Элен -И-Наир Шариф
На восьмую ночь он почувствовал, что все же простыл тогда, в ту ночевку. Как это было некстати – болезни он боялся, ведь рассчитывать на серьезную помощь не мог ни от кого. Постепенно температура поднималась, но Наиль упорно шел и шел вперед, зная, что активность мобилизует внутренние силы – еще давным-давно в Руссии он заметил, что намного легче и быстрее выздоравливает “на ногах”. Начала попадаться уже живая, зеленая растительность, и он понял, что скоро пустыня закончится. Там, впереди, можно было найти ручей или реку – странно, но везде, где он был, возле текучей воды всегда росли если не ивы, то похожие на них внешне другие деревья – и всегда с горькой хинной корой. Видимо, в разных местах схожие экологические ниши всегда заполняются похожими по типу видами, даже если они не родственны генетически.
Идти становилось все труднее и труднее, ноги заплетались, в глазах то мутнело, то двоилось, однажды он увидел прямо в воздухе перед собой полупрозрачное лицо Вероники, но некоторым усилием над собой наваждение рассеялось. Наконец, он достиг гор, но реку найти все никак не мог. Услышав шорох падающих камешков за собой, он оглянулся и было подумал, что ему снова что-то мерещится. Четверо собак шли за ним в отдалении, но увидев, что он оглянулся, остановились. Потом, видимо решив, что он уже достаточно слаб, медленно двинулись к нему. Прижавшись к отвесному камню, Наиль вынул из-за пояса нож. Нож был слабоват – им он резал скот на заработках, да снимал шкуры – но больше у него не было ничего. Четверка была уже совсем близко, и Наиль увидел, что для собак они слишком велики – самый большой из зверей в холке доставал ему до пояса. Шерсть на спинах была красновато-рыжей, из-за чего он принял их сперва за одичавших псов – но это были горные волки, очень похожие на тех, которых он видел в Арзакстане в Джунгарских горах, но намного крупнее. Они были уже в пяти шагах, и Наиль покрепче вдавил ноги в каменную крошку, готовясь к нападению – как вдруг увидел, что волки обходят его стороной. Идущая впереди не такая большая, как остальные, волчица – он заметил длинный ряд сосцов на брюхе, – выстрелила в него взглядом желтоватых глаз и потрусила дальше. Молодые самцы, похоже, были ее подросшим выводком. Они уже дошли до расселины в скалах, как вдруг звери остановились и волчица снова посмотрела на него – он ждал. Она прошла еще немного, снова обернулась, присела на задние лапы, не сводя с него глаз. Потом прошла еще немного, и повторила свой маневр. Ашфиров не верил своим глазам – его приглашали идти за собой. Не убирая ножа, он отделился от камня и медленно двинулся вперед. Волчица продолжила свой путь, время от времени оглядываясь, не отстал ли случайно новый странный попутчик.
Два часа они шли через узкие распадки. Наиль, уверовав, что опасность ему не угрожает, давно спрятал оружие. Уставал он все больше и больше, и сил у него уже не хватало – он еле-еле передвигал отяжелевшие ноги. Но вот горы расступились, и он увидел вдали большое селение в узкой, скрытой в скалах долине. Тут его замутило, и он упал на колени. Волки явно шли туда. Волчица оглянулась на него, но на этот раз не остановилась, а только вдруг осклабилась жутковатой нечеловеческой улыбкой. Раздался грохот – ему показалось, что это выстрел. Перед идущей гуськом стаей вспыхнул ярко-желтый круг света – и вся стая, не задерживая шага, волк за волком, вошла в этот ослепительный золотой круг. Ашфиров не выдержал потрясения духа и слабости тела и потерял сознание... Потом он услышал над собой какие-то голоса, его подняли и положили на носилки. Мерно покачиваясь, он смотрел на высоких худых людей – светловолосых и сероглазых, – ничему уже не удивляясь. Фиолетово-синее небо гор смотрело ему в глаза, а он смотрел в него через полуприкрытые ресницы, и вдруг огромный, в полнеба, человеческий глаз распахнулся перед ним, внимательно посмотрел на него сквозь избитое тело, сквозь кровь и сквозь кости – до самой его изможденной души – и снова закрылся...
Его принесли к старому маленькому дому, сложенному из плоских зеленых камней, поставили носилки у порога. Постучали несколько раз палкой по двери и спокойно, как ни в чем ни бывало, ушли куда-то по своим делам, как будто каждый божий день к ним вот так спускаются с гор чужие люди. Дверь открылась и к нему вышел высокий седой горбоносый старик. Присев на корточки, он осмотрел Ашфирова, потрогал голову, затем посчитал пульс – но не на одной только руке, а на обоих, потом – в двух или трех точках на шее и на груди. Встав и подойдя к двери, старик что-то крикнул в открытую дверь. Вышли двое молодых мужчин и старуха. Сыновья старика подняли носилки без видимого труда, как будто Наиль совсем ничего не весил, и понесли его в дом. Старуха же только глянула не него и вдруг на чистейшем руссинском сердито проскрипела:
– Ну что, доволен, старый хрен? Все уши мне прожужжал – придет, придет. Вот и пришел твой сон, своими ногами приполз. Что дальше делать-то будешь?
