Дорогой дневник,
Последний этап прослушиваний в Гроув был изнурительным.
Опрос был худшей частью. Состав преподавателей Гроув сидел за длинным столом и закидывал всех вопросами о жизни, семье, симпатиях и антипатиях.
Комиссия требовала от меня честности. Это было сложно.
В конце Эрика повернулась ко мне и сказала:
— Кассандра, ты умная девочка. Перед тобой открыты все двери. Почему ты хочешь стать актрисой?
Я понимала, что должна сказать что-то о своей любви к театру или о важности динамично развивающейся культуры в мире сомнительных стандартов и реалити-шоу. Но при таком ее пристальном взгляде, я была не способна придумать что-то достаточно умное, чтобы провести ее, поэтому я выдала первое, что пришло на ум.
— Я хочу стать актрисой, потому что не знаю, кто я сама на самом деле. Мне становится легче, когда я играю других людей.
Мгновение она удерживала мой взгляд, затем кивнула и записала что-то в своих заметках. Наверное, что-то в стиле: неустойчивый, эмоционально неблагополучный подросток с проблемами самооценки. Не делайте резких движений.
Я вышла оттуда, чувствуя себя подобно разбитому стеклу, чьи осколки валялись по всему полу.
Но видимо, я не прогадала, потому что спустя два месяца, получила письмо с уведомлением о зачислении.
В тот день я визжала так громко, что спугнула соседскую собаку.
Я знала, что мама и папа были не в восторге от перспективы моего переезда на другой конец страны, но они также понимали, что актерство было моей страстью, и быть зачисленным в Гроув – большая честь. Помимо всего прочего, делу поспособствовало и то, что мне дали частичную стипендию, которая покрывала половину моей платы за обучение и проживание в кампусе. Поскольку мы не являлись семьей Вандербильтов [8], это было огромным бонусом.
Где-то в моем подсознании мелькнула смутная надежда на то, что Холт тоже поступил.
Я подумала, что если это так, то я, по крайней мере, уже знакома с одним человеком. С одним раздражительным, таинственным образом интригующим, человеком.
Шесть лет назад
Вестчестер, Нью-Йорк
Гроув
Первая неделя занятий
Я осматриваюсь в новой квартире с широкой улыбкой на лице.
В ней есть две спальни, разделенные тесной ванной комнатой; гостиная, совмещенная со столовой, и небольшая кухня. Мебель изодранная и устаревшая; ковер уродлив и запачкан какой-то дрянью, но лучше не вдаваться какой именно, и я подозреваю, что сосед сверху танцует голышом при свете луны, потому что, серьезно, этот чувак какой-то странный. Но несмотря на все, это место идеальное, красивое и мое.
Точнее, я делю его со студенткой с факультета театральной техники, которую зовут Руби, и все же…
Я могу делать, что хочу. Есть, что хочу. Ложиться спать, когда хочу. Никаких тебе родителей, контролирующих каждый шаг.
У меня чуть ли голова не идет кругом при мысли обо всех этих возможностях.
— Ты должна мне тридцать баксов за продукты, — говорит Руби, внимательно разглядывая чек. — Ой, подожди, тридцать четыре. Тампоны тоже твои.
Это кажется странным, въезжать в квартиру с незнакомым человеком, но мы с Руби отлично поладили, учитывая, что она моя полная противоположность. Мои волосы тусклого каштанового цвета, а ее – огненно-рыжие. Я на вид обычная, она – эффектная. Я подхалимка, она – предельно честная.
Она плюхается на наш уродливый, виниловый диван и поджигает сигарету. Затем протягивает мне пачку, и я вытягиваю себе одну.
Ах, да, я теперь курю.
Ну, раньше я не делала этого, но, когда Руби сказала, что курит, я решила не отставать. Это-то нас и сплотило. Кроме того, большинство людей на прослушиваниях курили, потому это стало казаться даже чем-то обязательным. А еще, моя мама не одобрила бы это.
Вот тебе и веские причины.
Она поджигает мне сигарету, я неглубоко затягиваюсь и потом начинаю кашлять. Руби качает головой.
Я худший начинающий курильщик на свете.
— Итак, — говорит она, выдувая струю дыма. — Как ни печально, настала твоя очередь готовить.
— Эй. Думаю, на днях я неплохо справилась, учитывая, что никогда до этого не готовила.
— Женщина, — говорит она со вздохом. — Ты испортила макароны с сыром. Серьезно, если ты не справляешься с приготовлением такой фигни, мы не переживем суровую студенческую жизнь.
