов. Ему нравится, когда его по отчеству называют, вот я и запомнила. Но он не старик, вы не думайте. Он молодой, только важный очень. Замечательная партия. Катюше просто повезло. Сама‑то она такая… – Чупрыкина умолкла, подбирая не слишком обидное слово, – простенькая. А Юрочка, видно, из верхов. Образованный и с достатком. Вот я и говорю: Катя, он же сумеет тебя обеспечить, не ходи ты на эту банковскую работу…
Слова сыпались из нее, как орехи из дырявого мешка, и Дементьеву стоило немалого труда не терять нить разговора.
– Так мы насчет фотографии…
– А! Ну ясно же – ревность!
– Ага… Грачев ревновал Екатерину к Варламову?
Вот и дополнительный мотив для убийства: не будь ревности, возможно, дело ограничилось бы простым ограблением, без крови…
– Да нет же! – Чупрыкина подошла к Геннадию с тряпочкой и принялась стирать с его наглаженных брюк собачьи слюни. – Наоборот. Юрочка мог ревновать к Сереже. Он, правда, виду не подавал, сдержанный. Но уж в глубине души‑то наверняка… Рассудите сами: если хочешь выскочить замуж, то зачем нервировать жениха? Смысл какой?
– Никакого, – согласился Дементьев. – А скажите, Тамара Васильевна, Грачев был знаком с Варламовым?
– Да уж наверное. Катя без Сережиного совета – ни шагу. Как кто замаячит на ее горизонте – ну, вы понимаете, я имею в виду мужчину, – Катюша тут же к нему: что он скажет? Вроде смотрины устраивает, а Сергей на них – как бы за родителя. Так что как пить дать он Юрочку видел, раз свадьба назначена была. Одобрил, значит.
Вдруг она испуганно схватилась за мокрую голову:
– Ох! А теперь свадьбу придется отложить, да? Вы небось Катюшу долго продержите, пока до конца все не раскопаете? Она где? Неужели в тюрьме?
– Нет, Тамара Васильевна, вы случайно адреса Юрия Варламова не знаете?
– Вроде он где‑то в Перово… – Вдруг Чупрыкина нахмурилась и косо, с подозрением глянула на следователя. Собака, уловив настроение хозяйки, глухо зарычала. – Вы что, собираетесь ему сообщить, что Катя под следствием? Бога побойтесь! Он же ее сразу бросит. Юра такой… респектабельный. Пачкаться с подсудными делами не станет. А Кате двадцать шесть лет, и она мать‑одиночка. Думаете, легко женщине в такой ситуации создать семью?
Чупрыкина так разволновалась, что псина, приняв агрессивную позу, явно приготовилась к нападению на обидчика. Дементьев попытался встать, однако догиня преградила ему путь к выходу. Окрики хозяйки на нее уже не действовали: видно, в Кристи заговорила кровь ее королевских предков, возможно участвовавших в травле крупных хищников.
– Я объясню, – сказал напуганный следователь. – Екатерина Петровна, ваша соседка… она не в тюрьме. Она убита.
– Как убита? – тоненьким голоском спросила Чупрыкина, вдруг лишившись своего напористого красноречия. Опустилась на табуретку и протяжно, жалобно заплакала.
Собака отвлеклась от следователя, сочувственно лизнула хозяйку в щеку и, усевшись у ее ног, завыла. Дементьев на цыпочках покинул кухню.
Глава 25
Угон
Вернувшись в свой родной и любимый следовательский кабинет, Геннадий тут же запросил адрес Юрия Андреевича Варламова, надеясь разузнать у жениха убитой какие‑то новые детали о взаимоотношениях кассирши Семеновой с предполагаемым преступником Грачевым.
Варламова, однако, дома не оказалось. Соседи, чьи номера телефонов установить было несложно, сказали: он уехал на конференцию до понедельника.
Но Дементьев не хотел терять времени. Грачев, улизнув прямо из‑под носа, задел его за живое, и Геннадию не жаль было потратить на его поиск выходные. Пусть Анжелика поскучает, ничего страшного. Все равно она собиралась в парикмахерскую, делать «химию», а это процедура на весь день.