– А что приснилось, то и буду делать, что тут непонятного.
Старуха плюнула в сердцах и стуча высокой деревянной палкой, которая ей и не нужна-то была, поскольку она совсем не хромала и не сутулилась, вошла в дом. Старик последовал за ней.
Две недели бабай лечил его. И что только он не делал, и иголками колол онемевшее тело, и травами поил такими тошнотворно-горько-приторными, что каждый раз его выворачивало наизнанку, но дед приносил новую порцию и вливал ему в зубы до тех пор, пока очередной стакан адского варева не отказался выходить наружу. Видимо, это было очень важно, потому что дед заметно повеселел. Он крикнул старуху, которая принесла кувшин, сердито сунула его Наилю в руки и тут же ушла снова. В кувшине оказались сильно размоченные дикие абрикосы, и эта оранжевая волокнистая полужидкая масса почему-то очень ему понравилась, хотя температуры была такой, словно ее только что сняли со льда. Бабай посмотрел, как он мало-помалу уел весь кувшин, и довольно крякнул:
– Раздевайся давай, баню делать будем, уже готова.
Баню Наиль ожидал какую угодно, но вот такой он еще не видел никогда. Три большие ямы были выкопаны в глине – глубиной чуть поменьше роста человека. Стенки ямы были обожженными и потрескавшимися, как красный керамический кирпич, похоже, что пользовали их постоянно. В яму накладывали огромную кучу тонких сухих веток и поджигали. Потом горячую золу выгребали, на дно спускали высокий помост с деревянным креслом с наклонной спинкой, на которое сажали больного. Пока Наиль сидел в одной из них, старуха несколько раз спускала к нему на веревке кувшины с теплой водой, настоянной на тех же абрикосах, и если бы не эта вода, он бы, наверное, испекся там и покрылся бы румяной корочкой, как хорошо прожаренный цыпленок-гриль. А так он только около часу дико потел, а в это время сыновья старика топили две другие ямы, в которые его и пересаживали последовательно, когда предыдущая баня остывала. Пытка баней продолжалась почти весь день, потом его вытащили, снова накормили мочеными абрикосами и наконец оставили в покое, завернув в толстое одеяло из верблюжьей шерсти...
Старик оказался чеченом, суфием, уехавшим из Руссии еще в двадцатых годах. Как он сам сказал, путь Малого Джихада он уже тогда прошел, и ушел бродить по свету в поисках Джихада Великого.
– Малый Джихад, это когда человек ведет свою внешнюю войну – против своих врагов, против дурных людей, за свободу, за независимость – да за что угодно. Великий Джихад начинается тогда, когда человек уже не доволен собой, когда он видит свои недостатки, змей и драконов в своей душе. Он хочет стать лучше и начинает войну с самим собой прошлым за себя будущего. Вот это и есть настоящий Джихад, истинный.
– А что же тогда потом, в наше время, на Кавказе случилось, что там теперь творится, что за Джихад и ради чего? – Наиль спросил, потому что не раз рассказывал старику об изнурительных и жестоких Кавказских войнах нового времени и хотел узнать, как старый философ оценит их.
– А нет там никакого джихада! Обычная человеческая война всех против всех. Слишком богатый край – нефти много или пути удобные для нефтепроводов, вот одни бандиты с другими и поцапались за контроль над сладким куском, сколько народу полегло и тех, и других – и все за проклятый шкурный интерес чиновников и олигархов... Если правду сказать, то и Малый Джихад тоже не истинный, не настоящий. Настоящий – только внутри сердец человеческих.
– А зачем ты мне-то это рассказываешь? Я ведь не суфий, я даже не последователь Посланника. Надо мной нет защиты ни одной из Вер.
– Ты ошибаешься. Над тобой защита есть, тебя многие защищают, иначе бы ты сюда не дошел вообще. Это долина Гхор, сюда просто так никто не приходит. И ты – один из нас, ты знаешь и говоришь так, как будто учился много лет у лучших из наших учителей. А суфий вообще не обязан быть из Покорных, он может быть любой веры. Мы очень вольно понимаем Бога, мы считаем, что каждый может общаться с Высшей Силой без всяких посредников. Кто как – через музыку, через танец, через науку, через молитву, через аскезу, через прямую беседу и через мгновенное знание и понимание, да и вообще через что угодно. На самом деле оба течения Покорных считают нас еретиками и преследуют, а среди нас были и дети Искупителя, и Колесники – большие и малые, и Безличные, и многие другие. Старуха смотрела внутрь тебя – у тебя не было никаких земных учителей и нет ни одного посвящения, но ты пришел сюда, и мы знаем – зачем.
