Философия
В 1893 г. на базе профсоюзного движения образовалась так называемая Независимая рабочая партия, а в 1900 г. — лейбористская партия, пытавшаяся объединить рабочие и социалистические организации. В нее вошли представители Независимой рабочей партии, ранее возникшей Социал-демократической федерации и фабианцы. Оппортунистическая, соглашательская политика лейбористов препятствовала им стать по-настоящему рабочей партией. На деле их партия оказывалась «независимой от социализма, но зависимой от либерализма» В 1914 г. английские социалисты предали дело мира, дело рабочего класса, проголосовав за военные кредиты.
Все эти сложные общественные явления получали отражение в философии и литературе. Периоду относительной стабилизации капитализма соответствовал в философии расцвет буржуазного позитивизма. Крупнейшим представителем позитивизма в Англии был Герберт Спенсер. Агрессивность английской буржуазии нашла выражение в антигуманистических взглядах Спенсера, в его «Социальном дарвинизме». Спенсер не только считал буржуазный строй единственно приемлемым, но он распространял на человеческое общество закон борьбы за существование и считал его главнейшим стимулом развития. Выживание наиболее приспособленных и сильных, гибель более слабых — все это объявлялось естественным законом общества. Само же человеческое общество рассматривалось как единый организм, в котором функции мозга, функции управления должны принадлежать привилегированным классам, а функции рабочих рук — пролетариату. Учение Спенсера, претендующее на высокую научность, оказало сильное влияние на многих английских и американских писателей. В английской критике и литературоведении пропагандистом теорий Спенсера был Д. Г. Льюис.
Но даже это учение казалось слишком гуманным буржуазии конца века. В это время в Англии получает распространение философия Ницше с ее утверждением «права сильного», апологией войны, ненавистью к социализму. Великобританский шовинизм, который также часто называют джингоизмом, опирается на ницшеанско-спенсеровскую философию и особенно четко проявляется в творчестве Киплинга и некоторых других писателей. Чувствуя отвращение к буржуазной действительности и «социальному дарвинизму», многие английские мыслители и писатели пытаются опереться на идеалистическую философию Шопенгауэра, иногда в несколько подновленном виде. Немецкий философ Шопенгауэр считал, что всем мирозданием руководит некая Мировая воля, равнодушная к жизни и страданиям людей. Сильнее всего эта мрачная философия отразилась на мировоззрении и творчестве таких писателей, как Гиссинг, Джордж Мур и даже гуманист и реалист Гарди, который пытался объяснить при помощи этой теории жестокость буржуазного мира. В соединении с так называемым «витализмом» учение Шопенгауэра оказало влияние и на мировоззрение прогрессивных писателей С. Батлера и Б. Шоу.
Литературные направления этого периода
В английской литературе конца XIX в. развиваются течения, отражающие кризис буржуазной культуры (натурализм, декаданс) и течения реалистические, связанные с растущим рабочим движением и общей демократической оппозицией империализму.
Тенденции натурализма проявились в творчестве ряда английских писателей — Джорджа Гиссинга, Арнольда Беннета, Джорджа Мура и др.
Английский декаданс принял специфическую форму эстетизма и получил свое выражение в теоретических высказываниях У. Патера, А. Саймонса и О. Уайльда. Эстеты с их культом красоты группировались в 90-е годы вокруг журнала «Желтая книга», возглавленного художником О. Бердсли.
Литература:
1) Аникин Г В. История английской литературы / Г. В. Аникин, Н. П. Михальская. — М., 1998.
2) История английской литературы: в 3 т. — М.; Л., 1943—1958. — Т. 3. — М., 1998.
3) Дьяконова И. Я. Стивенсон и английская литература XIX века / Н. Я. Дьяконова. -Л., 1984
2) Натурализм в творчестве Т.Гарди. Роман «Тэсс из рода д ’Эрбервиллей».
Томас Гарди был одним из крупнейших английских писателей последних десятилетий XIX века, творчество которого завершает эволюцию английского критического реализма в этом столетии.
Гарди - один из последних представителей старой, патриархальной фермерской Англии, уцелевшей после победы промышленного капитализма. Он с болью наблюдал, как и в эти последние очаги "здоровой, естественной", с его точки зрения, жизни вторгались капиталистические отношения, губительно действовавшие на людей и обстановку, в которой они жили. Отсюда и возникло трагическое мировосприятие, лежащее в основе его наиболее значительных романов. Реализм Гарди отличается от реализма Диккенса и Теккерея. У автора "Тэсс" и "Джуда Незаметного" нет широких полотен, охватывающих жизнь всего общества, нет в его произведениях прямого отражения основного социального конфликта, изображения борьбы классов. Поле зрения Гарди, несомненно, более узко, чем у классиков критического реализма. Но зато Гарди глубже заглянул в тайники человеческой натуры. Его герои - люди с очень сложной внутренней жизнью, которую писатель раскрывает с глубоким пониманием их душевных движений.
Гарди - выдающийся мастер пейзажа. В структуре его романов пейзаж занимает очень важное место. Авторское восхищение красотой и мощью природы способствует раскрытию нравственной силы и духовного богатства народных характеров.
Пейзажные зарисовки в романах Гарди психологизированы, они неотделимы от чувств и переживаний его персонажей. Писатель видит обилие красок и оттенков в природе, улавливает малейшие изменения цвета и звука, передает динамику в жизни природы, помогающую еще ярче подчеркнуть динамику человеческих страстей. Гарди с любовью изображает природу родных мест. В своих пейзажных зарисовках писатель использовал приемы, характерные для живописи.