«Фу, какое неприятное слово – химия, – поморщился следователь. – Что‑то в нем есть уголовное, как будто моя Анжелика – условно осужденная. А и вправду, женщина, выйдя замуж за человека моей профессии, наверное, иногда чувствует себя отбывающей наказание. Ночевать не прихожу, в выходные отсутствую. Химия! Кто только придумал так нехорошо обозвать очаровательные женские завитушки. У моей матери, помнится, в ходу было более красивое слово – перманент…»
От размышлений о дамских прическах его оторвала очередная оперативная сводка:
– Геннадий Иванович! Тут заявление об угоне поступило.
– Это не ко мне. Пусть район занимается.
– Район‑то район… Да номер угнанного автомобиля – Н 25–50 МО, «Жигули» пятой модели, белого цвета.
– Что?
– …Зарегистрированы на имя Грачева Сергея Николаевича. Мы потому вам и звоним: машину ведь, кажется, уже нашли?
Следователь никак не мог сообразить, что происходит. Машину действительно нашли. Разбитую. В районе Звенигорода. Выходит, ехал на ней кто‑то другой? Некто Икс угнал у Грачева машину и расколотил ее? А хозяин, обнаружив пропажу, заявляет… Хозяин ли?
– Кто заявитель? – спросил Дементьев.
– Дударенко Антон Антонович, механик автосервиса номер шестнадцать. Говорит, «Жигули» были оставлены владельцем у него во дворе, возле дома для ремонта. Вчера, в конце рабочего дня.
– …А утром выхожу – как корова языком слизала! – Антон стоял перед следователем и с жаром докладывал о случившемся. Красные пятна на лице и шее говорили о его крайнем возмущении.
Он явился в городскую прокуратуру моментально, по первому зову: чувствовал себя виноватым перед приятелем, не уследил за собственностью Сергея.
– Мы еще вчера потешались с Серегой: кто ж ее угонит, такую потасканную! Ан, видать, нашлись любители. Не завидую я им, правда: тормоза ни к черту. Можно сказать, тормоза вообще отсутствуют. «Жигуль» этот – не средство передвижения, а орудие самоубийства. Особенно если ледок. До первого столба.
– Спокойнее, спокойнее, Антон Антонович, давайте по порядку. Не волнуйтесь, разберемся. – Дементьев старался придать своему голосу как можно больше уверенности, так как сам уже сильно сомневался в том, что удастся быстро разобраться.
Антон сел и улыбнулся.
– А вы молодцы. Я и не думал, что вот так сразу отреагируете. Тачка‑то никакая – не правительственная, обыкновенная, старенькая к тому же. Обычно милиция на такие развалюхи чихает с высокой колокольни…
Он был прав. Дементьев не мог с ним не согласиться: действительно, не случись убийства, вряд ли кто стал бы всерьез заниматься стареньким «жигуленком».
Он придвинул к Дударенко бланк протокола для свидетельских показаний:
– Если не трудно, вы тут изложите все подробно.
– Ой, трудно… – скривился Антон. – Я писать‑то не мастер, все больше по железякам. Лучше я так, на словах. А вы это… зафиксируйте, я потом подпишу.
– Ну хорошо. Итак, Грачев явился к вам с просьбой отремонтировать автомобиль. В котором часу это было?
– Да что‑то около пяти.
– Он просил выполнить работу срочно?
– Да, было. Торопил.
– Уточните: срочно – это тут же, немедленно?
– Просил к понедельнику. А я говорю – ну ты и наглец, у меня же грядет уик‑энд.
– Он продолжал настаивать?
– Ага. Настырный. Ну, я и не смог отказать, черт бы его подрал! Пусть бы лучше в будни, как положено, подогнал к автосервису, я бы его все равно бесплатно обслужил, по знакомству.
«Так‑так‑так, – подумал следователь. – Выходит, бегство было запланировано на послезавтра. А до понедельника, в выходные, преступник думал отсидеться. Награбленное с сообщниками поделить, то да се…»
А вслух спросил:
– Вы давно знакомы с Грачевым?
– С детства. Потому и согласился на этот, так сказать, внеплановый ремонт.
– Вы не заметили вчера в его поведении чего‑нибудь особенного? Может быть, он казался возбужденным, взволнованным?
– Да нет вроде. Выпить, правда, со мной отказался.
