Тема: «Перевод в контексте межкультурной коммуникации»




Модуль IV

I. Вопросы для обсуждения:

 

1. Язык как форма самовыражения народа.

2. Эквивалентность слов, понятий, реалий.

3. Социокультурный аспект цветообозначений.

4. Проблема понимания художественной литературы. Социокультур-

ный комментарий как способ преодоления конфликта культур.

 

°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°

 

1. Язык как форма самовыражения народа. Проведенный вышеанализ лексической детализации понятий на уровне речи дает дополнительные аргументы в пользу того, что эти расхождения могут быть как различиями в способе построения знака, так и различиями в формах мышления лиц, говорящих на разных языках. Однако, как отмечает В.Г. Гак, глубинная психология народа отражается не только в его лексике, но также и в морфологии и синтаксисе языка. Большое значение в языковом самовыражении народа имеет отбор языковых элементов в речи, в процессе организации высказывания. Этот отбор показывает, какие элементы действительности, какие их свойства и отношения имеют приоритетное значение в речевом сознании говорящих на данном языке людей.

Так, при построении высказывания, при описании одного и того же фрагмента ситуации одно и то же действие может получать различные обозначения даже при наличии в двух языках сходных глаголов. Например (авторские примеры здесь и далее даны в опубликованных переводах):

Он пошел по коридору, заметно прихрамывая (Шолохов).
Il s'éloigna dans le couloir avec un fort boitement.
Листницкий пошел на второй этаж (Шолохов).


Listnitski monta au premier.

В обеих русских фразах отмечается способ передвижения - шагание (в обычном темпе), хотя направление движения совершенно различны (в первом случае - удаление от точки отсчета, во втором - подъем и можно было бы сказать Он поднялся на второй этаж). Во французских переводах указывается именно только направление движения ("подниматься", "удаляться"), тогда как способ передвижения не фиксируется в поверхностной структуре


предложения.

Высказывание характеризуется предикативными категориями (их называют нередко также категориями высказывания), к которым относятся, прежде всего лицо, время, модальность, утверждение/ отрицание, коммуникативная интенция (сообщение/ вопрос /побуждение). Во всех случаях и французский и русский языки проявляют большую специфику. Следует оговорить заранее, что правила речевого поведения формулируются не в жестких требованиях, а именно как тенденции, определяемые в понятиях


больше!меньше; чаще/реже [ Гак 2000, 55-57].

 

1.1. Выражение коммуникативной категории лица в двух лингвокультурах. Высказывание может быть ориентировано на различное грамматическое лицо без ущерба для его общего смысла, например:

Могу я взять вашу ручку? (ориентация на 1 лицо)

Разрешите взять вашу ручку (ориентация на 2 лицо)

Можно взять вашу ручку! (1 и 2 лица не отмечены, в структуре
высказывания представлено 3 лицо или безличная форма -0).

Во французском языке относительная частота использования форм лица: 1-2-0, в русском наблюдается обратная частотность ориентации на лицо: 0-2-1. Вот некоторые обычные реплики:

фр. 1 - рус. 0. Je donne la parole a M. N. (слова председательствующего; букв, "я даю слово г-ну Н.") ‘Слово предоставляется г-ну Н’.

Je trouve cela difficile (букв, "я нахожу это трудным") ‘Это трудно’.

Je ne peux pas demander mieux (букв, "я не могу требовать лучшего") ‘Лучше не придумаешь’.

Je regarde vers l'avant et j’aperçois une étroite vallée de ciel (Saint-Exupéry; букв, "...и я вижу...") ‘Всматриваюсь - передо мной неширокий просвет’(здесь 1 лицо выражено, но в отличие от французского текста, не подлежащим, а дополнением).

Et cependant. qu'ai- je aperçu? (букв. "И все же, что я увидел?") – ‘Но что это?’

Особенно характерно отмеченное расхождение при выражении модальности. Во французском языке она часто выражается модусным предложением, содержащим глаголы суждения с общим значением "я думаю, я считаю", тогда как в русском используются безличные вводные слова: кажется, может быть и т.п.

Je crois qu'il est parti ‘Он, наверное, уехал’.

Фр. 1 - рус. 2. Je vous donne un conseil (букв, "я даю вам совет") ‘Послушайте моего совета’.

