Внутри катера Таркин Армбрустер сидел на месте пилота. И посасывал любимую черную «Нуэва Кубана Магнифико». Ну и по своему всегдашнему обыкновению обильно потел. А Голда Абрамовиц листала сценарий к «Ужасу в Данвиче» и пыталась изобрести способ вывести на экран братьев Уотли, спасти фильм и не обанкротить студию.
Ну а Тч занимался своим делом — точнее, делами. Лишайник поддерживал жизнедеятельность обитающих в нем птиц, насекомых, лужиц, рыб и ящериц.
И вдруг Тч вздрогнул — его проткнули! Нет, конечно, Тч вздрогнул скорее от неожиданности — ну ничего себе, взяли и укололи! — чем от боли. В конце концов, что там может болеть у невесомостного лишайника? Даже разумного?
Ничего. Скорее всего, ничего.
Однако уже через несколько секунд катер вылетел из растительного облака. Тч принадлежал к существам аморфного вида и потому медленно сомкнулся и продолжил заниматься своими обычными делами.
Однако приличный кусок Тч прилип к обшивке катера — и улетел прочь от родителя.
Корабль вошел в зону, где действовала сила тяжести, — и лишайник распластался на корпусе катера под ее воздействием.
Внутри «Харрис» Таркин Армбрустер все так же посасывал гавану и кряхтел. Потом, правда, заметил:
— Хм, Голда, ты никогда не замечала, что у этой посудины стекла тонированные? Неплохо для катерочка! Может, слетаем куда?..
— Фу, как несовременно, — отрезала Голда и снова уставилась в сценарий.
А между тем разумный лишайник, путешествующий на обшивке корабля, испытывал целую гамму новых ощущений. Сила тяжести. Инерция. Вес. Движение. Мысль.
Главное, конечно, — это мысль.
Обычно-то Тч наслаждался лишь ментальной активностью мелких существ, населяющих его ветки и отростки. Однако сейчас Тч-младший прислушивался к разумам Таркина и Голды.
Младший пребывал в совершенно ошарашенном состоянии. Он был смущен, изумлен, даже опьянен наплывом мыслей и образов. Ну и ошарашен — да, совершенно ошарашен.
— Ну вы же понимаете, почему компания не может позволить, чтобы вы обладали хоть какой-то информацией по проекту, — промурлыкала Синдора Вексманн.
— Нет, к сожалению, не понимаем, — предельно вежливо ответила Эми 2–3–4 аль-Кхнему.
И покосилась на Ала Ульянова — тот кивнул. Она высказывала их общую позицию.
Синдора покровительственно улыбнулась:
— Ну же, поставьте себя на место людей в совете директоров. Случай, на который мы опираемся как на прецедент — вся информация мне была предоставлена юротделом, естественно, — это дело «Диснея» против «Сони». Помните такое?
— Нет, к сожалению, не припоминаем, — все так же вежливо ответила Эми.
Синдора вздохнула — мол, что с вами поделаешь. Молодежь. И пояснила:
— Причиной конфликта стали видеозаписи. Точнее, пишущие видеомагнитофоны. Думаю, вы не то что про такие не помните, но даже не знаете, что такие на свете были.
Ал Ульянов честно признался:
— Что-то такое нам про них на истории рассказывали. По-моему, их сменили граммофоны. Или, наоборот, видеомагнитофоны сменили граммофоны?..
— Проблема заключалась в следующем, — спокойно пояснила Синдора. — Благодаря «Сони» люди получили доступ к технологии копирования — в том числе и защищенных копирайтом лент. А у «Диснея» вышло много лент, весьма прибыльных — и защищенных копирайтом. Однако как только люди покупали видеомагнитофоны, они могли делать свои собственные копии фильмов. Либо записывать их с телевизора, либо переписывать уже существующие кассеты. Поэтому «Дисней» требовал, чтобы «Сони» выпускала видеомагнитофоны, которые не имели бы режима «запись», — иными словами, только плееры.
— Ну ничего себе! — воскликнула Эми и даже заерзала в кресле от возбуждения. — А что случилось дальше?
