С.Н. Павлов
С Ферапонтовым монастырем связаны имена ряда видных деятелей древнерусской культуры и ярких исторических фигур прошлого нашей страны. Ему было суждено сыграть роль одного из тех культурных очагов северо-востока Руси, чудный свет которого дошел до нас сквозь мглу веков. И это заставляет с благодарностью вспоминать не только тех, кто создавал архитектурные, художественные и литературные сокровища Ферапонтова, но также и тех, кто посвятил свою жизнь изучению и сохранению этого уникального памятника российской древности.
Среди них в первую очередь следует назвать Ивана Ивановича Бриллиантова. Вся его жизнь была связана с Белозерским краем, который он любил всей душой. При этом Ферапонтову здесь принадлежало особое место. Это была его родина, в чью историческую почву уходили его духовные корни. В изучении ее истории и актуальном выявлении ее культурного наследия и нашел он свое подлинное призвание, заслужившее ему нашу благодарную память.
Всем, кто серьезно интересовался Ферапонтовым монастырем, знаком написанный И.И. Бриллиантовым его исторический очерк, появив шийся в печати в 1898 г. и по сей день остающийся наиболее обстоятельным трудом в этой области [1]. Популярное по своим целям сочинение, в силу собранных в нем документальных сведений и аргументированных суждений самого автора, до сих пор представляет известную научную ценность.
Однако, говоря о работе И.И. Бриллиантом по собиранию и научной обработке источников по истории Ферапонтова монастыря, принесшей ему заслуженную известность, нельзя пройти мимо и другой, до сих пор неизвестной стороны его деятельности, связанной с сохранением этого уникального архитектурного ансамбля и находящихся там бесценных художественных сокровищ. Дошедшие до нас документы личного архива И.И. Бриллиантова позволяют восполнить известную по другим источникам историю начавшегося в первые годы XX в. изучения памятников Ферапонтова монастыря, попыток их реставрации, а также последовавшей в после революционные годы их музеефикации.
Иван Иванович Бриллиантов родился 25 января (ст.ст.) 1870 г. в селе Цыпино Кирилловского уезда Новгородской губернии, где его отец Иван (Иоанн) Михайлович Бриллиантов (ум. 5.1.1905) состоял священником местной Ильинской церкви [2].
Цыпино, находившееся в полутора верстах от Ферапонтова монастыря, еще с ХУ в. являлось монастырской вотчиной [3]. Впервые церковь во имя пророка Илии на Цыпинском погосте упоминается в 1533 году [4]. На ее месте в 1755 г. была выстроена другая деревянная церковь, сохранившаяся до наших дней. Она представляет из себя башню из четырех убывающих восьмериков на крестчатом основании с подклетом и примыкающей к ней трапезной. Наряду с деревянным, на Цыпинском погосте с 1800 г. существовал и каменный храм с двумя престолами: во имя Димитрия Солунского и Георгия Победоносца [5].
Семья Бриллиантовых, кроме отца и матери, Ларисы Андреевны (ум. 1918), насчитывала семь детей пять братьев и две сестры. Иван был среди них вторым. В своем воспитании и образовании он прошел обычный для детей духовенства путь: десяти лет от роду поступает в Кирилловское духовное училище, в 1884 г. переходит в Новгородскую семинарию, а в 1891 г. способный молодой человек становятся студентом С.-Петербургской духовной академии. Здесь в это время уже учился его старший брат Александр (1867–937), впоследствии известный церковный историк, профессор академии, долгие годы бывший для Ивана Ивановича самым близким человеком [6].
В 1894 г. И.И. Бриллиантов успешно окончил академию, удостоившись степени кандидата богословия за курсовое сочинение "Анастасий, библиотекарь римский". Этот труд [7], посвященный видному западному церковному деятелю и писателю IX в., бывшему свидетелем и участником событий, обозначивших последующий раскол между греческим Востоком и латинским Западом, обнаружил способность начинающего исследователя работать с источниками, умело прослеживая и объективно оценивая события далекого прошлого [8].
Бриллиантова оставляют при академии на 1894/95 учебный год в качестве профессорского степендиата, что являлось несомненным признанием в нем задатков ученого. Однако научной карьеры в дальнейшем он так и не сделал, а стал верным помощником своего знаменитого старшего брата, занявшего в академии после кончины В.В. Болотова в 1900 г. кафедру общей церковной истории.
