Психологический журнал Том 6 №5 1985
Актуальная задача современного этапа общественного развития, «главные лозунги момента... — это творческий труд, единство слова и дела, инициатива и ответственность, требовательность к себе и товарищам» [2]. В решении этой задачи немалая роль принадлежит психологии, которая изучает активность личности, раскрывает научно обоснованные пути ее формирования. Активность личности детерминируется общественными отношениями, социальной позицией личности, обращенными к ней общественными требованиями и нормами.
Как связываются нормы, требования, обязанности, возлагаемые обществом на личность, и ее активность, какой должна быть эта связь, чтобы активность приобрела не формальный, а творческий, инициативный характер, — это социальная, психологическая и собственно философская проблема. «Только тогда, — писал К. Маркс, — когда внешние цели теряют видимость всего лишь внешней, природной необходимости и становятся целями, которые ставит перед собой индивид, возникает "действительная свобода"» [1].
В психологическом плане активность может рассматриваться как выражение и способ осуществления высших жизненных потребностей личности — в занятии определенной позиции в обществе, в общественном признании, в объективации (в труде), в самовыражении. В этом качестве активность является выражением и осуществлением субъективных отношений личности к миру [5]. Несомненно, что личность инициативна, активна там, где речь идет об удовлетворении ее потребностей, мотивов, желаний. Но не всегда потребности, мотивы, желания и в целом активность личности совпадают с требованиями, предъявляемыми ей обществом, хотя потребности личности формируются обществом. Поэтому возникает проблема присвоения и активного осуществления личностью необходимости, т. е. проблема ответственности.
Последняя очень широко исследована психологами как в моральном аспекте (Пиаже, Кольберг, Хелкама и др.), так и в аспекте причинности (Хейдер и др.). Ответственность определяется как регуляция поведения, на основе предвидения его последствий. Ответственность рассматривается как чувство, присущее личности [8]. Нам представляется актуальным аспект ответственности, совпадающий с понятиями личного и общественного долга, определение ответственности как присвоения внешней и осуществления внутренней необходимости.
Основной гипотезой данного исследования было предположение, что критерием полноты принятия личностью ответственности может служить согласование необходимости с желаниями и потребностями личности, т. е. возникновение инициатив, выход за пределы требуемого. Только на первый взгляд инициатива выступает как свободная и в этом смысле противоположная ответственности и необходимости форма активности. На основе известного марксистского положения о свободе как осознанной необходимости мы предполагаем, что необходимость присваивается не только в форме ответственности, но и вырастающей на ее основе инициативы.
Для доказательства этой гипотезы мы выявляли внешние и внутренние условия перехода ответственности в инициативу на двух моделях: ответственности, взятой в силу внутренней и в силу внешней необходимости. Дополнительная гипотеза состояла в том, что внутренняя потребность, необходимость во взятии на себя ответственности возникает прежде всего, когда субъект начинает осуществлять собственные инициативы. Поэтому в первой части исследовалась модель перехода от инициативы к ответственности и обратного влияния ответственности на исходные инициативы. Во второй части создавалась модель внешней необходимости и условия перехода от ответственности к инициативе. Если бы было доказано, что инициатива может вырастать на почве ответственности как признак ее добровольного принятия, как выход за границы необходимого, то было бы очевидно, что ответственность — это полностью присвоенная, т. е. отвечающая потребностям субъекта необходимость.
