ПРЕДИСЛОВИЕ
На телевидении прошла серия передач «Моя война». Почти все приглашенные в студию, в том числе и, бывший идеолог КПСС, а позже «главный архитектор» перестройки, А.Н Яковлев – видели в армии и стране только плохое – развал, неорганизованность, непрофессиональность принимаемых решений и т.д.
Посмотрев подобные передачи, зритель будет весьма удивлён – как Советский Союз смог победить, если и в руководстве страной и командовании армии были сплошь бездари, воры и безответственные люди, которые не смогли понять простой истины, что бы избежать потерь – нужно было и Ленинград и Москву сдать без боя (читай Астафьева).
Я закончил войну рядовым пулеметчиком и, всё происходившее, виделось на уровне миллионов таких же, как я винтиков, без которых не могло быть Победы.
Я не могу назвать личных, или рядом со мной совершенных подвигов, но для меня война началась 26 июня 1941 г. а закончилась 8-го мая 1945года. Я не был партизаном, подпольщиком или активным борцом с фашизмом, но как и миллионы других прошел через оккупацию, службу в Советской армии и послевоенную борьбу по восстановлению Советской власти в Литве.
Сейчас нас, участвовавших в освобождении Прибалтики, называют оккупантами и даже, карателями и это воспринимается молодёжью как истина. Но мне до сих пор не понятны, да и никогда я не найду оправдания тем зверствам «зелёных братьев» по отношению к своему же, литовскому народу. Не понять кощунства тех политиков, которые этих зверей называют патриотами и борцами за свободную Литву. Но всё по порядку.
Глава 1. НАЧАЛО (22.06.41 – 03.10.41.г.)
22 июня 1941 года. Воскресенье – выходной. Утро солнечное и очень теплое. Весь состав ремесленного училища радиорелейной связи N5 уходит куда-то за город. Это – отдых на природе и военизированная игра «Если завтра война».
Такие игры проходили очень интересно и нужно сказать, с большим патриотическим подъёмом. Самая почитаемая нами, молодыми парнями, была песня «Если завтра война, если враг нападет, если тёмная сила нагрянет – как один человек весь советский народ на защиту страны своей встанет». И военные игры нас этому учили. Каждый юноша, достигший 18 лет должен уметь стрелять, а значит – быть обладателем значка «Ворошиловский стрелок»,
должен уметь защитить себя и неорганизованное население от поражения химическим оружием. Это умение подтверждалось наличием значка «противовоздушная химическая оборона» (ПВХО). А чтобы быть способным к защите Родины - нужно быть физически крепким и сдать нормы на значок ГТО (готов к труду и обороне). Эти три значка были не отемлемой частью требований к призывнику. Для нас подростков, достаточно было три удачных выстрела из мало-калиберной винтовки, за что полагался значок ЮВС (юный ворошиловский стрелок), а так же БГТО и юношеский ПВХО. Программа подготовки была проще, но мы должны быть крепкими физически, уметь стрелять и готовыми к противовоздушной и химической обороне. И этому нас учили военные игры. Такие же учения проводились со всем населением страны. Отрабатывались две основные темы:
- оказание первой медицинской. помощи раненым и пораженным ОВ;
- извлечение людей из завалов и горящих зданий. Страна активно готовилась к обороне.
Имеет хождение книга предателя – бывшего разведчика Советской Армии, Ревзуна – написанная якобы на основании документов. Прочитав её, доверчивому читателю теперь ясно – вторую мировую войну развязала не гитлеровская Германия, а Советский Союз и лично Сталин. Рассчитана она на молодое, не знающее войны, поколение. И цель достигнута! Пройдет время и вот выросшие на лжи нечистоплотных писак типа Ревзуна и Волкогонова, начнут переделывать историю Второй мировой войны. Для нас же, свидетелей и участников тех событий, такие заверения кощунственны и недоказуемы.
Да, мы готовились к войне т.к. было ясно – она неизбежна и уже где-то рядом. Мы часто видели свою армию на маневрах и парадах. Да, мы гордились ею и действительно считали её самой могучей и непобедимой. Ревзун утверждает, что наша армия была обучена только ведению наступательных боёв. А раз так, то она вот-вот должна была напасть на Германию. Доктрина о войне на чужой территории и лозунг «Ни шагу назад!» - это плод угодничества не очень далёких, военачальников. Ревзун приводит даже план Генштаба на наступательные боевые действия на территориях сопредельных государств. Я не специалист в военной.
стратегии, но думаю, что у армии любого государства генштабом разработаны два плана - как оборонительный, так и наступательный.