— В таком случае, слава богу, есть ты, чтобы всему научить меня. — Я заставляю ее встать с дивана, потом тащу на кухню и достаю из холодильника немного стейков с овощами.
Дело в том, что Руби не совсем профессиональный повар, поэтому наш эксперимент заканчивается твердыми, как камень, стейками и комковатой массой картофельного пюре, а зеленая фасоль получается настолько вязкой, что из нее легко можно связать шарф.
— Я напишу жалобу на кулинарный канал, — говорит Руби, ковыряясь в еде. — Смотришь на этих сучек, и все кажется таким легким. Я подам на них в суд за ложную рекламу.
Вечером мы приходим к соглашению, что будем готовить только замороженные блюда. Это самый верный способ не умереть от голода.
На следующий день у нас начинаются занятия. Наша с Руби квартира находится в нескольких минутах ходьбы от главного кампуса.
В первые три дня после приезда, мы посвятили время изучению нашей новой школы. Кампус небольшой, но хорошо распланированный, и стиль зданий выдержан между традиционным и современным.
Прямо посередине находится Центральный корпус – огромное четырехэтажное здание, внутри которого располагаются библиотека, кафетерий, зал для отдыха учащихся, и несколько больших актовых залов.
Вокруг Центрального корпуса, подобно цветочным лепесткам, раскинулось множество изящных зданий, в каждом из которых преподаются отдельные дисциплины: танцы, актерское мастерство, музыка, и изобразительное искусство.
Этим утром мы с Руби направляемся в Центральный корпус, чтобы послушать приветственную речь декана.
Мы входим в огромный актовый зал, по которому слоняются около двухсот первокурсников. Все знакомятся и оценивают друг друга.
Ненавижу это.
Столько новых лиц. Предвкушение новых знакомств.
Это утомляет.
По одной их одежде, я могу понять кто с какого факультета. Танцоры одеты в многослойную, лайкровую одежду; музыкантов окружает едва уловимая ретро атмосфера; а у художников такой вид, словно они совершили набег на комиссионный магазин в тот момент, когда там взорвалась бомба, заряженная цветной краской.
Шумнее всех ведут себя избалованные дети с факультета актерского мастерства.
У меня сжимается сердце, когда я вдруг задаюсь вопросом, смогу ли вписаться в это окружение лучше, чем в то, которое было в школе.
Не то чтобы у меня в школе не было друзей, они были. Но я всегда старалась быть той Кэсси, которую, как мне казалось, они хотели видеть. Счастливой, беззаботной, и безобидной. Умной, но не чересчур. Красивой, но не желанной. Я была связующим звеном между девушкой и парнем, которому эта девушка понравилась, но никогда той, кто понравилась парню.
Я делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю. Это новая школа, новые люди, новые правила. Может здесь кто-нибудь разглядит настоящую меня сквозь множество фальшивых масок.
— Пошевеливайся, — говорит Руби. — Давай займем места, чтобы не разговаривать ни с кем из этих болванов.
В такие моменты, я обожаю ее.
Мы проходим в середину зала и занимаем места. Несколько минут спустя, я замечаю, как к нам приближается знакомый парень.
— Привет, Кэсси.
— Коннор! Привет.
Я познакомилась с Коннором на втором этапе. Мы отработали вместе несколько сценок, и несмотря на то, что у нас с ним нет той невероятной энергии, какую я разделила с Холтом, между нами все равно нешуточная химия. Еще он очень милый, и насколько я могу судить, порядочный, что редкость для студентов театрального факультета.
Он указывает на место рядом со мной.
— Можно?
— Конечно.
Я представляю его Руби, которая уже сидит со скучающим видом.
Коннор устраивается на стуле рядом со мной, и я улыбаюсь ему. Волосы песочного цвета, карие глаза, добродушное лицо, на котором я еще не замечала хмурости. Определенно милашка.
— Я так рад, что ты поступила, — говорит он. — Хоть кого-то знаю из всей группы.
— Да уж, кроме тебя из знакомых, я еще никого не видела.
— Я видел парочку. — Он оглядывается по сторонам. — Но у меня плохо с именами. Видел ту блондинку, которая болтает без умолку…
— Зои?
— Ага. И того высокого парня с клевой прической.
— Холта?
— Да. Он прямо вон там.
Он указывает на противоположную сторону зала, где я вижу долговязую фигуру Холта, сгорбившуюся на стуле. Его ноги лежат на стоящем перед ним стуле, а голова уткнута в ту же книгу, что он читал на прослушиваниях. Должно быть, он очень любит «Изгоев».
