Трагедия на льду
Это случилось в спортивном дворце «Олимпия» в Детройте. Шла игра – первая в финальной серии матчей 1950 года на Кубок Стэнли между местным клубом «Ред уингз» и командой «Мэйпл лифс» из Торонто. Джимми Томпсон из «Мэйпл лифс» овладел шайбой за воротами своей команды и сделал короткую паузу, чтобы дать возможность партнерам перестроить атакующие порядки. Тед Кеннеди описал дугу за воротами, подхватил у Томпсона шайбу и, набирая скорость, двинулся к воротам детройтцев под враждебный гул трибун. Болельщики требовали, чтобы Кеннеди остановили до того, как он доберется до цели и получит шанс забросить еще одну шайбу. Иначе матч, в котором их любимцы и без того проигрывали со счетом 0:3, будет обречен. В средней зоне площадки наперерез Кеннеди бросился Горди Хоу, чья высокая, могучая и чуть нескладная фигура выделялась на льду среди всех игроков. Столкновение произошло у борта, причем капитан торонтской команды в последний миг притормозил, чтобы избежать всей силы удара. А вот Хоу рухнул на лед. По возбужденной толпе, собравшейся в «Олимпии», пробежал шепоток, когда все увидели струйку крови на лице поверженного хоккеиста. Массажист и помощник тренера перепрыгнули через бортик и подбежали к упавшему. Партнеры Хоу по тройке нападения Сид Эйбл и Тед Линдсей уже склонились с озабоченными лицами над своим травмированным товарищем. Немедленно был дан сигнал, и сотрудники дежурной группы «скорой помощи» осторожно подняли большое тело форварда, положили его на носилки и понесли в раздевалку детройтцев.
Тем временем обстановка на льду становилась все более напряженной, страсти накалялись, грозили перерасти в безобразия. Кеннеди, который невредимым укатил с места столкновения, осознал, что Хоу травмирован, только когда описал по площадке круг и вновь подъехал к злополучному месту.
Томми Айвэн, тренер «Ред уингз», был вне себя. Он пытался привлечь к себе внимание судившего встречу рефери Джорджа Грейвела, требуя наказания для Кеннеди. Когда игра возобновилась, кто-то из детройтцев рубанул Теда Кеннеди крюком клюшки по лодыжке, нанеся тому серьезную травму. Так были созданы предпосылки для одного из самых диких матчей в истории НХЛ. А вторая встреча этой серии, состоявшаяся через 48 часов, сопровождалась непрерывными жестокими драками с использованием клюшек и привела к тому, что в дело решительно вмешался президент лиги Кларенс Кэмпбелл, применивший к драчунам суровые санкции.
Вернемся, однако, к Горди Хоу, которого доставили в больницу. Врач детройтской команды д-р Чарльз Томсью срочно позвонил д-ру Фредерику Шрайберу. К счастью, специалист по нейрохирургии с мировым именем оказался в городе. Вскоре после полуночи д-р Шрайбер решил оперировать пациента, дабы ослабить опасно нарастающее давление на головной мозг. Хоу, рядом с которым неотлучно находился менеджер клуба Джек Эдамс, привезли на каталке в операционную около часа ночи. Находясь в полубессознательном состоянии, Горди все же пытался бормотать Эдамсу какие-то оправдания и извинения за то, что не сыграл в тот вечер лучше. Трепанация заняла полтора часа, и в итоге д-р Шрайбер сумел через дренаж отсосать из-под черепной коробки скапливающуюся там сукровицу. А болельщики в Детройте все это время бодрствовали, ожидая с трепетом и надеждой сообщений. Городские радиостанции продолжали работу, хотя у большинства из них кончилось время вещания. Все они передавали в эфир бюллетени о состоянии здоровья спортсмена.
«Хоу перенес операцию удовлетворительно» – таков был первый бюллетень, вызвавший вздох облегчения всего североамериканского континента. «Он в серьезном, но некритическом состоянии. Жидкость, скопившаяся в черепной коробке в результате удара, отсосана. Он помещен в кислородную палатку, что является общепринятой процедурой после такого рода операции».
Детройт был не единственным городом, который бодрствовал в те предрассветные часы. Вахту нес город Виндзор, на канадском берегу пограничной реки Детройт, а за ним и вся провинция Онтарио. Собственно, вся бескрайняя Канада ожидала сообщений о состоянии здоровья своего сына, уроженца Саскатуна. Хоу играл за американский клуб, но 99 процентов игроков Национальной хоккейной лиги – канадцы, и Горди был таким же любимцем в канадских городах Галифаксе, Монктоне, Виннипеге, Эдмонтоне, Саскатуне или Ванкувере, как и в американском Детройте. Он имел бесчисленных поклонников даже в таких хоккейных центрах Канады, как Монреаль и Торонто, где были собственные хоккейные команды, принадлежащие НХЛ и соперничающие с Детройтом.
