Отрывок из повести «Непредвиденный случай»
Вводная: наш современник Тихон внезапно погибает и оказывается на том свете. Ему сообщают, что он должен подготовиться к Высшему Суду, который совершается Всевышним над душой каждого умершего в присутствии душ всех когда-то живших людей. Для подготовки к Высшему Суду над собой ему разрешено посмотреть суд над другими. Тихона сопровождает его куратор на том свете по имени Май.
Великий Суд
Немыслимо громадный амфитеатр, размером с большой город, заполненный людьми, а точнее, душами, – а по сути ведь это то же самое. Какой-то гигантский цирк. Гул невероятного множества голосов.
Чувство невероятной важности того, что будет происходить здесь, наполняло Тихона. И хотя он знал, что тела у него уже нет, но его била дрожь!
– Большинство из них такие же, как ты, – шепнул Май. – Их называют «ждущие». Они ожидают свой Высший Суд.
Их, наверное, были многие миллиарды, но лицо каждого было видно четко. Что уж тут и спрашивать про перспективу, про законы физики – их нет здесь. Разговоров отдельных тоже нет – лишь легкий гул голосов.
Все взгляды – в центр. Там располагалось круглое по периметру возвышение из искрящегося белого мрамора. От возвышения шел подиум, а за ним свешивался с высоты слегка колышущийся серебристо-серый занавес, вроде бы и прозрачный, но за ним ничего не было видно.
Тихон хотел спросить, где же Он, Господь, но Май несколько даже раздраженно бросил:
– Все увидишь. Все вопросы потом. А сейчас сосредоточься.
Но это замечание было уже излишним.
Великий Суд: Старый солдат
– Капитан Альваро Карраско де Монтойя, из Малаги, – предстань! – сильный, четкий, звонкий голос как будто свалился откуда-то сверху, без малейшего эха.
Плотный кряжистый человек с грубым морщинистым лицом, на котором читалась сильная тревога, взошел по ступеням на белый мраморный круг в центре амфитеатра. Одет он был, видимо, по военной форме своего времени: светлый колет с широкой синей перевязью с левого плеча, широкие темные панталоны. Он был босой и без головного убора.
– Семнадцатый век,– шепнул сбоку Май,– командир роты аркебузиров.
– А почему его судят только сейчас?
– Это неважно, и здесь нет никакого сейчас, я уже тебе говорил. Да, и одежду для суда представший мог выбрать любую, если она приличная, и он в ней ходил в жизни. Обычно в возрасте, в котором он сам себя чувствует.
Откуда-то на белом возвышении возник синеватый прозрачный вертикальный цилиндр, или, можно сказать, высокий стакан, многократно выше человеческого роста, и представший тяжело шагнул внутрь этого цилиндра. Все было ясно видно сквозь хрустальные стенки стакана. На лице старого офицера читался страх.
Снова раздался голос, но уже другой, и Май увидел стоявшего рядом с белым круглым возвышением высокого старика в длинном черном одеянии:
– Представшим пролито крови…
И тут вскипела снизу багровая жидкость, взметнулась вверх по голубому стакану, скрыв капитана де Монтойа с головой, и тогда ахнул весь амфитеатр десятками миллиардов голосов.
− Но Май, ведь он же военный, и, конечно….
− Не это важно, ты увидишь.
Багровая кровь быстро опала до лодыжек, старый капитан стоял, открыв рот и в ужасе глядя вниз, кровь стекала с него, капала с рук и с одежды, а голос черного старика раздался снова:
– То, что было вначале – это пролитая тобой кровь,- продолжал голос. То, что осталось сейчас – это пролитая тобой невинная кровь. Что скажешь, солдат?
Наступила долгая пауза, слишком долгая, даже если учесть, что здесь время было поперек. Уже и Тихону стало мучительно ждать, а каково же было тому, представшему?
– Да… я был тогда… пьян и…,− слова его падали тяжко, как раскаленные камни,− я зарубил хозяина трактира на Кордовской дороге, когда он, ну… Я убил его, да… – он обреченно замолчал.