Да, народ, который был далёк от военной политики и политики вообще был уверен, что если начнется война, то наша непобедимая армия в считаные дни разобьёт любого врага на его же территории. Но, а руководство страны и Генштаб, наверняка знали о сопоставимости боеготовности германской и нашей армий, на момент начала войны. В то время думать о нападении на Германию, мог только сумасшедший, которых не так много было в руководстве СССР.
Итак, сегодня 22 июня 1941г. В общежитии я один – дневальный. Тихо, ни кто не мешает, я улегся поперек чьей-то кровати и, с упоением читаю, популярную тогда книгу «Мальчик из Уржума» Какое было время! Маёвки, подпольная литература, тайные собрания, да и мало ли разных интересных дел, где можно совершить подвиг. А сейчас что? Разве, что устроить какую - либо хохму товарищу, или уйти в самоволку, за что всёравно будешь строго наказан. А по радио, что-то важное. Говорит мужчина, голос строгий, но немного взволнованный. Включил громче….
«… но наши пограничники, в тяжелых боях отбивают атаки фашистских захватчиков…» Так это же война! Вскоре весь состав училища, без строя и песен (чем мы всегда поражали жителей города) вернулся из загородного похода. Все возбуждены. Некоторые плачут, т.к. бомбили Минск и Смоленск, а там их родственники. Некоторые даже очень довольны – уж теперь-то мы разделаемся с фашистами. А радио не смолкает. Уже формируются отряды добровольцев. Сыплются проклятия на головы фашистов, а с ними заверения, что мы не щадя жизни и крови… и т.д.
Весь преподавательский состав вызван в училище. Объявлено казарменное положение. Вечером митинг. Тот же самый замполит, который неделю назад, в том же зале, с большим подъёмом говорил о мудрости сталинской политики, которая далеко отодвинула угрозу войны от наших границ, теперь говорит о вероломстве фашистов. Но мы можем быть спокойны и заниматься своим делом. Сегодня, завтра к границе подойдут резервы и мы погоним их до самого Берлина!
Один из воспитателей встал и вышел из зала. Его поступок сочли как бестактность, но вышедший, вслед за ним преподаватель, сообщил, что ему плохо и он стоит у окна. Но причина была в другом. Он участник советско-финской войны и, уходя на фронт, тоже слушал подобные «заверения». Но вместо быстрой и легкой победы, в его памяти тысячи трупов и обмороженных товарищей. Поэтому он стоял у окна и плакал.
ОТЪЕЗД.
Первую ночь долго не могли уснуть. Среди нас оказалось достаточно стратегов, полководцев, предсказателей, а ещё больше потенциальных героев, которым немедленно нужно быть на фронте и уж тогда…!
Мы, кажется только, что уснули и вот этот, сотрясающий здание, звук моторов, поднял всех. Самолеты! А чьи и сколько? А что делать, если начнут бомбить? Забыто всё, чему нас учили. Ведь это было так просто и даже интересно. А сейчас – СТРАШНО! Мы видим, пока один, удаляющийся от нас, огромных размеров, самолёт. Опознавательных знаков уже не видно. Чей он? Наш ли, чужой – не важно, главное нас он миновал и чувство страха сменила досада. Ведь не сегодня – завтра, немцев погонят обратно, а мы так и не увидим настоящей бомбежки! Звук моторов опять усиливается, а через несколько минут мы опять видим приближающийся, на минимально возможной высоте, наш ТБ-2. (тяжелый бомбардировщик). Он заметно теряет оставшуюся высоту, хотя правое крыло уже почти цепляет за строения. Один из правых двигателей не работает. Через несколько минут, за городом, раздался взрыв, а столб огня и дыма не оставил сомнений, что всё кончено.
Почему он оказался в Духовщине, где нет даже посадочной площадки для легкой авиации – не известно. Но ясно одно, он шел с боевого задания и не исключено, что поврежден был не только самолёт, но и, оставшийся экипаж был не способен вести машину по курсу. Для нас, начинают вырисовываться реальные контуры войны.
В начале 1941года, нашу маленькую, не отвечающую санитарным нормам, столовую, закрыли. Взамен дали отличное, по тем временам, помещение бывшего ресторана. Находилась она ~ в километре от училища, на главной улице города – Советской. Нас это удовлетворяло вдвойне. Во-первых – значительно улучшилось обслуживание и, даже питание.
Мы были учащимися ремесленного училища первого набора. Нас хорошо одели и, наша форма была предметом зависти местных мальчишек. Нам хотелось быть на виду, но полувоенная дисциплина позволяла иметь увольнительную только раз в неделю. Поэтому, ежедневно появляться в городе, даже в строю – было для нас маленьким, но приятным событием. Особенно в выходные дни, когда в парадной форме, чётким шагом, с песней мы проходили по главной улице – мальчишки грустнели, а девчонки скромно опускали глаза.