Еще в одном городе группа людей не могла заснуть. Команда «Ред уингз» ночевала в Толидо, в 50 милях от Детройта. Поездка на автобусе в ту ночь из Детройта в Толидо, где были сняты номера в гостинице, была мучительно долгой. Проигрыш на своем льду со счетом 0:5 сам по себе достаточно неприятен, чтобы погрузить в тягостное молчание профессиональных хоккеистов. А полная неизвестность относительно того, сколь серьезна травма Хоу, наложила еще одну печать тревоги и печали на все лица. Никто не смел нарушить тишины.
«На всем пути в Толидо мы были похожи на группу больных, – сказал журналистам на следующий день Томми Айвэн. – Я никогда не видел ребят столь подавленными. Никто не помышлял об отдыхе до того момента, пока нам не сообщили, что с Горди будет все в порядке».
Наутро пришла новость, которая волновала всех болельщиков: Хоу вернется в хоккей уже в следующем сезоне.
Через день, когда оцепенение, вызванное наркозом, начало спадать и к Горди вернулась способность различать окружающие предметы и лица, первое, что он увидел, была его мать. Узнав о серьезной травме своего знаменитого сына, миссис Хоу со старшей дочерью Глэдис вылетели тут же в Детройт из своего родного города в далекой Западной Канаде.
…Кэтрин Хоу тихо вошла в палату. Горди лежал совершенно неподвижно, – очевидно, в глубоком забытьи. Его лицо было почти все покрыто бинтами. Мать подошла к кровати и нежно погладила не забинтованную щеку, как это делала много лет назад по утрам в их домике в Саскатуне.
– Эй, индейский вождь, проснись! Это лучшее, что ты можешь сделать для матери, которая пришла тебя проведать.
– Мама, что ты тут делаешь? – спросил Горди, еще не веря происходящему.
– Просто приехала поухаживать за тобой. Как ты себя чувствуешь? – сказала миссис Хоу, улыбаясь.
– Прекрасно. Побаливает голова, но не волнуйся – со мной все будет в порядке.
Приезд матери оказал на Горди стимулирующее воздействие, и выздоровление ускорилось, В приемной больницы росла гора писем и посылок на имя Горди Хоу. Какая-то дама прислала дорогие наручные часы с пожеланиями быстрейшего выздоровления. Горди приносили посылки, и он распечатывал их вместе с матерью. Глэдис забирала письма с собой в гостиницу и старалась ответить всем корреспондентам хотя бы коротеньким благодарственным письмом.
Миссис Хоу и Глэдис гостили в Детройте неделю и были приглашены на следующую игру финальной серии Кубка Стэнли. Это, однако, был матч, в котором долго сдерживаемая ярость игроков наконец прорвала заслоны, и спортивное соревнование превратилось в цепь безобразных жестоких поединков и коллективных потасовок с применением клюшек.
Миссис Хоу впервые была на матче НХЛ, и она покинула зал «Олимпии» в слезах. «Если это хоккей, – рыдала она, – я надеюсь, что мой сын прекратит играть в него».
Начало
Пока миссис Хоу несла вахту у постели сына в больнице, находящейся в незнакомом городе, в чужой стране, в полутора тысячах миль от родного очага, она вспоминала те далекие дни, когда она разрешала маленькому Горди садиться обедать в коньках, с тем чтобы он успевал потом побыстрее вернуться на соседнее замерзшее болото и поиграть в хоккей перед сном.
Было много и других воспоминаний…
Горди Хоу был дитя Великого кризиса. Отец его, суровый и гордый человек, в принципе отвергал пособия, хотя рабочие места ликвидировались, предприятия закрывались одно за другим, а очереди за едой и одеждой становились день ото дня длиннее. Оба – Кэтрин и Альберт Хоу – были по духу настоящие пионеры. Альберт без устали искал работу, чтобы обеспечить свою растущую семью. Для Кэтрин рождение каждого нового ребенка было проблемой, так как приходилось обходиться без помощи врача или акушерки.
Когда на свет появился Горди – а было это 31 марта 1928 года, – она была одна с двумя маленькими детьми. В канадских прериях в это время еще стоит настоящая зима. Лежал глубокий снег. Эб Хоу угнал их упряжку лошадей в Саскатун, где неожиданно получил работу – вывоз грунта со строительной площадки, где рыли котлован. Одновременно с работой он подыскивал жилище для своего растущего семейства и присмотрел домик в конце Восьмой улицы на самой окраине. Это стоило ему 650 долларов – колоссальные деньги по тем временам, – но Эб обязался выплатить эту сумму в течение года.