Je te signale que c'est un film très violent (букв, "я уточняю тебе, что...") ‘Учти, это очень жестокий фильм’.

Je cherche le réfectoire (обращение; букв."я ищу столовую") ‘ Вы не скажете, где столовая?’

Je vous arrête (формула полицейского при задержании; букв, "я вас арестовываю") ‘ Вы арестованы’.

Фр. 2 - рус. 0. Vous avez bien compris. ‘Правильно’.


Que voulez- vous, Monsieur! - Что поделаешь!’


Примеры такого рода можно приводить до бесконечности.Преимущественное по сравнению с русским языком употребление форм, соотносящихся с первым лицом, наблюдается и в разговорных репликах. и в официальных формулах, и в художественных описаниях.

Итак, во французском языке высказывание сравнительно часто ориентировано на первое лицо, в меньшей степени - на второе, тогда как в русском языке нередко говорящие (особенно первое лицо), представленные, разумеется, в ситуации, не обозначены в поверхностной лексико-грамматической структуре высказывания. Русское высказывание часто принимает форму безличного предложения. Для объяснения этого факта В.Г. Гак выдвигает две гипотезы. Первая - этнопсихологическая, полагающая, что в данных языковых формах "самовыражаются" народы. Во Франции исторически больше развился индивидуализм, обособленность людей друг от друга. Отсюда и тенденция начинать свою речь с "Я". Даже в магазине рядовая продавщица в ответ на вопрос, имеется ли такой-то товар, скажет не "Этого нет", как ответила бы ее русская коллега, но "Я этого не имею", хотя она не является владелицей магазина. Известный психолог Ж. Пиаже отмечал повышенный эгоцентризм детской речи. Может быть, на эту мысль его дополнительно навело то обстоятельство, что французские дети почти каждую фразу начинают с je, moi, et moi. Русский человек, напротив, старается не выделять себя, он как бы отходит на задний план, предпочитая употреблять безличные обороты или конструкции, в которых семантический субъект выражен косвенным падежом: Мне кажется: Наверное; Может быть, а не "Я считаю"; Придется уйmu, a не "Мы должны будем уйти"; Что же теперь делать, а не "Что мы будем теперь делать?" и т.п. А это связывают с известными особенностями русской истории и социальной организации в России, духом коллективизма, относительно слабым развитием индивидуализма и др. К этому можно еще добавить, что в русской речи косвенный способ выражения без местоимений 1 и 2 лица служит средством выражения вежливости, подчиненности (вместо Я прошу вас сделать то-то - Нельзя ли сделать так, чтобы....

Однако возможно и другое объяснение, чисто лингвистическое. Можно привести ряд факторов, морфологическихи синтаксических, способствующих появлению во французской фразе указания на участников акта речи и отсутствию такого указания в русской фразе.

Что касается морфологии, то во французском языке личная


форма глагола (кроме инфинитива) обязательно требует подлежащего: причем, в первом и втором лицах это обычно служебные местоимения, которые без глагола не употребляются. В русском языке личная глагольная форма может употребляться без местоимения, даже в прошедшем времени, где глагольная форма не различает лиц. Отсюда и создается впечатление, что французский язык в большей степени фиксирует 1 и 2 лица речи, чем русский. Например, обмен репликами между двумя людьми: - Понял? –Да, понял. Формально реплики не ориентированы на форму лица, хотя, конечно, из ситуации легко выводятся конкретные лица. Эти лица обязательно отмечаются в соответствующем французском диалоге в силу обязательного употребления местоимений: - As-tu compris? - Oui, j'ai compris.