— А дальше случилось, что «Дисней» выиграл дело в суде, но юридическое решение запоздало — остановить производство видеомагнитофонов уже не представлялось возможным. Они уже стояли в каждом доме. Так что «Дисней» выиграл битву, но проиграл войну.
Эми пожала плечами и переглянулась с напарником:
— Ну а мы тут при чем?
— А ну кончайте мне тут дурку валять, яйцеголовые!
Как вы уже, наверное, поняли, в беседу вступил Кулак Коннот. О, господин Коннот отнюдь не мурлыкал. Он рычал. Иногда ревел. Но никогда, никогда не мурлыкал.
— Я вас насквозь, поганцев, вижу! — сообщил Коннот. — Вы тут… как его… мгновенную коммуникацию изобретаете, сволочи!
— Ну да, — вежливо кивнула Эми, — изобретаем. Собственно, мы об этом в каждом отчете пишем. И в каждом ходатайстве о дополнительном финансировании. Вы, господин Коннот, должно быть, профессиональный сыщик — другой бы ни за что не догадался, чем мы тут с напарником занимаемся… Думаю, что следующим важным шагом в вашей карьере детектива станет важнейшее открытие — вы сумеете понять, что значат инициалы П. и X. в вашем имени!
— Ты мое имя не трожь! Кулак — вот как меня зовут, ты… — и начальник службы безопасности прибавил еще кое-какие слова, которые мы здесь приводить не будем.
Пробормотав ругательства, он смерил Эми гневным взглядом:
— И вообще, для тебя, дура, я — капитан Коннот. Начальник службы безопасности — это все равно что капитан полиции! Поняла, нет?
— Так, Алекс, — тихо проговорила Эми 2–3–4 аль-Кхнему, — с меня хватит. Пошли отсюда.
И взяла напарника за руку с твердым намерением вывести его из кабинета.
Но Синдора Вексманн остановила ее мягким жестом:
— Доктор аль-Кхнему. Доктор Ульянов. Прошу принять мои извинения от имени компании «Макротех». Капитан Коннот не хотел вас обидеть. Просто он тупой и глупый мужлан и по-другому разговаривать не умеет.
И, обернувшись к Конноту, сказала:
— Коннот, тебе пора научиться выбирать выражения, когда с приличными людьми разговариваешь. Или давай, вали отсюда и занимайся дальше мелкими уголовниками и карманниками.
Смуглое от загара лицо Коннота залила алая, алая краска.
— Аа… это… я… — и он замолк.
— Совет директоров заботит нечто совсем другое, — мягко продолжила Синдора, снова развернувшись к молодым людям. — Конфиденциальность и контроль для нас — превыше всего. Если произойдет утечка информации, это нанесет непоправимый вред проекту. Вы сами прекрасно знаете, как трудно заявить права или запатентовать изобретение в галактике — межзвездные расстояния огромны.
— Да, конечно. Но что конкретно вы предлагаете?
Синдора обезоруживающе тепло улыбнулась:
— Мы не может себе позволить утечки информации, только и всего. И, откровенно говоря, мы даже не можем себе позволить, чтобы вы знали о том, чем занимаетесь. Кстати, у того давнего случая с видеомагнитофонами имелись любопытные последствия. Специалисты, которых компании нанимали, чтобы защитить от записи телепрограммы, приходили домой и изобретали устройства, позволявшие взламывать код и беспрепятственно копировать защищенные от записи программы! Каково, а?..
— Простите, но мы так и не поняли, что вы хотите сделать. Или хотите, чтобы сделали для вас мы.
Синдора покосилась на Коннота. И проговорила:
— Эми. Алекс. На самом деле, мы не хотим от вас ничего особенного. Мы просто хотим сохранить коммерческую тайну компании. Мы хотим, чтобы, возвращаясь после работы домой, вы всю работу оставляли… на работе. А дома — отдыхали. Веселились. Плавали в невесомости, к примеру. Музыку слушали, употребляли любимые… мнэ… вещества, вызывающие приливы эйфории. Одним словом, отдыхали от работы.