– Тот трактирщик,- шепнул Май,- был изрядный пройдоха и негодяй, они в тот день поминали своих погибших в последнем бою товарищей, а он их, пьяных, здорово обманул, но здесь это не имеет значения.
– Да,- продолжал голос,- ты, профессиональный военный, убил безоружного человека, именно человека, а не трактирщика!
Капитан стоял, обреченно опустив голову.
Голос продолжал:
– Но и этого мало, солдат!
– Я знаю,− старый солдат вдруг выпрямился. − Я никогда этого не забывал… Тогда, под Льежем… я сплоховал с разведкой. Не послал, я думал… Я не… я не выполнил свой долг. Наши ребята попали в засаду, и трое погибли. Я никогда не забуду их… имена. Это были Алонсо де…
– Да, солдат, в тот раз ты не выполнил свой долг.
И, услышав это, капитан де Монтойа застонал от застарелой боли. Тогда, после некоторой паузы, тот же голос звонко выкрикнул:
– Капитан Альваро Карраско де Монтойя повинен в гибели четырех человек!
Гул прокатился по амфитеатру. Капитан де Монтойя стоял, опустив голову, и слезы лились из его глаз.
− Как солдат, он убил в сражениях более шестидесяти человек. Но это судится совсем по-другому,- шепнул Май.- И еще: по сравнению с его современниками - это немного. Но здесь нельзя сравнивать себя с другими. Каждый отвечает только за себя!
***
Но тут рядом с мраморным кругом встал высокий старик в белом. Лицом он был похож на обвинителя в черном.
– Ты правильно заметил, они братья, - шепнул Май.
– Представший капитан де Монтойя во время восстания горожан в Утрехте получил приказ огнем разогнать толпу, но велел своим солдатам стрелять поверх голов. - И так разбегутся, – сказал он,– зачем зря кровь проливать. - Тогда могло погибнуть до пятидесяти человек, и еще больше могло быть раненых. Другие же командиры выполнили приказ.
– Да, это заслуга,- согласился черный старик,- но невинную кровь это не искупает.
– Полагаю,- ответил белый, воздев руки к небу,- тут есть кому решать, искупает или не искупает.
***
Тихон удивился:
- Май, они что, спорят?
- Всякий справедливый суд должен быть состязателен,- отвечал Май.- Этого недостаточно, конечно, но это необходимо.
***
Алая жидкость ушла из стакана, но после некоторой паузы вдруг какая-то черно-коричневая, мерзкого вида, пена снова заполнила синий стакан, забурлила и опала. Опала и ушла совсем, без остатка, и Тихон ясно увидел капитана, его большие босые, в синих набухших венах, ступни на полу, и выкатившиеся от ужаса глаза.
– Представший Альваро Карраско де Монтойя ни в предательстве, ни в доносах не повинен,- прозвучал тот же голос.
В наступившей тишине послышался вздох облегчения и гул одобрения всего амфитеатра. Капитан поднял голову. Да, страх был в его глазах, но и гордость тоже была в них. Он не потерял свою честь!
– А теперь, солдат, выходи на середину, и вспомни все свои грехи.
Капитан вышел, помолчал, и начал медленно рассказывать, начиная с детства. Он подготовился.
***
– Май, а почему его называют солдат, а не просто человек? Ведь здесь же это, наверно, не должно играть роли?
– Резонный вопрос. Солдатом его называют здесь потому, что его военная профессия – это его сущность. Он прожил почти всю жизнь именно, как солдат. А у других это не так.
***
Старый капитан говорил и говорил, и многие его грехи были так знакомы всем собравшимся, у них были похожие. Все было очень долго, и Тихон почувствовал себя усталым.
- Достаточно,- произнес, наконец, голос.- Ты был честен, солдат. Жди решения своей участи.
Снова наступила пауза.
- Тихон, внимание! – взбодрил его Май.