– Интересно. Он как‑то это объяснил?
Антон удивился:
– А зачем это объяснять? Думаете, все кругом алкоголики, что ли? Серега – он вообще не слишком‑то по этому делу. Так, для компании…
– Ну да, конечно, это я просто к слову.
– Хотя нет… Вчера как раз объяснил: дело у него намечалось.
Следователь затаил дыхание.
– Дело?
– Ага. Мебель переставить подруге одной. Замуж она, рыжая, собралась.
– Екатерина Петровна Семенова?
– Угу, – подтвердил Антон и запнулся. – А вы откуда знаете?
Красные пятна, совсем было исчезнувшие с его лица, вдруг отчетливо проступили вновь. Он перегнулся через стол и, казалось, вот‑вот схватит следователя за лацкан:
– С Серегой что‑то случилось, да? Говорите!
– Тише, тише, Антон Антонович.
– Вот я и думаю: чего это вы так резко за работку взялись? – Его тон стал просительным. – Что с ним, скажите, а? Не скрывайте…
Дементьеву растерянность свидетеля была на руку. Он продолжал гнуть свое:
– Как вы считаете, Грачев мог сам ночью забрать свою машину?
– Да что он, придурочный, что ли? Кто ж по ночам без тормозов разъезжает? К тому же и права его у меня остались, и техпаспорт. Он бы поднялся ко мне, забрал бы.
– А он не поднимался?
– Нет.
– И не звонил?
– Нет.
– Эти документы у вас с собой?
– С собой. Вот пожалуйста.
– Благодарю. Подошьем к делу.
Антон откинулся на спинку стула, оттянул ворот свитера, дышать вдруг стало трудно.
– Понятно. Значит, никто машину не угонял. Сам он, выходит… Разбился, да? Насмерть?
Следователь ответил уклончиво:
– Автомобиль найден за городом, в кювете. Перевернутый и весь покореженный.
– За городом… к матери, значит, ехал, – тихо произнес Дударенко. – Вот тебе и пирожки с яблоками… Бедная Надежда Егоровна.
Следователь насторожился:
– К матери? У Грачева мать за городом проживает?
– Ну да. В Мамонтовке. Только вы ей сообщите как‑нибудь поаккуратнее. Женщина пожилая, а он у нее единственный. Или, если хотите, я сам…
– Да нет, спасибо, не беспокойтесь. Значит, вы говорите, Мамонтовка? Это, кажется, по Ярославской дороге?
– Да, не доезжая до Пушкино.
– Не знаете, это случайно не третья зона?
– Понятия не имею. Я на электричках не езжу, у меня свои колеса есть.
«Вот и разгадка железнодорожной сезонки, найденной в сумке грабителя», – обрадовался Дементьев.
– Чего это вы улыбаетесь? – насторожившись, спросил автомеханик.
– Я не улыбаюсь. Это гримаса скорби, – брякнул следователь первое, что пришло на ум. – Распишитесь, пожалуйста, вот тут, внизу: с моих слов записано верно. Вашу фамилию и дату… Благодарю.
Поднимаясь, Антон еще раз попросил:
– Вы уж постарайтесь поделикатнее с матерью. Такое известие…
– Приложим все усилия, – заверил Дементьев, пряча от свидетеля ликующий взгляд.
Глава 26
Дурак дураком…
– Кто? Кто там?
– Откройте! Милиция!
– Иду! Бегу! Сейчас, милые.
За дверью домика кто‑то на что‑то наткнулся, громыхнули ведра, послышалось кошачье мяуканье, последовала суетливая возня с замком, и наконец на пороге перед следователем возникла пожилая женщина с заплаканным лицом.
– Нашли? – с ходу спросила она.
Дементьев опешил: уже все знает. Откуда? Он‑то рассчитывал застать мать Грачева врасплох, а если повезет, то с ней и его самого. Конечно, мала вероятность того, что преступник скрывается у матери, но вдруг? Тем более что, как теперь выяснилось, машина могла быть угнана в сторону Звенигорода не Сергеем, а кем‑то другим.
В саду под каждым из окон домика уже находились омоновцы – на тот случай, если преступник вздумает сигануть в окошко. Еще один оперативник, отстранив хозяйку, прошел в сени.