В 1895–1906 гг. И.И. Бриллиантов занимал в академии хлопотную должность помощника инспектора. С 1897 г. к этому прибавилась работа преподавателя арифметики в епархиальном женском училище, где в 1906–1915 гг. он преподавал также историю и географию. Наконец, с сентября 1915 г. он вел курс латинского языка в Александро-Невском Антониевском духовном училище [9]. В 1918 г., некоторое время спустя после закрытия духовных учебных заведений, Иван Иванович покинул Петроград и окончательно вернулся в Цыпино, куда до этого в течение тридцати восьми лет наведывался лишь в каникулярное время [10]. Здесь он в 1919 г. избирается членом сельсовета [11]. В 1920–1922 гг. И.И. Бриллиантов состоял сотрудником подотдела по делам музеев и охране памятников искусства и старины Кирилловского уездного отдела народного образования [12]. Известно, что в дальнейшем он был членом ревизионной комиссии цыпинской церкви [13]. Скончался И.И.Бриллиантов в 1934 г. Таковы внешне скромные вехи жизни этого человека.
Первой работой И.И. Бриллиантова, посвященной истории родного края, была небольшая статья "Кирилло-Белозерский первоклассный монастырь (к 500-летию существования)", написанная им в Кириллове в начале июля 1897 г. [14]. Она появилась вскоре в популярном петербургском журнале "Русский паломник" [15]. Будучи малой по объему, данная работа отличалась достаточной информативностью, знакомя читателя с основными этапами истории монастыря и его достопримечательностями.
Однако еще ранее, в 1895 г., Иван Иванович принимается за труд, который, собственно, и принес эму настоящую известность — исторический очерк Ферапонтова монастыря [16]. Основную трудность в этой работе являло то обстоятельство, что документы Ферапонтова монастыря не составляли к этому времени единого собрания, будучи рассеянными по разным архивам [17]. И.И. Бриллиантову удалось изучить многие из них, проливающие достаточный свет на историю развития монастыря как культурного очага и хозяйственной единицы Древней Руси. Так, им были просмотрены связанные с Ферапонтовым рукописи находившихся в библиотеке Петербургской духовной академии Софийского и Кирилло-Белозерского собраний, рукописи Публичной библиотеки, а главное — архив самого монастыря, еще остававшийся на своем исконном месте [18].
Работая над очерком, он внимательно обследовал архитектурный ансамбль упраздненной к тому времени обители, дав первое его подробное описание. Имевшаяся научная литература и издания источников, так или иначе соприкасавшихся с избранной И.И. Бриллиантовым темой, также были внимательно им изучены, и их данные обобщены на страницах очерка [19].
Эта работа, как и упомянутая статья, посвященная Кирилло-Белозерскому монастырю, была написана ad hoc — в связи с наступавшим в 1898 г. 500-летием Ферапонтова монастыря. В этом году очерк стал выходить отдельными главами в журнале "Странник", а на следующий год вышел и отдельной книгой.
Характерно, что автор привлекает внимание читателя к Ферапонтову монастырю как месту заточения патриарха Никона во время его опалы (декабрь 1666 — июнь 1676). Собственно теме пребывания Никона на Белоозере он посвятил специальный очерк, также появившийся на страницах "Странника" [20], и составивший затем при издании книги одно целое с историей Ферапонтова монастыря. Интерес к Никону как борцу за самостоятельность церкви против государственной "опеки", распространенный среди церковных ученых и общественных деятелей второй половины XIX — начала XX в., вызвал к жизни множество сочинений, посвященных его личности [21]. Не удивительно, что И.И. Бриллиантову Никон представлялся самой яркой исторической фигурой, которая оказалась связанной с известной тогда лишь узкому кругу историков обителью, упраздненной в самом конце ХVШ в. Обстоятельством десятилетнего заточения Никона в Ферапонтове, автор и стремился обратить внимание широкого читателя на историческую судьбу и современное состояние замечательного очага древнерусской культуры.
По своей композиции книга И.И. Бриллиантова разбивается на две почти равные части. Первая часть содержит общий исторический очерк Ферапонтова монастыря и знакомит с его окрестностями, а вторая посвящена пребыванию в нем Никона. Имеются в книге и два приложения: список монастырских настоятелей, планы монастыря ХVШ и конца XIX в.