Но. Мы не хотим, чтобы дома вы занимались проблемой мгновенной коммуникации. Мы не хотим, чтобы вы это обсуждали. Не хотим, чтобы вы думали об этом. На самом деле, мы не хотим, чтобы вы даже знали об этой проблеме!
Эми мрачно отфыркнулась:
— И как вы собираетесь это провернуть? По-моему, это какая-то ерунда. Похоже на анекдот про клуб, в который принимали только тех, кто мог простоять пять минут в углу и не думать о белом медведе…
Синдора грациозно поднялась со своего места и подошла к Эми и Алексу. За спиной у нее тянулось длинное окно.
В окне проплывали округлые спины холмов. Вокруг здания штаб-квартиры «Макротеха» шелестели вязы, липы и ивы, зеленела трава. Вдалеке, там, где линия холмов сливалась с туманным горизонтом, шумел в узком каменистом ложе быстрый поток. В нем радостно кувыркались крупные рыбы.
На берегу сидел с раскрытой пастью небольшой бурый медведь и терпеливо ждал, пока лосось сам залетит к нему в зубы.
Синдора Вексманн твердо сказала:
— Вы просто будете забывать все, связанное с мгновенной коммуникацией, покидая офис. Каждый вечер будете забывать. А каждое утро, возвращаясь на работу, все вспоминать снова.
— Ну и как же мы сможем все это проделать?
— А вот это самое интересное. Надо сказать, дядюшка Коннот вдруг проявил не свойственную ему проницательность. Он пришел за советом ко мне. И я придумала простой, но эффективный план. Мы просто назначим каждому из вас по паре ключевых слов. В вашем разуме проекту «мгновенная коммуникация» будет выделена четко очерченная область, закрытая от других мыслей. Так что выглядит это все так: вы приходите на работу, мы произносим ключевое слово, и вы — р-раз! — уже все помните и обладаете защищенной копирайтом информацией. А когда вы выходите с работы, мы произносим другое ключевое слово, с тем же эффектом: р-раз! — и вы ничего не помните и прекрасно отдыхаете до следующего рабочего дня. Ну как вам? По мне, так замечательно!
Эми и Алекс обескураженно переглянулись.
— Что-то мне это все не очень нравится, — пробормотала Эми. — Я не хочу, чтобы всякие там Конноты лезли мне в мозги и что-то там включали и выключали. Алекс, ты ведь согласен со мной, правда?
— Абсолютно согласен, — покивал Алекс.
Синдора медленно и печально покачала головой:
— Я все понимаю. На вашем месте я чувствовала бы себя точно так же. Но этот трюк используется уже давным-давно. Он совершенно безопасен — как для свободы воли, так и для вашей памяти.
И она по-детски непосредственно улыбнулась.
Эми настороженно уточнила:
— Безопасен-то безопасен, но есть ведь одно «но», не правда ли?..
Синдора покосилась на Коннота и непринужденно прощебетала:
— В смысле — одно «но»?.. Я не очень понимаю, что вы имеете в виду!
— Я хочу сказать, что должна быть какая-то оговорка. В противном случае вы бы не затевали весь этот разговор.
— Ах, вот оно что.
Тут Синдора одобрительно посмотрела на Эми, а потом подарила таким же теплым и понимающим взглядом Александра Ульянова.
— Оговорка, конечно, присутствует. В свободное от работы время у вас не будет никаких воспоминаний о вашей работе. Но мы, конечно, создаем альтернативные воспоминания, потому что люди, конечно, начинают нервничать, если не помнят, чем занимаются целыми днями. А если мы не можем им позволить хранить такие воспоминания, мы создаем воспоминания-заменители.
И она поерзала в кресле:
— Ну вот, к примеру, для вас с Алексом мы можем придумать такой сюжет: вы работаете над, скажем, суперпупер-современными кухонными комбайнами нового поколения. Ну как вам? И вы сами будете в это верить! Будете рассказывать об этом друзьям, и они тоже вам поверят. Однако по приходе на работу вас встретит кто-нибудь из компании — я, Коннот или еще кто-нибудь. И скажет одно коротенькое слово. И — вуаля! — вы снова готовы работать над проблемой мгновенной коммуникации.