– Вы – Грачева Надежда Егоровна? – спросил Дементьев.
– Ну да, ну да, дура я старая, прости Господи, – перекрестилась она и подняла на посетителя покрасневшие от слез глаза. – Где он?
– Давайте пройдем в дом.
– Ради Бога… – проговорила женщина упавшим голосом, пропуская Дементьева в горницу, где омоновец уже заглядывал в шкаф, под кровать, за печку. – Не тяните. Говорите уж всю правду. Недоглядела я… Завозилась с пирожками. Сережа просил испечь.
«С комфортом хотел бежать, гад, – подумал следователь. – Пирожки домашние в пути трескать».
Выпечка лежала тут же горкой на противне, накрытая чистым полотенцем. Дух от нее исходил домашний, сытный. Дементьеву вспомнилось: так пахла рука Анжелики – там, в «Пирожковой», где они познакомились.
Геннадий невольно проникся симпатией к Надежде Егоровне. Несомненно, эта женщина не в курсе событий, она бы не стала покрывать преступника, даже если тот – ее сын.
«Прав был свидетель Дударенко, – решил он. – С ней нужно поделикатнее. Она не виновата, что отпрыск оказался выродком. Однако и не расспрашивать ее нельзя. Может дать ценные сведения».
А Надежда Егоровна смотрела на него со страхом – и с надеждой.
– Что же вы молчите? – сказала она. – Неужели… Боже, что я скажу Кате!
«Так. Она знакома с Семеновой, но еще не знает, что та убита. Однако ей откуда‑то известно, что Грачева ищут. Значит, он заезжал сюда и что‑то ей наплел. Интересно, что? И, видимо, должен был зайти сюда еще раз – за пирогами».
Что ж, нужно брать быка за рога. И Дементьев спросил в упор:
– Когда Сергей собирался заехать к вам снова?
– В понедельник.
«Логично. Все сходится. Машину он тоже оставлял у Дударенко до понедельника. Но если так, почему пироги мать пекла заранее, за два дня? Ведь сегодня только суббота. Они за двое суток подсохнут. Тут что‑то не так. Не сходится. Однако не похоже, чтобы эта женщина темнила…»
– Скажите прямо, Надежда Егоровна: вам известно, где он сейчас?
Глаза ее наполнились ужасом. Побелевшие губы еле слушались.
– Он такой маленький…
Следователю на секунду стало страшно: «Вот оно какое, материнское сумасшествие. Не вынесла удара, а ведь она, кажется, далеко не все знает о злодеяниях сына. Видимо, он ей и теперь кажется младенцем».
– Такой рыженький, – выдохнула Надежда Егоровна.
– Постойте… Кто это – маленький, рыженький?
– Да Ванечка же. Кто ж еще?
«Ванечка… Что‑то знакомое. Рыженький? Ну конечно: сын убитой», – Дементьев вспомнил мальчонку с цветной фотографии с обезьянкой на плече.
– Ванечка Семенов?
– Ну да.
– Он что, был у вас? И где он? Исчез?
– А я о нем толкую. Хотела накормить пирожками, дрожжи завела, пойди, говорю, погуляй полчасика в саду. Пока управилась – ни в саду нет, нигде. Так вы его не нашли?
Она вдруг глянула на Дементьева строго, точно учительница на провинившегося ученика.
– Так что ж вы расселись? Идите! Ищите!
– Мальчика мы обязательно найдем, – заверил Геннадий. – Только вы опишите его поточнее. Примета первая: рыжий. Дальше?
– Курточка у него такая особенная. Большая мышь на спине. Из мультфильма.
– Микки‑Маус?
– Он. Глаза у Ванечки – голубенькие, ясные такие, большие. И веснушки даже сейчас, осенью. Росточку он, – она приложила руку к бедру, – вот такого. Еще… больше не знаю, что и сказать. Стихи любит. Чуковского.