Важным критерием ответственности является осуществление необходимости своими силами, самостоятельно в соответствии с требованиями, предъявляемыми к самому себе. Для выявления степени принятия ответственности в обеих частях исследования естественный эксперимент строился так, что вводилось социально-психологическое окружение: испытуемые имели возможность действовать, опираясь на свои силы, или прибегать к помощи окружающих. Этот же параметр замерялся и при выявлении направленности и характера инициатив — направлены ли они на публичность, успех в глазах окружающих. Он обозначался как социально-психологическая направленность инициатив, что использовалось как рабочий термин, не имеющий ничего общего с понятием направленности личности. Во второй части исследования критерий самостоятельности модифицировался в критерий уверенности в своих силах. Он подлежал более критической интенсивной проверке; социально-психологическое окружение было уже не нейтральным (как в первой части), а выступало с критикой или одобрением, имевшими целью вскрыть степень уверенности, подкрепить ее, поколебать и т. д. Так как одобрение и критика осуществлялись безотносительно к реальной успешности деятельности, то можно было выявить степень уверенности субъекта и его ориентацию на внутренние или внешние критерии.
Показателем соответствия необходимости потребностям личности может служить ее удовлетворенность. Известно, что удовлетворенность связана не только с получением того или иного результата, но и с тем, что он достигнут своими силами, путем преодоления трудностей, т. е. с соответствием и всей деятельности, и ее результата определенным критериям, устанавливаемым личностью. Поэтому удовлетворенность, оценку результата, достижений соотносят с исходными притязаниями личности (Хоппе). Однако между притязаниями и достижениями как начальным и конечным моментами деятельности находится самый процесс и способ ее осуществления, который часто упускается из виду. В самом общем виде он может быть назван процессом саморегуляции. Его важнейшей характеристикой в связи с анализом ответственности является то, что в своих притязаниях личность выдвигает требования не только к ожидаемому успеху, но и к самой себе, уровню, качеству активности при осуществлении деятельности.
Таким образом, удовлетворенность соотносится не только с исходными потребностями и притязаниями личности на успех; но и с представлением о своих возможностях его получения, а также с определенными требованиями к собственной деятельности. Выдвигая требования к собственной деятельности и определяя соответствующие критерии, личность оценивает соответствие-несоответствие усилий результату, ценность результата — системе других ценностей, уровня трудности — притязаниям и т. д. Именно поэтому личность не удовлетворяется чрезмерно легкой деятельностью. В процессе саморегуляции личность дозирует свои усилия с позиций того, каких усилий в целом заслуживает данная деятельность, а не только соотносительно с ожидаемым результатом. Она притязает на определенный уровень трудности деятельности согласно своим представлениям о масштабах своих способностей, расширяет и сужает задачи деятельности в соответствии с этими ценностными критериями и т. д.
Соотношение саморегуляции с притязаниями и достижениями, удовлетворенностью личности исследовалось как целостное интегральное образование, которое рассматривалось как типологическая характеристика личности, ее активности. В силу того что единство и соотносительность ее составляющих осуществляются на ценностной основе, она получила название семантического интеграла. Так, например, характеристика уверенности-неуверенности рассматривалась не сама по себе, а соотносительно с уровнем притязаний, уверенность выступает как самоуверенность в результате завышенных притязаний и самооценок и т. д.
Семантический интеграл как метод позволяет выявить не нормативную модель активности, а определять ее тип или профиль. Типологический подход явился единым методом исследования, примененным и к переходу от инициативы к ответственности (в первой части), и к переходу от ответственности к инициативе (во второй), но в последней уже на основе семантического интеграла. В первой части исследования были выявлены общие критерии, по которым может проводиться анализ ответственности, и на их основе построена типология. Во второй части на основе учета семантического интеграла оказалось возможным выявить разнообразие механизмов ответственности. Раскрылись парадоксальные механизмы активности, при которых стремление к успеху может вести к росту внутренней неуверенности, стремление к самостоятельности проявляется в желании заявить о себе и проводит к ее потере при саморегуляции и т. д. Однако важно понять эти парадоксы и противоречия не как варианты патологических «барьеров» и «защит», а как варианты несовпадения субъективных и объективных параметров деятельности, неоптимальных для личности психологических способов ее связи с миром, как несовпадения активности и деятельности. Можно предположить, что в этих случаях ответственность выступает совсем в иной функции. Она не является стремлением и тенденцией личности к присвоению необходимости. Она устанавливает некоторый баланс существования личности, не доводящий ее до грани патологии, хотя в самой психологической структуре личности возможны внутренние противоречия, хотя активность приобретает парадоксальный профиль и т. д.