Алекс Ульянов тихо сказал:
— Так вот оно что. Похоже, многие уже так и работают — а я еще удивлялся, что это с ними… Эми, помнишь Зиппер Дорнбауэр? Из лаборатории? Так вот, он утверждает, что работает над миксером нового поколения. Но «Макротех» не производит миксеры! А Магда ди Газзиоли из особого проектного отдела беспрерывно рассказывает про новую формулу воска для карандашей и цветных мелков. Причем складно рассказывает, с большим энтузиазмом — даже за выпивкой в баре… Но «Макротех» — он ведь не производит цветные мелки, правда?..
Эми 2–3–4 аль-Кхнему очень внимательно прислушивалась к словам Алекса. И чем больше слушала, тем больше сердилась. Наконец она гневно развернулась к Синдоре и Конноту. Однако прежде чем она успела произнести хоть слово, Кулак поднялся на ноги.
Туповатое, глупое лицо Коннота вдруг оживилось — словно бы его поместили в мультик и заставили улыбаться (улыбка и оживление, надо сказать, совсем не шли этой роже).
Кулак нагло улыбнулся и произнес:
— Папа Римский Иннокентий Шестой.
Синдора Вексманн медленно поднялась на ноги, встала рядом с Коннотом и напряженно уставилась на свои жертвы.
Александр Ульянов встал. На какой-то момент показалось, что он совершенно потерял ориентацию в пространстве и не видит ни Коннота, ни Синдору — вообще никого и ничего не видит. И тут он уставился на Эми аль-Кхнему и вскрикнул:
— Нет, ты только посмотри, который час! Быстро пошли работать! А то накажут за простой! Вибрационные кухонные комбайны! Их нужно срочно доработать — продажи должны начаться в день рождения Огюста Эскоффье!
Эми 2–3–4 аль-Кхнему вскинула к глазам запястье, окольцованное хронотемпометром, и ахнула:
— И впрямь! Пошли скорее!
Она огляделась и вздрогнула:
— Капитан Коннот? Доктор Вескманн? Что здесь?..
— Не волнуйтесь, дамочка, — прогудел Кулак. — Вы со своим дружком сейчас занимаетесь хреновиной для мгновенной коммуникации.
— Что-что? — несказанно удивилась Эми. — Да что вы такое говорите! Мы занимаемся кухонными комбайнами!
Коннот счастливо расхохотался:
— Ну ладно, ладно. А теперь слушайте меня внимательно…
Напоследок он издевательски хихикнул и тихонько проговорил:
— Вера Хруба Ралстон!
Эми 2–3–4 аль-Кхнему и Александр Ульянов застыли на месте с глупыми лицами. Однако оцепенение продлилось недолго — их слегка повело, но они удержали равновесие, а потом Ульянов воскликнул:
— Нет, ты только посмотри, который час! Быстро пошли работать! А то накажут за простой! Устройства для мгновенной коммуникации должны поступить в продажу в день рождения Маркони!
Эми 2–3–4 аль-Кхнему вскинула к глазам запястье, окольцованное хронотемпометром, и ахнула:
— И впрямь! Пошли скорее!
Она огляделась и вздрогнула:
— Капитан Коннот? Доктор Вескманн? Что здесь?..
— Не волнуйтесь, дамочка, — прогудел Кулак. — Вы со своим дружком сейчас занимаетесь хреновиной для измельчения овощей и прочей ерунды. Кухонным комбайном, одним словом.
— Кухонным комбайном? — несказанно удивилась Эми. — Да что вы такое говорите! Мы занимаемся устройством для мгновенной коммуникации!
Коннот расхохотался:
— Ладно, ладно, я малешко перепутал. Короче, господа яйцеголовые. По рабочим местам шагом марш! Понятно, нет? А то совсем запутали меня, старика. Я-то что, я простой полицейский, детишкам на молочишко зарабатываю, хе-хе… Правда, доктор Вексманн?..
