Рациональное и эмоциональное в моральном поступке

ПОСТУПОК

Одним из важнейших значений понятия добра считает­ся правильный, моральный поступок.

Понятие поступка

Первое существенное затруднение возникает вокруг са­мого понятия поступка. Всякое ли наше действие можно признать таковым? Ежедневно мы совершаем множество механических действий: переходим дорогу, включаем свет, разговариваем по телефону. Каждое ли из этих проявлений активности имеет отношение к добру и злу? По этому по­воду также существуют два соперничающих мнения. Одно из них предлагает считать поступками, имеющими отно­шения к морали, только значительные события из жизни людей, связанные с необходимостью делать важный выбор. Например, поступление в институт, устройство на работу, вступление в брак и т.д. В этом плане все множественные повседневные действия считаются несамостоятельными, т.е. обусловленными внешним воздействием на нас. Напри­мер, в элементарной операции открытия двери не требуется никакого свободного выбора, а значит, ее следует признать нравственно нейтральной.

Но другая точка зрения настаивает на обратном: любые, даже самые элементарные действия следует оценивать как добрые или злые, поскольку все они имеют последствия, в той или иной степени влияющие на других людей. Так, пе­реходить дорогу можно согласно правилам дорожного дви­жения, а можно нарушать их, подвергая тем самым опасно­сти нескольких людей. Дверь можно открыть аккуратно или же небрежно, задев кого-то, а разговор по телефону можно вести корректно или же грубо. Оказывается, поскольку лю­бой поступок совершен в мире людей, то его нельзя считать нравственно нейтральным.

Представляется, что обе представленные точки зрения впада­ют в крайность и поэтому не отражают сути вопроса. Дело не в том, значительное ли событие нам предстоит в жиз­ни или весьма обыденное; представляет ли собой поступок быстротечное, разовое свершение или включает в себя мно­жество составных действий. Для этики важно, насколько поступок зависел от нас самих, определялся именно нашим решением, и какую ценность мы желали посредством него реализовать. В этой связи нам важно упомянуть мнение основателя этики Аристотеля. Он полагал, что поступок, который может быть назван добродетельным, должен отве­чать следующим критериям.

Во-первых, он сознателен, т.е. мы должны отчетливо понимать, что мы делаем и чего таким образом избегаем. Отсюда чисто механические действия, производимые нами во многом неосознанно, не подходят под данный крите­рий. Разумеется, они влекут за собой определенные поло­жительные либо отрицательные последствия, но далеко не очевидно, что мы несем за них полную ответственность.

Во-вторых, поступок избирается преднамеренно, т.е. мы ясно осознаем цель, которую хотим достичь, и выбираем средство для ее достижения из нескольких возможных аль­тернатив.

Наконец, в терминологии Аристотеля, поступок отличает «уверенное и устойчивое» совершение. Здесь име­ются в виду ситуации, когда поступок представляет собой совокупность многих действий или других поступков. На­пример, один человек решил сменить место работы. Для достижения данной цели ему потребуется выполнить немало других операций, но только уверенное, устойчивое и последовательное их выполнение позволит нам назвать его поведение единым поступком. Если же, напротив, человек меняет несколько раз свое решение и предпринимает весьма противоречивые действия, то мы имеем дело с серией различных поступков.

Таким образом, под поступком будем в дальнейшем подразумевать свободное действие, ставшее следствием са­мостоятельного решения, и преследующее при этом отчет­ливую цель.

Структура поступка

Поступок представляется достаточно сложным явлени­ем окружающего нас мира. Совокупность поступков чело­века принято называть поведением, и оно составляет пред­мет изучения множества наук. Но этику интересует аспект, связанный с тем, какие поступки приближают нас к идеалу человеческих отношений, а какие отдаляют. И в этой связи важно знать, какие структурные элементы включает в себя поступок и что из них потенциально может быть оце­нено как добро или зло.

В этике принято выделять субъективную и объективную сторону поступка. Субъективная выражает всю сложную совокупность наших внутренних переживаний относитель­но предстоящих или уже совершенных действий. Достаточ­но часто эта сторона в моральной философии обозначалась единым словом «мотив». Если привлечь данные психоло­гии, то в области мотивации можно зафиксировать и под­робно раскрыть до сотни различных движений внутреннего мира личности. Но для наших целей важно указать на сле­дующие составные части субъективной стороны поступка.