Кэтрин почувствовала приближение родовых схваток, когда рубила дрова рядом с домиком, где они тогда жили. По предыдущему опыту она знала, что дело это у нее недолгое. И приготовления были скорыми. Она поставила ведро воды на очаг и забралась в постель. Начало новой жизни было нелегким. Мать и новорожденный лежали рядом, ожидая помощи. Миссис Хоу, здоровая молодая женщина, выросшая на ферме и привыкшая преодолевать любые невзгоды, нашла в себе силы встать и даже попыталась расчистить снег, заваливший входную дверь.
Когда Эб вернулся, он крикнул, чтобы его впустили. Его распирало от хороших новостей. Еще бы, он нашел новый дом в Саскатуне! У Кэтрин тоже была добрая весть, однако она была слишком слаба, чтобы впустить мужа через дверь, и ему пришлось лезть в окно. У нее началось сильное кровотечение, и Альберт вскочил на лошадь и поскакал за помощью. Он вернулся с Мэри, сестрой Кэтрин. Мэри забрала сестру и младенца к себе домой, где могла организовать уход за ними. Альберт в это время готовился перевезти остальную часть семьи и нехитрое имущество в свой новый дом на окраине города.
Эб испытывал хронические затруднения в том, чтобы найти постоянную работу для себя и своей упряжки, однако по-прежнему упорно отказывался от пособий по безработице. В конце концов городской муниципалитет назначил его старшим в бригаде мусорщиков.
Пока Горди и его братья с сестрами росли, Эб Хоу помаленьку увеличивал скудный достаток семьи с помощью винтовки и охотничьего ножа. Он был превосходный стрелок и охотился на койотов. Хорошо выделанная шкура приносила от 16 до 22 долларов.
Горди было четыре года, когда он получил свой первый конек – не пару коньков, а именно конек. Ведь Великий кризис был в самом разгаре!
«Масса людей вокруг существовала на крошечное пособие, – вспоминает миссис Хоу. – Соседка, чей муж был тяжело болен, однажды принесла к нашей двери мешок из-под зерна, набитый разными вещами. Она попросила меня купить хоть что-нибудь, чтобы она смогла накормить малыша. У меня не было много денег, но я достала полтора доллара из денег, отложенных на молоко детям, и протянула ей. Затем мы высыпали содержимое мешка на пол. Выпала и пара коньков.
Конечно, Горди немедленно бросился на них. «Это мне!» – кричал он. Ботинки оказались велики. Эдна, младшая сестра, и Горди примерили по одному коньку. Пришлось натянуть по нескольку носков, прежде чем они вышли на лед. Сразу же за нашим домом начиналось замерзшее болото, образованное разливом вод Гудзонова залива, и дети могли гонять привольно там, где сейчас на много миль раскинулся аэропорт Саскатуна. Они катались в любой холод, возвращались обмороженные и исцарапанные, почти плачущие от боли и все же выходили на лед вновь и вновь. Горди буквально изводил Эдну, клянча у нее второй конек, пока не предложил ей выкуп в десять центов. Я дала ему никелевую монету, и сделка состоялась».
Денег по-прежнему было немного. Альберт Хоу напрягал все силы, чтобы содержать растущую семью, в которой уже было четверо сыновей и пятеро дочерей. Было много «дел» и у сынишки: если Горди не участвовал в каких-либо коллективных мальчишеских проделках, значит, он бросал клюшкой старый теннисный мяч в стенку дома, натирая кровавые мозоли в неутолимом желании добиться совершенства в хоккее. Летом он любил плавать и ловить рыбу. Он умел балансировать на плывущих бревнах, как заправский сплавщик. Используя стволы деревьев, которые сплавлялись по реке Южный Саскачеван, Горди и его друзья совершали вымышленные путешествия в Монреаль, Чикаго, Нью-Йорк. Небольшие отмели становились заливами и гаванями этих манящих городов. Ребятишки высаживались в «портах», обследовали новые территории и отправлялись дальше вниз по реке.
За речным поворотом начинался город Саскатун, Мальчишки обычно высаживались напротив старого отеля «Бессборо» и начинали думать, что делать дальше. Больше всего их привлекал старинный стальной мост «Гранд Транк». Его надо было пройти по нижним балкам – и очень быстро, если, конечно, мальчишка отваживался на это, а Горди всегда принимал вызов. В одном месте стальные балки сходились под острым углом, и ребята привязали там веревку. Трюк состоял в том, чтобы зависнуть на этой веревке и написать, вися над провалом, свое имя на нижнем ребре балки. Опасно, скажете вы. Конечно, но какой же сильный духом мальчишка не пытался сделать чего-либо в этом роде! Сорок лет спустя Горди вздрагивает при мысли о том, чем это могло кончиться.