Синдора торжественно склонила голову:
— Именно, именно так, дядюшка Коннот.
Эми и Алекс развернулись, вышли из офиса и направились прямиком в лабораторию. Не успела дверь с шипением закрыться за ними, как в кабинете капитана Коннота раздался громовой хохот. Смеялись мужчина и женщина — долго и от души.
Пока в офисах и лабораториях «Эл-Ти-Ди Макротеха» на Динганзихте разворачивались эти поистине драматические события, пока космический шаттл Клэр Вингер Харрис с директором студии Таркином Армбрустером и финансовым директором Голдой Абрамовиц на борту неумолимо приближался к тройной звезде Форнакс 1382, внутри Старретта кипела жизнь и тоже постоянно что-то происходило.
Так, к примеру, в городе Нью-Чикаго в магазине «Книжка-Шмижка Старого Дядюшки Кристмаса» шла бойкая торговля. Хозяин, Уилл Луке, довольно потирал руки, подсчитывая в уме поистине космические прибыли.
Или вот, к примеру, мегаполис Бомбей IV на западном берегу Мускусноватого моря — там уже наступил вечер, и Поннемперунский зоомагазин уже закрыл двери для посетителей. Торговля животными также шла бойко, и семья Поннемперуна, а именно Мохандис, Джитендра и их дочурка Читархи уже готовились сесть за стол и насладиться традиционным ужином — дал, карри и испеченные по старинным рецептам бомбейские лепешки испускали дразнящие ароматы.
А в штате Такжефлорида как раз начинался тренировочный весенний сезон для бейсбольных клубов «с северов» (хотя, конечно, на станции Старретт было поистине затруднительно отыскать север). А в Баиа-Мар как раз тренировалась команда «Нью-Сент-Луис Браунз», в которой появился новый игрок — и какой! Потрясающий! Как отбивал! Ни одного промаха! А бегал как! Как заведенный, ей-ей!
А еще про него рассказывали, что — вы только подумайте! — никогда не снимает шлем! Ни когда на базе стоит, ни когда отбивает, ни в раздевалке — никогда не снимает! Поэтому его лица никто никогда не видел, и ходили слухи, что парень его прячет не зря — оно все в шрамах после ужасной аварии. Так что к парню никто особо под маску не лез — мало ли. Да и кому какое дело, главное, как бьет и бегает!
Кстати, парень даже имени называть не хотел, но его же нужно было как-то назвать. Поэтому он в конце концов сдался и велел принести списки давно ушедших на пенсию игроков. А поскольку парень был принимающим, то взял себе имя одного придурка, который умудрился сыграть за клуб всего один раз, и то хреново. «Джо Ньеман Младший, вот так и зовите, — заявил он менеджеру. — Ну или зовите меня для краткости просто Джо».
А менеджер ответил:
— Родной, не волнуйся. Зовись как хочешь, только на поле не промахивайся.
А в Межзвездном Голливуде сотни сотрудников продолжали трудиться над экранизацией «Ужаса в Данвиче», ожидая результатов поездки Таркина Армбрустера и Голды Абрамовиц. Все с нетерпением ждали, что руководство привезет из вояжа новое технологическое решение для сцен с участием монструозных братишек Уотли.
А надо вам сказать, что у Старретта было одно важное достоинство — размер. Внушительный размер, кстати говоря. Поэтому «Колоссал-Всегалактик» возвели целый городок в Декорациях Новой Англии для натурных съемок «Ужаса в Данвиче». Пологие холмы и зеленые пастбища прилагались в ассортименте — все было готово, и все ждали отмашки руководства.
Мартин ван Бюрен МакТавиш, сопровождавший Таркина Армбрустера и Голду Абрамовиц в шаттлпорт, снабдил их последним (ну, на тот момент последним) вариантом сценария. Проводив их до борта «Клэр Вингер Харрис», он вернулся на съемочную площадку «Данвич» в «Колоссал-Всегалактик».