Затем голос произнес:
- Альваро Карраско де Монтойя, иди!
И старый офицер тяжелыми шагами сошел с искрящегося белого круга и пошел по подиуму к серебристо-серому занавесу. Подойдя, он остановился и повернулся в недоумении. Амфитеатр затих, гул его почти исчез.
И тут внезапно раздались раскаты дальнего грома, Тихон вскинул голову, и увидел на несколько мгновений громадную, достававшую до неба, чуть туманную фигуру.
- Это Он! – внутренне ахнул Тихон.
Гром затих. И тогда могучий бас, расколовший все пространство, прогрохотал:
- Ты прощен! Иди в Новую Жизнь!
Серебристый занавес вдруг вспыхнул переливающимися разноцветными огнями, и радостный гул заполнил амфитеатр. Капитан вдруг посветлел лицом, совершенно неожиданно улыбнулся, вскинул руки вверх, повернулся и медленно прошел сквозь невесомый занавес.
***
- Май, Май, я видел самого Господа Бога! – закричал Тихон. - Я только что видел Его!
Май снисходительно улыбнулся:
- Нет, Тихон. Ты видел только то, что ты ожидал. Все видят Его по-разному, по своим представлениям. Не думай, что все ждущие видели его так, как ты. У Господа много обличий для явления людям.
- Да, и еще,- добавил Тихон. - Лучше пореже употребляй слово Бог. Это не запрещено, но лучше пореже. Господь, или, например, Создатель, или просто Он, - так будет лучше.
***
- Май, слушай, я устал, я как-то нервно очень устал. А можно отдохнуть немножко?
- Можно, конечно. Как ни странно тебе покажется, здесь у нас тоже устают, и именно психически. Но только те, кто еще не прошел суд.
- Май, а ты сам тоже всё это проходил?
- Друг мой Тихон, ты еще не имеешь права на такие вопросы.
0000000 13.08.2018
Великий Суд: Анна
- Анна Ворочанская, город Санкт-Петербург, предстань! – опять прозвучал невидимый высокий голос.
На возвышение из белого камня теперь взошла нетвердой походкой женщина лет тридцати- тридцати пяти, в длинном свободном светло-сером платье, босая, с распущенными волосами. Лицо ее было почти белое, куда светлее ее платья, и на нем выделялись огромные от ужаса темные зрачки.
Снова появился высокий хрустальный цилиндр, и Анна неуверенно шагнула в него.
- Представшей пролито крови…,- раздался тот же голос.
Кровь не взметнулась вверх, как у старого капитана, а тихо появилась внизу, и, поднявшись до щиколоток, остановилась, потом опала до полу, и ушла почти вся.
***
- Она, наверное, случайно пролила кровь одного человека, - пробормотал Тихон, увидев это, - но не виновата? Да, Май?
Май иронически глянул на него.
- Отучайся от поспешных суждений,- сказал он недовольно,- учиться никогда не поздно.
- Учиться? Учиться после смерти?
- Это не смерть, а Другая Жизнь, как ты до сих пор не понял? Какой же ты все-таки…,- Май поморщился.
- Тупой, да?
- Ну, как бы тебе сказать, чтоб не обидеть…,- иронично покосился Май.
***
Голос:
- Анна не проливала крови. Сама, непосредственно - не проливала. Так ведь, Анна? Ты согласна?
Женщина смотрела вниз, на кровь, хотела что-то сказать, но не смогла, губы ее тряслись.
- Что же ты молчишь, Анна?
- Я... я не убивала… но… из-за меня… один мужчина… покончил с собой. Он… принял яд. Сергей… Сергей его звали. Он когда-то спас меня… ночью, на Мурманском шоссе. Он тогда рисковал… очень сильно. А я… я нарушила свое слово… Он любил меня, очень хотел жениться. Мы обручились. Но… но я вышла за другого.
- Да, так! Из-за тебя, Анна, умер человек. В
- Да… и я очень хотела потом… помогать его матери, но ее забрали к себе родные, - она пыталась хоть как-то оправдаться.