«А что, если… – догадка посетила следователя, у него даже дыхание перехватило. – А что, если преступник забрал мальчика заложником? Поэтому и собственную мать обманул, обвел вокруг пальца. Рассчитывал сбежать в понедельник, а пришлось сматывать удочки раньше. Подстерег ребенка в собственном саду… Но если машину под Звенигородом разбил все‑таки Грачев, то ребенок… Что стало с ребенком? Не исключено, что на счету преступника теперь не две, а три жизни, и одна из них – детская. Нет, не будем впадать в панику. Действовать нужно так, будто Ваня Семенов жив и здоров. И, не откладывая, объявить розыск».
– Я сейчас, минуточку, – сказал он Надежде Егоровне и вышел в сад.
Подозвал ближайшего милиционера из тех, что сидели в засаде, отдал ему распоряжение немедленно связаться с МУРом, с отделом розыска пропавших детей. А также срочно увеличить и размножить подшитую к делу фотографию мальчика – цветную, ту, что с мартышкой.
Теперь предстояло, вернувшись в дом, приступить к самой сложной части разговора: сообщить матери о тяжком подозрении, падающем на ее сына. «Поаккуратнее… поделикатнее…» Тут соблюдай не соблюдай деликатность, а придется нанести женщине жестокий удар.
– Надежда Егоровна, – начал он, – вы только, пожалуйста, держите себя в руках… Крепитесь.
Она глядела на него просительно, словно молила о пощаде.
– Видите ли… мать Вани, Екатерина Петровна Семенова, была убита вчера вечером.
– Катюша? О Господи, Господи, упокой, Всеблагой, ее светлую душу. Прости ей прегрешения, вольные и невольные. И у кого же это рука не дрогнула? У какого ирода?
Как он жалел сейчас, что приехал в Мамонтовку. Неужели нельзя было поручить это местному отделению? С преступниками разговаривать – это одно, с матерями преступников – совсем другое. Постарался ответить на ее вопрос спокойным, отстраненным голосом:
– Подозрение падает на Грачева Сергея Николаевича. Увы, все улики против него. – Он сжалился и добавил: – Пока…
Надежда Егоровна молчала и только мелко крестилась, будто защищалась.
– Нет, – наконец промолвила она, и сказано это было твердо, без тени колебания. – Не верю. Этого не может быть. Бог не допустил бы.
Дементьев чувствовал себя чуть ли не виноватым.
– Следствие, конечно, еще не окончено, но…
– Вот и расследуйте, – на удивление очень спокойно сказала она. И даже перешла на «ты». – Иди и расследуй. Хватит языком чесать. Глупости всякие городить мне тут. Дурак дураком.
Геннадий убрался из домика Грачевой, как побитая собака.
Засада осталась на месте. На случай, если подозреваемый все‑таки явится, как собирался, в понедельник. Или еще раньше.
Возвращаясь в Москву, Дементьев ловил себя на том, что мысленно все чаще называет Грачева «подозреваемым», а не однозначно – «преступником», как до встречи с его матерью. Странно, но спокойная уверенность Надежды Егоровны в невиновности сына поколебала его, обычно не склонного поддаваться чувствам. Более того: женское сердитое – «дурак дураком» – почему‑то не показалось ему обидным.
Глава 27
Побирушка
Вот и пролетел уик‑энд.
У кого‑то выходные прошли в тяжких трудах и заботах – как, например, у следователя Дементьева.
Кому‑то, как Сергею Грачеву и Надежде Егоровне, принесли неожиданные потрясения.
Но основная масса людей все‑таки в эти дни, как и положено, отдыхали. И теперь, к утру понедельника, находились в отличном настроении.
Вот и Юрий Андреевич Варламов, вернувшись из поездки, весело насвистывал, пока лифт поднимался на шестой этаж. Но глаза этого человека оставались, как обычно, холодными.
Прежде чем отпереть обитую дерматином стальную дверь с фигурным глазком, он позвонил в квартиру соседки. Выглянула та же неопрятная тетка, что два дня назад разговаривала с Сергеем и Ваней. Теперь она не сердилась. Ее лицо при виде Варламова расплылось в радушной улыбке.
– Новостей нет? – сухо поинтересовался Юрий.
– А вот и есть! – гордо доложила тетка.
– Ну?
– Значит, так. – Она вытянулась перед ним, как солдат перед генералом. – В пятницу, только вы уехали, в вашу дверь ломились.
– Так уж и ломились? – Юрий оставался невозмутимым, и это соседку уязвило: она рассчитывала на другой эффект.