У меня возникает странное покалывание в животе, когда я смотрю на него. Я рада, что он поступил. Поступление в это место – много значит для него и, несмотря на явные расстройства личности, он очень талантлив.
— Похоже, он одиночка, — говорит Коннор. От моего внимания не прячется, что его рука лежит на спинке моего стула. — Но, блин, его игра впечатляет. Я видел, как он играл Меркуцио на последнем Шекспировском фестивале Трайбека. Он был превосходен.
— Не сомневаюсь. — В моем разуме возникает кристально чистый образ Холта в роли современного Меркуцио. На нем одежда из кожи и денима, взгляд наполнен негодованием.
В то время, как я пристально смотрю на него, он поднимает голову и перехватывает мой взгляд. Уголок его рта приподнимается, одна рука отрывается от книги, словно он собирается улыбнуться и помахать. Но потом он замечает Коннора, и через секунду снова утыкается в книгу, как будто и не видел меня.
Коннор вскидывает брови.
— Э-э, я как-то вывел его из себя? У него был такой вид, будто он хотел убить меня.
— Не парься, — говорю я со вздохом. — Он такой со всеми.
Вскоре к трибуне подходит декан и приветствует нас. Он произносит речь о том, как гордится тем, что мы получили возможность обучаться в одном из престижнейших колледжей искусств страны, и даже несмотря на то, что он, скорее всего, выступает с этой же речью каждый год, его слова заставляют меня надуться как павлин. Впервые в жизни, мне кажется, что я иду к чему-то, чего хочу я, а не мои родители. И это так приятно.
Когда выступление декана заканчивается, актовый зал начинает стремительно пустеть, и мы все устремляемся на наши первые занятия.
Руби машет на прощанье рукой мне с Коннором, и направляется на занятие по режиссуре. Когда она исчезает, Коннор обнимает меня за плечи и ведет на наше первое занятие по актерскому мастерству. Хоть мне и кажется странным, что он таким непринужденным образом вторгается в мое личное пространство, когда мы едва знаем друг друга, это одновременно и очень приятно. Раньше парни не обнимали меня за плечи своими красиво накаченными руками, но так я могла бы привыкнуть к этому.
Мы входим в большое, пустое помещение с голыми кирпичными стенами и грубым ковром. Следуя примеру остальных, мы бросаем наши рюкзаки сбоку от стены и садимся на пол.
Я смотрю на остальную часть группы. Со столькими еще предстоит познакомиться, стольким угодить. Моя ничтожная потребность понравиться людям пробуждается к жизни, и от волнения испарина покрывает мой лоб.
— Ты в порядке? — спрашивает Коннор, придерживая мою спину рукой.
— Да. Просто немного нервничаю.
— Давай, — говорит он, садясь позади меня. — Я помогу тебе расслабиться.
Он начинает массировать мои напряженные плечные мышцы, и я едва не издаю стон.
Несмотря на его умелые ручки, я прекрасно понимаю замысел Коннора. Он хочет показаться заботливым и отзывчивым парнем. Меня это устраивает. Я хочу, чтобы обо мне заботились. Беспроигрышная ситуация.
Вся остальная часть группы болтает и смеется, но я вижу только несколько знакомых лиц. В нескольких шагах от нас стоит Зои и рыжеватая блондинка, которую я видела в первый день прослушиваний. Кажется, ее зовут Фиби. Верные себе, они разговаривают громко и добавляют часто выражения типа «О, боже». В углу стоят Трой и Маришка, они брат и сестра, с виду чудаковатые и тихие.
В зале также присутствуют девушка по имени Миранда с темными, торчащими во все стороны волосами, с которой я точно сталкивалась на втором этапе, и Лукас, темноволосый парень в кожаной куртке. Он сидит рядом с курчавым шутником Джеком, который смешил всех до коликов на второй день. Он доводит Лукаса до неудержимого смеха, исполняя битбокс[9] голосами диснеевских героев.
Пока я сканирую комнату, заходит Холт. Когда он замечает, что Коннор массажирует мне спину, он закатывает глаза и садится как можно дальше.
Пофиг.
Я не понимаю Холта. Обычно, мне требуется пара секунд после знакомства с человеком, чтобы понять, чего он от меня ждет.
Хочешь, чтобы я смеялась над твоими шутками. Хорошо.
О, пожалуйста, расскажи мне о своих надеждах и мечтах! Было бы здорово!