– Почему тогда твоя жена так сердится на меня?
Старик расхохотался, высоко закидывая голову и хлопая ладонями по коленям.
– Я так и знал, что ты это скажешь. Не жена она мне. Мне сорок лет было, когда сюда пришел, и живу я здесь уже восемьдесят лет. А она была такой уже тогда и за восемьдесят лет ни сколько не изменилась. Я не знаю, кто она – не говорит. Здесь никого не спрашивают о его прошлом, если сам не расскажет. Но имя у нее греческое – Анасазис, если, конечно, оно настоящее. И она не сердится, просто характер у нее такой шумливый. А сыновья мои от другой женщины, местной – она уже умерла...
Еще недели две, чувствуя слабость, он оставался в деревне. Ходил по ней, смотрел, как живут местные и диву давался. Мало того, что вид у них был почти скандинавский, так и жили они на особинку. Мяса не ели совсем, собирали дикие травы и коренья, но главной их едой были дикие абрикосы, которые они почти не культивировали, только рассаживали молодые побеги, но не делали никакого сортового отбора. В сезон ели свежие, зимой размачивали сушеные. Весной был период около месяца, когда запасы заканчивались, тогда кормили только детей, а взрослые голодали. Здоровья все были отменного, и в шестьдесят лет выглядели едва на сорок. Долгожителями были все, не только старый чечен. Старик терпеливо ходил за ним, выступая в качестве переводчика. Интересно было, что историю деревни либо не хранили как следует, либо скрывали от чужака. Удалось узнать только, что когда-то предки их пришли сюда вместе с каким-то войском через Долину Туманов. Но язык их был не заимствован у местных племен, похоже, что они сохранили свое наречие неизменным. Однако, даже приблизительно Ашфиров не мог определить, к какой группе принадлежал их язык – он явно имел построение фраз, аналогичное европейским языкам, но точно не относился ни к романской, ни к германской группе, да и вообще не напоминал ничего знакомого по звучанию. Наконец настал день, когда силы в избытке вернулись к нему.
Ашфиров сидел на большом камне на краю глубокой пропасти, разверзшейся в двадцати шагах за домом старика, когда тот подошел к нему неслышно и сел рядом.
– Что, туда хочешь? – Наиль пожал плечами.
– Домой хочу. Только дороги не знаю. Но чувствую, что только там можно пройти.
– Правильно думаешь. Это и есть Долина Туманов. Другого выхода отсюда и сюда нет. Вот только... – он как-то странно посмотрел на Ашфирова, – о тебе до сих пор вся деревня спорит. Ты не оттуда пришел. Такого еще никогда не было, и они тебя боятся. – Наиль насторожился.
– Что, не отпустят?
– Зачем? Наоборот – чем скорее уйдешь, тем быстрее успокоятся и забудут. Только вот сами они туда не ходят, не простая это долина. В другие горы они даже детей отпускают, все равно куда не пойдешь, круг получится, и к деревне выйдешь.
– А волков не боятся?
– Каких волков? Здесь крупных зверей отродясь не было. А катайцы, если приходят, не боятся, через долину обратно уходят.
– Ну раз не боятся, то и я там пройду...
– Ну вот. Здесь можно по тропе вниз спуститься, только осторожно. Круто здесь. Вот возьми, бабка тебе свою палку решила отдать. Она ей никогда не нужна была – она в горах так скачет, что никто за ней не угонится. Говорит, что она из особого дерева. Когда срубили, на ней листья три дня на солнце не вяли. Она заметила, и сделала эту палку. В тот самый день, когда я сюда попал. Хорошая, за восемьдесят лет так и не сломалась. А в горах на трех ногах ловчее ходить, чем на двух. И еще... когда в туманы попадешь, не очень верь тому, что увидишь, а то погибнешь. Из тех, кто в туман ушел, никто второй раз здесь не появлялся – ни местные, ни катайцы, ни даже их полиция, если кто и заходит, то каждый раз другие люди, потом уходят. Я сам, когда сюда шел через туманы, много чего видел непонятного, потому и не пробую в мир вернуться – боюсь. Удачи тебе, странник, может быть, ты и не пропадешь...
Меж двух миров
Элен -И-Наир Шариф
На следующий день, 13 июля 1989 года, профессор Виктор Николаевич Берлогин сделает невозможное, аккуратно удалив огромную опухоль и при этом избегнув радикального метода – ампутации, которого он не исключал, возникни в этом необходимость. Операция продлится 3 с половиной часа. Во время нее Элине перельют всю кровь, полностью заменив ее на донорскую. Жизнь ее будет спасена, хотя вот теперь, уже после операции, и начнется настоящая борьба за нее...