– Еще как! Ногами колотили, – обиженно говорила она. – Чуть обивку не попортили.
– Ну, обивка не самая большая драгоценность, – заметил Варламов.
– Кому как, – поджала губы соседка. Ей ужасно хотелось обзавестись такой же красивой обивкой.
– Кто это был?
– Парень помоложе вас. Усатый, высокий.
– Усатый, высокий, – задумался Юрий. – Гм…
– Пуховик еще у него был чем‑то испачкан. И с ребенком.
– Парень с ребенком? Колотили в дверь? Квартирой ошиблись, что ли?
– А вот и нет. Я спросила: чего, мол, тут расхулиганились? Я ведь, Юрий Андреич, как вы велели, ваше имущество стерегла, оберегала.
– Ну спасибо, спасибо.
– А они говорят: мы к Юрию Андреичу. И фамилию вашу правильно назвали. А мальчонка говорит – мы к дяде Юре. Может, родственники?
– К дяде Юре, – пробормотал Варламов. – Джонни?
– Вот и нет, – возразила тетка. – Парень его иначе называл: Иван.
– Мальчик‑то какой из себя, не рыжий?
– Еще какой рыжий! Как царский червонец!
Варламов скривился:
– А вы видали хоть раз золотые червонцы?
Тетка опять обиделась:
– Мы, Юрий Андреич, люди трудовые. На зарплату живем. Не шикуем, но и не побираемся, с протянутой рукой не ходим. – С этими словами она как раз‑таки протянула вперед руку, ладонью кверху, очень недвусмысленно, алчно.
– Ах да! – спохватился Варламов. Достал из бумажника купюру и вложил в просительно подставленную пятерню. – Это вам, Варвара Матвеевна, за труды.
– Ах, что вы, что вы, – тетка замотала лохматой головой, а сама тем временем проглядела дензнак на просвет и сунула в карман зеленого фартука. Резво провернув эту нехитрую операцию, она вновь обратилась к Юрию, уже готовому скрыться за своей бронированной дверью: – А это еще не все. Были и другие новости. Поважнее.
– Ну что еще? – обернулся он.
– А вот! – Из того же лоснящегося кармана Варвара Матвеевна извлекла сложенный пополам листок. Осклабившись, помахала им над головой, точно хотела подразнить: «Пляши! Пляши!»
– Что, они записку оставили?
– А вот и не они! А вот и не записку!
– Ладно, хватит, давайте сюда.
Тетка протянула ему листок.
– Не записочка, а повесточка. В прокуратурочку.
– Ну‑ка, – он развернул послание. Но прочесть мешала теткина ладонь, требовательно мотавшаяся перед его носом. Пришлось ему вновь доставать бумажник и расплачиваться.
– Ах, что вы, что вы, – пропела довольная соседка и наконец удалилась.
В повестке значилось, что Варламову Юрию Андреевичу надлежит явиться в Московскую городскую прокуратуру к старшему следователю Д. И. Дементьеву сегодня же.
– Очень интересно, – сказал он вслух, и тут, к его досаде, замок соседской двери опять щелкнул.
Опять появилась соседка, но уже не такая наглая, как прежде, а робкая и даже как бы застенчивая.
Юрий прищурился. Взгляд его стал ледяным и колючим. Варвара Матвеевна, к своему несчастью, этого не заметила.
– Я случайно подслушала, куда они поехали, когда вас не застали…
Юрий молчал, не проявляя ни малейших признаков любопытства.
– Я про этих… парня с мальчишкой.
Варламов все так же выжидал.
– Они собирались к матери парня, которая на пенсии. Мальчик называл ее бабушкой Надей. Это я на всякий случай, Юрий Андреич, вдруг вы захотите с ними встретиться, – рука проделала в воздухе пируэт в виде хватательного движения, – вдруг вам интересно…
Варламов дослушал. Потом, поджав сухие губы, на цыпочках подошел к соседской квартире и неожиданно рявкнул:
– Мне абсолютно неинтересно!
При этом он изо всех сил толкнул дверь, и рука соседки оказалась прищемленной.
– У‑у‑у! – завопила Варвара Матвеевна.
– Надо думать, выпуск новостей окончен? – бесстрастно проронил Варламов и направился к своей двери.