Зимой случались дни отдыха от хоккея. Настоящие лыжи были слишком дороги, но для паренька с Запада не составляет никакого труда найти изогнутые доски от бочки, приделать к ним куски ремня для креплений и выйти из города в прерию поохотиться на зайцев. Из их шкурок выходили отличные рукавицы. В Саскатуне был и лыжный трамплин у моста, которым заканчивается 25-я улица. Этот трамплин существует до сих пор, сейчас к нему вплотную подходит студенческий городок Университета провинции Саскачеван. Просто прыгать на лыжах с трамплина под конец казалось слишком пресным, Горди и его товарищи старались внести в это занятие нечто новое. К примеру, они набивались в сани и неслись вниз со стартовой площадки. Отрыв происходил нормально, чего нельзя сказать о приземлении, так как после удара о поверхность склона обычно все разлетались в разные стороны.
Частью легенды о Горди Хоу является утверждение о том, что он играл в хоккей на улицах и прудах Флорала, учился там и, наконец, что его хоккейная карьера началась во Флорале. Это выдумка, потому что Флорал – железнодорожная станция рядом с зерновыми элеваторами, расположенная посреди прерии в девяти милях восточнее Саскатуна. Когда Горди родился, там стояли только эти элеваторы да сторожка станционного смотрителя у самого железнодорожного полотна. Ничего больше. По прерии в разных направлениях были разбросаны дома фермеров, выращивавших пшеницу. В трех милях от станции жила семья Хоу. Но спустя всего девять дней после рождения Горди она переселилась в город Саскатун.
Именно в Саскатуне учителя и тренеры в школах и на площадках для игр помогли развитию Хоу в его детские годы. И среди них один человек сыграл главную роль советника, наставника, тренера и учителя. Роберт Трики был заместителем директора и одновременно хоккейным тренером школы «Кинг Джордж», где учился Горди Хоу. В этой средней школе и началась его хоккейная карьера – сперва в качестве вратаря, затем защитника, а потом и форварда. Мистеру Трики приписывают легендарный совет, якобы данный Хоу, – оставаться вратарем, если он желает продолжить хоккейную карьеру за пределами Саскатуна. Учитель отказывается подтвердить это замечание. «Однако я не отрицаю его, – говорит он. – Я слышал и читал об этом столько лет, что почти поверил в это». А Хоу, снисходительно улыбаясь, кивает утвердительно и говорит тихо: «Он сказал это».
В «Кинг Джордж» Горди выступал за сборную «Всех звезд» Запада в 1941, 1942 и 1944 годах, когда разыгрывался чемпионат школьников его возраста. Он был капитаном своей школьной команды в 1944 году, и при его участии команда выиграла все 11 матчей, забив 106 шайб и пропустив только шесть. Наилучший результат, показанный командой Горди Хоу. был выигрыш со счетом 20:0.
Фактически на базе школы были созданы две команды. Собственно-школьную тренировал Боб Трики, а команду, составленную из ребят, живших в этом районе, но не обязательно учившихся в «Кинг Джордж», тренировали совместно Берт Ходжес и его жена. Многие утверждают, что подлинным тренером той команды мальчишек Саскатуна была миссис Ходжес, поскольку ее муж в основном проводил время в разъездах. «Не совсем так, – вспоминает миссис Ходжес. – Тренером был все-таки Берт, а я была менеджером (управляющим) и рассыльным – всем понемногу, хотя я, конечно, тренировала ребят, когда Берт отсутствовал.
У нас было двое сыновей, – продолжает она, – которые хотели играть в хоккей, но не за школу. У нескольких наших соседей тоже были сыновья, вот мы и решили создать команду. Это была настоящая сборная, в которой играл кто хотел. Горди жил в нашем районе. Мы пригласили и его. Он был настолько застенчив, что сам ни за что не попросился бы. Он единственный из наших игроков, кто вошел в НХЛ. (Младший сын г-жи Ходжес продолжал заниматься спортом и вошел в олимпийскую сборную Канады 1968 года по скоростному бегу на коньках – Д, В.). Многие утверждают, что они тренировали Горди Хоу, но я не думаю, что кто-нибудь мог претендовать на это с полным основанием. Он сам был настолько целеустремленным мальчиком, что упражнялся часами. И если не было льда, он бросал шайбу или мяч в стену. Он был бы хорош в любом виде спорта, какой ни назвать. Он мог бы стать выдающимся легкоатлетом. Помню, он обошел всех сверстников в состязаниях по прыжкам в высоту, хотя вышел на старт не имея ни обуви, ни формы. На нем были старые, заплатанные брюки, свитер и толстые носки».