Ничего этого Элина еще не знала, когда, прикрытая одной простынкой, она лежала в операционной, дрожа от холода и страха, что, впрочем, не мешало ей с любопытством разглядывать блестящие хирургические инструменты, аккуратно разложенные рядом на столе...
Больше всего на свете сейчас она боялась даже не самой операции, а наркоза. Что вот заснет она, а проснется ли – этого она точно сказать не могла. Да и никто не мог, если честно... Может, поэтому накануне ей и принесли на подпись какие-то бумаги. Скользнув по ним ничего не видящим взглядом, она подписала, не читая... В то утро ее не покидало ощущение чего-то торжественного и непостижимого, производимого помимо ее воли и решаемое где-то наверху...
Вокруг нее уже суетились операционные медсестры, подключая капельницу и вводя ей какие-то препараты.
– Только вы мне обязательно скажите, когда будет наркоз! – Она ловила быстрый и всё время ускользающий взгляд анестезиолога Игоря Алексеевича, похожего на доброго доктора Айболита.
– Ну, конечно, Элина, я же обещал... – Он улыбнулся и на миг посмотрел на нее из-под очков голубыми лучистыми глазами... И тут же скрылся за стеклянной перегородкой. Оттуда он скоро вышел, держа в руках шприц со страшной темной жидкостью. Можно было уже и не говорить, но Элина, цепляясь за иллюзорную соломинку, спросила осекшимся голосом:
– Это уже он? Наркоз?..
– Да. Приготовься. – Взгляд уже не казался таким добрым. Сейчас он был серьезным и сосредоточенным... Быстрым привычным движением он ввел жидкость прямо в капельницу.
Это ощущение, когда мир стал рассыпаться перед ней на тысячи осколков, а ее живое тело, сведенное чудовищной судорогой, начало превращаться в камень, она вспомнит уже потом, через несколько месяцев пережив его снова во сне... Вспомнит она и то, как попытается бороться с невидимым врагом, из последних сил силясь встать, чтобы бежать, бежать от каких-то людей с закрытыми наполовину лицами, в страшных белых костюмах и резиновых перчатках... А они всё держали ее, пригибая и распластывая на столе ее тело... И хотелось кричать от страха, что вот сейчас – всё оборвется!.. Всё оборвалось..........................................................................
Следующие 10 дней просто выпали из ее жизни. Ведь в эти дни она находилась между двух миров, – точнее, ее душа, в то время как тело, подключенное к аппарату искусственного дыхания, находилось в реанимационном отделении ЦИТО. Временами Элина даже приходила в себя, не открывая глаз. Потому что однажды, когда она всё-таки попыталась это сделать, она увидела всё тех же «чудовищ» в масках, склонившихся над ней, и какие-то трубки и склянки прямо над головой. Подумав, что всё это страшный сон, она предпочла не видеть ничего вообще, снова надолго закрыв глаза...
Потом, когда врачи всё же решили, что пришло время отключить ее от аппарата искусственного дыхания, Элина начала учиться дышать заново. Но, Боже, как же это было сложно!..
– Элина, аппарат будет делать вдох за тебя. Ты просто выдыхай воздух – и всё, – терпеливо, в десятый уже, наверное, раз наставлял ее Игорь Алексеевич. И каждый выдох был для нее тяжелой работой, как если бы она копала сырую землю лопатой, не останавливаясь ни на минуту... Долго она так не смогла, сил почти не осталось. Хотелось покоя и тишины.
«Всё, я устала. Дышать прекращаю», – вот так просто решила она всё для себя. И действительно перестала дышать. То есть делать выдох, равносильный подъему на лопате огромного пласта сырой земли... И сразу стало хорошо и спокойно... Вот только так надоевшее за всё время постоянное «пиканье» находящегося рядом прибора почему-то превратилось в непрерывный, всё никак не смолкающий звук...
Уйти ей не дали. На звук прибежали дежурившие врачи-реаниматологи и начали тормошить и мучить ее, подключая аппарат заново... «Ну зачем?.. Мне же хорошо! Оставьте меня!!! Не трогайте!» – мысленно кричала она и билась в невидимой агонии, но никто не слышал...
Ситуация осложнилась начавшимся от долгого пребывания в организме инородных трубок воспалением легких. Это чуть не стоило ей жизни, когда трубки забились жидкостью, скопившейся в легких, и дышать стало почти невозможно. Элина поняла это, очнувшись от ощущения острой нехватки воздуха. Попыталась крикнуть, но как это сделать, когда в горле чужеродный предмет? И еще этот ужасный привкус сухой марли во рту… Элина навсегда запомнит его как привкус смерти… Тогда девушка решила позвать кого-нибудь, постучав по железной части кровати, но, о ужас, обе руки ее были крепко привязаны той же марлей… От отчаяния, сделавшего ее намного сильнее, она стала высвобождать руку из предательских пут. Но тут подоспела заботливая медсестра и, отругав непослушную больную, еще крепче привязала руку к кровати.