Для нас особый интерес имеет первая часть книги. И.И. Бриллиантов подробно рассматривает здесь жизнеописания основателя монастыря Ферапонта (ум. l426), его преемника Мартиниана (ум. 1483), а также начальную историю обители [22]. Затем он обращается к "временам ее процветания" при Мартиниане и его ближайших преемниках и прослеживает внешний рост монастыря и его состояние до конца ХVШ в. Краткая 8 глава посвящена упадку Ферапонтова в конце ХVII–ХVШ вв., упразднению монастыря в 1798 г. и превращению его в приход. Далее автор предлагает путеводитель по Ферапонтову и его окрестностям.
Немалую ценность книге И.И. Бриллиантова придает то обстоятельство, что мимо его внимания не проходит ни одна фигура русской истории и культуры, связанная с Ферапонтовым. Здесь мы найдем сведения о видных церковных деятелях, постриженниках монастыря: епископах Пермском Филофее (ум. 1508), Ростовском Иоасафе Оболенском (ум. 1513), Суздальском Ферапонте (ум. 1543), а также об основателе Учемского монастыря под Угличем Кассиане Греке (в миру князь Константин Макнувский /Мавнукский/ ум. 1504). Останавливается И.И. Бриллиантов и на связях с Ферапонтовым монастырем и его игуменом Мартинианом видного писателя ХV в. Пахомия Логофета — автора известного жития Кирилла Белозерского. Особое внимание обращается на тот факт, что Мартиниан, в течение долгого времени руководивший жизнью обители, "успел сообщить ей характер духовно-просветительного центра". Следуя своему учителю Кириллу Белозерскому, он организовал в монастыре переписку книг, ставшую одним из главных послушаний для иноков [23].
Интересны сведения, сообщаемые И.И. Бриллиантовым о видном русском писателе конца ХV–начала ХVI вв. митрополите Киевском Спиридоне. Родом тверинин, посвященный Константинопольским патриархом Рафаилом в митрополиты для Литвы, но не принятый королем Казимиром, он прибыл в 1483 г. в Москву, после чего Иван Ш отправил его в заточение в Ферапонтов, вменив ему в вину "поставление в области безбожных турок погансного царя" [24]. Здесь Спиридон пробыл, кажется, до своей кончины. Сознавая значение трудов Спиридона, И.И. Бриллиантов останавливается на написании им в Ферапонтове "Изложения о православной истинной нашей вере", имевшем целью как самооправдание, так и доставление средства борьбы с появившейся тогда в Новгороде "ересью" жидовствующих, а также на литературной обработке житий Зосимы и Савватия Соловецких, сделанной по записям соловецкого игумена Досифея, обратившегося к Спиридону по указанию новгородского архиепископа Геннадия [25].
Обращается в книге внимание еще на одного писателя — ферапонтовского инока Паисия, автора "Сказания о сочетании второго брака", которое осуждало развод Василия Ш с Соломонией и женитьбу его на Елене Глинской. Следуя мнению Макария (Булгакова) и Д.И. Иловайского, И.И. Бриллиантов относит это произведение ко второй половине ХVI в. (по-видимому, к времени после смерти Ивана Грозного) [26]. При этом им высказывается предположение, что судя по языку, "тяжелому, книжному, изобилующему нерусскими словами и непонятными речениями", Паисий был "одним из греков, которых в то время нередко можно было встретить в русских монастырях" [27].
Но особый интерес для нас сейчас представляет другое "предположение" И.И. Бриллиантова. Касаясь сооружения в Ферапонтове в конце ХV—начале ХVI в. (между 1492 и 1503 гг.) собора в честь Рождества Богородицы [28], он впервые в литературе приводит надпись, сохранившуюся на арке северных дверей этого храма и сообщающую обстоятельства его постройки. В надписи указан "Деонисие иконник съ своими ча[ды] ". При этом И.И. Бриллиантов замечает: "Упомянутый здесь Дионисий иконник не тот ли знаменитый в свое время иконописец Дионисий, которому в 1482 г. заказывал писать иконы архиепископ Вассиан (ПСРЛ, VI, 233)?" [29]. Таким образом, в исторической литературе впервые был упомянут Дионисий как автор ферапонтовских фресок, составляющих в XX в. славу как самого художника, так и монастыря, в котором он трудился с сыновьями [30].
Работа И.И. Бриллиантова встретила положительный прием в научных кругах. "Журнал Министерства народного просвещения" поместил о ней весьма теплый отзыв [31]. Подробную рецензию на очерк дал выдающийся русский ученый Н.К. Никольский, автор замечательного труда "Кирилло-Белозерский монастырь и его устройство до второй четверти ХVII века (1397–1625)", первый выпуск которого появился в 1897 г. [32].