Еще более существенны синтаксические факторы. Во французском языке твердый порядок слов ограничивает возможность инверсии подлежащего, выводимого в рему. Например, если необходимо сказать Отсюда видна река, то по-французски аналогичное предложение не может быть сконструировано. Слово обозначающее реку, рема предложения, должно оформляться как дополнение (желательно прямое). Но тогда встает вопрос о подлежащем, необходимо ввести в функции подлежащего новое слово, которое, однако, не должно искажать смысла предложения и передаваемой им информации. Самым удобным способом в этом случае является оформление в качестве подлежащего слова, указывающего на элемент ситуации, который входит в пресуппозицию данного высказывания, так что его обозначение оказывается избыточным, не вносящим ничего нового в семантику высказывания. Поскольку в данном предложении речь идет о ситуации восприятия, то таким избыточным, само собой подразумеваемым элементом ситуации, отражаемым в высказывании, является указание на воспринимающее лицо, поскольку ситуация восприятия невозможна без реального или возможного одушевленного лица, способного в данном случае увидеть то, о чем идет речь. Таким воспринимающим лицом в данном случае может быть сам говорящий, если он констатирует факт для себя, либо слушающий, если ему дается объяснение, либо, наконец, обобщенное лицо, охватывающее любое конкретное и выражаемое во французском языке специальным местоимение on. Таким образом, можно построить фразу типа: D'ici, je vois (tu vois, nous voyons, on voit) la rivière. Факторами грамматического порядка можно объяснить и употребление лично отмеченных конструкций при выражении модуса во французском


языке. В русском языке вообще безличные конструкции употребляются в среднем в четыре раза чаще, чем во французском. С другой стороны, французскому языку свойственна тенденция к употреблению прямопереходных синтаксических структур. Соответствия типа Je pense - (Мне) кажется вполне вписываются в эти тенденции. Во французском языке обороты вроде "я думаю", "я нахожу" выступают как очень удобный способ начать предложение. Поэтому русскому Это неудобно соответствует французское "Я нахожу это неудобным". Характеристика ситуации или какого-либо объекта выражается по-русски без указания на оценивающее лицо (хотя оно, конечно, присутствует в ситуации), в то время как по-французскиэто указание представлено в самой структуре предложения.

В тридцатые годы известный ученый В.И. Абаев опубликовал две статьи на тему: "Язык как идеология и как техника", в которых он подчеркивал, что явление, возникающее в языке "как идеология", то есть выражающее определенный смысл, определенное отношение соответствующего коллектива к явлениям объективной действительности,отражающее его сознание и психологию, может в дальнейшем "технизироваться", превращаться в простую языковую форму. Возможно, что в древние времена безличные формырусского языка отражали определенное видение мира, указывали на непонятную силу, производящую данное действие, в отличие от одушевленного лица, но в современном языке их употребление "технизировалось", они стали формой, используемой при описании определенных ситуаций, отличаясь от синонимичных им личных форм некоторыми оттенками значений, и ушли уже довольно далеко от своих первоначальных смыслов. Можно считать, что французские личные конструкции претерпели сходную эволюцию: они "технизировались", превратившись в стандартный способ формирования высказывания.

Вообще следует с осторожностью подходить к попыткам прямо связывать языковые формы с самосознанием, с мышлением говорящего на нем народа. На это указывал, в частности, Ш. Балли: "Один английский путешественник поставил в упрек языку какого-то "нецивилизованного" народа, что в нем употребляется одно и то же слово в значении "любить", и когда речь идет о друге, и когда речь идет о съедобной вещи. Этот англичанин смотрит на вещи сквозь свой собственный язык, в котором различаются to love и to like. Но тогда французы дикари, потому что они говорят одинаково "любить женщину" и "любить тушеную говядину"! [ Гак 2000, 57-61].

 


1.2. Выражение коммуникативной категории времени в двух лингвокультурах. Во французских актах речи, в описаниях и даже в художественной и исторической литературе настоящее время используется значительно чаще, чем в русском языке. Особенно это касается таких актов речи как просьба, совет, вопрос, предупреждение и др. Например:

Tu m'arrête si je me trompe (букв, "ты меня останавливаешь, если я ошибаюсь). ‘Ты меня остановишь, если я ошибусь’. Во французской фразе оба глагола в настоящем времени, Второе настоящее -требование грамматической нормы (после союза si вместо будущего должно употребляться настоящее), однако первое - результат свободного выбора говорящим.

Un de ces jours je t'appelle ( букв. "... звоню") ‘Я тебе на днях позвоню’; Je viens vous dire que... (букв, "прихожу") ‘Я пришел вам сказать, что..’ .; On fait encore une partie, d'accord? (букв, "играем") ‘Сыграем еще одну партию, хорошо?’