Голда Абрамовиц назначила режиссера, который нанял специалистов по спецэффектам, операторов, специалистов по декорациям, костюмеров и прочих совершенно необходимых для съемок фильма людей.
Газа де Луре, Нефертити Логан, Рок Кварц, Роско Инелеганте и Карлос Кох много репетировали. Более того, собственно съемки уже начались — под строгим присмотром назначенного Голдой Абрамовиц режиссера. Режиссера звали Жозефина Энн Джоунз — дама, знакомая публике по таким кассовым лентам, как «Пираты широких степей», «Призрак старого гаража» и одному снятому под псевдонимом эротическому фильму (пожалуйста, только это должно остаться между нами, Жозефина очень стесняется этого пункта в своей фильмографии), «Сады Шамбалы».
Кстати, Жозефина уже снимала фильм по сценарию Мартина МакТавиша — хотя это, конечно, была его ранняя работа. Впрочем «Пляжную вечеринку на Бетельгейзе» хорошо приняла критика, назвав «первой во вселенной, весьма зрелищной картиной из жизни космических серферов». Кстати, фильм до сих продолжал собирать полные кинозалы на всех планетах, куда причаливал Старретт.
В тот самый момент, когда Таркин Армбрустер и Голда Абрамовиц на борту «Клэр Вингер Харрис» подлетели к системе Форнакс 1382 и не сумели сдержать вздоха восхищения, увидев переливчатое сияние Лимончика, Лайма и Вишенки… так вот, в это самое время на съемочной площадке «Ужаса в Данвиче» приступали к работе.
Сегодня снимали эпизод за номером 237-к в утвержденном режиссером поэпизодном плане. Жозефина Энн Джоунз присутствовала на площадке, одетая обычным образом: в крагах, галстуке, берете и с длинным сигаретным мундштуком на отлете. (Надо сказать, что Жозефина одевалась весьма консервативно; она даже носила монокль на ленте, хотя и избегала пользоваться им на публике: она еще не освоила в полной мере это искусство и опасалась попасть впросак при большом стечении народа).
Мартин ван Бюрен МакТавиш также почтил съемки своим личным присутствием. Он сжимал в руке отпечатанный сценарий. Во время работы над «Пляжной вечеринкой на Бетельгейзе» между ним и Жозефиной неоднократно возникали трения, и теперь он переживал, что подобные трения возникнут и при съемках «Ужаса в Данвиче».
Сегодня снимали в павильоне. Действие сцены происходило в библиотеке Мискатоникского университета. Карлоса Карха, игравшего Уилбура Уотли, уже полностью загримировали: на голове колыхался жутковатого вида парик, на лицо ему налепили пластилиновый нос, наложили целые слои краски и уродливых нашлепок, на руки также надели особые перчатки с накладками. В довершение всего на голову ему водрузили широкополую фетровую шляпу, наползавшую на самый лоб. Сценический образ являл собой торжество гримировальной и операторской техники: с одной стороны, в кадре возникала иллюзия того, что лицо Уилбура полностью укрыто шляпой, а с другой, зритель мог детально, обмирая от ужаса, изучить уродливые черты человека-мутанта.
Ну и, конечно, с плеч Уилбура свисал длиннейший плащ.
Газа де Луре, игравшая Салли Сойер, как раз получила назначение на должность главного библиотекаря Мискатоникского кампуса.
Газу гримировали, стилизуясь под старинные земные представления о женской красоте. Тоненькая, хрупкая, невысокая (от силы метр шестьдесят ростом) — казалось, в ней и четырех килограммов весу нет. Добавьте к этому ниспадающие мягкой волной светлые волосы и глаза — изумрудные, глубокого зеленого цвета глаза, в которых утонули зрители тысяч и тысяч планет.