Шел пятый или шестой день войны. Вчера сдали последний экзамен. Впереди каникулы. Каждый из нас, в мыслях, был уже дома. Прикидывая, как выгодно он будет отличаться от своих сверстников, которые не обладали форменной одеждой и оставались просто учениками общеобразовательных школ.
А сейчас идём на завтрак. Колонна почему-то растянулась и, постепенно превратилась в толпу. Два воспитателя, обычно не равнодушных и очень требовательных к строю, сегодня являют собой совершенно посторонних людей, занятых своими мыслями или заботами. Нам всё стало ясно, когда за завтраком услышали сообщение – наши войска оставили Минск. А они оба из Минска. И, та толпа, которая расположилась табором у здания Горсовета – наверно беженцы. После завтрака мы предоставлены самим себе и, естественно все, не сговариваясь, оказались в расположении табора. Картина не привычно жуткая. Полураздетые или одетые с чужого плеча, молодые женщины, такие же полураздетые, плачущие дети. Беженцы! Это семьи пограничников, которые наверно, на всегда остались там. Взгляды отсутствующие и ко всему безразличные. Обычная картина войны, но тогда нам было жутко.
Конфликт с руководством училища произошел при построении на обед. Кто-то предложил, и мы все согласились – на обед не идём и требуем, чтобы им накормили беженцев. ЧП!.. Нас убеждали, уговаривали, но бесполезно. Через некоторое время, в училище приехал председатель Горисполкома Пищиков
- Ребята, сказал он, это, что вы видели – жутко, это семьи тех, которые первыми прикрыли своей грудью, наши границы. Их жалко, но сейчас сострадать – мало, нужно вырабатывать в своём характере – стойкость и готовить себя к жестокой борьбе с фашизмом.
А сейчас, прошу вас, побыстрее идти в столовую и съесть свой обед, а в освободившихся котлах, будет заложен обед для беженцев.Он поблагодарил нас за то, что мы ускорили решение вопроса питания, проходящих, через наш город, беженцев. Поток их нарастал; теперь уже не только семьи пограничников, а и жители Минска, и уже Смоленска. Все они получали обед в нашей столовой.
На вечерней поверке мы узнали, что оба воспитателя, добровольно ушли в армию, а пять учеников куда-то исчезли. Двоих из них, как незадачливых «добровольцев» вернули, остальных мы больше не видели.
Военного горнизона в нашем, небольшом городке, не было. Поэтому функции патрулирования города взяли на себя Горисполком и городской комитет комсомола. При инструктаже на первое дежурство, некто в гражданской одежде, но повидимому имеющий отношение к контроразведке, просил быть предельно бдительными, но не терроризировать придирками жителей города.
- Вчера, сказал он, задержаны в разных местах города два неизвестных. Один имел оружие. Кто они ещё не установлено, но отношения к нашему городу не имеют. Вы получите учебное оружие, боевого у нас просто нет, поэтому будьте предельно осторожны и старайтесь не задерживать, а сопровождать и запоминать все их действия и контакты. Нам известно, что сейчас в городе находятся двое неизвестных. Один из них - высокий, пожилой, одет в светлый плащ с капюшоном, не разговорчив; второй молодой, очень общителен, в поношеннной кожаной куртке и с небольшим ученическим портфелем. Выдаёт себя за агента по заготовкам, но пока был в командировке – местность его оккупирована.
Мы, двое, с Жёлудевым, в секрете - примерно в ста метрах от последнего дома на выходе из города. Мы вооружены: мой напарник настоящей винтовкой, но с просверленным казёнником (учебный вариант и непригоден для стрельбы), я – деревянной, но очень похожей на боевую, особенно в темноте.
В 22.00 занимаем пост. Было очень интересно, ведь нам доверили охрану города. Мы устроились в придорожной канаве. Один ведет наблюление в сторону города, другой в противоположную. Темно, да ещё начал спускаться туман. Чьё-то приближение можно засечь только по шуршанию под ногами дорожной гальки. И вот он - шорох гальки! Мы, наверно перестали дышать, чтобы не выдать себя. Из тьмы и тумана появился мужчина, высокого роста и в светлом плаще с капюшоном. ОН! Что делать? Он уже миновал наш пост. Но его нужно задержать! По какой-то внутренней команде выскакиваем на дорогу и, не доходя до «диверсанта» трёх-четырёх шагов, командуем – «руки вверх!» Он, как будто ожидал этой команды, медленно поднял руки, так же медленно повернулся к нам и спросил:
-Что, так с поднятыми руками и поведёте? – или лучше я их возьму за спину. Мы согласились и он, без наших команд, взял курс на штаб патрулирования. И, только мы вошли в помещение штаба – нас встретил дружный хохот дежуривших там дядей. Оказалось, его приводят сюда уже третий раз.