Акцентуированный подход, отнюдь не перенося на почву общей психологии проблемы патопсихологии личности, открывает тем не менее возможность обсуждения проблем адекватности-неадекватности, сбалансированности-несбалансированности активности личности [7]. В этом аспекте ответственность может рассматриваться как общая тенденция личности к коррекции этих несоответствий, противоречий для осуществления существования в условиях необходимости.
Метод семантического интеграла, состоявший в замере притязаний, характера саморегуляции (уверенности, ее критериев и т. д.) и удовлетворенности, был использован как метод выявления внутренних механизмов принятия ответственности, разной меры ее принятия. Метод семантического интеграла использовался как адекватный не нормативной структуре активности (имеются в виду ее среднестатистические определения), а ее многомерной структуре.
При построении экспериментальной модели мы опирались на данные Харви и др. [14], утверждающего, что при исследовании ответственности важно обеспечить свободу субъекта, которую мы определили как добровольность ответственности. Чтобы в условиях эксперимента исследовать потребность взятия на себя ответственности, ее добровольность, а не вынужденность, мы поставили субъекта в ситуацию, где он первоначально становился субъектом совершенно свободной формы активности—инициативы. Основная исследовательская задача состояла в том, чтобы установить, предусматривает ли субъект на стадии свободной инициации себя как ответственное за исполнение инициатив лицо.
Если ответственность обеспечивает необходимость завершения, получения результатов, предвидение последствий и т. д., то инициатива выступает какцелеобразующее начинание, свободное от интенции на результат. Далее, ответственность всегда предполагает своего субъекта — ответственное лицо и вводимые им критерии самоконтроля, достижения результата. Инициатива исходит от субъекта, однако она может быть безадресна (не предполагать никакого исполнителя, предполагать любого, но не меня и т. д.). То, что субъект инициативы хочет сделать ее достоянием гласности, отнюдь не означает, что он хочет стать ответственным за выполнение своей инициативы.
Ответственность — это самостоятельное, добровольное осуществление необходимости в границах и формах, определяемых субъектом. Она выступает как идеальное моделирование субъектом ответственной ситуации, ее пределов и уровня сложности.
Субъект ответственности вводит критерии, по которым ограничивается поле активности и идет контроль. И инициатива и ответственность рассматривались как разные формы моделирования внутреннего и внешнего пространств активности и деятельности посредством введения определенных критериев.
Методика эмпирического исследования заключалась в проведении естественного эксперимента, в котором группа лиц сначала выступала в качестве авторов определенного рода инициатив: они предлагали короткие сюжеты или замыслы для постановки на сцене. Тем самым создавалась ситуация, при которой ответственность за постановку этого замысла была бы максимально добровольной, отвечала бы собственной инициативе. Затем авторам замысла предлагалось стать его ответственными постановщиками. Этот момент был критическим для эксперимента, так как выявлял однозначно, предполагали ли себя авторы инициатив в качестве ответственных за постановку лиц. Отказ от роли режиссера служил показателем полного непринятия ответственности. Тем самым выявлялось то, как авторы инициатив становились ответственными исполнителями, т. е. условия перехода от инициативы к ответственности. Кроме зрителей, выступавших в качестве социально-психологического окружения, к помощи которого могли прибегать постановщики, в эксперименте участвовало жюри. Члены жюри оценивали сложность-простоту и другие параметры инициатив (по рекомендации экспериментатора), следили, прибегали ли режиссеры к помощи, подражанию, консультациям. Они фиксировали, как изменялись первоначальные замыслы после взятия ответственности за их постановку. Испытуемыми были студенты гуманитарных вузов.