Во-первых, мотив в узком смысле этого слова традиционно считается ответной эмоциональной реакцией на воздействие внешнего мира. Эта реакция может стать весьма разнообразной, но для моральной оценки поступка важно, чтобы она была не спонтанной, а осмысленной. Такого рода мотив, перерастающий в продуманную реакцию, в этике получил название «намерения». По сути, оно представляет собой результат критического анализа нескольких побудительных причин (желаний) и выражается в решении, которое мы принимаем относительно будущего свершения. Отсюда устойчивым оборотом речи стало словосочетание «намеренные поступки». Они отличаются от «ненамерен-ных», которые стали следствием нашего волеизъявления, но были совершены под воздействием эмоций, без их осмысления. В правоприменительной практике такие поступки обозначаются как совершенные «в состоянии аффекта».

Таким образом, под поступком мы будем в дальнейшем подразумевать свободное действие, ставшее следствием са­мостоятельного решения, и преследующее при этом отчет­ливую цель.

Намерение также представляется достаточно сложным фе­номеном нравственного сознания. Если мы спросим о движу­щей причине осмысления первичных побуждений, то можем выстроить целую палитру возможных оснований. В ней будут выделяться такие феномены, как потребности, вытекающие из необходимых условий существования человека, интересы, представляющие собой желание укрепить свой статус в обще­стве, и ожидания, позволяющие видеть перспективы своего развития, как социальные, так и личностные.

Во-вторых, в сфере мотивации следует отметить целеполагание. Цели нашей жизни или каждого конкретного по­ступка не могут быть обычной реакцией на воздействие внешней среды. Неслучайно, что спонтанный, непроду­манный поступок принято называть «бесцельным». Цель предполагает осмысление своих желаний, жизненных об­стоятельств, мнений и оценок окружающих нас людей. Акт целеполагания должен быть также осмысленным, как и на­мерение, однако оно ответственно не за цели, а за средства их достижения. А цели - это реальность, которая является ориентиром для наших намерений и служит их самым су­щественным обоснованием.

Наконец, есть и третья ключевая составляющая субъек­тивной стороны поступка. Речь идет о той способности, ко­торая заставляет нас критически оценивать происходящие с нами события. Иногда ее обобщенно называют «совесть», но это слишком узкое понимание. Более широкую трактов­ку дают некоторые психологические теории, в частности психоанализ, где обсуждаемая сторона нашей личности получила название «сверх-Я». В нем содержится не толь­ко наша рефлексия над правильностью желаний, эмоций или целей, но еще и сами убеждения относительно ценнос­тных координат, принятых в обществе. «Сверх-Я» вклю­чает в себя представления о нормах, оценках и шаблонах поведения, принятых в обществе, а также подразумевает работу нашего сознания, направленную на сравнение собс­твенных поступков с образцом, принятым в окружающем мире. При этом данная сторона внутренней жизни осмысляет не только наши действия, но и поступки других людей, «Сверх-Я» – это реальность, позволяющая ставить и достигать целей, находясь в мире подобных себе.

Субъективному началу поступка противостоит его объективная сторона. К сожалению, будучи существами не совершенными, мы не всегда способны в полной мере реализовать свои хорошие намерения. Все, что нам мешает, представляется объективными условиями, обойти которые мы не всегда можем. Так, первым, самым могущественным препятствием на пути осуществления индивидуальной воли моральная философия считала обстоятельства со­вершения поступка. Вообще размышления об ограничениях, налагаемых на нашу волю обстоятельствами – одна из самых излюбленных тем в эти­ке. Проблемное поле, обозначенное ей, вполне очевидно. С одной стороны, мнение, будто решимость быть мораль­ным преодолеет любые преграды, влечет за собой самона­деянность и слишком завышенную, неадекватную оценку поступков других людей. С другой, существует соблазн все свои неудачи на пути осуществления добра списать на лю­бые, даже самые незначительные обстоятельства, прикрыв тем самым свою слабость или себялюбие.

В любом случае в этике утвердилось мнение, что не все обстоятельства одинаковы и, значит, не всякое отношение к ним человека будет считаться правильным. Если говорить кратко, то все возможные ситуации справедливо будет раз­делить на те, в которых человек в принципе не мог знать все обстоятельства, и те, когда он их мог знать, но не приложил для этого усилий.

Например, сравним два поступка. На наш мобильный телефон приходит sms-сообщение от коллеги по работе с просьбой подвезти его на важную деловую встречу. Но по времени отправления мы видим, что сообщение он послал два часа назад, и выполнять его просьбу уже не имеет смысла. Обстоятельства объективно сложились так, что она дошла к нам с опозданием. В другом случае коллега посредством sms просит нас о том же самом, но не указыва­ет точно время, когда он ждет помощи. При этом мы сами находимся далеко от работы, поэтому от точного указания часа будет зависеть, сможем ли мы выполнить просьбу. Тем не менее мы решаем, что не будем помогать именно по при­чине нахождения в другом месте. Согласимся, что второй поступок не освобождает нас от вины, поскольку ничего не стоило уточнить время и, исходя из полученного знания, принять решение о возможности оказать содействие.