Хочешь поплакаться на мое плечо? Без проблем.
Но Холт… он словно хочет, чтобы меня не существовало. И это из разряда того, что я не знаю, как осуществить.
По идее его поведение должно меня ранить, но ничего подобного. Это просто делает его огромной, угрюмой, источающей приятный аромат головоломкой, которую я намерена разгадать.
Немного погодя, в аудиторию заходит Эрика, и все замолкают.
— Итак, этот курс называется «Продвинутый уровень актерского мастерства», известный по-другому, как «Оставьте свои проблемы за дверью или я дам вам пинка под зад». Здесь, меня не волнует, устали вы или напуганы, с похмелья или под кайфом. Я требую, чтобы вы выкладывались на все сто. Если вы не способны на это, не приходите. Я не хочу иметь с этим дело.
Несколько человек начинают нервно переглядываться, я в том числе.
— Вы все здесь, потому что мы увидели в вас что-то, что заслуживает развития, а не ласк и нежности. Если вы полагаете, что обучение будет простым и легким только потому, что вы можете произнести пару строк, вложив в них капельку эмоций – подумайте еще раз. Это именно то место, где вы поймете, какие ваши слабые места. Я собираюсь обнажить вас до костей, а потом слепить заново, слой за слоем. Если это и звучит болезненно, то только, потому что так и есть. Но в конце, вы будете знать каждого человека, присутствующего в этой комнате лучше, чем свою собственную семью. И ко всему прочему, узнаете, кто вы есть на самом деле.
На последних словах она смотрит на меня, и внезапно у меня возникает глупое желание выбежать из комнаты и никогда не возвращаться.
— Так. Все встаем. Пришло время узнать друг друга.
Она говорит нам встать в два ряда.
— Правила просты. Тот, кто стоит у окна задает вопрос своему партнеру, и тот должен честно на него ответить. Потом вы меняйтесь. Вопросы можно задавать, пока не закончится время, и далее вы переходите к следующему. Задача состоит в том, чтобы узнать о другом человеке как можно больше за отведенное время, и я не говорю об имени, возрасте, и любимом цвете. После выполнения этого задания, вы должны будете суметь сказать мне какой-нибудь один интересный факт обо всех в этом зале. Время пошло.
Я поворачиваюсь к человеку напротив меня. Это Маришка. Ей на лицо спадают идеально прямые, черные как смоль волосы. Глаза у нее такие же темные. Она выжидающе смотрит на меня.
Ох, точно. Я же должна задать вопрос. Затруднительно о чем-либо думать. Ее вид слегка обескураживает.
— Хм… как ты развлекаешься?
— Я наношу себе порезы, а ты?
Я потрясенно смотрю на нее целых пять секунд, пытаясь переварить услышанное.
— Э-э… я читаю. Почему ты себя режешь?
— Я получаю удовольствие от боли. Почему ты читаешь?
— Я… ну… получаю удовольствие от слов.
Следующие две с половиной минуты мы говорим о книгах и фильмах, но я по-прежнему потрясена информацией о порезах. Когда время истекает, я с удовольствием перехожу к следующему.
Таким образом, я узнаю много интересного о моих одногруппниках. Миранда поняла, что она лесбиянка в восемь лет, и, по ее мнению, у меня красивая грудь. Лукас был арестован за вооруженное ограбление в шестнадцать, потому что был зависим от крэка, но сейчас он уже завязал с тяжелыми наркотиками и лишь слегка балуется травкой. Высокая афроамериканка по имени Айя, эмигрировала в Соединенные Штаты, когда ей было двенадцать, после того как ее бабушка с дедушкой и еще двое родных были убиты в их деревне в Алжире. Зои встретила Роберта Де Ниро в магазине два года назад, и уверена, что он запал на нее. А у Коннора есть два старших брата, которые служат в армии и считают его педиком из-за выбора профессии. Они колотят его на каждой семейной сходке.
Я чувствую себя идиоткой. Абсолютно бесполезной, изнеженной пустышкой.
До этого дня, я никогда не встречала лесбиянку. Или наркомана. Или кого-то, кто потерял половину своей семьи. Я только и делала, что находилась в безопасности и комфорте в своем крошечном городке, и ныла из-за того, что родители слишком многого ждали от меня.
Боже, какая же я жалкая!
К тому времени, когда я становлюсь перед Холтом, у меня уже трещит голова от моего нового и еще более усовершенствованного комплекса неполноценности. Я поднимаю на него взгляд. Он хмурится. Возможно, и у него болит голова.