На основании качественных характеристик инициатив — преобладания в замысле интереса к предметно-содержательной стороне (содержанию и развитию сюжета) или ориентации на успех, притязания на оригинальность, публичность — выделились две большие группы. В первой группе обозначились два типа по следующему основанию: конструктивности-неконструктивности (т. е. пригодности замысла сюжета для постановки) и проблемности (параметра, противоположного некоторому образно-эмпирическому описанию сюжета). Первый, гармонический тип сочетал конструктивность с проблемностью, а у второго проблемность преобладала над конструктивностью.
Вторая группа на этой стадии выдвижения замыслов осталась далее недифференцированной.
В самом начале второй фазы эксперимента после предложения реализовать свои замыслы на сцене произошло дальнейшее подразделение двух выделившихся в первой фазе групп на четыре по следующему критерию. Этот важнейший факт, полученный в естественном эксперименте, и одновременно критерий для построения типологии, заключался в том, что одни лица, выдвигая инициативы, уже предполагали себя ответственными исполнителями своих замыслов. Для других это было полной неожиданностью, вызывало отказы. Этот критерий был условно назван идентификацией субъекта инициативы с субъектом ответственности.
При осуществлении замысла на стадии ответственного исполнения выделялся и фиксировался еще один критерий — усложнение или упрощение, угрублениезамысла при постановке. Этот критерий был показателем полноты присвоения ответственности, ее перехода к инициативам путем их расширения, выхода за пределы необходимого. Этот критерий оказался симметричным исходному делению на две группы: лица с предметной направленностью усложняли замысел, лица с ориентацией на успех, гласность его упрощали.
Последний критерий, какуже говорилось, заключался в самостоятельности (опоре на свои силы и критерии) или несамостоятельности при реализации замысла (обращение к зрителям, подражание другим «режиссерам», консультации и т. д.). Группа с предметно-содержательной ориентацией замысла проявила самостоятельность. А по степени несамостоятельности четыре группы поделились на шесть.
Построенная таким образом типология обнаружила следующие различные формы связи инициативы и ответственности и влияния ответственности на исходные инициативы.
Наиболее оптимальной была связь инициативы и ответственности у гармонического типа, поскольку она осуществлялась по субъектному основанию (через идентификацию субъекта инициативы с ответственным исполнителем), по когнитивному основанию (так как инициатива была проблемной), а также по конструктивности замысла. Иными словами, эта связь реализовалась сразу по ряду оснований.
У продуктивного типа отсутствовала идентификация через субъекта; выдвигая замысел, он не подразумевал себя ответственным исполнителем, однако брал на себя ответственность в силу увлеченности исходной проблемностью замысла и ему удавалось сохранить единство инициативы и ответственности на проблемно-когнитивной основе.
Рефлексивный тип, как это свидетельствует уже из его названия, обладал гипер-ответственностью, повышенным контролем, самокритичностью. Его ответственность была развитым качеством личности, поэтому определила и в известной мере погасила его инициативы. Хотя он идентифицировал себя с ответственным исполнителем, нонастадии осуществления замысла упрощал свои и без того неяркие инициативы; он проявил несамостоятельность, обращаясь к оценкам зрителей, ища их одобрения, хотя ни к подражанию, ни к инструкциям не прибегал.
Исполнительский тип также обладал ответственностью и идентифицировал себя с ответственным исполнителем, однако проявил несамостоятельность на стадии ответственного исполнения, прибегая к подражанию и инструкциям.
Функциональный тип не имел идентификации, однако его ориентация на социально-психологическое окружение имела позитивный результат на стадии ответственного исполнения; он легко отказывался от самостоятельности, обращался за готовой инструкцией, искал конструктивное решение и заимствовал его извне. Отсутствие идентификации через субъекта способствовало отказу от самостоятельности в момент ответственности. Однако этот тип проявлял активность при реализации готового решения, т. е. обнаруживал продуктивность.