Отметив разрозненность и неизученность источников, связанных с Ферапонтовым, он писал, что "нельзя... не дорожить такими историческими очерками, которые, не стремясь к возможной полноте, довольствуются тем, что знакомят нас с материалами, как письменными, так и вещественными, уцелевшими в местных учреждениях (и не обеспеченных в своей дальнейшей сохранности)" [33]. Причислив труд И.И. Бриллиантова "к разряду подобных исторических опытов", Н.К. Никольский относит к заслуге автора как обобщение уже известных науке данных, так и введение в научный оборот новых источников, для чего были использованы неизвестные материалы архива, уцелевшие в упраздненном монастыре [34].
Указанный отзыв, кроме того, содержал ряд важных поправок и дополнений к работе И.И. Бриллиантова, а также имел приложение, содержавшее 16 документов из собственного собрания Н.К. Никольского, имевших непосредственное отношение к ссылке патриарха Никона на Белоозеро и к состоянию Ферапонтова монастыря в ХVII века [35]. Таким образом, будучи по своему назначению служебным документом, он в тоже время приобретал особую научную ценность.
По отзыву Н.К. Никольского, бывшего тогда ординарным профессором Петербургской духовной академии, труд И.И. Бриллиантова был удостоен премии имени Марии и Василия Чубинских, присуждавшейся советом академии за лучшие популярные произведения богословского или церковно-исторического содержания [36]. Но помимо своей научной ценности данная работа имела и важное общественное значение. Тираж книги был доведен до 1500 экземпляров [37]. Министерство народного просвещения, в свою очередь, рекомендовало очерк "Патриарх Никон в заточении на Белоозере" для библиотек средних учебных заведений и народных читален [38]. Но главное заключалось в том, что своим появлением труд И.И. Бриллиантова обратил общественное внимание на бедственное положение Ферапонтова и на необходимость принятия срочных мер к сохранению архитектурного ансамбля бывшего монастыря и его художественных сокровищ. Особую важность сыграл здесь отклик настоятельницы Иоанно-Предтеченского Леушинского женского монастыря в Новгородской епархии игуменьи Таисии. Образованная, энергичная и хозяйственная, она не только привела Леушинский монастырь в "полное благолепие", но и проявила заботу об устройстве еще трех обителей в разных губерниях [39]. В январе 1900 г., благодаря И.И. Бриллиантову за присланную книгу, "этот многополезннй и священный труд", она писала: "Прочтение его произвело на меня то впечатление, что во мне возгорелось сильное желание возобновить эту старинную святую обитель, превратив ее, конечно, в женскую. Не почтите, добрейший Иван Иванович, эти слова моя пустыми, как говорится, для прикрасы сказанными, — Вы знаете, что я не из таковых, говорю Вам серьезно, что я даже задумывалась — как бы осуществить эту мысль; одно только что решительно обескураживает меня, то это сознание, что неудобно же мне самой навязываться на такие дела, а если бы хоть малейший намек со стороны архиепископа — я бы не отказалась" [40].
Еще ранее И.И. Бриллиантов получил одобряющий отклик на свою книгу от влиятельного церковного деятеля того времени кронштадтского протоиерея И.С. Сергиева, оказывавшего покровительство Леушинскому монастырю [41].
Трудно сказать, дождалась ли игуменья Таисия столь желанного "намека". Но, во всяком случаев, 2 мая 1903 г. она представила рапорт на имя архиепископа Новгородского и Старорусского Гурия, в котором мысль о возобновлении Ферапонтова монастыря представила как полученное ею завещание от скончавшегося в 1892 г. митрополита Новгородского и С.-Петербургского Исидора [42]. В свою очередь архиепископ Гурий поддержал стремление Леушинской игуменьи открыть в Ферапонтове женский монастырь, о чем подал в Синод пространный рапорт от 17 сентября 1903 г. [43]. Вопрос решался недолго. Уже 12 декабря 1903 г. последовал синодальный указ об открытии Богородице-Рождественского Ферапонтова монастыря "с таким числом инокинь, какое обитель в состоянии содержать на свои средства'' [44]. Из этого следует, что открывавшийся монастырь становился заштатным, т.е. не получавшим содержания от казны. Правда, монастырь получал угодья, позволявшие наладить собственное хозяйство: Леушинский монастырь дарил ему 87 десятин леса, а сход ферапонтовских крестьян вынес приговор пожертвовать для него 204 десятины земли [45].