Один историк голографомотографа долго изучал ранние голокадры и даже более ранние образцы и обнаружил фантастический прототип, а может, и образец для подражания Газы, в древности весьма известную актрису Веронику Лейк. Так что если вы не сможете отыскать голографического оттиска Газы, вам вполне подойдет старинное фото Вероники Лейк или даже один из ее фильмов (их еще почему-то называли… как же, как же их называли… ах да, «кинолэнты»; какие ленты, что там можно наматывать, скажите на милость…). Взгляните на Веронику — и вы сразу же поймете, о чем я толкую. Ручаюсь, вы влюбитесь в эту женщину с первого взгляда.
Так вот, все актеры заняли положенные по сценарию места. Уилбур Уотли (Карлос Карх) прошлепал к стойке библиотекаря.
Салли Сойер (Газа де Луре) вежливо поздоровалась. На лице ее сменялись выражения ужаса, страха и отвращения.
Уилбур заговорил с Салли своим необычным, глубоким и низким голосом:
— Мне нужна книга. Древняя, очень редкая книга.
Карлос Карх в обычной жизни обладал прекрасной дикцией и прекрасными манерами, можете не сомневаться. Но тут он полностью перевоплотился — его персонаж вещал таким голосом, что в нем едва ли опознавался звук, произведенный человеческой глоткой, — это была жуткая смесь хрипения, шипения и гудения.
— Автор — сумасшедший араб по имени Абдул. Абдул Альхазред.
Мультисенсорные рецепторы новейшей камеры тут же засекли мерзкий смрад, распространяемый телом мутанта.
— О, я знаю, о какой книге речь, — осторожно проговорила Салли. — Но, видите ли, эту книгу нельзя выносить из библиотеки. А читать ее можно лишь в специально оборудованной комнате с бронированными стенами и вооруженной охраной при дверях, запертых на крепкие замки. К тому же книга выдается на ограниченный период тикитакуса.
— Отлично, — прошипел Уилбур. — Мне хватит и ограниченного периода тикитакуса! Пожалуйста, покажите мне бронированную комнату с вооруженной охраной. И принесите мне туда эту древнюю редкую книгу!
Тут камера наехала и показала крупный план волосатых, уродливых, шебуршащихся и отвратительно подвижных рук Уилбура.
Жозефина Джоунз крикнула:
— Стоп! Снято!
Софиты погасли, камера откатилась и застыла в неподвижности.
— Отличный кадр, — и Жозефина ободряюще покивала режиссеру в кресле за камерой. — Давайте-ка отсмотрим материал.
Но они не успели ничего отсмотреть, потому что к Жозефине тут же подбежал Марти МакТавиш и запрыгал, как мячик.
— Вы все делаете неправильно! — обиженно заорал он. — Вы зачем поменяли диалоги? Вы опять уродуете мой сценарий! Не позволю! Не позволю — это вам не «Пляжная вечеринка на Бетельгейзе»!
— Я здесь режиссер, — жестко заявила Жозефина Джоунз. — Немедленно прекратите издавать эти вопли, либо вас выведут со съемочной площадки, господин МакТавиш.
— Не имеете права! Я буду жаловаться Голде! Я буду жаловаться Таркину! А еще — я всем расскажу, кто снял «Г-яды»
— Молчать! — в ярости зашипела Жозефина. — Еще раз услышу такое — найму киллера, и он отстрелит тебе задницу! Ты меня знаешь, МакТавиш. Я не бросаюсь пустыми обещаниями.
Марти попятился и покрылся каплями очень холодного пота:
— Ну же, Жози, не сердись…
Жозефина лишь прищурилась и медленно кивнула. Затем поднялась с кресла и громко объявила:
— Так, перерыв на чай. Потом снимаем 237–6. Попрошу всех оставаться на съемочной площадке.
После перерыва начали снимать 237–6 — эпизод, в котором Уилбур пытается тайком, под плащом, вынести из библиотеки книгу. Понятное дело, такое существо, как Уилбур Уотли, мог себе позволить запихать книгу под одежду и держать обе руки на виду — потому что фолиант придерживали всякие скрытые под просторной накидкой щупальца и прочие гадостные отростки.
Жозефина Джоунз снова уселась в свое режиссерское кресло, расставила всех по местам и выкрикнула древнюю, освященную временем и традицией команду:
— Свет! Камера! Мотор!