Мы видим, что настоящее время во французском высказывании может соответствовать русскому будущему или прошедшему. В некоторых случаях настоящее время может быть употреблено и по-русски, но оно менее узуально, чем его французский аналог. В наши дни во французском языке настоящее время широко используется в исторических трудах, в художественных произведениях, вытесняя простое прошедшее. Оно остается самым употребительным временем в языке прессы. Так же как и в отношении лица, В.Г. Гак дает двоякое объяснение причин.

Можно связать склонность французов к употреблению формы настоящего времени с психологией народа. Писатель И. Эренбург, хорошо знавший Францию и ее народ, пишет в посвященной Франции статье "О свойствах умеренного климата": "Я преклоняюсь перед [французской]... преданностью каждому часу, каждой минуте, которую можно определить и как беспечность и как настоящую мудрость". И из двух обычно упоминаемых "русских вопросов" Кто виноват! и Что делать'? один относится к прошлому, другой - к будущему. Можно заключить, что француз живет психологически преимущественно в настоящем. В России же люди больше думают о прошлом или о будущем.

Но можно отмеченные расхождения в употребительности временных планов объяснить чисто грамматически. В этих различиях можно усматривать воздействие двух факторов, один из


которых принадлежит русскому языку, другой - французскому.

В русском языке глаголы совершенного вида не имеют особой


формы для настоящего времени, оно заменяется будущим. Ввиду этого в речи будущее или прошедшее время часто употребляютсявместо настоящего. Это создает привычку неупотребления настоящего и в тех случаях, когда оно может быть использовано. Например, в функции абсолютного настоящего в русском языке часто можно видеть будущее или прошедшее время, что невозможно или менее нормативно во французском языке: Три и пять (будет) восемь. Во французском языке здесь будущее время глагола невозможно.

В свою очередь французскому языку свойственна тенденция к употреблению слов и форм более широкого значения, когда контекст или ситуация достаточно определяют предмет или действие. Например, при повторе видовой термин заменяется родовым. Настоящее время — самая широкая по значению форма среди французских времен, оно является нулевым, немаркированным элементом временной парадигмы и легко заменяет времена прошедшего или будущего плана при ясности ситуации, придавая вместе с тем высказыванию оттенок актуальности [Там же, 61-62].

 

1.3. Выражение категории коммуникативной установки в двух лингвокультурах. В этой категории говорящий имеет выбор между повествовательными, вопросительными и побудительными предложениями. Побудительные акты речи могут включать глаголы в императиве, в будущем времени, в условном наклонении (часто в вопросительно-отрицательной форме). Во французском языке чаще, чем в русском, используется повествовательная форма предложения, которая является исходной и наименее маркированной в данной парадигме.

Le robinet coule, tu pourras voir ce qu'il y a (букв, "...ты сможешь посмотреть...") ‘Кран течет, посмотри, пожалуйста (не мог бы ты посмотреть), в чем дело’.

Tu seras prudent, il y a du verglas (букв, "ты будешь осторожен...") ‘Будь осторожен, на улице гололедица’.Чтобы употребить будущее время, в русское высказывание нужно включить вопросительную частицу: ‘Ты будешь осторожен, да?’

Tu ne vas par répéter ces bêtises! ( букв, "ты не станешь повторять...") ‘Не вздумай повторять эти глупости!Больше не повторяй этих глупостей!’

Французское повествовательное утвердительное предложение часто используется в высказываниях побудительного характера, выражающих просьбу, вопрос:

Excusez-moi, je suis désolé, je cherche l'arrêt du 28. ‘Простите, не


можете ли вы сказать, где находится остановка автобуса 28’. Здесь также повествовательное предложение используется в функции побудительногои представляет собой, следовательно, косвенное высказывание.

Подобно тому, как в категории времени немаркированная форма (настоящее время) употребляется вместо маркированных (прошедшего и будущего), так и в категории целеустановки немаркированная форма (повествовательноепредложение) выполняет функцию маркированных (вопросительного и побудительного).

Вопросительная форма во французских высказываниях сравнительно чаще используется в побудительных актах речи как дополнительный элемент выражения вежливости:

Voulez-vous signer ici, s'il vois plaît? (букв, "вы желаете...") ‘Подпишитесь, пожалуйста, здесь’ [Там же, 62-63].