– Позовите Игоря Алексеевича, – беззвучно прошелестела уже синеющими губами Элина.
Как ни странно, медсестра расслышала и выполнила ее просьбу. К счастью, Игорь Алексеевич как раз дежурил в реанимации.
– Что случилось, Элина? – участливо спросил он, подойдя к ее кровати.
– Я не могу дышать, – она из последних сил пыталась прокричать о своей беде, но голоса не было совсем. Он прочитал по губам.
– Не говори глупостей. У тебя же там трубки. Аппарат дышит за тебя. – Строгий голос будто подписывал ей неутешительный приговор.
Такого она никак не могла ожидать! Вот же он, человек в белом халате, дававший клятву помогать и спасать! И вот она, умирающая от нелепой глупой случайности… И тут страшная судорога пробежала по ее телу. Элина начала задыхаться и потеряла сознание… Игорь Алексеевич не успел отойти далеко и принял необходимые меры. Уже во второй раз смерть отступила, но не ушла, а притаилась за спинкой кровати…
В ту же ночь наступил кризис.
Девушка впала в глубокое тяжелое забытье, из которого ее неожиданно вывел мягкий бархатный голос с иностранным акцентом, назвав несколько раз по имени, ее настоящему имени. Она медленно открыла глаза.
– Кто здесь?.. Вы!.. – на нее смотрели такие знакомые бездонные глаза, полные тревоги и сострадания… – Это сон?..
– Нет, это не сон. Это я.
– Но как?! Как Вы нашли меня?!
– Ш-ш-ш, – Осман Ашфир загадочно приложил палец к губам. – Не надо волноваться. Тебе нельзя…
– Как же Вас пропустили ко мне?
– Я сказал, что я доктор.
– Доктор… Ну, конечно… Ваша самая лучшая роль… Доктор Живаго?..
– Да. Не надо говорить. Я здесь.
– Я всегда боялась…
– Тише… Тебе не нужно больше бояться… – Он ласково гладил ее по волосам.
– Я знаю. Я всегда боялась, что переживу Вас. Понимаете?.. Теперь уже не боюсь... Только Вы должны обещать мне одну вещь…
– Тише…
– Пожалуйста! Вы должны!.. Обещаете?..
– Да, да. Конечно… Успокойся… Всё, что захочешь…
– Обещайте, что будете держать меня за руку когда… – она запнулась. – Когда я буду умирать.
– Что ты? Что ты?!.. Не говори так, моя девочка. Я заберу тебя с собой. Мы объездим с тобой весь мир!.. Хочешь? Да мы с тобой вместе…
Ленор нетерпеливо перебила его:
– Нет!!! Ты не ответил! Ты – обещаешь?!!!
Лицо Османа передернула судорога отчаяния. На него в упор смотрели умоляющие глаза, полные слёз…
– Да. Я буду с тобой… Девочка моя…
Внезапно счастливая догадка осветила его взгляд:
– Послушай меня. Взамен ты тоже должна кое-что пообещать мне. Ты меня слышишь? – Он взял ее за руку и посмотрел в глаза долгим, настойчивым взглядом. – Так будет по-честному. Ты обещаешь мне сделать то, что я скажу?
– Да… Я всё сделаю для тебя! Говори же!!!
– Не умирай! – Он тряс ее за плечи и говорил горячо и убежденно. – Слышишь?! Это мой приказ! Ты не должна умереть! Тебе – нельзя! Для кого тогда я буду играть? Ведь с любого экрана я ищу только твои глаза!!! Ты нужна мне!!! Здесь. – Он поцеловал ее в лоб. – Обещай мне!
Глаза ее закрывались. Сраженная внезапной усталостью, она чуть слышно произнесла:
– Только не уходи… Пожалуйста… Ты посидишь со мной?..
Осман начал снова трясти ее за плечи и почти уже кричал:
– Обещай мне!!!!!!!!!!
Ленор утомленно произнесла:
– Я обещаю тебе… Если…
– Если – что?! Говори!!!
– Если… Это не сон… – Она закрыла глаза и снова погрузилась во мрак… Но в этот момент чаша весов покачнулась, между жизнью и смертью уверенно выбирая жизнь.
Она шла по длинному нескончаемому серому полю… Туман, повсюду какой-то липкий непроницаемый туман… И еще – этот жуткий, пронизывающий холод… Она опустилась на землю. Как же она устала, блуждая здесь без всякой надежды отыскать выход… Нет, лучше уж вот так просто сидеть и ждать… А еще лучше – лечь и заснуть… Совсем…
Долина туманов
Элен -И-Наир Шариф
И снова горы окружили его, сожрав невидимый горизонт. Спуск вниз занял часа два. Потом без особых приключений трое суток он шел по теснине, пока не уперся в сплошную стену серого густого тумана, перегородившего ущелье. Долина Туманов вступал в свои права. Постояв пару секунд, Наиль крепче взялся за палку и шагнул в серую завесу.