И этой связи важное мнение высказал опять же Аристотель. Определяя условия вменения вины за поступок, он указал два основания, по которым человека нельзя об­винить в неправильном поведении. Он обозначает их как поступки, совершенные «по неведению» и «в неведении». Первые случаются, когда человек не знал обстоятельств, и тогда его можно только пожалеть. Но все же, чтобы счи­таться полностью невиновным, ему надлежит искренне раскаяться за совершенный поступок и желать исправить его последствия. Если же раскаяния не наступило, то мы в праве усомниться – были ли плохие последствия поступка сугубо случайными?

Другой вид – «в неведении» – означает, что поступок был совершен в состоянии сильного аффекта, когда чело­век и не желал, и не мог продумывать последствия. Такое нередко бывает при алкогольном или наркотическом опь­янении, что в правоприменительной практике считается отягчающим обстоятельством. Но бывают и положитель­ные аффекты. Например, человек был настолько одержим желанием спасти людей из горящего дома, что в запале мог оскорбить или ударить тех, кто препятствовал ему. Но если его решимость увенчалась успехом, то кто его осудит за го­рячность? Скорее, надо предъявить претензии тем, кто от­казывался ему помогать. Однако, продолжает Аристотель, если человек сознательно вводит себя в состояние, которое якобы позволит ему не обращать внимания на добро и зло, то мы имеем дело с пороком.

Второй составляющей объективной стороны поступка являются его последствия. На первый взгляд можно ска­зать, что они целиком и полностью зависят от того, как мы смогли справиться со своими желаниями. Но на самом деле в не меньшей, а то и в большей степени они становятся ре­зультатом того, как мы справляемся с обстоятельствами. Кроме того, следует помнить простую истину, что любые поступки влекут за собой последствия, даже если мы этого не желаем. Именно в этом заключается основной момент их объективности.

Последствия, которые оказывают влияние на события окружающего мира, являются единственным видимым ре­зультатом наших поступков. Насколько возможно их пред­сказать? Этот вопрос столь же сложен, как и о возможно­сти предвидеть все обстоятельства. Один древний афоризм гласит: «Камень, брошенный рукой, принадлежит дьяволу». Результат поступка в следующий миг после его соверше­ния перестает зависеть от нас и начинает жить собственной жизнью. Он порождает самостоятельные следствия, не все из которых мы предусмотрели.

Отсюда в этике достаточно часто проводилась сложная диалектика между ближними и отдаленными последствиями. Первые считались на нашей совести, а по поводу других не было единства во мнениях. Например, должны ли мы чувствовать ответственность за последствия, которые повлияют на жизнь будущих поко­лений? Или же мы вправе ограничиться только ближай­шим временным промежутком? Тут следует иметь в виду, что прилагательное «отдаленные» применительно к про­странству и времени, и «отдаленные» в отношениях между людьми не могут считаться синонимами. Рассуждая с точки зрения морали, мы никогда точно не знаем, когда именно проявятся желаемые нами последствия. Допустим, мы в те­чение некоторого времени используем ложь в отношениях с другими людьми. Мы надеемся, что если обман и будет рас­крыт, то это случится нескоро и прошедшее время сможет сгладить неизбежные для нас отрицательные последствия. Но случается так, что неожиданно для нас обман полностью раскрывается и мы сталкиваемся с последствиями значи­тельно худшими, чем ожидали. Часто бывает наоборот, когда мы ожидаем немедленного нравственного эффекта, а он не наступает. Но это не значит, что мы получаем право прибегнуть к иным, неморальным средствам.

Приведенные выше парадоксы, связанные с размышле­ниями о субъективных и объективных сторонах поступков, можно продолжать бесконечно. Подводя итоги, следует за­метить, что любому субъективному мотиву обязательно со­путствует объективное проявление, сначала становящееся событием из окружающего мира, а затем вызывающее реак­цию на него со стороны других людей. Поэтому мы должны предельно внимательно продумывать как обстоятельства, гак и последствия наших поступков, стремясь свести воз­можные отрицательные случайности к минимуму.

Рациональное и эмоциональное в моральном поступке

Но может ли мораль требовать столь тщательного обдумывания всех тончайших аспектов, касающихся мотивов, обстоятельств, последствий? Не является ли такая постановка вопроса проповедью исключительного рационализма, превращающего человека в бездушную рассчитыва­ющую машину? Действительно, в моральном сознании нельзя игнорировать эмоционально-волевую составля­ющую. В истории этики долго наблюдалась тенденция, полагающая, что чувства укрепляют субъективную реши­мость быть добродетельным, а разум придает моральным представлениям их обязательность.

Но движение, обосновывающее общезначимость нравствен­ных чувств, появилось еще в этических учениях Просвещения. В XX в. эту мысль развил немецкий философ Макс Шелер (1874-1928), заговоривший о существовании особого, эмоционального априори. Тем самым он противоречил Канту, считавшему, что нравственно априорным, т.е. само­очевидным и независящим от опыта, моральным законом может быть только суждение разума. Но разве, – спраши­вает Шелер, – не бывает переживаний, хорошо знакомых всем? Разве мы не сможем отличить подлинную любовь или дружбу от ложных, и, вероятнее всего, с нашим сужде­нием согласится большинство людей, ибо у них также есть представления об эталоне этих важнейших переживаний. Об универсальности, несомненности и обязательности мо­ральных чувств говорят своим последователям мировые религии: христианство о любви, ислам о верности, а буд­дизм о сострадании. Так что же в морали должно играть первостепенное значение: чувства или разум?

Применительно к нашей жизни этот вопрос звучит не­сколько по-другому. Должны ли мы принимать решения стихийно, руководствуясь порывом, либо нам следует от­влечься от чувств и поступать только согласно представ­лению о моральных нормах? А если совсем конкретно и по-житейски, то, как нам следует выбирать поступок: по любви или по долгу? Мы помним, что Кант отказал чувст­вам вправе быть моральным мотивом, поскольку они случайны и непостоянны. И действительно, у любви есть своя темная сторона, часто заставляющая человека делать прекрасной жизнь только того, кого он любит, а ко всем окружающим относиться равнодушно. Добрые чувства приносят нам много радости, но они сугубо избиратель­ны, субъективны и поэтому не могут быть проверены на истинность.

С другой стороны, мы помним недоверие, с которым Юм относился к разуму. Без направляющих его чувств он становится слепым и начинает делать чисто формальные выводы, далекие от жизни. Долг как уважение к моральным требованиям предостерегает нас от совершения зла, но про­блема в том, что в соответствии с долгом можно поступать, но по нему нельзя жить. Он требует от нас держать под подозрением все, даже самые элементарные человеческие чувства, видя в них потенциальную опасность для мораль­ности. Иногда в жизни встречаются честные, порядочные, принципиальные люди, которые все делают правильно, но при этом остаются равнодушными к другим. Для них ис­полнение формального долга дороже межличностных отно­шений, поскольку в них нет любви к людям. Порядочность ради самой порядочности и долг ради долга остается их единственным утешением в жизни, как правило, обречен­ной на одиночество.

Но существует ли выход из данной дилеммы? То, что в истории этики представлялось как спор отвлеченных точек зрения, теперь принимает облик важнейшего вопроса для нашей жизни. И здесь следует сразу отметить, что данная дилемма, взятая в столь заостренной форме, является лож­ной. Именно в разделении любви и долга некоторые филосо­фы видели самую большую ошибку европейской этики. Разу­меется, в практическом поведении мы должны стремиться сочетать чувства и разум. Но как это сделать? Если настаи­вать на компромиссе между долгом и любовью, то он, ско­рее всего, будет означать потерю и того, и другого. Мы не сможем ни в полной мере любить, ни осуществить до конца свой долг. Да и чисто психологически невозможно заставить себя любить.

Выход из указанного противоречия должен быть другим. Основой нравственной жизни все же стоит признать любовь, ибо только она видит идеальный образ в другом человеке, а самого любящего вынуждает преодолеть эгоизм. Но для того чтобы она не превратилась в ненависть к другим, нелюбимым людям, ей следует поставить ориен­тиры в виде велений долга. Отсюда нравственный мотив, близкий к идеальному, призывает нас любить, но не поз-волять себе ничего такого, что пошло бы в разрез с нашей совестью. Именно из этих соображений мировые религии, помимо призыва следовать великим эмоциям, формулируют для своих последователей заповеди, часто выраженные н форме запретов.

Итак, была достаточно подробно рассмотрена структура поступка, его субъективные и объ­ективные стороны, соотношение эмоционального и рационального начал. Но что же из всего перечисленного игра­ет решающую роль при оценке поступка как доброго или злого? Прежде чем рассуждать на эту тему, попробуем ответить еще на один важный, дискуссионный вопрос.