Созерцательный тип на стадии инициатив отличался сложностью-неконструктивностью замысла, не идентифицировал себя с ответственным исполнителем и не проявил самостоятельности, прибегая к сравнению с другими.
Функциональный и созерцательный типы представляют два противоположных исхода для группы с отсутствием идентификации или проблемной связи: функциональный тип продуктивен в силу активного использования инструкций на стадии ответственного исполнения. Созерцательный тип непродуктивен. Рефлексивный и исполнительский типы при наличии идентификации, даже опережения ответственностью инициативы погашают свою инициативу. У одного это происходит в силугиперответственности, у другого в силу формальности ответственности, а также отсутствия самостоятельности.
Созерцательный тип не может сбалансировать разрыв инициативы и ответственности, оставаясь пассивным на стадии исполнения; обращаясь к сравнению, он не может придать исполнению конструктивный характер. По-видимому, эти разные исходы — продуктивность-непродуктивность — объясняются неодинаковой ролью социально-психологической ориентации, которая выявилась уже на стадии инициативы—замысла. У рефлексивного и исполнительского типов социально-психологическая ориентация вступила в противоречие с их ответственностью, чем они фактически и погасили друг друга.
У созерцательного типа его социально-психологическая ориентация выступает в форме яркого желания заявить о себе; это проявляется в оригинальности и сложности замысла, но такое проявление «Я» погашает возможность реализовать модели, взятые от других; этот тип прибегает к сравнению, однако оно остается столь же созерцательным, как и его замысел.
Эти данные позволяют предположить, что наиболее глубоким, коренным основанием связи инициативы и ответственности является связь через идентификацию субъекта инициативы с субъектом ответственности, т. е. через субъекта. Однако если эта идентификация приходит в противоречие с социально-психологической ориентацией и, кроме того, в противоречие с характерологией личности (рефлексивный тип погашает себя самоконтролем, а исполнительский — полной несамостоятельностью, формальностью самоконтроля), то действие идентификации нивелируется. Более того, связь инициативы и ответственности феноменологически развертывается по парадоксальному типу: опережая инициативу, ответственность погашает и инициативу и ответственность.
Однако при отсутствии этого коренного основания (через идентификацию субъекта) связь инициативы и ответственности все же может осуществляться по когнитивному основанию, что свидетельствует о его значительной роли. У продуктивного типа отсутствует идентификация через субъекта и связь инициативы и ответственности осуществляется через предметно-содержательное, объективное основание, но при условии его проблематизации субъектом.
Однако продуктивность достигается и при отсутствии субъектной, и при отсутствии объектной форм связи, т. е. фактически (и феноменологически и по существу) при отсутствии связи инициативы и ответственности. На первый взгляд этот факт опровергает первый вывод о роли идентификации как решающего фактора. У первых двух типов (хотя у одного имеется, а у другого — продуктивного — отсутствует идентификация) и инициатива и ответственность выступают как автономия исамообеспечение субъекта. Как говорилось выше, самообеспечение присуще ответственности, здесь же самообеспечение перерастает в автономию за счет связи инициативы и ответственности. У гармонического типа степень сцепления инициативы и ответственности более всесторонняя и плотная (она идет и по когнитивному и по субъектному основанию, у продуктивного — она более односторонняя — носит только когнитивный характер).
У функционального типа инициатива не связана с ответственностью, поскольку последняя не является реализацией собственной инициативы. На стадии ответственности этот тип полностью отказывается от автономии, т. е. целиком переключается на социально-психологические опоры и активно заимствует готовые решения. Его ответственность теряет характер личной ответственности, но он не теряет при этом активности, поскольку активно реализует чужое готовое решение. Естественно, что эффективность готового социального опыта, на который он вдобавок так активно опирается, может соперничать по продуктивности с индивидуальной автономной инициативой и ответственностью.