Глава 28
Жених‑вдовец
– Мне, наверное, к вам, – Варламов протянул Дементьеву повестку с вызовом.
– Юрий Андреевич? – следователь протянул ему руку.
Они обменялись рукопожатием. У одного – цепкое, крабье, обволакивающее. У другого – сухое, бесстрастное, официальное. Рука у Варламова была тонкая, гладкая и в то же время не слабая. Как полированная дощечка, настолько безукоризненно отшлифованная, что Дементьеву не удалось надолго задержать ее в своей клешне.
Схватка кончилась вничью. Заметил ли кто‑то из них, что они в момент знакомства вступили в поединок?
– Садитесь, пожалуйста, – хозяин кабинета указал на кресло, а не на жесткий стул, на котором обычно сидели допрашиваемые.
– Благодарю. – Варламов и на мягком кресле сидел собранно, выпрямив спину, не касаясь подлокотников. Это, однако, получалось у него вполне элегантно. – Если можно, давайте без предисловий. Я очень занят. И, скажу честно, в полнейшем неведении относительно причин этого вызова. Почему‑то через соседей. Вы понимаете, что моя репутация…
– Прощу прощения, если мы причинили вам неудобство. – Следователь с неудовольствием заметил, что невольно повторяет интонации посетителя. Это означало, что тот оказывает на него влияние, сие Дементьеву не нравилось. – Но наш сотрудник опустил повестку в ваш почтовый ящик. А вы, по словам вашей соседки, оставляете ей на время отъездов ключи.
– Почта почте рознь, – сухо отрезал Юрий. Он как бы ненароком глянул на свои замечательные швейцарские часы. – Итак, я вас слушаю.
– Юрий Андреевич, вы знакомы с Семеновой Екатериной Петровной?
– Конечно. Чтобы не тянуть время, поясню: это более чем знакомство. Мы собираемся стать мужем и женой.
– А знаете ли вы Грачева Сергея Николаевича?
– Да. Нас познакомила Екатерина Петровна. Это ее школьный друг.
– Когда вы видели Грачева в последний раз?
Варламов прикрыл свои серо‑стальные глаза, припоминая:
– Это было ровно неделю назад. В квартире у моей невесты.
Он заглянул в повестку:
– Г. И. – это Григорий Иванович?
– Геннадий Иванович, – поправил Дементьев.
– Геннадий Иванович, – спокойно обратился к нему Юрий. – Если бы вы сразу ввели меня в курс дела, я, без сомнения, был бы вам более полезен. По крайней мере, беседа обрела бы какой‑то смысл не только для вас, но и для меня. И стала бы гораздо конструктивнее.
Ох и не любил Дементьев выслушивать такие речи. Этот посетитель задел его за живое. Следователь быстро сбил бы с него спесь, если бы не предстоял разговор о трагической гибели его невесты. В такой ситуации, конечно, не надо наносить дополнительные удары этому лощеному красавцу.
Разумеется, он расскажет ему о том, что произошло вечером в пятницу в обменном пункте: это представлялось ему менее трудным, чем разговор с Надеждой Егоровной Грачевой. Да, расскажет, но немного погодя. Он ведь сам себе поклялся действовать строго по инструкции. А инструкция требует прежде всего установить местопребывание всех сколько‑нибудь близких потерпевшей лиц в момент преступления.
– Кстати, – спросил следователь словно бы невзначай. – Как прошла конференция?
– Что за конференция? – На лице посетителя отразился вопрос.
– Вы ведь, я слышал, в пятницу уехали из Москвы на конференцию?
Варламов посмотрел на следователя с вежливым укором, за которым Дементьеву увиделась скрытая насмешка:
– Геннадий Иванович, подумайте сами: какая конференция в выходные? А от кого вы услышали эту глупость, мне очень даже понятно. От моей соседки Варвары Матвеевны, не так ли? Но она, извините, человек недалекий и к тому же склонный к досужим вымыслам.
«Фу‑ты, опять он меня поддел, – с раздражением подумал Дементьев. – Да так гладенько, так интеллигентненько, не придерешься. А вот мы сейчас выясним, где он провел уик‑энд, коли научных форумов по выходным не бывает».