— У тебя болит голова? — спрашиваю я со вздохом.
— Нет, а у тебя?
— Да. Почему рядом с тобой мой фильтр слов работает на нулевом уровне?
— Понятия не имею, но не стесняйся исправить это. Ты испугана, потому что в сравнении со всеми этими людьми, ты просто избалованная нюня?
— Э-э… да. Именно это я и чувствую, спасибо, что так красноречиво подметил это. Сильно заметно?
На его лице мелькает улыбка.
— Нет. Но так чувствую себя я. Просто понадеялся, что не один здесь такой.
На мгновение нас объединяет это неуместное наличие нормальной жизни. Чувство необыкновенной обыкновенности.
— Ну, не хочешь поделиться со мной своими самыми страшными тайнами? — спрашивает он.
— Нет. Не считая случая, когда я в пять лет нечаянно украла точилку в форме Винни-Пуха, я абсолютно обычный человек. Ты не заметил?
— Да вроде бы, нет. — Его глаза снова проделывают этот невероятно раздражительный маневр. — Но зато я заметил в тебе одну очень необычную вещь.
Я приподнимаю бровь.
— Неужели? И какую же?
Он берет меня за руку, потом смыкает наши ладони вместе так, чтобы пальцы находились на одном уровне.
Вспыхивает то же ощущение тепла, что было между нами на прослушиваниях, и всего на миг, мне кажется, что он собирается сказать о том, насколько удивительно наше взаимодействие.
Но вместо этого он выдает:
— У тебя до жути огромные, мужеподобные руки.
Прости?!
— У меня не мужеподобные руки!
— Еще как. Я заметил это, когда мы делали упражнение на синхронность. Только взгляни на них.
Я внимательно изучаю наши руки, прижатые друг к другу. Его пальцы лишь слегка длиннее моих, и это о чем-то да говорит, потому что, если он засунет одну из этих штуковин себе в нос, то спокойно сможет сделать лоботомию.
— Может, это просто у тебя девчачьи руки, — говорю я.
— Тейлор, мой рост – шесть футов три дюйма, и у меня двенадцатый размер обуви, а твои руки почти такие же большие, как мои. Ты не можешь отрицать, что это неестественно. (прим. 6 футов 3 дюйма – 1.92; 12 размер обуви США – 44 размер в России)
Я вырываю руку и смеряю его гневным взглядом.
— Ну, спасибо за прямоту. Теперь я буду стыдиться своих чудовищных рук.
— Не стоит. Некоторые парни находят это сексуальным. Конечно, в основном геи, потому что они такие муж…
— Заткнись!
— Ладно. Я больше не буду их упоминать. И постараюсь не пялиться. Хотя ничего не обещаю. Они же как огромные спутники, привлекающие внимание.
Он считает себя остроумным. Он так ошибается.
— Почему ты так сильно меня ненавидишь? — спрашиваю я.
Мгновенье он смотрит на меня, моргая своими умопомрачительными глазами.
— Я не ненавижу тебя, Тейлор. С чего ты взяла?
— О, даже не знаю. Может, потому что, когда тебе наскучивает доставать меня, ты либо игнорируешь меня, либо хмуро косишься? А на прослушиваниях ты сказал, что мы не будем друзьями. С чего бы такое говорить?
Он вздыхает и потирает глаза.
— Потому что не будем. Почему ты хочешь со мной подружиться?
— Не горю желанием, что очень странно, так как обычно я отчаянно хочу со всеми подружиться.
— Я заметил.
— И как это понимать?
Он пренебрежительно взмахивает рукой, и мне кажется это идеальным моментом, чтобы ударить его в живот.
— Ничего. Забудь. Чья очередь задавать вопрос?
— Нет уж, не забуду. Что ты имеешь в виду?
— Думаю, моя очередь, — говорит он, игнорируя меня. — Так ты встречаешься с тем парнем Коннором?
Вопрос застает меня врасплох.
— Что?
— Я разве заикался? Ты встречаешься с ним?
— Встречаюсь в смысле как...?
— О, боже, Тейлор… в том смысле, что ты ходишь с ним на свидания. Видишь его голым. Трахаешь его.
— Что?! — Я настолько возмущена, что едва дышу.
— Цель задания – отвечать на вопрос, — говорит он спокойно. — Честно, пожалуйста.
— Это не твое дело!
Он наклоняется и понижает свой голос до шепота.