Первые два года, во время начального устройства новой обители, ею управляла, сама Таисия, время от времени отлучавшаяся из Леушина, находившегося на реке Шексне в двадцати верстах от Ферапонтова [46]. А в 1906 г. у Ферапонтова монастыря появилась собственная игуменья — бывшая леушинская казначея Серафима [47]. В первый год после восстановления монастыря здесь были выстроены два двухэтажных деревянных корпуса для насельниц, перебравшихся также из Леушина [48]. В 1909 г. при монастыре открылась церковно-приходская школа с рукодельными курсами для девочек [49]. К 1911 г. общая численность монахинь и послушниц равнялась семидесяти, а в дальнейшем их число возрастало [50].
Однако начавшиеся в 1904 г. ремонтные работы в связи с возобновлением монастыря чуть было не сыграли роковую роль в искажении первоначального архитектурного облика монастырских строений. К счастью, находившийся в Ферапонтове 28–30 мая 1904 г. архиепископ Гурий своевременно сообщил о предполагаемых переустройствах в императорскую Археологическую комиссию. Последней, для выяснения архитектурно-художественных достоинств зданий монастыря, в том же году был послан видный археолог академик П.П. Покрышкин [51].
Следует отметить, что серьезные опасения за свою дальнейшую судьбу вызывал тогда главный архитектурно-художественный памятник Ферапонтова — Богородице-Рождественский собор. К указанному времени в его куполе образовались большие трещины, а пол местами провалился от сгнивших накатов и балок. В связи с этим архиепископ Гурий распорядился, чтобы в нем не совершались богослужения [52].
На следующий год Археологическая комиссия командировала в Ферапонтово экспедицию, в которую, кроме ее руководителя П.П. Покрышкина, вошли студенты-архитекторы К.К. Романов и М.Е. Сунцов. Ими были произведены обмеры и описания всех монастырских строений. К.К. Романову, который, по отзыву П.П. Покрышкина, "с истинно юношеским пылом" взялся за дело, принадлежат обмер и научное описание Богородице-Рождественского собора, а также проект его реставрации. Результаты работ экспедиции были опубликованы в 1908 г. в "Известиях имп. Археологической комиссии" и одновременно вышли отдельным изданием.
Реставрационные работы в монастыре предстояли большие. Однако с самого начала обнаружилась нехватка средств [53]. В 1908 г. архиепископ Гурий выделил монастырю сумму из своих личных сбережений на восстановление сводов и ремонт в трапезной Благовещенской церкви (по проекту П.П. Покрышкина), т.е. на продолжение работ, уже начатых в 1904 г. [54]. В июне 1909 г. Ферапонтово посетил бывший товарищ обер-прокурора Синода сенатор В.К. Саблер, которому К.К. Романов давал пояснения при осмотре монастырских древностей. По сообщению И.И. Бриллиантова, В.К. Саблер обещал выхлопотать ассигнования на реставрацию Богородице-Рождественского собора [55].
Упомянутая поездка В.К. Саблера, занимавшего тогда должность члена Училищного совета при Синоде, была связана с его участием в праздновании 25-летия Леушинской монастырской церковно-учительской женской школы. После леушинских торжеств 17 июня 1909 г. он отправился в Ферапонтово на открытие школы при монастыре, расходы на постройку которой были частично оплачены Училищным советом. Вместе с В.К. Саблером Ферапонтов монастырь посетил (тогда, впрочем, уже не впервые) помощник синодального наблюдателя церковно-приходских школ, замечательный историк русского искусства В.Т. Георгиевский, которому довелось сыграть особо выдающуюся роль в изучении художественных памятников Ферапонтова [56].
В 1911 г. Комитетом попечительства о русской иконописи (Петербург) была выпущена книга В.Т. Георгиевского "Фрески Ферапонтова монастыря", явившаяся первым серьезным трудом, посвященным великому русскому иконописцу Дионисию и его школе. Блестящая догадка И.И. Бриллиантова спустя чуть более десятилетия нашла, таким образом, свое не менее блестящее научное подтверждение. Прекрасный альбом, содержащий 7 цветных и 40 черно-белых таблиц, познакомил общественность с шедеврами, занявшими отныне прочное место в истории русского искусства.
В своих трудах по изучению архитектурно-художественного наследия Ферапонтова П.П. Покрышкин и К.К. Романов широко использовали книгу И.И. Бриллиантова в качестве основного исторического пособия. Что же касается В.Т. Георгиевского, то, характеризуя ее как "обстоятельный и научно ценный труд", он в предваряющем свое исследование кратком историческом очерке хотя и пользуется общим планом бриллиантовской монографии, однако проявляет при этом самостоятельность в обращении к источникам и пособиям [57].