Видно немного было, но не далеко – шага на два вперед и в стороны, а вот сзади туман как будто сгущался за ним, закрывая вид уже с полушага. Его собственные шаги то гремели, как африканские барабаны, то стихали до полной неслышимости, как будто он шел сквозь вату. Уже раз двадцать он сказал спасибо сердитой бабке за ее клюку. Ему казалось, что прошло много-много часов, когда наконец туман лопнул, выпустив его наружу с громким чавкающим звуком.
Ашфиров стоял минут двадцать, пытаясь сообразить, куда же он попал. Совсем маленькая долинка каплевидной формы с чистым и прозрачным воздухом была окружена мистическим туманом не только со всех сторон, но и сверху. Ни неба, ни солнца – даже мутным зимним пятном, – он не видел. Когда попробовал сделать шаг, возникло странное ощущение – как будто каждое движение сопровождалось целым калейдоскопом собственных образов. Что-то похожее он видел однажды в юности на дискотеке, когда включали стробоскоп, и танцующие воспринимали друг друга как череду моментальных фотоснимков причудливых, последовательно сменяющих друг друга поз. Земля здесь не была пуста – трава, кусты и деревья росли так же, как во всяком нормальном месте. Пообвыкнув с необычными оптическими эффектами, Наиль двинулся вперед, к центру долины. И по мере того, как он подходил туда, какая-то странная размытая тень двигалась ему навстречу. Вначале он принял ее за рефлекс атмосферы, иллюзию – какое-то теневое отражение самого себя. Но по мере того, как они сближались, тень становилась гуще и отчетливее. Наконец, они встретились лицом к лицу. Черноволосый и чернобородый человек в странном цветном халате, чалме и высоких мягких сапогах с загнутыми концами молча смотрел на него. Как бы смеясь над его дивным одеянием, на плече его висело какое-то устройство – явно оружие, но вид оно имело фантастический. Два десятка удлиненных тонких кристаллов голубоватого цвета, собранных в один пучок, выходили из блестящего металлического корпуса с обычной пистолетной рукояткой и трубкой оптического прицела. Был он лет на десять старше Ашфирова, но нечто знакомое чудилось ему в чертах его лица. Они стояли напротив друг друга, стараясь что-то понять, и это “что-то” оказалось одним и тем же. Одновременно они подняли руку к лицу другого совершенно одинаковым жестом и оба нервно рассмеялись. Каждый из них стоял перед копией самого себя!..
Потом они разожгли костер, забавляясь собственными стробоскопическими движениями, пили крепкий зеленый чай и ели консервированное неизвестным Наилю способом мясо – оно было просто завернуто в синеватую фольгу, но по словам двойника, не портилось никогда. Постепенно разговорились. Фарджиз говорил с легким акцентом – для него родным был не руссинский язык, точнее чужемирный его аналог, а чистый фарси, которого Наиль не знал совсем. Выслушав историю Ашфирова, которую тот сильно сократил, убрав все личное, Фарджиз в свою очередь рассказал о себе, и рассказ его был, пожалуй, еще более странен.
Мир Фарджиза очень сильно отличался от родного мира Наиля. Технологически он был более продвинутым. Фарджиз показывал ему, как работает его оружие. Наиль ожидал, что кристаллы должны бы выпустить что-то вроде лазерного луча, однако вместо этого он увидел, как тонкие, закрученные в спирали шнуры, похожие на воду, с тихим шипением разрезали большой камень, после выстрела оставшийся совершенно холодным. А вот социально все страны его мира продолжали оставаться в состоянии, промежуточном между ранним феодализмом и рабовладением, да и названия и границы стран были другими. Фарджиз был средним по достатку рабовладельцем – содержателем торгового дома в Персии, торговавшим исключительно хорошо обученными молодыми рабынями, предназначенными для любовных утех. Дело досталось ему в наследство от отца, но занимался он им недолго. Однажды к нему привезли необученную ромейскую рабыню, захваченную пиратами на корабле. Она была очень красива, красива и непокорна. Ромейские женщины не были подневольными, и не воспринимали закабаление с тупой послушностью животных, как женщины Востока. Отец ее был придворным астрологом у ромейского императора, и сама она была умна и образована. До тех пор не интересовавшийся слабым полом Фарджиз пленен был ее умом и вольным, диким сердцем и освободил новую рабыню. Хотя закон это позволял, но никто им не пользовался лет триста, обычай был сильнее закона, и его поступок, подрывающий устои общества, вызвал возмущение коллег по цеху. Фарджиз готовил лучший из своих кораблей, чтобы доставить бывшую невольницу на родину, но не успел. Личная гвардия богатых работорговцев портового города Валь-Парса напала ночью на дом Фарджиза, и в завязавшейся схватке девушка была убита. Фарджиз в ту же ночь сжег виновных дотла и стал изгоем, бежал из страны и долго скитался, пока не попал в ту же долину, что и Наиль. Но люди его мира намного больше знали об этом странном месте. Они считали его разломом пространства-времени, аномалией, в которой мир мог иметь намного больше измерений, чем обычно, и число этих измерений могло меняться как внутри зоны, так и сама зона могла оказывать глобальное влияние на миры вне ее.