— Мне что, надо позвать сюда Эрику и рассказать, что ты не выполняешь ее задание? Она хочет, чтобы мы были откровенны, помнишь?
При мысли о том, что Эрика может плохо обо мне подумать, меня начинает мутить, и мне хочется извергнуться рвотой. На него.
— Ты такой балбес.
— А ты увиливаешь. Отвечай на вопрос.
— Какое тебе дело… — Я хочу шокировать его, сказав слово на «Т», но у меня просто не получается выдавить его из себя. — встречаюсь ли я с ним?
— Никакого. Просто любопытно. Вы двое неплохо поладили. Вообще-то, создалось впечатление, что он вот-вот отымеет тебя перед всей группой.
— Боже, ты отвратителен.
— Просто ответь на вопрос.
— Нет!
— «Нет» ты не встречаешься с ним, или «нет» ты не ответишь на вопрос.
— И то и другое.
— Ну, такое невозможно. Если это «нет» на первое, то ты автоматически отвечаешь «да» на второе.
— Перестань. Говорить. — Мое лицо пылает от гнева.
— Так, твой ответ на мой первоначальный вопрос – «нет»?
— Нет, мой ответ не «нет».
— Нет?
— Нет! — Черт побери, теперь я сама запуталась, на что именно отвечаю «нет».
Я уже чувствую, как краска подступает к моей шее, и едва сдерживаюсь от смеха из-за предположения о том, что я могу «встречаться» с парнем, не говоря уже о том, что им может быть такой обаятельный и красивый парень, как Коннор.
Я целовалась с несколькими парнями на школьных вечеринках, но на этом мой опыт и закончился. Их небрежные рты и изворотливые языки никогда не вызывали во мне желание заходить дальше. Если сравнить секс с бейсболом, то я все еще на скамейке запасных. Единственное, что мне известно о подобных ощущениях, я узнала благодаря своим любопытным ручкам, да и, несмотря на это, я так и не достигла хоум-рана[10].
Но, конечно же, Холт не знает об этом.
Я уже собираюсь было сообщить ему, что скачу на Конноре, словно дикая ковбойская лошадь, как выражение его глаз останавливает меня. Несмотря на бесцеремонность и ледяные взгляды, в нем есть некая хрупкость, и я просто не могу сделать этого.
Я опускаю взгляд на свои ноги и вздыхаю.
— Нет, я не встречаюсь с ним.
Хмурость на его лице уменьшается.
— Вот и хорошо. Просто держись от него подальше. Мне не нравится, как он на тебя смотрит.
Воспоминания о том, как мой отец говорит так каждый раз, когда какой-нибудь парень потрудится посмотреть в мою сторону, проносятся в моей голове, и внезапно, моя новообретенная свобода больше не кажется такой уж свободной.
— Может мне нравится, как он на меня смотрит, — говорю я, вздергивая подбородок. — И, если я когда-нибудь решу встречаться с ним, мне уж точно не понадобится твое разрешение. Ты не мой старший брат, не мой отец, и ты уже совершенно ясно дал понять, что не мой друг, так что прости, если я буду выбирать с кем мне встречаться без спросу у тебя. Коннор хороший парень. Я бы с удовольствием с ним встречалась.
Гнев вспыхивает на его лице, но быстро сменяется невозмутимым выражением.
— Прекрасно. Встречайся хоть со всей школой, мне-то что.
— Может и стану.
Прежде чем он успевает сказать что-либо еще, Эрика объявляет о переходе, и он удаляется.
Я остаюсь на том же месте, меня так и подмывает устроить ему разнос, но передо мной появляется Фиби, и единственная тема, на которую она хочет говорить, это Холт. О том, какой он красивый. Какой высокий. Какой сексуальный. Как сильно она хочет «встречаться» с ним.
Я начинаю ненавидеть ее в ту же самую секунду.
После выполнения задания, все вокруг стоят и болтают, и хоть Холт и находится на противоположном конце аудитории, я чувствую, как он смотрит на меня.
Не думаю, что знала истинное значение слова «противодействовать» до встречи с ним, но теперь мне известно о нем не понаслышке. Мне никто никогда не действовал так сильно на нервы. И если быть полностью честной, то мне даже как-то нравятся эти искры.
Я смотрю в его сторону, чтобы убедиться, что он смотрит на меня в ответ, и потом беру Коннора за руку, включаю «кокетку Зои» и прошу его проводить меня на следующее занятие.
Холт не разговаривает со мной всю оставшуюся неделю.
ПЕРВЫЙ ШАГ
Наши дни
Нью-Йорк