 

1.4. Выражение коммуникативной категории ассертивности в двух лингвокультурах. Эта категория включает две формы: утвердительную и отрицательную, между которыми говорящий в ряде случаев может делать выбор. Французский язык нередко использует утвердительную форму вопроса для выражения смягченной просьбы. Это смягчение иллокутивной силы высказывания по-русски передается вопросительно-отрицательной формой или формулой вежливости пожалуйста.

Tu me donnes le journal? (букв, "ты мне даешь газету?) ‘Ты мне не дашь газету? Дай мне, пожалуйста, газету’.

Tu veux bien me prêter ta voiture? (букв, "ты согласен / не возражаешь одолжить мне твою машину?) ‘Ты не одолжишь (не мог бы ты одолжить) мне твою машину?’

Dis, papa, tu m'achètes un chien? (букв, "...ты мне покупаешь собаку?) ‘Папа, a папа, ты мне не купишь собаку?'

Это высказывание - также косвенное, поскольку повествовательная форма во французском и вопросительная форма в русском вариантах используются вне своей основной функции - для выражения побуждения.

Таким образом, и в сфере категории ассертивности французский язык шире использует в косвенных высказываниях немаркированную утвердительную форму, которой в русском функционально соответствует маркированная отрицательная. [Там же, 63].

 

2. Эквивалентность слов, понятий, реалий. Как отмечалось выше, в межкультурной коммуникации больше всего проблем возникает при переводе информации с одного языка на другой.Однако, как явствует из сказанного, эквивалентность, да еще и полная, может существовать только на уровне реального мира. Понятия же об одних и тех же, то есть, эквивалентных предметах и явлениях действительности в разных языках различны, потому что строятся на разных представлениях в национально отличных сознаниях. Так же и слова живут своей разной словесной жизнью в разных языках, имеют разную сочетаемость, стилистические и социокультурные коннотации.

С другой стороны, сама возможность перевода свидетельствует о том, что между элементами двух языков возможно полное соответствие. Элементы двух языков, функционально соответствующие друг другу в пределах данного контекста, выступают в качестве эквивалентов, используемых при переводе.

Языковые элементы, переводимые вне зависимости от контекста, имеют в другом языке постоянный эквивалент. К ним относятся специальные термины, слова-реалии и некоторые общебытовые слова с точно определенным значением. Но даже и в


этом случае контекст помогает определить различие между общим и терминологическим использованием слова, а также уточнить отрасль знания, к которой этот термин относится. Так, эквивалентами глагола saisir в его нетерминологическом употреблении являются: ‘схватить, поймать’,в то время как в политической терминологии saisir — ‘конфисковать, наложить арест’(saisir un journal) или ‘представить на рассмотрение коллегиального органа’(saisir l'Assemblée d'une question).

Контекст, то есть отрезок речи, необходимый для понимания значения слова и выбора эквивалента при переводе, может быть различным по объему. Иногда, как это имеет место в приведенных выше примерах, достаточным оказывается одно словосочетание (так называемый узкий контекст).

Одна из основных трудностей процесса перевода заключается в том, что переводчик имеет дело не с абстрактными словами и предложениями, а с конкретными высказываниями. В каждом конкретном акте речи слова и грамматические формы выражают определенные понятия и связи, отражающие явления действительности. Таким образом, общность (инвариант) эквивалентов, которыми пользуется переводчик при переводе, может устанавливаться на различных уровнях и заключаться либо в подобии языковых форм, либо в общности значений при формальном расхождении языковых средств, либо, наконец, в общности описываемой ситуации. Схематически это можно представить следующим образом [Гак, Григорьев 1997, 9-12]:

 

Языковые формы ° ° ° ° °

               
 
 
       


 

Значение ° ° ° °
(понятия и связи)

 

 

Внеязыковая ° ° °

ситуация

Формальный Смысловой Ситуационный

эквивалент эквивалент эквивалент

Таким образом, имеется три модели перевода (формальная, смысловая, ситуационная) и три соответственных уровня эквивалентов.

I. Формальный эквивалент. Общие значения в двух языках выражаются аналогичными языковыми формами. Например:


La délégation française arrive aujourd'hui à Pétersbourg.
Французская делегация прибывает сегодня в Петербург.