– У вас есть сказки, где Терра плоская и стоит на огромных животных? И у нас есть, но только у каждого из народов сказки немного отличаются, разные размеры и карты мира, разные мифологические звери и так далее. У наших мудрецов есть серьезные экспериментальные данные, и они предполагают, что сравнительно недавно все миры, смежные с разрывом, действительно имели не три измерения, а меньше - два с дробью, и были ограничены в пространстве разделяющими их зонами Хаоса, пройти через которые из мира в мир было почти невозможно. Отсюда и легенды о плоских мирах. Потом аномалия испытала какой-то внутренний взрыв, из-за которого размерность мира увеличилась, и сейчас она в среднем равна трем, хотя попадаются и места, где крохотные кусочки мира четырех, пяти и даже более -мерные. В таких местах происходят всякие странности, и имеют они среди людей дурную славу “бермудских треугольников”, “заколдованных мест” и так далее. Ученые полагают, что иногда медленно, иногда быстрыми скачками, пространство постепенно увеличивает свою размерность во всех вариантах нашей Терры и постепенно все параллельные планеты объединятся в один мир – уже четырехмерный. А есть и такие, кто полагает, что все сотворение нашего мира началось именно с зоны аномалии, именно отсюда его разворачивают откуда-то Изнутри - Вовне...
Еще Фарджиз рассказал ему, как пользоваться разрывом – все, что он сам умел. Вообще-то умел он не очень много. Войдя в аномалию, он уже не мог, да и не хотел вернуться в свой мир. Он хотел найти вариант Терры, где его возлюбленная не погибла, хотя он и понимал, что это будет не она сама, а ее двойник. Чтобы попасть в какой-то из альтернативных миров, нужно было вернуться в туман через ровную его поверхность, а если пойти в то место, где туман сужается, формируя “острие” долины-капли, то можно вернуться в собственный мир, но только не в то же самое время, а несколько раньше в прошлое. Но это было сложнее. Нужно было в момент прохождения сосредоточиться и хотя бы в общих чертах вспомнить последовательно несколько моментов прошлого в обратном порядке, а когда дойдешь до нужного момента, следовало представить его как можно подробнее, остановив воспоминания на нем. В собственное настоящее вернуться не получалось ни разу.
На следующий день, хотя день здесь и не отличался освещением от ночи, тепло попрощавшись и пожелав друг другу удачи, они разошлись – каждый к своей цели...
Стены тумана все больше сходились, пока Наиль не вошел в самую горловину, сразу потеряв обзор, точно так же, как когда он входил в долину. Но шел в этот раз он недолго – туман закончился неожиданно быстро. Наиль стоял и смотрел на ту же самую долину, из которой вышел только что. Еще раз десять он пробовал повторить попытку, но разрыв не отпускал его. Возможно, в мире Фарджиза люди чем-то очень отличались от него, и ходили через границы миров свободнее. Устав от своих бесплодных тщаний, он решил отдохнуть и выспаться, попробовав пройти попозже, может быть, в разное время проходимость горловины улучшалась...