Потом снова наступила пауза. А затем коричневая мерзкая пена взметнулась вверх по прозрачному синему стакану, стала опадать, но опала не до конца, а только до колен. По громадному амфитеатру пронеся шорох.
– Анна предала того, кто ее любил, и кому сама она обещала любовь и верность! - раздался суровый голос старика в черном. – Что ты скажешь, Анна?
Анна долго молчала, как будто слова застряли у нее в горле. Потом медленно начала:
- Я… я очень боялась бедности. Очень! Я все детство прожила в нищете… там у нас… в Малом Заполье… А Сергей… он был простой инженер, со старенькой мамой, в однушке. Перспектив никаких. Я так боялась нищеты…,- она всхлипывала все время, и непонятно было, плачет она или говорит. - А Георгий… он был бизнесмен, и я думала… что…
- Что?
- Что… мы будем хорошо жить. Но оказалось не так… они все очень много пили, вся эта их компания молодых бизнесменов. Иначе там у них нельзя было. Ну, и еще… он изменял мне, много раз. Они все там такие…
Она помолчала.
- А я… я все не могла забыть смерть Сергея… У меня была своя машина, Ниссан Мурано. И я стала ездить ночью одна гонять по Мурманке… и его вспоминала. Это стало для меня, как наркотик! А там плохая дорога. Ну, и… доездилась вот….
Встал старик в белом:
- Надо понять, что она пережила в молодости, что такое страх нищеты. Даже ее Сергей этого не понимал.
- Это не оправдание предательства!- сурово отчеканил черный.
- Да, не оправдание, но Он может это учесть,- мягко отвечал белый.
Анна резко выпрямилась и перестала плакать. Хрустальный стакан куда-то исчез.
- Я… готова к любому… приговору,- мучительно, из последних сил произнесла она. - Но… я не знаю... может быть, я еще могу как-то… искупить… свою вину?
- Тебе скажут,- сурово изрек черный старик. – Если Господь сочтет возможным разрешить тебе очищение, то ты будешь искупать свою вину.
- Май, я устал, хватит…, - и они снова перенеслись в беседку.
***
- Как это страшно! Как ей было больно! Май, а что, можно как-то искупить вину?
- Бывает иногда. Иногда ее искупают здесь, а иногда даже там, в дольнем мире, или, как у нас часто говорят, внизу,- отвечал Май.
- А… а разве кого-то воскрешают?
- Ну, а что ты, разве не слышал про оживление после клинической смерти? Но это редко бывает.
- Май, мне страшно! Ты ведь знаешь все мои грехи. Скажи, как ты думаешь, что со мной будет? Ну, как обычно судят людей вроде меня?
- Я не знаю твоих грехов,- Май отрицательно покачал головой. - Я часто не знаю и твоих мыслей. Я обычно не знаю, когда ты говоришь правду. Мне это не дано. Знает только Господь. Я всего лишь куратор, или проводник. Нам вообще не положено рассуждать на эти темы. Душа человека сама должна готовиться к самому строгому суду.
- Но кое-что я имею право тебе сказать. Бывает, что и страшного грешника прощают, и нам непонятно, почему. А бывает, что у самых хороших людей на Великом Суде вдруг возникают тяжелые проблемы, и тоже непонятно, почему.
- И что тогда?
- Тогда… тогда может быть назначено очищение.
- Май, а… а бывает, что кого-то не прощают?
- Бывает. Очень редко,- коротко ответил Май, и Тихон понял, что его куратор не хочет продолжать эту тему.
***
- Еще хочешь смотреть Великий Суд?
- Май, а как бы ты посоветовал?
- Это твое дело! – несколько резковато отвечал Май.- Чтобы созреть для своего Великого Суда, одним надо тысячи раз смотреть, а иным и одного хватает. Решай это сам.
- Ну… ну, тогда давай еще один случай посмотрим.
- Ну, давай.
***