На предложение выйти из города в нашем сопровождении – категорически отказался, т.к. оказаться здесь в четвертый раз ему не захотелось и он остался в штабе до утра.
Не наша вина, что он оказался не диверсант – поэтому нам была объявлена благодарность по училищу и мы получили право поехать завтра в Смоленск на восстановление связи поврежденной бомбёжками
Вечером большой сбор. На нем присутствуют кроме учащихся и руководителей училища, представитель нашего горисполкома и представитель города Смоленска, который обратился к руководству училища с просьбой – не возражать добровольцам, принять участие в восстановлении поврежденной связи.
Выступающих было всего двое. Директор училища Казаков сказал:
- Мы получили телеграмму Министерства Трудовых резервов об отмене каникул и подготовки училища к эвакуации в тыл. Учащихся использовать по обстоятельствам и усмотрению администрации города. Мы решили удовлетворить просьбу смолян и направить к ним группу линейно-кабельной связи в полном составе и, человек 10-15 специалистов (так громко!), из группы безпроволочной связи. При комплектовании группы учитывать экзаменационные оценки.
И здесь же, он зачитал приказ о вынесении, нам с Жолудевым, за бдительность и отвагу при задержании мнимого диверсанта – благодарность.
Вторым выступил замполит, он говорил долго и много как положено политработнику. Но последнюю часть его выступления я запомнил.
- Ребята, или назову вас «товарищи», мы не можем посылать вас туда, где война, а Смоленск это уже война. Поэтому, кто не хочет быть там, завтра до 12.00 заявите своё нежелание мне.
Двенадцать человек отказались, в том числе и мой напарник по патрулированию, Жёлудев. Я спросил его, почему он отказался:
- Мне скоро будет 17 лет, и я пойду добровольцем в армию, там от меня будет больше пользы. Я предложил идти в военкомат вместе.
- Тебя не возьмут, велят ещё подрасти. Да, он прав, мне еще не исполнилось и 15-и
А завтра, т.е. первого июля 41года, нас, отъезжающих, как сказал замполит, на войну – построили и сфотографировали на фоне училища, сказали нам много хороших слов. Все это было приятно слушать. В какой-то момент казалось, что сейчас всё зависит от нас, от нашей поездки в зону войны.
Наша, почему-то необычно нарядно одетая, врач – стояла чуть-чуть в стороне и откровенно, не пряча слёз, плакала. А вот и Катя! Она медленно продвигалась вдоль строя и каждому отъезжающему вручает пакет. Катя - это объект нашей первой мальчишеской любви. Она работник нашей столовой, ей 18 лет и мы её как-то не замечали. Но однажды в раздаточноё окно полетели тарелки с непонравившимся блюдом. Такое выражение протеста уже было, поэтому работники кухни знали, что разговаривать с нами нет смысла и, на всякий случай, закрылись в подсобке. И вдруг в зале, с подносом в руках, появилась Катя. Она улыбалась, каждому бросившему свою тарелку, поставила другую, каждому нашла какие-то хорошие слова и всё с аппетитом, но молча было съедено. Мы уже были вне столовой, когда раскалённый до бела, в столовую пробежал наш комендант Минин (мы его очень не любили, он нас тоже). О чём там был разговор – не извесно, но разбора и проработки не было, а это не похоже на Минина.
С тех пор у нас взаимная, но без ревности, любовь. Когда машины тронулись, Катя всем нам послала воздушный поцелуй. Пробежав за машинами, громко крикнула вслед:
- Мальчики, я вас люблю!
В СМОЛЕНСКЕ
Мы в Смоленске. Два раза он подвергался бомбардировке, но разрушений или каких-либо следов войны, пока не заметно. …О чём они там спорят, нам не понять,но когда, наш сопровождающий, на аргументы, встречающих - категорически заявил, что он привёз сюда не сопляков, а настоящих парней и они будут там, где это нужнее, т.е. в районе основных повреждений связи. Громко хлопнула дверца головной машины и мы, помахав рукой перестраховщикам, двинулись в центр города.
А вот здесь была война! То, что мы увидели – ни в какое сравнение не идет с тем, что пришлось, каждому из нас увидеть потом, но сейчас это было чудовещно! Разместили нас в женском общежитии педучилища, обитатели которого убыли на каникулы. Оставшиеся здесь три девушки говорят, что ночью, во время налётов, очень страшно, но они не уедут отсюда пока военкомат не удовлетворит их просьбу о призыве в армию, ведь они имеют значки ГСО, окончили курсы медсестёр и им, слава Богу, уже по 18 лет. Нас накормили ужином, выдали постельное бельё и предупредили, чтобы мы были поакуратней, так как следующая замена будет через 14 дней.