Мы видим здесь полное подобие слов и форм при подобии
значения. Различие средств выражения проявляется лишь в об-
щих структурных различиях двух языков (наличие артикля во
французском языке при отсутствии падежных форм, закреплен-
ное место прилагательного при существительном и т. п.).

II. Смысловой эквивалент. Одни и те же значения выражаются в двух языках различными способами. Например:

La délégation a quitté Moscou par avion à destination de Paris.
Делегация вылетела из Москвы в Париж.

Сумма элементарных значений, составляющих общий смысл обеих фраз, одинакова. Однако способ движения [а] ('по воздуху') в русской фразе выражается корнем глагола (-лет-), а во французской — существительным (par avion). Направление движения [b] ('удаление') в русской фразе выражается префиксом (вы-), во французской — основой глагола (quitter): 'вылететь' [b+а] = quitter [b] par avion [a].

III. Ситуационный эквивалент. Не только языковые формы, но даже выражаемые ими элементарные значения различны в двух высказываниях, которые, однако, описывают одну и ту же ситуацию. Например, одно и то же сообщение об отбытии делегации может быть озаглавлено по-русски: Французская делегация вылетела на родину и по-французски: La délégation française regagne Paris. В русском высказывании обозначаются удаление (вы-), способ передвижения (летать), место назначения (на родину), отмечается прошедшее время действия. Французское высказывание указывает на возвращение (regagner), конкретизирует место назначения (Paris), отмечает настоящее время действия. Несмотря на эти конкретные различия частных значений, в контексте предложения могут оказаться совершенно эквивалентными, так как они соотносятся с одной и той же ситуацией, причем недостающие значения подсказываются самой ситуацией или контекстом.

Переводчик стихийно стремится прибегать прежде всего к
формальным эквивалентам, использовать словарные эквиваленты, воспроизводить в переводе морфологические формы и синтаксические конструкции, сохранять порядок слов подлинника и т. д. там, где это не противоречит структуре и нормам языка перевода. Различные факторы, в том числе и социокультурные, заставляют отходить от формальных соответствий и прибегать к установлению эквивалентов "по смыслу" или "по ситуации".

Особое внимание следует обратить на эквиваленты по ситуации.


Нередко приходится отказываться от дословного перевода, даже если он не противоречит смыслу и нормам языка перевода, лишь потому, что в аналогичной ситуации говорящие на данном языке используют обычно иную форму. Так, процитированное выше объявление председательствующего на заседании: Je donne la parole à M. X. могло бы быть переведено на русский язык дословно: ‘Я предоставляю слово г-ну X’.Однако по-русски обычно в этом случае говорят иначе, с использованием пассивного оборота: ‘Слово предоставляется г-ну X’.Это и будет искомый эквивалент.

Интересную классификацию, которая частично совпадает с предыдущей, предлагает М.К. Голованивская [Голованивская 2009, 42-43]. Основываясь на степени потери перво­начального смысла, на степени так называемого переводческого компро­мисса, автор выделяет сильные, слабые и нулевые переводческие эквиваленты, которые отражают ситуацию возмож­ности, сложности и невозможности перевода некоего понятия на дру­гой язык. Сильные эквиваленты подразделяются на абсолютные и относительные, абсолютно сильный эквивалент дает точный эквивалент понятия, относительно сильный — эквива­лент с минимальным признаковым несоответствием. Приведем некоторые примеры.

1. Абсолютно сильные эквиваленты встречаются как в области конкретной, так и в области абстрактной лексики, описывая либо некие смысловые универсалии (солнце - soleil, смерть - mort, ра­дость - joie, чесотка - démangeaison, огонь - feu, противник - adversaire), либо заимствованные и законсервировавшиеся в своем значении слова терминологического свойства (аргумент - argument, абсурдabsurde, авансцена - avant-scène), либо слова, описывающие явления или ситуации одинаковым образом (колебание - hésitation). В данном случае по­нятия, условно говоря, совпадают полностью.