В первой части исследования ставилась и другая задача: проследить, как принятие ответственности за реализацию первоначальной инициативы оказывает обратное воздействие на нее — на упрощение или усложнение замысла.
Критерий усложнения или упрощения замысла позволяет понять некоторые более интимные механизмы связи инициативы и ответственности: упрощение замысла — свидетельство известной противоречивости инициативы и ответственности. Инициатива расширяет моделируемое пространство. Однако если при этом отсутствуют конструктивные критерии, если не происходит проблематизация (или категоризация), то приходящая вслед за ней ответственность требует четких критериев длясаморегуляции и самоконтроля, иначе личность вынуждена сузить моделируемое пространство активности. Некоторые лица механически отсекают части замысла, другие — угрубляют его семантические единицы. Фактически они не могут освоить ответственностью собственную инициативную идею и, угрубляя ее, относятся к ней как к чужой. Такое отношение возникает в силу отсутствия идентификации и «анонимного» характера инициативы: сразу формулируется безадресный, не обращенный к самому себе замысел. Но если идентификация имеет место (как у рефлексивного типа), такое угрубление и ограничение выступают уже в качестве внутреннего конфликта с самим собой.
Угрубление замысла на первый взгляд выступает как сугубо семантическая когнитивная процедура. Однако по своему содержанию она аналогична иной по своей феноменологии процедуре — обращению к социально-психологическим опорам на стадии ответственности (подражание, сравнение, оценка, инструкции). И только при сравнении эти процедуры (повторяем: феноменологически различные) выступают в своем подлинном психологическом содержании: ответственность строит внутренние или внешние опоры, ищет критерии саморегуляции во внутреннем или внешнем (социально-психологическом) пространстве. В обоих случаях ответственность проявляется в форме самоограничения, если она не строится на гармонической связи с собственной инициативой. В первом случае ограничиваются собственные инициативы, во втором — самоограничение состоит в сужении самостоятельности на стадии ответственности. По определению, ответственность — этосамообеспечение и самостоятельность в достижении результата своими силами. Обращение к социально-психологическим поддержкам (подражанию, инструкции), которое предпринимает сам субъект, выступает как свидетельство его несамостоятельности, зависимости, что вскрывает противоречивый характер его ответственности. Самоограничение, выступающее в обеих, внешне столь различных формах, есть свидетельство не полной ответственности субъекта, не полной самостоятельности. Однако путь сужения пространства инициатив все же сохраняет автономию, тогда как обращение к социально-психологическим поддержкам есть возложение ответственности на внешние опоры, т. е. частичная утрата автономии.
Признаком утраты личностью автономии является характер инициатив, проявляющихся в виде притязаний личности на публичность, гласность, оригинальность. Желание заявить о себе противоречиво оборачивается неспособностью самостоятельно реализовать свой замысел. Напротив, сохранение автономии проявляется в противоположной тенденции: в том, что ответственность может расширять пространство активности, вводя новые критерии и уровни сложности. Однако действие идентификации через субъекта может нейтрализоваться другими факторами, что на первый взгляд противоречит ее определению как самого коренного способа связи инициативы и ответственности. Но это противоречие устраняется, когда мы сравниваем разные типы идентификации: это сравнение показывает, что связь инициативы и ответственности через установку, т. е. только через желание самому реализовать свою инициативу, — это психологически более слабая форма идентификации, чем та, при которой установка сочетается со способностью к ответственной реализации. На основе установочной идентификации возникает противоречивость ответственности: готовность к ответственной реализации замысла при потере самостоятельности (благодаря социально-психологической ориентации) ведет к утрате автономии на стадии ответственного исполнения.
Таким образом, инициатива и ответственность и различные формы их связи предстают как разные способы моделирования пространства активности (проблемно-или личностно-конструктивные) с преобладающим использованием внутренних или социально-психологических критериев, опор и т. д. Смена инициативной позиции на ответственную дает возможность выявить типы их связи. Гармоническое и продуктивное сочетание инициативы и ответственности позволяет личности полностью сохранить свою автономию при высоком уровне активности. Противоречивые формы связи инициативы и ответственности погашают, понижают уровень активности личности и лишают ее самостоятельности. Отсутствие внутренней связи инициативы и ответственности ведет к активной интернализации готовых внешних моделей, правил и т. д.
С целью исследования перехода ответственности в инициативу во второй части исследования моделировалась такая ситуация, в которой ответственность предшествовала инициативе. В этой ситуации инициатива могла проявиться только как расширение границ необходимого и достаточного, принятого ответственностью. В первой серии использовалась модель произвольной, осуществляющейся по инициативе субъекта деятельности. Во второй серии использовалась модель необходимой деятельности: в ней субъект берет на себя ответственность и сначала ограничивает контур активности пределами необходимости, а затем, в случае уверенности в достижении результата, вводит элемент инициативы. Вторая модель приближается к модели общественно необходимой трудовой деятельности. Однако и в случае реальной трудовой деятельности, и в нашем естественном эксперименте необходимость не исключает и не подавляет активности субъекта. Мера принятой необходимости проявлялась в появлении на ее основе инициативы. Мы предположили, что субъект ответственности пойдет на инициативное расширение контура активности только при наличии определенного уровня уверенности в достижении результата своими силами. Эта уверенность в целом должна быть, по нашему предположению, показателем принятой необходимости. Но предварительно мы выявляли установку на успешность-неуспешность результата деятельности, поскольку именно эта установка могла целиком определять уверенность. Мы выявляли эту установку, которая была одновременно выражением притязаний личности, в момент взятия на себя ответственности за исполнение — при получении всеми режиссерами задания поставить сцену из спектакля.
При моделировании ситуации эксперимента мы исключили по сравнению с первой серией возможность подражания друг другу, но сохранили присутствие и оценки зрителей. Однако для выявления того, на внешние или внутренние критерии опирается личность в своей уверенности мы, во-первых поставили всех в ситуацию, где их деятельность оценивается независимо от того, есть (или нет) в этом потребность постановщика (в первой серии только некоторые обращались сами к поддержке зрителей); во-вторых, мы использовали ситуацию такой ролевой игры, где зрители одобряют или не одобряют постановщика безотносительно к реальной успешности-неуспешности его деятельности. Таким образом можно было выявить, опирается ли личность на внутренние критерии успешности (и тогда она способна противостоять критике) или, напротив, обращается к социально-психологическим поддержкам и критериям.
Удовлетворенность-неудовлетворенность результатами мы выявляли через восприятие справедливости-несправедливости оценок жюри соотносительно с самооценкой своих достижений. Таким образом, фактически моделировался весь семантический интеграл активности личности: характер ее притязаний — установка на успех-неуспех, уверенность-неуверенность по критерию противостояния собственных оценок оценкам (одобрению-неодобрению) зрителей, наконец, удовлетворенность-неудовлетворенность своими достижениями в свете справедливости-несправедливости оценок жюри конкурса, а также в свете объективного успеха-неуспеха.
Таким образом, исследование перехода ответственности в инициативу осуществлялось в единстве с исследованием семантического интеграла активности личности. Все исследование носило типологический характер.
Эксперименты показали, что взятие на себя ответственности ведет к повышению роли установки на успех-неуспех, т. е. предвосхищению результата дятельности. Чрезвычайно существенно то, что ответственность брали на себя даже те лица, которые имели установку на неуспех, т. е. ответственность — более глубокое понятие, чем притязания, она возникает не только при мотивации достижения, но и при мотивации поражения. Это подтверждает нашу гипотезу, что ответственность — это предъявление требований к себе: они повышаются, если возникает возможность неуспеха.
Введение двух критериев ответственности — обращения к инициативам, т. е. расширение ответственного контура деятельности, и уверенности — принятия-непринятия социально-психологических оценок (одобрения-критики) — позволило выявить факт роста и выхода актвности за пределы заданного необходимостью. Инициатива расширяет контур деятельности в отличие от первой серии экспериментов, что свидетельствует о принятости ответственности. Варьирование второго критерия показало, что если инициатива гармонично сочетается с ответственностью, то личность может противопоставить свои критерии одобрению-неодобрению окружающих. Но негармоничная или противоречивая связь инициативы и ответственности приводит к неуверенности, которая и проявляется в неспособности противопоставить свои критерии успешности окружающим.
Однако вопреки нашему первоначальному предположению, что расширение инициативой контура ответственности будет происходить только при сбалансированности саморегуляции, при четкости ее критериев, выдвижение инициатив имело место и как уход от ответственности. Действительная реализация задания подменялась нереалистическими замыслами, а его ответственное исполнение — желанием навязать свой замысел вопреки действительному ходу вещей. Такое сочетание инициативы и ответственности было присуще лицам с установкой на успех. Более того, эти лица испытывали удовлетворенность и при неуспехе и обвиняли жюри в несправедливости оценок. Это вполне отвечает данным о возложении ответственности [10, 11, 13].
Удовлетворенность-неудовлетворенность не однозначно связана с успехом-неуспехом: у одних лиц успех не вел к удовлетворенности, у других неуспех не вел к неудовлетворенности. В целом удовлетворенность-неудовлетворенность зависит и от установки на успех-неуспех, и от уверенности, ведущей к расширению необходимогожелательным посредством инициативы.
Установка на поражение ограничивает и фиксирует личность только в контуре ответственности, т. е. повышает функции саморегуляции, самоконтроля, но блокирует свободную активность, т. е. инициативу. Эти лица проявляют уверенность только в том, что противостоят критике окружающих, что еще не свидетельствует о надежности критериев саморегуляции. Другая группа с той же установкой на поражение, не имеющая инициатив, одновременно снижает способность к саморегуляции, проявляет неспособность противостоять оценкам окружающих.
При установке на неуспех четкость внутренних критериев дает возможность развести неуспех и неудовлетворенность: и при неуспехе эти лица были удовлетворены тем, что они правильно действовали, а неудачу приписывали действию внешних обстоятельств. При установке на успех и отсутствии гармонической связи инициативы и ответственности группа лиц удовлетворялась одобрением окружающих при явном для себя неуспехе. При установке на успех и гармоничном сочетании инициативы и ответственности личность противопоставляла мнению окружающих собственные критерии успеха.
У лиц с отсутствием инициативы и понижением саморегуляции одобрение окружающих вводило социально-психологические опоры в контур деятельности и повышало уверенность или было нейтрально. Далее, по параметру связи уверенности-неуверенности с одобрением-критикой окружающих выделились два парадоксальных типа: один из них становился более уверенным, чем больше была критика, т. е. противостояние критике повышало четкость внутренних критериев. Второй тип, напротив, давал на критику негативную реакцию, которая блокировала его способность к саморегуляции.
Благодаря именно такой модели эксперимента можно было достоверно установить, в какой мере личность ориентирована на оценку окружающих, в какой мере она противопоставляет свои критерии успеха критике или одобрению окружающих. Таким образом, вторая модель была более явным доказательством автономности личности: в первой серии о самостоятельности свидетельствовал лишь факт не обращения к социально-психологическим критериям, во второй — способность сохранить уверенность и даже противопоставить свои критерии социально-психологическим.
Способ реагирования на критику или одобрение оказался критерием социально-психологической открытости, закрытости или нейтральности личности, что раскрывает механизмы ее ответственности. Обнаружился тип, открытый настолько, что одобрение окружающих ставил выше очевидного для себя неуспеха; нейтральный, т. е. не нуждающийс