Мартин ван Бюрен МакТавиш стоял за ней и приплясывал от беспокойства. В потных руках он сжимал драгоценную тетрадку со сценарием.
Карлос Карх выплелся из тени — точнее, из темного коридора, соединяющего основной читальный зал с закрытым хранилищем редких книг.
Карлос уже поравнялся со стойкой библиотекаря, как тут от выключенной камеры раздался голос статиста:
— Охрана! Задержите этого человека! Он пытается украсть книгу!
Газа де Луре нажала кнопку, и железная решетка (ее придумал и ввел в сценарий Марти — отличная идея, он очень ею потом гордился) с грохотом опустилась перед Карлосом. Книга была спасена.
Лимончик и Лайм находились в противоположных точках на небосводе: Лимончик восходил, а Лайм — садился. А Вишенка стоял в зените. Катер «Клэр Вингер Харрис» по спирали зашел на посадку. Люк в поверхности станции раскрылся, и шаттл легко скользнул туда.
Буквально через несколько минут после посадки Таркина Армбрустера и Голду Абрамовиц уже встречал представитель маркетингового отдела «Макротеха», а еще через несколько минут все вышеперечисленные плюс команда менеджеров по продажам и инженеров уже заседали в элегантном офисе и вели переговоры.
А в техническом ангаре на космодроме «Харрис» осматривали, заправляли и всячески готовили к обратному рейсу.
Обслуживающий персонал, работавший в ангаре, заметил, что «Харрис» весь покрыт какой-то странной массой, зеленоватой, тонкой и напоминающей губку. Но поскольку хозяева шаттла не заказывали очистку внешних поверхностей, только заправку топливных баков, — а раз не заказывали, то губку и не отскребали.
Поэтому Тч-младший оказался предоставленным самому себе. Однако скучать ему тоже не приходилось: во-первых, оставалась еще куча непередуманных мыслей от Голды и Таркина, а во-вторых, Младший, конечно, уже был не мальчик и к тому же весьма понятливое и сообразительное растение, но сознание он обрел совершенно недавно, и потому все эти постоянно притекавшие мысли и чувства были ему еще в новинку и с ними приходилось много работать, вырабатывая новые привычки.
Вот почему, поскольку никто его не трогал — по правде говоря, даже не обращал на него внимания, — Младший тихонько себе лежал на обшивке и предавался мыслительной деятельности.
А меж тем Голда и Таркин в переговорной комнате «Макротеха» четко и ясно обрисовали свою проблему маркетологам и инженерам компании. Потом гостей пригласили пообедать в специальном ресторане для высшего менеджмента, однако Голда настояла на том, чтобы отправиться в кафетерий и там слиться с толпой сотрудников компании — надо сказать, что госпожа Абрамовиц всегда отличалась довольно левыми взглядами и симпатизировала рабочему классу.
И вот тут будьте внимательны — ибо в кафетерии произошло нечто очень важное. И совершенно неожиданное. Настолько важное и неожиданное, что поневоле начинаешь задаваться вопросом, а действительно ли случай слеп, и как он выбирает пути свои. Хм.
Итак, случилось вот что.
Голда и Таркин умостились за маленьким столиком в компании «макротеховских» боссов и счастливо поедали салат.
А за соседним столиком сидели Александр Ульянов и Эми 2–3–4 аль-Кхнему и тоже поедали салат.
А Голда с Таркином беседовали о кинематографе.
А Эми и Алекс — о высокотехнологических кухонных комбайнах, ибо им уже шарахнули по мозгам «Папой Римским Иннокентием Шестым» на выходе из лаборатории.
И тут обе дамы, и Эми, и Голда, вдруг почувствовали зов природы и немедленно ему повиновались, отправившись в соответствующее заведение. А, оказавшись там, завели светскую беседу.
Эми рассказала Голде, что они с доктором Ульяновым работают над новой линейкой кухонных комбайнов.
Голда выразила сдержанный интерес — кого, в самом деле, интересует такая ерунда.