22.00 - объявлена воздушная тревога. Голос сирен знаком по предвоенным учениям, но всё-таки жутковато. А это что? Прожектора! Красиво, но видим впервые. Из репродукторов раздается настойчивое требование:
- Все в укрытие, все в укрытие! К городу приближаются немецкие бомбардировщики!
Но это не для нас – мы должны всё видеть! И мы видим, как первые две тройки, попавшие в луч прожектора, идут в пике прямо по лучу и вероятно от этого стало значительно темнее. А вот это бомбордировщики. Они, не взерая на зенитный огонь и прожектора, идут по заданному курсу. Сколько их? Много! Два самолета горят. Их падение, до самой земли, сопровождают прожектора.
Всё это было хорошо и, даже красиво до тех пор, пока самолёты не приступили к выполнению своей задачи, ради которой они сюда прилетели. Через несколько минут фейерверк нас уже не интересовал, т.к. город горел и, казалось, что выхода из него уже нет. Бомбордировка длилась всю ночь. И, наверное, поэтому у нас родилась благородная мысль, что в такую трудную минуту – нам нужно быть в родном училище. Никто не возражал. И вот утром, не дожидаясь отбоя воздушной тревоги, мы были в пути на Духовщину. Пятидесятикилометровый марш совершили за сутки. В пути нас принимали за беженцев. Нам сочувствовали и даже дважды накормили из полевой кухни.
Нас стало на восемнадцать человек меньше. Восемь категорически отказались возвращаться – назвав это трусливым бегством (они правы), шестеро (они из Смоленска), вероятно остались дома, а четверо погибли при прямом попадании бомбы в беседку, где они спрятались при бомбёжке.
В училище получено распоряжение – готовиться к эвакуации в Казань, поэтому наше возвращение не вызвало объяснений и упрёков. Скорее наоборот, т.к. у администрации была бы большая проблема – как вывезти нас из Смоленска.
Демонтируем и упаковываем металлообрабатывающее оборудование. Мне, как отличнику и преуспевающему в радиотехнике доверено упаковать шедевр радиотехники - приемник СИ 235. Думаю, что ни одна рука учащегося, даже в учебном процессе к нему не прикоснулась, так как это «чудо техники» принимало передачи Польши, Германии, Швеции и Финляндии. Криминал!!! А сейчас, прежде чем уложить в ящик, я включил его в сеть и покрутил настройку. Да, это Германия. Что они говорят - я не понимаю, но их передачу не назовёшь дружелюбной. Поэтому быстрее его в ящик, обложить ватой и - до встречи в Казани.
НА ОБОРОННЫХ РАБОТАХ
До 22 июля весь состав училища должен работать на возведении оборонительного рубежа в р-не г. Демидова. В училище подъём – идём к фронту! Но у нас, как теперь нас называют, смолян, это не вызывает восторга.
Общее построение. Директор училища Казаков, долго ходит вдоль притихших рядов и, как нам показалось, подбирает слова:.
Товарищи!
Это впервые. Теперь мы не ребята, мы взрослые.
-Товарищи, война всё еще идёт на нашей земле. Горят наши города, гибнут люди. Два дня назад, из группы, посланных в Смоленск, четыре наших мальчика навечно остались там. Они погибли как солдаты при выполнении боевого задания. Надеюсь, что они похоронены будут вместе с теми, кто защищает город от фашистских бандитов. Кончится война, мы продолжим учёбу, а их имена будут навечно занесены в списки учащихся. А сейчас, всем оставшимся составом училища мы пойдём навстречу войне и примем участие в строительстве оборонительных сооружений. Не исключено, что кто-то из вас окажется в зоне боёв, поэтому прошу, в любой ситуации, старайтесь держаться вместе, а место сбора - Духовщина, училище. Выходим в 17.00. Идти будем ночью, но в 12.00 должны приступить к работе.
Для многих из нас этот 20-и километровый переход был первым в жизни. Были потёртые ноги, были слёзы, но в заданное время мы были на месте, где нас уже ожидали
трое военных. Мы сразу же попадали и уснули. Было ясно, что разговаривать с нами и, тем более, чего-то от нас требовать, было бесполезно. Мы спали.
14.00 подъём. Поднять нас трудно. Но призывы к совести, война, долг и особенно обед - сделали своё дело. Мы, ещё не всё соображая, опять в строю. Перед нами большое военное начальство – подполковник и старший лейтенант инженерных войск. Коротко, по военному, ставится задача.
-Здесь, на полях колхоза «Диво» мы должны, в короткий срок, построить оборонительный рубеж, который прикроет Смоленск, на самом опасном направлании. Завтра здесь будут подразделения инженерных войск, их задача - возведение основных объектов обороны, а вам предстоит возведение противотанкового рва. Пока вы отдыхали, мы сделали разметку и расчёт объёма работ. Это невыносимо трудно, но за пять дней, каждый из вас должен отрыть 25 кубометров грунта. Трудно! Но вы мужчины и должны понять - на фронте значительно труднее и судьба Смоленска зависит от нас – будет рубеж - Смоленск не сдадим и путь на Москву закрыт. Другого - быть не должно!