После отдыха получилось еще хуже – он вошел в туман и больше не вышел в долину, но туман никак не кончался, и он уже начал уставать, но не только это было худо – чем дальше он шел, пробуя даже менять направление, тем темнее и холоднее становилось вокруг – что бы он ни делал. И вдруг впереди обозначился какой-то слабый проблеск. С новой надеждой и новыми силами Наиль быстро пошел к этому тусклому далекому огоньку. Вначале он почти бежал, но потом начал уставать, и снова перешел на шаг. Ощущение времени совершенно исчезло, словно оставшись где-то там, позади, в обычном мире. Ноги уже казались чугунными, а огонек впереди лишь ненамного стал ярче. Он шел так долго, что ему казалось, что целые вселенные за его спиной успевают вспыхнуть, рождаясь, “Большими Взрывами”, расцвести исполинскими миллионноцветными бутонами и погаснуть. Когда после десятой или двадцатой вечности слуха его коснулся еле слышный звук, он не поверил себе. Казалось, что в этом тумане, далеко-далеко от живых миров, плакал ребенок. Но ведь не может же такого быть – что ему здесь делать! Но звук стал громче и отчетливей, совершенно перестав походить на иллюзию. Тут Наилю неожиданно пришла в голову мысль, что если в долине он встретил второго себя с другой Терры, то почему и ребенку волей судеб вдруг не оказаться в этом междумирье. И он пошел на звук. Но невидимый его обладатель, похоже, уже устал плакать и замолчал, и Ашфиров так бы и прошел мимо него, если бы натурально не споткнулся о лежащее свернувшееся клубочком тельце. Боже мой, оно было таким холодным! Он потер ушибленный локоть, сел и, приподняв человечка, положил его на колени. Это была девочка, почти девушка, но такая маленькая, что казалась совсем ребенком, в потертой пижамке непонятного цвета, один кармашек в которой был немного надорван. И она еще дышала, хотя глаза ее были закрыты. Некогда было гадать, как она здесь оказалась. Наиль снял старую белую овчину, служившую ему и плащом, и постелью, и завернул девочку в нее. Идти сразу стало тяжелее, хотя, казалось бы, она совсем ничего не весила. Но она дышала, и это было самое главное. И в такт с его шагами ее дыхание становилось ровнее и глубже – она согревалась. Веки ее дрогнули в тот самый момент, когда Наиль вынужден был остановиться, встретившись с неожиданным препятствием. Огонек впереди раздвоился! И его тянуло к левому огоньку, зеленому, от которого, как ему казалось, явно шел слабый поток теплого воздуха. Но девочка повернула голову в другую сторону, еле разлепила ссохшиеся губки и прошептала: «Еще немного, о Ашфир, еще немного, и нас ждет отдых...» Это было что-то немыслимое – она знала его имя? Желтая точка света по правую руку совсем ему не понравилась, но выбирать не приходилось – девочка явно как-то связана с этим путем и знает, куда ей нужно... Он вдохнул сырой туманный воздух и пошел вправо, уже с трудом держа ее на руках. А она словно обессилев от нескольких слов, снова закрыла глаза... Точка света впереди превратилась в диск, потом в сияющий золотой ореол, потом он приблизился к нему вплотную, и остановился, не зная, что делать...
– Кто ты?!
– Что?.. – от неожиданности он вздрогнул. Девочка пришла в себя и теперь смотрела на него во все глаза, распахнутые так широко, что они показались ему огромными и сияющими.
– Где он?
– Кто?
– Ашфир... О Боже, я потеряла его...
– Но я и есть Ашфир...
– Нет! Нет! Ты – не он! – Она даже рассердилась и слабо-слабо стукнула его крохотными кулачками в грудь...
– Но я правда Ашфир. Это мое имя, и меня давно так зовут. Сокращенно. На самом деле полное имя – Наиль абд Ашфир абд Легоян и так далее – всех имен я не знаю. Только дед знал, так что можно просто – Наиль Ашфиров...
Сказанное им, казалось, удивило ее несказанно, и глаза ее сделались еще больше. Она шевельнулась.
– Поставь меня, пожалуйста...
Он осторожно опустил ее. Сияние золотого портала словно неудержимо притягивало ее взгляд, и она уже через силу отвернулась от него.
– Это ты меня нес?
– Да. Но как ты сюда попала...
– Не знаю, я наверное, умерла...
– Да ну, для умершей ты достаточно весомая!..
Она быстро глянула на него и вдруг рассмеялась, как четыре тысячи бронзовых колокольчиков...
– Пойдем со мной?..
Он покачал головой.
– Не могу. Мне нельзя туда. – Он почему-то знал это так отчетливо, будто ему об этом кто-то сказал только что – кто-то такой, что ему невозможно было не поверить. Ей этот неведомый некто, видимо, сказал то же самое.
– Да, я знаю... жаль...
Она еще раз посмотрела неожиданно пристально и вдруг улыбнулась нежно и застенчиво.
– Нет... Ты – Ашфир, самый настоящий... Только он мог донести меня сюда...
Робко посмотрев снизу вверх, она принялась снимать с себя белую овчинку, чтобы вернуть ее, но он остановил ее:
– Оставь себе…
– Но ты же замерзнешь…
– Нет, а вот тебе еще долго идти к Свету…
Она снова повернулась к туманному сияющему порталу, не в силах больше сопротивляться его притяжению, лицо ее исказилось мукой... шагнула внутрь золотого пятна... А он не мог сделать ни единого движения вслед за ней...
– Найди меня... найди... не забудь... твое имя... оно...
Голос ее становился все тише и тише, и через минуту растворился в золотом свете...
Ему нужно было вернуться к своему маячку – той зеленой искре вдали, которая, как он почувствовал, может привести его домой – быстро и сразу. Но ее нигде не было, и Ашфиров понял, что заблудился, и путь его будет теперь намного тяжелее. С<