В октябре 1910 г. вместо ушедшего на покой престарелого архиепископа Гурия (ум. 1912) новгородскую кафедру занял архиепископ Арсений, в прошлом ректор Московской духовной академии, знаток и деятельный любитель русской старины [58]. В июне 1911 г., обозревая епархию, он посетил и Ферапонтов монастырь. Вместе с ним находились В.Т. Георгиевский и другой видный русский искусствовед — Ю.А. Олсуфьев [59]. И хотя к этому времени трудами насельниц и пожертвованиями благотворителей монастырь приобрел обжитой вид, состояние его главной достопримечательности, Богородице-Рождественского собора, оказалось катастрофическим. Вот как описывал его сам Арсений: "...цоколь стен и пилонов слаб, так как кирпич перепрел и высыпался. Особенно плох цоколь в подвале cеверо-восточной части собора. Здесь почти на треть толщины стены кирпич высыпался, и выше появились большие трещины. Собор треснул в двух взаимно перпендикулярных направлениях по главным осям, минуя лишь барабан купола... Эти трещины достигают в некоторых своих частях 0,04 сажени и грозят собору разрушением" [60].
Понятно, что монастырь не имел достаточных средств для проведения срочных восстановительных работ в соборе. Это побудило архиепископа Арсения обратиться в Синод зa разрешением провести всероссийский тарелочный сбор по церквам для их скорейшего осуществления. Такое разрешение было получено 6 февраля 1912 г. А 28 апреля того же года в органе Синода "Прибавления к Церковным ведомостям" (№ 17, с. 691–698) за подписью Арсения появилась пространная статья "Ферапонтов монастырь", дающая его историческое и архитектурно-художественное описание, при этом особое внимание общественности обращалось Арсением на бедственное положение Богородице-Рождественского собора.
Ставя Дионисия на один уровень по своему значению с Андреем Рублевым, Арсений подчеркивал, что он "был крупной художественной личностью и оставил по себе глубокий след в русском искусстве, оказав на него могучее влияние"[62]. "Ферапонтовская роспись, — заканчивалась статья, — является до сих пор единственным памятником на Руси XV в. (выделено в тексте статьи — С.П.). Сохранение и спасение его от гибели составляют долг всякого любящего... родную старину. Обветшавший, заброшенный в течение двух столетий храм грозит рухнуть, и тогда этот единственный, сохранившийся в такой значительной полноте драгоценный памятник славного прошлого нашего искусства безвозвратно погибнет» [63].
Сбор пожертвований на восстановление собора в Ферапонтовом монастыре был назначен на 27 мая – день церковной памяти основателя обители Ферапонта. Перед этим в храмах проводились разъяснительные беседы, целям которой и служила, в частности, указанная статья архиепископа Арсения [64]. На собранные в 1912 г. средства в монастыре удалось осуществить самые неотложные работы по укреплению Фундаментов древних сооружений, а также замене в них балок и полов [65].
Между тем возникал вопрос о комплексной реставрации всего монастырского ансамбля. Это побудило архиепископа Арсения вновь обратиться в Синод с представлением о разрешении в этот раз всероссийского кружечного сбора "на поддержание Ферапонтова монастыря в достодолжном виде". Последнее было дано 31 января 1914 г. [66]. Не забыл своего обещания и В.К. Саблер, ставший к тому времени обер-прокурором Синода. По его представлению, независимо от суммы сборов, из средств казны на реставрацию Ферапонтова монастыря в 1914 г. было выделено 35 тысяч рублей [67].
Тогда же, в 1914 г., началась разработка реставрационного проекта, которая была поручена петербургскому архитектору А.Г. Вальтеру. Последний, в свою очередь, обратился к И.И. Бриллиантову с просьбой подготовить необходимые для этой цели описания древних монастырских строений [68].
Таким образом, мы видим, что интерес к Ферапонтову монастырю и его памятникам, вызванный первоначально очерком И.И. Бриллиантова, в предреволюционные годы все более возрастал. Судя по всему, и сам Иван Иванович, обычно проводивший каникулярное время у себя на родине, продолжал его изучение [69]. Но особое значение деятельность И.И. Бриллиантова, связанная с Ферапонтовым, приобрела в послереволюционные годы, когда он переселился в Цыпино. Здесь в течение более чем трех лет, в трудные годы начального становления советского музейного дела, он отдавал все силы охране архитектурных и художественных сокровищ древней обители.