Оъявили распорядок дня. Подъём 7.00 и окончание работ в 21.00.
За оставшиеся шесть часов, кроме кровавых мозолей и сломаных лопат, мы ничего не достигли. На второй день появились руковицы и тяжеленные кирки. Дело пошло быстрее. Контур рва вырисовываетася. Копаем в поте лица уже два дня. А как же иначе, ведь через Смоленск за нами Москва! Но где же инженерные войска, которые должны возводить основные объекты обороны? И где же, наконец, помощь нам из жителей Смоленска и местных деревень? Про нас, кажется, забыли. А со стороны Демидова всё отчётливее слышна артиллерийская кононада. Нас это не волнует. В худшем случае, пройти на восток они могут и ещё, но не дальше же этого рубежа обороны, который мы построим здесь.
Ага!!! а вот и пленные фашисты! Ой, да сколько же их! Колонна, плотным строем растянулась километра на полтора. И, конечно мы побросали работу, ведь вот они, живые. настоящие фашисты и, если их не увидим сейчас, то не увидим никогда!
А они идут и, глядя на нас, чему-то улыбаются. Некоторые показывают нам «козу» крутя перед собой двумя пальцами и, даже, боже мой, наш родной жест. Одним пальцем крутят у виска.
Их поведение и жесты можно понять так: козу показывают детям и нам бы играть в игрушки, да где-нибудь подальше от фронта. А палец у виска надо понимать – «зря копаете, ничего вы не успеете сделать»
Это можно было понять позже, а сейчас мы с любопытством рассматриваем хорошо одетых, откормленых и чисто выбритых намецких солдат. Нам ещё неведом фронт, но в нашем понимании, пленный – это солдат, побежденный и плененный в бою, значит побитый и изрядно потрепанный. А эти???…
Кто-то высказал мысль – это немецкие коммунисты, они не хотят с нами воевать, поэтому сдались без боя. В то время это была умная мысль. Ведь с первых дней войны наша официальная пропаганда высказывала мысль, что вот-вот немецкая компартия, да и не только она, а вся трудовая Европа встанут на защиту родины мирового пролетариата.
А вот эти уже не такие чистенькие да гладкие и полностью укладываются в наше представление о пленных. Они почти не смотрят в нашу сторону и не делают нам козу. всё окружающее для них как-бы не существует.
Среди них много раненых, которые, с большим трудом, стараются не отставать, т.к. конвойные требуют «шнель, шнель!». Но не немецкие шнель, ни чисто русские и, давольно выразительные, команды не могут заставить их двигаться быстрее. И вдруг – Воздух! Ложись!
Прямо, по ходу колонны, на бреющем полёте шли три штурмовика Ю-87. Немцы не ложатся и, даже после того, как в ход были пущены приклады и русско – немецкая мать. Мы залегли, большенство немцев стоят и машут лётчикам пилотками. Не будут же они стрелять по своим! Верно, юнкерсы пршли над колонной на максимально малой высоте и ни одного выстрела. Насколько пленных побежали в сторону от дороги, но были расстреляны конвоем. Это была попытка к бегству или они по опыту знали, что последует за облётом колонны? - не известно. Скорее второе.
Самолёты вернулись, чуть-чуть набрав высоту и, за несколько заходов расстреляли почти всю колонну. Последним заходом прошли над нашим рвом и лагерем, где очень по- мирному, дымила кухня. Стало тихо. Все лежат, ждут команды или не могут оправиться от шока, но многим из них уже никогда не подняться. При команде «воздух» – шестеро
наших, ребят добежать до рва, но для лётчиков это была хорошая мишень. Прямым попаданием разметало наш хоз.блок. Здесь погибли, всеми нами любимая Катя и старший повар тётя Катя. Что там было на дороге дальше – нас не интересовало. Кто жив, кто погиб – пока не знаем, но через некоторое время, конвойные принесли четырёх наших ребят и велели похоронить самим.
***
Второй контакт с немцами унёс ещё восемь жизней. Но это нас кое-чему и научило. Штурмовики посещали нас ежедневно и мы поняли, что наш, уже довольно глубокий ров, не укрытие, а скорее ловушка, поэтому каждый сделал себе нору в боковой стенке и при налёте мы исчезали в персональных норах. Нашу инициативу, одобрили военные, которые посетили нас. Они о чём-то долго говорили с директором, а уезжая обратились к нам с просьбой – ускорить работу и не прекращать её даже в ночное время. Работаем и спим здесь же во рву.
С питанием плохо. Готовит нам кто-то в деревне. Приносят не регулярно и мало. Всегда хочется есть. Вспоминаем Катю и тётю Катю.
Директор куда-то уехал по срочным делам. У завхоза тоже дела в училище. Мы остались одни. А со стороны Демидова сильная кононада. Вечер тихий. Безоблачно. И вот, на закате солнца, побросав работу, любуемся (если можно так сказать), воздушным боем вдали от нас. Чьих там сколько самолётов не понять, но их очень много. Это чем-то напоминает комаров, когда в тихий вечер они «толкут мак». Что-то там происходит серьёзное. Тревожно и страшно. Страшно не потому, что где-то идёт бой, а потому, что мы остались одни и все вопросы нужно решать самим, а их много. И решение большинства из них, ещё не нашего уровня знаний и жизненного опыта, но, в любом коллективе, есть кто-то «авторитет». Был он и у нас, поэтому все взоры обращены на Славика Грачёва. И нужо отдать ему должное – он сразу же взял инициативу в свои руки и первая его команда – РАБОТАТЬ! В эту ночь у нас не было отдыхающей смены – все работали. Утром завтрак не принесли. Ушедший в деревню Слава, вскоре вернулся и доложил - не будет и обеда, т.к. продуктов нет, а мужики посоветовали убираться отсюда, пока живы, ведь завтра или послезавтра здесь будут немцы. И предложили дать нам хлеба и молока в обмен на бушлаты, одеяла и другое имущество. Да, это плохо, но было собрано всё имущество погибших ребят и обменяно на хлеб, молоко и картошку.
***
. Ров готов, но никто не приезжает его принимать. И бой затих, и авиация не появляется. Может быть, немцев отогнали и ров теперь не нужен? А эта, ничем не обоснованная догадка нас как-то ободрила, но догадка, не долго оставалась загадкой.
На дороге, по которой несколько дней назад, шла колонна пленных, появилась другая. Шли наши солдаты. Но это уже восторга не вызовало. Шли резервисты. Одеты во всё новое, но, как один без обуви и оружия. Мы стояли молча. Из колонны вышел старший лейтенант и спросил, кто у нас старший. Подошел Грачёв. Диалог был предельно короток:
-Немедленно дуйте домой, за нами немцы!
- А как же ров?
В ответ, офицер достал из кобуры, что-то завернутое в газету (похоже - кусок колбасы) и, даже не сказал, а как-то выдавил из себя:
- Я что вот с этим буду сидеть в вашем рву? И их прошло много – угрюмых, обозленных и беспомощных. Стало ясно, наши войска отступают. Что будем делать? Решили ждать. Ведь должен же к нам кто-то появиться.
Эту ночь мы не работали. Спали мертвецким сном. Кто-то мимо нас шел, что-то происходило, но мы были в другом мире. Утром, а это уже было близко к полудню, все на ногах. Кто-то варит оставшуюся картошку, кто-то собирает инструмент – несколько человек обкладывают дерном магилки. Их две. В одной женщины, в другой мальчишки. Появилось предложение – одно одеяло обменять в деревне - на два куска строганой доски. На них написали фамилии погибших - (к сожалению, помню только две фамилии –
Карёза и Тихомиров). Работы закончены. Продуктов нет. Руководство исчезло. Что нас. ждёт дальше? А пока – мы делаем, как бы последнюю приборку в доме, который предстоит покинуть надолго или навсегда. И ждать этого долго не пришлось.
16 июля. Эту дату забыть не возможно. Утром мимо нас прошли наши, чувствуется хорошо потрёпаные подразделения. Но тишина абсолютная. Войны, как - будто нет. Очень жарко. Мы в одних трусах лакомимся картошкой, которая опять выменяна в деревне.
В сторону Демидова медленно прошла танкетка, а через некоторое время, на большой скорости возвращалась обратно. За ней, как будто наперегонки, проскочил более тяжелый танк, но каких-то незнакомых нам, форм и окраски. Это нас не взволновало. Но, когда вслед за ним, вдоль нашего пртивотанкового рва, пошла колонна танков с белым крестом на броне – стало ясно – немцы!
ВОТ ОНИ…
Команд подавать было некому, поэтому кто в чём был, бросились в ржаное поле, которое вплотную подходило к нашему рву. Вслед раздались пулемётные очереди. Но голые мальчишки их не очень заинтересовали и огонь прекратили.
И вот мы в лесу. Страх пропал, начинаем соображать – что делать? Впереди шоссе, по которому сплошной колонной идут танки и автомашины с пехотой. А нам его нужно перейти. Ждем хоть какого-то разрыва в колонне. Но его нет! Скоро вечер, а половина из нас в одних трусах. Решили вернуться в лагерь и, хотя бы одеться.
В лагере уже деревенские мародёры. То, что ещё осталось из одежды, мы всё-таки у них отобрали. В деревне много немецких танков и автомашин, а на улице заливается гармошка и, наши русские девчонки танцуют с немцами! Что-то похожее на праздник или на встречу с долгожданными гостями. Не выявляя себя, опять пробираемся к шоссе. Картина та же. Опять ждём. Надеемся на темноту… Но, что это? По обочине дороги, в нашу сторону, на русской телеге, спокойно едет мужичок. Да это же наш завхоз!
- Ребята, не бойтесь, выходите на дорогу и идите по-домам. В городе немцы, но они никого не трогают. Директор исчез. А он едет в лагерь прихватить, что-либо из имущества.
Посоветовавшись, выстроились в цепочку, вышли из леса и двинулись вдоль шоссе, в одном направлении с немецкими танками. Выглядели мы довольно странно. Кто в штанах, и без бушлата и наоборот, но форменная фуражка была на каждой голове! И это заинтересовало наших «попутчиков».
Остановилась штабная машина и, вышедший из неё офицер, приказал нам «Halt!». Не зная языка, мы всё же поняли, что от нас требуют остановиться. Внимательно, нас рассматривая, офицер спросил:
-Zoldat?
- Nein, мы Schuler!
У впереди идущего, он снял форменную фуражку, посмотрел на эмблему (гаечный ключ с молотком), лихо заржал и положив ему на голову вверх ногами, скомандовал «Аб!» - (идите), и пошел к машине, а мы скромно зашагали по обочине в одном, с ними направлении. Нас больше не останавливали, но сидящие в машинах солдаты – сначала пытались понять, что это за войско, потом награждали нас, какими-то смешными комплиментами. А вот подбитый немецкий танк, рядом свежая могила и берёзовый крест с табличкой. Значит - был бой, значит кто-то ещё их бьёт
***
Колонна идёт на Смоленск, а нам нужно бы налево. Выбрав момент при разрыве в колонне – сделали этот манёвр. Наконец-то мы свободны! Минуем мост. А ведь под ним вода! Пить! Заодно помылись и отдыхаем, в удобных каждому позах на деревянном настиле моста. В нашу сторону, что-то движется с включёнными фарами. Мы встаём вдоль перил моста и, с тревогой, ждём. Мимо нас проскочили два мотоцикла с пулемётами в коляске.
Слава Богу, пронесло! Но… вот они разворачиваются в нашу сторону. Удивительно чётко и, иногда, правильно работает мысль! Прямо по ходу, несколько длинных очередей, но мы уже вне опасности. Мы под мостом! Успокаивая себя пулемётными очередями, мотоциклы проследовали в обратном направлении. Ну а нам – дай Бог ноги!
Сколько время, нам не известно, но уже довольно темно. Воздух прохладный, но такой чистый и приятный – чему-то хочется радоваться. Но как это выразить? Ведь в памяти – дважды пулеметные очереди в наш адрес и близость этих самодовольных фашистов, не дают ей места. Прошли несколько километров. Привал!
- Эх, сейчас бы картошечки, печёной на костре – пожелал кто-то.
- А я, очень сожалею, что у нас не было фотоаппарата. Это заговорил наш постоянный заводила и юморист – Илья Сажин.
- Ну и, чтобы ты фотографировал?
- А вот Сашка, который демонстрировал свою форменную фуражку немцу. Ведь он был без брюк, но в бушлате, а когда ему офицер положил фуражку на голову, я едва не расхохотался. Вот это была бы фотка «знакомство на равных» - немец в форме и Сашка не оплошал. Пошутили, и стало легче.
К утру мы в районе Духовщины. Город горит. Остановились в кустах, буквально в километре от училища. Нам очень хочится есть и спать. Есть нечего, поэтому все дружно уснули. Сколько спали, неизвестно, но проснулись от пулемётной стрельбы. Над нами шел воздушный бой. Наш маленький И-16 пытался зайти в хвост корректировщику, но силы по вооружению не равны. Поняв это, И-16 ушел в облака. Нет, он не ушел, он набрал высоту и, пикируя, таранил фашиста! Оба, объятые пламенем, рухнули на землю.
Помолчали. Восторгаемся поступком и, скорее всего, оставшимся в неизвестности.героем. А ведь этот воздушный бой - фрагмент того боя, звуки которого отчётливо доносятся со сто роны Ярцева. Значит, наш план идти на Ярцево с выходом на автомагистраль Москва – Минск, или железную дорогу и, каким-то попутным транспортрм, добраться до Вязьмы – отпадает. Посовещавшись, решаем всё же идти на Вязьму, но просёлочными дорогами. Это намного дальше, но безопаснее.
Решение принято, но голод тянет к училищу, в столовую. Может быть хоть что-то остал