2. Относительно сильные эквиваленты также встречаются в об­ласти как конкретной, так и абстрактной лексики, и используются для перевода слов, значения которых минимально «сдвинуты» друг относительно друга. Так, например, мы без зазрения совести переводим fromage как «сыр», хотя французский сыр отличается от русского не только формой, но также и вкусом, и запахом, и цветом, и месторасположением в меню. Аналигично русское «ложь» перево­дится французским mensonge, хотя по-русски «ложь» это не только антоним правды, но и истины — не разновидности правды, связан­ной с идеей правильности, а отдельного понятия, выражающего некие высшие смыслы. Таким образом, у русской лжи есть абсолютное зна­чение, отсутствующее у


французского слова, непременно обреченное на потерю в переводе, и на замену его более конкретным французским значением слова mensongeобман.

Относительно сильный эквивалент подменяет понятие, но лишь частично.

3. Слабые эквиваленты существуют в основном в области аб­страктной лексики, поскольку в области конкретной существенно не совпадающие понятия проще переводить описательно. Следует отме­тить, что слабый эквивалент — все же эквивалент, то есть передает то же понятие, что и в оригинале, но еще в большей степени подменяет его содержание. При этом в ряде контекстов перевод может быть очень точным, но в целом содержание понятия в двух языках будет не со­впадать достаточно ощутимо. Так французское rêve, songe обозначает пребывание человека в нереальности, во сне, в мечтаниях, в грезах, причем часто сложно понять, какое именно из трех вышеперечислен­ных состояний имеется ввиду. По-русски ‘сон’и ‘мечта’понятия совер­шенно различные, поэтому при переводе мы подменяем более общее французское понятие более конкретным русским, теряя при этом все то, что обычно теряется при такой замене — объем понятия, его на­полнение, особый смысл. Или же французское angoisse, не имеющее эквивалента в русском языке, обычно переводится как ‘тревога’,хотя во французском слове выделяются по меньшей мере два компонента, оди­наково необходимые для определения понятия: ‘страхплюс тревога’.

4. Нулевой эквивалент — это либо слово, практически полностью подменяющее понятие, либо пропуск в переводе там, где это возмож­но, либо замена слова целой синтагмой (описание). Так, французское traversin, вероятнее всего, будет переведено словом ‘подушка’, так как соответствующей реалии нет в русском языке (валик, располага­ющийся вдоль спинки кровати у изголовья). Слово ‘быт’полностью утратит свое специфически русское значение и превратится в la vie de tous les jours, a l'après-midi будет либо просто опускаться, либо пере­водиться как ‘день’, совершенно при этом изменяя французское членение суток.

 

3. Социокультурный аспект цветообозначений. Особое внимание к цветообозначениям связано, с одной стороны, с тем, что французскому языку свойственно более широкое использование переносных наименований для обозначения цветов, а, с другой стороны, сами наименования цветов играют огромную роль во французском словаре [Гак 1977, 192-201].


Цветовые прилагательные, легко субстантивируясь, используются для обозначения предметов: le rouge ‘помада’, le bleu ‘рабочая блуза’, une noire ‘четвертная нота’ (в музыке) и т. д. Французские цветовые прилагательные имеют широкий круг переносных значений и больше, чем их русские соответствия, используются во фразеологии.

Фразеология, семантическое переосмысление и словообразование отражают символику цветов. У каждого писателя эта символика своя. Своя символика есть и у каждого народа — носителя языка. С каждым цветом связываются определенные представления, впечатления, чувства. Лицо может стать красным по самым разным причинам, и ряд французских прилагательных по-своему определяет эту причину: cramoisi ‘красный цвет лица от досады, от стыда’; écarlate ‘от робости, смущения, стыда’; pourpre ‘от ярости’ (ср.: русск. он побагровел); rougeaud — говорится о неприятной на вид красноте лица; rubicond — о красной, смешной рожице и т. п.

В каждом языке названия даже основных цветов, совпадая в первых значениях, не сходятся в производных и в их фразеологическом использовании. Сравним некоторые основные цвета.