Замечательным материалом, могущим служить источником по истории Ферапонтова в период его музеефикации, являются письма Ивана Ивановича своему брату профессору А.И. Бриллиантову, состоявшему с 1921 г. библиотекарем в Государственной публичной библиотеке в Петрограде-Ленинграде.
В 1920–1922 гг. И.И. Бриллиантов являлся штатным сотрудником музейной секции подотдела искусств Кирилловского уездного отдела народного образования. В обязанности И.И. Бриллиантова входила забота о хранении находившихся в Ферапонтовом монастыре древних икон, а также работа по их описанию. Условия труда на первых порах были не из легких. Иконы были сложены в холодном помещении надвратной церкви Богоявления, где в январские морозы находиться можно было не более двух часов [70].
Первые послереволюционные годы ознаменовались, как известно, развертыванием работ по реставрации памятников древнерусской живописи. В июне 1918 г. при Музейном отделе Наркомпроса была образована специальная комиссия по их сохранению и раскрытию. Ее председателем стал И.Э. Грабарь, объединивший вокруг себя группу энтузиастов: художников-реставраторов, искусствоведов, архитекторов. Ужа 1918 г. был отмечен исключительными по своей важности, работами по раскрытию фресок в Дмитриевском и Успенском соборах во Владимире, Боголюбской и Максимовской икон Божией Матери, иконостаса Благовещенского собора Московского Кремля, икон в Кирилло-Белозерском монастыре. Кроме того, в Звенигороде в октябре того же года реставратору Г.О. Чирикову удалось найти три доски, оказавшимися после расчистки тремя, иконами ("Спас", "Архангел Михаил" и "Апостол Павел") из звенигородского чина Андрея Рублева [71].
Не ускользнул от внимания комиссии и Богородице-Рождественский собор Ферапонтова монастыря. Интересы сохранения и последующей реставрации, находившихся в нем икон, написанных Дионисием и его мастерской и в 1915 г. вынутых из иконостаса, потребовали укрепления бумагой. Эту работу осенью 1918 г. произвел П.И. Юкин, бывший, по отзыву И.Э. Грабаря, "осмотрительнейшим и опытнейшим мастером" [72]. Сведение об этом мы находим в письме И.И. Бриллиантова от 23 января 1920 г. [73]. Тогда же, по-видимому, им были раскрыты иконы Иоанна Предтечи и частично архангела Михаила из деисусного чина, а также произведена пробная расчистка иконы Богоматери Неопалимая Купина. Так было положено начало работам по раскрытию ферапонтовских икон, к которым П.И. Юкин вместе с Е.А. Домбровской смог приступить только в 1930 г. [74]. Первое же посещение им Ферапонтова было связно с экспедицией реставрационной комиссии в Кирилло-Белозерский монастырь осенью 1918 г., которой руководил видный искусствовед И.А. Анисимов [75].
Серьезный интерес к художественным памятникам Ферапонтова не ослабевал. С 24 июня 1920 г. более месяца там провела известная художница Н.И. Толмачевская, сотрудница копировальной мастерской Л.А. Дурново при Государственном институте истории искусств и Академии истории и материальной культуры в Петрограде [76]. Предметом ее внимания была композиция фрески "Покров", а известным результатом стала копия детали последней "Роман Сладкопевец" [77]. Работы по копированию ферапонтовских фресок были продолжены затем К.М. Бухариной, Р.В. Великановой, Н.В. Винецкой, М.В. Кальфа, Н.К. Лаковеной, Н.М. Малышевой, М.Я. Перепелкиной, Е.А. Радзиевской, В.С. Рождественской, Е.В. Тонковой, Б.В. Шевяковым, Т.С. Щербатовой-Шевяковой, А.Ё. Эленгорн [78].
Проявлял интерес к ферапонтовским фрескам и видный историк искусств профессор Л.А. Мацулевич, бывший в 20-е гг. помощником хранителя Государственного Эрмитажа и активно сотрудничавший с комиссией Грабаря [79]. В августе 1920 г., во главе группы из семнадцати художников, он, по свидетельству И.И. Бриллиантова, "усердно занимался изучением фресок". Тогда же он дал рекомендации последнему относительно лучшего режима хранения икон, предложив держать их в горизонтальном положении [80]. Второе посещение Л.А. Мацулевичем Ферапонтова состоялось в июне 1921 г., когда он прибыл с группой студентов Института истории искусств [81].
В это же время Ферапонтов монастырь посетил и И.Э. Грабарь "с комиссией из художников и археологов"[82]. Известно, что Грабарь проявлял особый интерес к Дионисию Ферапонтовскому [83], однако ни в его автомонографии, ни в изданном собрании его писем, ни в его статьях, посвященных вопросам древнерусского искусства, ни в трудах, освещающих его деятельность по выявлению и охране памятников русской иконописи, ничего не говорится об этом знаменательном посещении. Приезд И.Э. Грабаря произошел между 23 и 26 июня 1921 г. [84]. Несколькими днями ранее в Ферапонтове были некие "иконописец и художник", занимавшиеся классификацией икон по описи, составленной И.И. Бриллиантовым [85]. По-видимому, это были члены той самой "комиссии", которая прибыла вместе с И.Э. Грабарем и находилась в это время в Кириллове. Дальнейшее изучение деятельности Всероссийской комиссии по реставрации, которую возглавлял И.Э. Грабарь, несомненно прольет свет на обстоятельства этих посещений.
Изучались в те годы также и архитектурные памятники Ферапонтова. В августе 1921 г. в монастырь прибыла из Петрограда экспедиция Института градостроительства. Ее участниками были произведены обмеры древних монастырских сооружений [86]. По-видимому, объектами внимания этой экспедиции был не столько Ферапонтов, сколько Кирилло-Белозерский монастырь, а также и другие архитектурные памятники Белозерья.
Перейдем к еще одной интересной странице из истории Ферапонтова в послереволюционное время. Несмотря на переживаемые трудности, в августе 1920 г. было решено возобновить начавшиеся еще до революции работы по ремонту древних монастырских построек, которые еще сохраняли вид "крайней заброшенности" [87]. На собрании, состоявшемся у игуменьи Серафимы, из местной общественности была образована комиссия по наблюдению за строительными работами. Ее председателем стала Серафима, а секретарем И.И. Бриллиантов [88]. При помощи его брата Вениамина Ивановича Бриллиантова, являвшегося в то время заведующим подотделом искусств Кирилловского отдела народного образования, к концу месяца удалось выхлопотать выдачу продовольственного пайка для четырнадцати рабочих, что позволило в начале сентября приступить к работам [89]. 18 сентября удалось обеспечить дополнительные пайки и привлечь к работе еще двенадцать человек [90]. В своих заботах о сохранении архитектурных и художественных памятников Ферапонтова И.И. Бриллиантов неизменно встречал понимание и поддержку также и со стороны Б.Н. Моласа, назначенного в январе 1920 г. уполномоченным Главмузея по Череповецкой губернии [91]. Ремонтные работы производились как снаружи, так внутри всех четырех монастырских храмов, причем особое внимание, естественно, уделялось Богородице-Рождественскому собору [92]. Руководил работами архитектор В.В. Данилов [93]. В декабре 1920 г. для осмотра работ ожидалась комиссия из Петрограда, направленная Главмузеем [94]. Еще ранее, в ноябре, Кириллов и Ферапонтов монастыри посетил сотрудник Музейного отдела Наркомпроса Е.И. Силин. Его целью было освидетельствование состояния их древних построек и хранения находящихся в них предметов музейного характера. До нас дошло два любопытных документа, составленных им во время этих посещений. Один представляет описание строений и предметов, имеющих музейное значение в Кирилло-Белозерском монастыре, а другой – в Ферапонтове. Их копии сохранились в личном архиве И.И. Бриллиантова [95]. Описание Ферапонтова дает наглядное представление о состоянии монастыря и о находившихся там памятниках искусства.
Мы с благодарностью должны вспомнить всех участников восстановительных работ в Ферапонтове в 1920–1921 гг., во многом обеспечивших дальнейшую сохранность местных памятников архитектуры и живописи.
Несмотря на то, что в соответствии с инструкцией Народного комиссариата юстиции от 24 августа 1918 г. о порядке проведения в жизнь декрета Совнаркома об отделении церкви от государства все церковные угодья, имущества, жилье и служебные постройки подлежали безусловной национализации [96], Кирилло-Белозерский и Ферапонтов монастыри еще продолжали существовать, пользуясь своими помещениям [97]. Правда, в январе 1922 г. предпринималась уже четвертая попытка взять монастырские здания в Ферапонтове под детский приют, но и тогда