Имя Хоу появилось впервые в официальных протоколах Спортивной ассоциации провинции Саскачеван в 1942 году, когда г-жа Ходжес зарегистрировала его в составе «Атлетического клуба школы „Кинг Джордж“ по соответствующей возрастной группе. В феврале 1942 года команда хоккеистов „Кинг Джордж“ добралась до финала первенства провинции и должна была дважды встретиться с чемпионом города Реджайна. Матчи проводились по разу в гостях и дома. Первая игра в Реджайне завершилась ничьей – 3:3, причем Хоу, выступавший в защите, забил все три гола. Газета „Саскатун Стар Феникс“ писала об этом матче: „Хоу был прекрасен и в обороне, и в атаке. Большой и быстрый, он забил все свои голы без посторонней помощи. Кажется, у него многообещающее хоккейное будущее“. Через неделю состоялся ответный матч в Саскатуне. Реджайнцы победили со счетом 7:3 и с общим счетом 10:4 выиграли финал. В ответном матче Хоу забил все шайбы и вынес на себе основную тяжесть игры в защите.
В течение нескольких лет юный Хоу играл имея минимум хоккейного снаряжения. На качественные щитки или иную амуницию просто не было денег, и приходилось надевать ее в очередь с другими ребятами. В каталогах торговой компании «Итон» рекламировались прекрасные щитки. Способный мальчуган обратил однажды на себя внимание одного саскатунского торговца по имени Роли Хоуз. В тот день, когда Горди в одном матче забросил три шайбы и сделал шесть голевых передач, он получил в подарок от Хоуза первые в своей жизни перчатки и щитки.
Два года Горди играл за так называемую родственную лигу, где выступают команды подростков, названные именами знаменитых клубов НХЛ, а ребята берут себе в качестве псевдонимов имена звезд этой профессиональной лиги. Было нечто пророческое в том, что Хоу выступал за «Ред уингз» под именем Сида Хоу, который не был его родственником, а был выдающимся игроком известного клуба из Детройта. «Уингз», где играл Горди, дважды победили в чемпионате своей «малой» лиги, и тренировавший их Джимми Лэнг вспоминает, что Горди был одним из самых результативных членов команды, Горди Хоу было 15 лет, когда его пригласили на тренировочный сбор команды «Нью-Йорк рейнджерс», который проходил в Виннипеге. Джонни Уокер, железнодорожный машинист, который на добровольной основе тридцать лет отыскивал хоккейные таланты для нью-йоркского клуба, отказывается присвоить себе заслугу в открытии Горди.
В Виннипеге Хоу почувствовал себя одиноким и тоскующим по дому. «Я помню, как мне выдали форму „Рейнджерс“ и снаряжение. Я расписался за них, но просто не знал, для чего нужна по меньшей мере половина этих предметов. Я не знал, к примеру, зачем нужен пояс, защищающий пах. Сидел в раздевалке, беспомощно глядя, как будут пользоваться этими вещами другие ребята».
Клуб «Рейнджерс» предложил ему стипендию для учебы в колледже «Нотр Дам» в городе Уилкоксе, провинция Саскачеван. Но он хотел только одного – вернуться домой. Будь в лагере кто-нибудь из его приятелей из Саскатуна, вне всякого сомнения, он подписал бы контракт с «Рейнджерс». Горди не стал задерживаться на сборе. Еще не прошла первая неделя, а он уже был дома.
В Саскатуне Горди по-прежнему обращал на себя внимание хоккейных деятелей. В дом Хоу потоком шли телеграммы с просьбами обсудить профессиональные контракты с многообещающим правым крайним. Шла война, и двое братьев Горди были на фронте. Норман служил на флоте, а Вернон – в сухопутных войсках. Миссис Хоу вздрагивала при виде очередной телеграммы – боялась дурных вестей с фронта.
Наконец был подписан контракт с Фредом Пинкни из Детройта. Решающую роль при этом сыграло то, что в детройтский клуб попали его друзья по команде Джерри Кутюр, Пэт Ланди, Терри Кавано и другие ребята.
В Виндзоре на тренировочных сборах клуба Горди заметил тренер Джек Эдамс. Он наблюдал за тренировкой из партера спортивного зала, в то время как его помощник Томми Айвэн проводил разминку. Неуклюжий малый с покатыми плечами и правосторонним хватом клюшки принял по сигналу шайбу, вкатил в зону нападения, финтом развел в стороны защитников Билла Куэйкенбуша и Джека Стюарта, неожиданно сменил хват, бросил по воротам и забил.
– Кто этот большой мальчуган? – спросил Эдамс Айвэна.
– Не знаю. Их здесь столько, что всех не запомнишь. Как тебя зовут, сынок? – обратился Айвэн к юнцу.
– Хоу, – застенчиво ответил верзила, – Горди Хоу, но я не имею никакого отношения к тому парню из вашей команды, – и он указал на Сида Хоу, одного из ветеранов детройтского клуба. Сид был звездой, и Горди мысленно соперничал с ним.
В конце тренировочного сбора Эдамс предложил 16-летнему Хоу выступать в команде юниоров в городе Голте. И вновь Горди поинтересовался, кто из его знакомых поедет туда. Когда ему сообщили, что несколько его друзей тоже рекомендованы в эту команду, он согласился. Так началась его жизнь в Восточной Канаде.
«А потом, – говорит Хоу, – я сделал самую большую ошибку в своей жизни. Я решил пойти работать, вместо того чтобы продолжить учебу. Мое образование соответствовало нынешним восьми классам, и я подумывал о том, чтобы получить законченное среднее. Я даже пошел записываться в школу, но не продвинулся дальше большого дерева, что росло перед входом. Полагаю, что перевесил интерес к деньгам. Свою первую работу я получил в компании „Метал Индастриз“, где производилась сварка частей системы охлаждения моторов бомбардировщиков „Москито“. Но клубное руководство, опасаясь за мои руки, помогло мне получить новую работу. Я стал контролером, проверял корпуса мин для трехдюймового миномета.
В год окончания войны мы завершали подготовку к сезону в «Олимпии». С жильем в Детройте было плохо, и детройтский Дворец спорта был превращен в гигантское общежитие, даже все коридоры были забиты армейскими койками. С рабочей силой в то время тоже было очень плохо, и поддерживать «Олимпию» в надлежащем виде не было возможности. Развелось много крыс. Мы находили странное развлечение в охоте на них, а иногда использовали убитых тварей в качестве шайб на тренировках.
Мой первый разговор с Эдамсом о контракте состоялся в Акроне, штат Огайо, после того как я забил два гола в товарищеском матче. Джек сказал, что намерен сделать меня настоящим профессионалом, и предложил мне место в «фармклабе» (филиал команды в городе Омахе). Я был на седьмом небе! Контракт был подписан на 2700 долларов, и я отметил его кружкой пива, первой в моей жизни. В тот сезон я скопил 1700 долларов».
Выступая за Омаху, он забросил 22 шайбы, и его решили перевести в Индианаполис (на ступеньку выше в системе профессионального хоккея).
Однако его выступления в ряде товарищеских матчей, предшествующих открытию сезона 1946/47 года, убедили Эдамса в необходимости включить 18-летнего форварда в состав самого большого клуба.
Успех не пришел к Хоу сразу же, в первый его сезон в Национальной хоккейной лиге. Его заявили на 58 игр, но в тридцати из них он просидел на скамейке запасных. Между его первым и вторым голами прошло девять матчей, а между вторым и третьим – одиннадцать. Он провел столько времени на скамейке, что тренер и менеджер команды Джек Эдамс подзабыл его имя и в разгар одной из игр крикнул:
– Давай на лед, Сид!
Хоу не обратил на это внимания.
– На лед, Сид! – зарычал Эдамс.
Хоу оглянулся, чтобы узнать, что задерживает выход Эйбла.
– Это ты – Сид, ты!!! – орал Эдамс, нервно ходя за спиной Хоу.
– Но мое имя не Сид, сэр… – пытался начать объяснение Хоу.
– Какая разница! Давай на лед, Сид! – продолжал Эдамс, дав подзатыльник своему новобранцу.
Хоу понял.
Несмотря на свою рассеянность, Эдамс чувствовал, что под его началом восходит новая звезда, и уже в следующем сезоне Горди начинает играть с двумя лучшими форвардами команды – Сидом Эйблом и Тедом Линдсеем. Так появился знаменитый «конвейер». Абсолютное взаимопонимание Эйбла, Линдсея и Хоу, позволявшее им забивать голы, как с конвейера, послужило основанием для присвоения этой троице коллективного прозвища.
Хоу сыграл свой первый матч в большой лиге в Детройте 16 октября 1946 года против «Торонто мэйпл лифс». Это был матч открытия сезона, и он забросил свою первую шайбу вратарю Турку Броде во втором периоде. Горди привлек также всеобщее внимание своей жесткостью в силовых приемах. Он напал на Сила Эппса в третьем периоде с такой яростью, что знаменитого капитана Торонто увели со льда с тяжелой травмой колена.
Горди Хоу завоевал уважение и восхищение всех знатоков хоккея, и диапазон этих чувств простирался от безусловного обожания и поклонения ему как герою до признаваемого сквозь зубы уважения, которое внушает сила. Он начал, будучи убежденным в необходимости повергать во прах всякого, кто станет на его пути. Он вступал в драки на каждом стадионе лиги и заработал массу ненужных наказаний. И в самом начале его карьеры Эдамс был вынужден вызвать его в свой кабинет и сказать: «О'кей, сынок, ты себя показал. Кончай драться и начинай играть в хоккей».
По своему печальному опыту Хоу знает, что матчи не выигрываются на скамейках для оштрафованных, и поскольку достаточно покаялся в своих грехах, то в своих проповедях для молодых игроков, особенно тех, кто посещает его хоккейную школу, призывает играть жестко, но честно и оставаться вне скамьи штрафников.
Хоу как игрок
Для Хоу-подростка в жизни оставалось мало места для чего-нибудь кроме хоккея. Чуть ли не со времени, когда он научился ходить (а некоторые его биографы лирики утверждают, что он научился кататься на коньках раньше, чем ходить), им овладело страстное желание преуспеть в хоккее. Он был одержим этим всю жизнь. Когда он начал выступать в профессиональном хоккее, он вырезал из газет любую статью, в которой упоминалось его имя, наклеивал вырезки в альбом, чтобы показать их дома приятелям и доказать, что он не зря провел год в большой лиге.
Поначалу пределом его мечтаний было отыграть год в Национальной хоккейной лиге. Затем, когда год шел за годом, он начал думать о десяти годах. Достигнув этой вершины, он размечтался о пятнадцати. И неожиданно ему пришло в голову, что можно подумать и о двадцати.
«Я намерен оставаться в хоккее так долго, как смогу, – говорил Хоу. – Это единственное дело, которое я знаю. Это моя жизнь. В любом другом деле я пропаду».
Карьера Хоу в Детройте делится примерно на три периода. Первый – это годы «конвейера», между 1947 и 1952 годами, когда тройка Горди Хоу – Сид Эйбл – Тед Линдсей вызывала восхищение болельщиков на всех ледовых аренах лиги. Второй называют «годами величия», между 1952 и 1957 годами, когда Детройт доминировал в Национальной хоккейной лиге и ударной силой команды был дуэт Хоу – Линдсей, (после того как Эйбл покинул лед и стал тренером клуба в Чикаго). И, наконец, это условно называемое «десятилетие старейшины хоккея», когда Хоу, как никогда до этого, был движущей силой «Ред уингз» – забивал голы, руководя игрой в защите и атаке в этой долгой вечерней работе на льду. Он продолжал все эти годы совершенствовать свое мастерство, давая товарищам дружеский совет, когда его просили или когда он чувствовал, что это необходимо.
Огромные способности, которые у него были и есть, делают его излюбленной мишенью для сильнейших защитников лиги. Таков же был удел Мориса (Ракеты) Ришара, великого правого крайнего из «Монреаль канадиенс», чья хоккейная карьера часто сравнивалась с хоккейной жизнью Хоу. Тренеры посылали на лед разрушителей с единственной краткой инструкцией: «останови Хоу» или «останови Ришара», «мне плевать, как ты сделаешь это, но останови его».
Это было основным заданием для целой большой группы игроков, и если у них не хватало мастерства, в ход шли другие средства, чтобы избежать ссьтки в клуб низшей лиги за неспособность «разменять» или «подавить» грозного оппонента. Задержки, подножки, удары клюшкой – чего только не использовалось против двух величайших правых крайних, которые когда-либо выступали на хоккейных площадках! Реакция обоих на это была совершенно различна.
Галльский характер темпераментного Ришара вскипал даже при низкой температуре, и малейшая удача его «опекуна» – будь то задержка или разрушение комбинации – часто вызывала у форварда взрыв негодования, переходящий в драку с последующими бесчисленными удалениями и даже пропусками целых игр. Хоу, со своей стороны, решал проблему ответа обидчику с хладнокровием и утонченностью, хотя иногда и давал волю эмоциям и подвергался наказаниям. Парадоксально, что он часто, ссылаясь на собственный опыт, учит молодых хоккеистов, что матчи не выигрывают сидя на скамье штрафников. И тем не менее годы его самой высокой результативности были годами, когда он провел на этой злополучной скамье очень много времени.
Спокойный, сдержанный и даже застенчивый вне хоккейной площадки, он становился злобным и жестоким на льду. По крайней мере, так отзывались о нем некоторые из противников, кто не смог устоять на коньках после встреч с Хоу. Их личная оценка его как игрока весьма неприязненна. Однако даже в ней всегда сквозит уважение. Если свести все мнения этой части игроков команд противников в одно, то выйдет примерно следующее: «Хоу знает, как подчинять себя правилам. Он движется на самой грани свода правил. Сделай что-нибудь ему, и он не даст себе волю и не бросится на тебя. Только после следующей встречи с ним на льду у тебя появятся невесть откуда пять шрамов».
Один игрок, который, очевидно, часто был жертвой обманчивой внешности Хоу, так оценивает его с оттенком невольного изумления: «С этим Хоу трудно. Ты катишься рядом с ним, а у него вид такой, что невольно ожидаешь, что он спросит, как жена или дети. Вдруг ты получаешь локтем по физиономии, клюшкой в ребро и коленом в пах». Оппоненты утверждают в один голос, что у Хоу самые большие и твердые локти в хоккее. В его комнате, набитой хоккейными трофеями и призами, он хранит подарок с ироническим подтекстом, полученный от одного приятеля, – красные налокотники несусветного размера. Они такие, что могли бы служить щитками для ног вратаря семилетнему сыну Хоу.
С другой стороны, у Хоу есть искренние защитники, к числу которых относится, например, Бобби Халл, знаменитая «золотая ракета» из Чикаго. Он отметает доводы критиков: «Хоу не демон на льду, как говорят некоторые. Если ты хочешь играть в хоккей, он тоже будет играть в хоккей. Однако если какой-то парень задумает фолить, то в поединке он всегда будет только вторым. С Горди шутки плохи».
В один из февральских вечеров 1959 года Хоу и Лу Фонтинето сошлись в одной из самых жестоких драк за всю историю профессионального хоккея на льду «Мэдисон сквер-гарден». Фонтинато, который сам себя назначил «грозным мстителем» клуба «Нью-Йорк рейнджерс», налетел на Хоу за то, что тот якобы грубо обошелся с Эдди Шэком. Он сбросил перчатки и приблизился к Хоу, размахивая руками, как пловец кролем. Коньки Хоу в тот момент запутались в сетке ворот.
«У меня не было иного выхода, кроме драки», – сказал потом Хоу, удивленный тем, что противник напал на него, не думая прикрываться. Целую минуту Горди лупил его наотмашь, пользуясь тем, что судьи позволили им подраться. Хоу обрушивал страшные удары на лицо Лу, подобно дровосеку. Нос Фонтинато был сломан в пятый раз за его хоккейную карьеру.
«Рейнджерс» укрыли Фонтинато от посторонних взоров сперва в кабинете первой помощи, а затем переправили его в больницу. Но и там суровый и гневный защитник продолжал бушевать: «Пусть Хоу не думает, что он Джек Демпси (чемпион мира по боксу в тяжелом весе – Д. В.), только потому, что он упрятал меня сюда».
«Я пришел играть в хоккей, а не драться», – сказал на это Хоу. Лу не знал, что Хоу играл в тот вечер с поврежденными ребрами. Один удар в область грудной клетки – и лучший хоккеист был бы отправлен в больницу.
Возможно, самый большой комплимент мастерству владения клюшкой и бега на коньках, которым обладал Хоу, был отпущен центральным нападающим Сидом Эйблом, который сказал, что у него в целом есть претензии к стилю игры его правого крайнего. Это было вскоре после создания «конвейера». Эйбл как-то заметил: «У меня нет особых возражений против его обводки, но зачем обводить одного и того же игрока три раза подряд?»
Главное оружие Хоу – его быстрый кистевой бросок. Он наиболее опасен в радиусе от 15 до 20 футов (от 3,5 до 6 метров) от ворот. Врожденные способности и выработанная сноровка позволяют ему самые трудные приемы выполнять так, что со стороны это выглядит легко и просто. Его огромная физическая сила сосредоточена глазным образом в плечах, мышцах корпуса и мощных кистях, которые у него такие большие, как у иного атлета верхние части рук. Хоу скользит по льду длинным, плавным, накатистым шагом. Он может без видимого усилия резко ускорить бег, так что избегает столкновения с противником, решившим применить силовой прием. Когда он как бы с ленцой, раскачиваясь движется с шайбой в зоне команды соперников, трудно представить, что на самом деле он замышляет свой коварный бросок, выбирая лишь, с какой стороны бросить – справа или слева.
За 26 лет, что Хоу выступал за «Ред уингз», команда имела всего пятерых капитанов. Каждый игрок «конвейера» провел на этом мостике свой срок. Горди нравилась политика Эдамса, который передавал звание капитана и лидера команды хоккеистам старшего поколения по очереди и делал это через каждые четыре-пять лет, Эйбл был первым капитаном, за ним последовали Линдсей, Келли, Хоу и Дельвеккио.
Главной обязанностью капитана профессиональной команды является обеспечение связи между игроками и администрацией. Проблемы возникают часто, и дело капитана помогать в поисках решений. Если он сам не может принять решения в одиночку, он выносит его на обсуждение с администрацией. Капитан и три его помощника в команде носят на свитерах буквы «С» или «А». Они – и только они – имеют право обращаться к рефери во время матча.
Хоу был назначен капитаном в 1957 году. На следующий год, однако, «Ред уингз» не попали в финальные серии игр на Кубок Стэнли, впервые с тех пор, как он стал профессионалом. Тренер Сид Эйбл высказал весьма нелестное для Хоу предположение, что тому недостает качеств капитана, в частности страсти, огня. Эдамс не согласился с такой оценкой. «Вы должны четко определить, что значит „страсть, огонь“, – сказал он. – Хоу вдохновляет всю команду своей игрой