В русском языке ‘белый’имеет производные значения: 'светлый', (белое вино, белое мясо), при этом второй член противопоставления не имеет существенного значения: белое вино противопоставляется не черному, а красному); 'ясный, светлый' (средь бела дня)', 'чистый' (белая горница). Французское слово blanc знает первое значение (du vin blanc), не употребляется во втором значении (ср.: ‘средь бела дня’ en plein jour; ‘на белом свете’ dans le monde), но больше, чем русское белый, употребляется в значении 'чистый’. (Ср.: du linge blanc ' чистое белье’; mettre une chemise blanche ‘надеть чистую(а не только белую!) рубашку’; page blanche ‘чистая страница’и т. п.) Чаще, чем в русском языке, значение 'чистый, незаполненный1 порождает значение 'пустой', 'с отсутствием чего-либо', 'отличающийся от обычного'. Например: as blanc ‘пустышка’(в домино); nuit blanche ‘ночь без сна’; vers blancs ‘ белые стихи’, то есть без рифм; bulletin blanc ‘незаполненный бюллетень’(при голосовании); mariage blanc ‘фиктивный брак’; coup blanc ‘холостой выстрел’; billet blanc ‘невыигравший билетв лотерее’; arme blanche ‘холодное оружие’, то есть ‘оружие, действующее без огня’. Voix blanche значит 'беззвучный голос (от ярости), sourire blanc — 'беззвучный смех', 'натянутая неестественная улыбка'.

В современном языке blancà blanc) часто значит


«безрезультатный»: élection blanche ‘безрезультатное голосование’; examen blanc ‘зачет’(экзамен без оценки); appel téléphonique blanc ‘телефонный звонок без ответа’; coup d'état à blanc ‘неудавшийся переворот’.

При сильном накаливании, сильной потере крови и других интенсивных действиях происходит обесцвечивание. Возможно, поэтому blanc, à blanc стало показывать высокую степень интенсивности: colère blanche ‘сильная ярость’, когда человек не только краснеет, но белеет от гнева; ivresse blanche ‘крайнее опьянение’; cracher à blanc ‘изнывать от жажды’; chauffer à blanc ‘накалить добела’; saigner à blanc ‘обескровить’.

‘Черный’ и noir имеют ряд совпадающих переносных и вторичных значений: ‘темный’ (плохо освещенный), 'мрачный', 'зловещий' и т. п. Но вот, например, черный в значении 'служебный', 'непарадный' (черный ход, черный двор) не свойственно французскому слову. ‘Черный’ в значении ‘неквалифицированный’ (о труде, о работе) также не встречается во французском языке. С другой стороны, noir значит 'незаконный', 'скрываемый', поэтому travail noir — это не 'черная работа', а 'работа налево, халтура’. Это же значение мы обнаруживаем в marché noir ‘черный рынок’ (это выражение было заимствовано русским языком); cabinet noir ‘черный кабинет’ (секретный отдел полиции); messe noire ‘колдовство’. Noir используется и как показатель интенсивности: froid noir ‘сильный холод’; tour noir ‘полный провал’; heure noire ‘глухая ночь’; se heurter à un mur noir ‘наткнуться на глухую стену’; misère noire ‘страшная нищета’ и т. п.

Прилагательное ‘серый’ имеет переносное значение 'посредственный': (серая книга), 'необразованный' (серый человек), совершенно несвойственное французскому gris. Со своей стороны, gris означает 'пьяный', этого значения русское ‘серый’ не имеет. По аналогии с gris прилагательное noir стало значить ‘сильно пьяный’. (Ср.: se griser ‘ подвыпить’; se noircir ‘ напиться’). С другой стороны, по аналогии с marché noir возникло выражение marché gris ‘ неофициальный рынок’. Интересны расхождения в побочных значениях русского ‘зеленый’ и французского vert. Оба прилагательных развивают значение 'незрелый', 'неспелый': например, в знаменитой поговорке: les raisins sont trop verts ‘ зелен виноград’. В дальнейшем в русском языке 'неспелый', 'незрелый' порождают новый оттенок значения: 'неопытный', 'новичок': ‘зеленый юнец’ — молодой человек, еще не знающий жизни. Во французском языке 'неспелый' дает значение 'незавершенный', 'сырой', 'свежий'. Это значение представлено во многих технических терминах: du bois vert ‘ сырые


дрова’ (из свежесрубленного дерева); vin vert ‘ молодое вино’; cuirs verts ‘невыделанная кожа’; pierres ver



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-11-29 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: