Райнер Мария Рильке «Сонеты к Орфею»
Часть первая. III Сонет.
В третьем Сонете появляется характерная для поэта особенность – присутствие разных точек зрения, как будто его писали разные авторы, с разным уровнем зрелости. Один сонет, но три разных текста про одно и то же. Тема Сонета всё та же – взаимодействие человеческого мира с миром божественным, с богом Орфеем. Посмотрим, как это здесь выглядит.
Подстрочник первого катрена примерно такой:
Бог смог. Как, скажи мне, должен
человек ему следовать по узкому пути его лиры?
Его сознание расщеплено надвое. На перекрёстке двух
сердечных дорог отсутствует храм Аполлона.
Несмотря на отчаянное провозглашение своего потенциального равенства с богом Орфеем, какого-то родства с богом и возможности человека пройти к созреванию путем Орфея, текст выглядит полным сомнения и немного абстрактным, умозрительным. Он содержит нехарактерное для поэта интеллектуальное рассуждение и какой-то двойственности человеческого сознания, о каком-то перекрёстке двух сердечных дорог… Возможно ли вообще что-то сделать с этой удручающей человеческой ситуацией? Возможно ли её хоть как-то приблизить к Орфею? Дела у человека, похоже, настолько плохи, что даже храм Аполлону (Орфею) здесь построить невозможно. Не то, чтобы приблизиться к нему – даже храм не построить. Удрученность и опущенные руки звучат в этих строках? Или понимание, что люди по таким дорогам, дорогам к богу, не ходят? Что это? Разочарование в людях? Разочарование в себе? Или реальный взгляд на человеческое сообщество?
А что у нас за расщеплённое сознание и «перекресток двух сердечных дорог»? Это ведь какое-то интеллектуальное объяснение негативного, по мнению поэта, состояния человеческого бытия. Понимание это очень зависит от верований читателя, от его мировоззрения. Что имел в виду здесь поэт? Можно высказать только предположение, что сознание расщеплено на присущую ему, сознанию, тишину и покой, и на другую сторону сознания – рассуждения, концепции, склонность человека выстраивать с помощью ограниченных слов некоторую вербальную вселенную, в которой он и живёт. С помощью слов создается параллельная реальному миру интеллектуальная (или повседневная, основанная на простых верованиях) вселенная, в которой люди и живут. Основания для такого предположения есть – в стихах Рильке тут и там встречаются мысли о страхе перед «человеческими словами», о том, что слова должны рождаться не из других слов, а из тишины молчания и онемения. Его идеал – «рождение слова после столетнего молчания».
Так или иначе, первые четыре строки произнесены некоторым новичком на пути к Орфею. Человеком, который понимает человеческие ограничения, слышал про Орфея, но пока ещё не сделал ни одного шага навстречу миру Орфея. Человеку, который полон сомнений.
Подстрочник следующих пяти строк примерно такой:
Песня, которой ты учишь (человека) – не желание (жажда),
не агитация за окончательное достижение;
Песня – это бытие, присутствие. Для бога самое лёгкое.
Когда же мы сможем быть? Когда он развернёт
в сторону нашего существования Землю и Звёзды?
Эти пять строчек произносит отнюдь не новичок на пути к Орфею. Их произносит уже опытный орфик, уже много узнавший об особенностях пути Орфея и пути к Орфею. Узнавший, что достижение на этом пути – это выход за границы человеческой мотивации, выход за пределы человеческого понимания о «пользе», «результате», «достижении». Выход в какое-то бытие, в какое-то присутствие – в обычное состояние для Орфея. В этих строках мы видим предназначение песен Орфея (ранее мы могли только предполагать об этом) – их предназначение не развлекать и услаждать – а учить существ. Орфик спрашивает Орфея – «Когда мы сможем быть»? Я тебе следую уже давно, так скажи, когда? Что я делаю неправильно? Что я еще не понял? Окончательное достижение орфик сравнивает с поворотом в свою сторону мироздания (Земли и звёзд). И ещё один момент – орфик считает, что окончательное достижение зависит не только от него самого, но и от Орфея – «когда ты повернёшь?».
Эти пять строк произнесены человеком, знающим имена окончательного достижения – «бытие», «присутствие», но ещё не пережившего их в своём собственном существовании. У него есть какое-то уже созревающее, но по-прежнему интеллектуальное, словесное понимание Орфея, но нет реального переживания, не окончательного созревания себя. Нет переживания себя Орфеем.
Последние пять строчек, безусловно, произносит Орфей. Или поэт, достигший состояния Орфея? Эти строки – это ответ мольбам орфика о помощи – когда? что?...
Подстрочник примерно такой:
Это есть (приходится это слово оставить – оно ключевое) не то, юноша, Что ты любишь, даже когда
голос рвется из твоего рта, - учись
забыть, что ты спел. Всё проходит (всё утечёт).
В реальности спеть, - это другой знак.
Знак ни о чём. Рожденье в боге. Ветер дует.
В этом месте пытаться толковать слова, приписанные поэтом Орфею, странно. Они явно сказаны не для того, чтобы мы находились на интеллектуальном уровне и пытались их толковать.
Но хочется отметить здесь одно – эти слова произнесены поэтом, достигшим состояния Орфея. Ставшим Орфеем. В и дение поэта созрело. К кому же они обращены? Похоже, что к самому себе. Райнер Мария Рильке, ставший Орфеем, из будущего обращается к самому себе, еще не созревшему, к юноше, и учит сам себя.
Райнер-Орфей из будущего учит Райнера Рильке настоящего.
Ein Gott vermags. Wie aber, sag mir, soll
ein Mann ihm folgen durch die schmale Leier?
Sein Sinn ist Zwiespalt. An der Kreuzung zweier
Herzwege steht kein Tempel für Apoll.
Gesang, wie du ihn lehrst, ist nicht Begehr,
nicht Werbung um ein endlich noch Erreichtes;
Gesang ist Dasein. Für den Gott ein Leichtes.
Wann aber sind wir? Und wann wendet er
an unser Sein die Erde und die Sterne?
Dies ists nicht, Jüngling, Dass du liebst, wenn auch
die Stimme dann den Mund dir aufstößt, - lerne
vergessen, dass du aufsangst. Das verrinnt.
In Wahrheit singen, ist ein andrer Hauch.
Ein Hauch um nichts. Ein Wehn im Gott. Ein Wind.
А бог же смог. Но как, скажи мне, должно
нам следовать за ним тропою узкой его песен?
Наш ум раздвоен. Перекресток двух дорог так тесен,
что Аполлона храм построить невозможно.
Ты учишь песне нас, где нет ни жажды,
ни достиженья, ни победы торжества;
То песнь присутствия. Легчайшее для божества.
Когда ж мы сможем быть? Когда одаришь дважды
Ты наше бытие Землёю и Луной?
И это, юноша, не То, чего ты ждёшь, ты - наг,
хоть голос может рваться из тебя наружу, - ты спой
и поспеши забыть. Ведь ум лишь смыслы чередует.
Реальность спеть - другой дает нам знак.
Знак Ничего. Рожденье в боге. Ветер дует.
Перевод В. Гринер
Бог может. Но ответь мне, как же нам
идти за ним? Неполнозвучна лира.
В разброде чувств, в раздробленности мира
не служат Фебу и не строят храм.
Напев твой — не призыв к чему-нибудь
конечному. Он есть сама дорога.
Он — бытие. Легчайшее для Бога.
Но мы?.. Когда и где мы суть
центр притяжения, источник света?
В любви? О, нет! Пусть боль, тоска, желанье
теснят тебя, пускай они воспеты
в бессчетных песнях — позабудь о них.
Песнь истинная — новое дыханье.
Полет в ничто. Круженье в Боге. Вихрь.
Перевод З. Миркиной