Роман "Тэсс из рода д’Эрбервиллей" имеет свой подзаголовок: "Чистая женщина, правдиво изображенная". Книга состоит из 7 глав, или «фаз», как их назвал автор, и в них повествуется о жизненном пути крестьянки Тэсс Дарбейфилд, которая происходит из знатного, но давно обедневшего рода Эрбервиллей. Как писал сам Гарди в одном из предисловий к своему роману, «в этом романе великая жизненная эпопея героини начинается после события, которое принято считать роковым для ее роли главного действующего лица – или, во всяком случае, непоправимым крушением всех ее прежних надежд и чаяний, а потому публика буквально восстала против общественных условностей, когда оказала этой книге горячий прием и согласилась со мной в том, что художественное произведение может еще очень многое добавить к тому, что уже было сказано о теневой стороне известной катастрофы».
Вот как автор описывает свою героиню: «Тэсс Дарбейфилд была лишь сосудом эмоций, не окрашенных опытом… Она наивна и по-детски простодушна, но в то же время она довольно умна. Она не питает никаких иллюзий, когда узнает новость о благородном происхождении своего рода, скорее, наоборот. Этим она резко отличается от своих простодушных родителей, которые посылают ее за помощью к мнимому родственнику. Тэсс становится жертвой обмана – ее соблазняет Алек д’Эрбервилль. С этого момента начинается трагедия героини – весь ее жизненный путь состоит из лишений, ее не понимает общество. Она выходит замуж за Энджела, но когда тот узнает о ее прошлом, то отказывается от нее. «Ты была одним человеком, теперь ты – другая. Господи, можно ли простить или не простить такое чудовищное превращение?», - восклицает Энджел. Но на самом деле, он увидел только внешнее – навязанную обществом мораль, не понимая того, что Тэсс сохранила свою душевную чистоту, он считал, что она притворялась и обманывала. На самом же деле героиня не способна на обман, она просто искренне верила в любовь, которая способна все понять и простить.
После того, как героиня расстается со своим мужем, она многое претерпевает – и самую тяжелую работу, и преследования Алека. От безысходности она опять возвращается к этому человеку, в конце концов убивает его, когда к ней - слишком поздно - вернулся Энджел. В конце романа Тэсс казнят.
Героиня Гарди наделена редким очарованием, ее образ особенно трогает читателя. В радостях и страданиях женской души, пламенной и самоотверженной, но легко ранимой, беззащитной перед грубой силой,. Выразились и его омраченная печалью восторженность, и переполнявшие его горечь и негодование. Многие английские романисты, предшественники Гарди, писали о падении женщины, делали горькие наблюдения, будившие совесть, будоражившие мысль. Гарди сознательно назвал Тэсс «чистой женщиной» и заявил, что говорит только правду: «Я добавлю только, что книга писалась со всей искренностью»
Тэсс – персонаж трагический. Однако ни страсть, ни волевое устремление, ломающее препятствия, сталкивающее разноречивые интересы, не владеют ею. Душевная чистота – пленительное и безобидное свойство – вот ее пафос. Она готова страдать, безропотно переносит все лишения судьбы, занимается самой тяжелой работой, терпит насмешки. Казалось бы, нет места для трагического конфликта. Но именно это свойство, нежелание Тэсс поступиться своей правотой, пойти на уступки, хотя бы и сулящие выгоду, придают ее положению особый драматизм. Она не хочет заставлять Эрбервилля жениться на ней – ведь она его не любит. Она не может последовать совету своей матери и солгать Энджелу, она чистосердечно все ему рассказывает, веря в него и его любовь.
Основной конфликт романа. Ни одна из книг Томаса Гарди не оставляет столь цельного впечатления, как роман «Тэсс из рода д’Эрбервиллей». В читательской памяти имя писателя обычно связано с этой книгой. Особенно трогает и запечатлевается образ героини, наделенной редким обаянием. Пожалуй, именно женский образ способен был во всей непосредственности, с тончайшими оттенками передать характер переживаний Гарди. В радости и страданиях женской души, пламенной и самоотверженной, но легкоранимой, беззащитной перед грубой силой, выразились и его омраченная печалью восторженность, и переполнявшие его горечь и негодование.
«Тэсс из рода д’Эрбервиллей» – история недолгой жизни простой крестьянки, милой, обаятельной женщины, поруганной и загубленной.
«Почему, – спрашивает писатель, – случилось так, что эта прекрасная женская душа, чувствительная, как паутинка, и, в сущности, чистая, как снег, обречена была носить клеймо?.. Почему так часто грубое берет верх?..»
Последовательно, фаза за фазой – в книге их семь, семь периодов в личной судьбе героини, – прослеживает автор развитие событий и духовную эволюцию Тэсс, выявляя причины ее трагедии. Эта веселая, скромная, нежная девушка из Блекмурской долины, когда читатель впервые встречается с ней – на сельском празднике Майского дня, – еще вся в ожидании: «сосуд эмоций, не окрашенных опытом». От переломного момента, а главное, от обстоятельств зависит, как раскроет себя, свои человеческие свойства сосредоточенная в ней жизненная сила – на радость или горе. Все оборачивается мрачной стороной в столкновении обездоленной девушки с обществом, с его нравами и порядками.
Лишения и нужда гонят Тэсс из родного дома. Она становится жертвой беспутства богатого бездельника Алека д’Эрбервилля. Общественное мнение преследует ее тупыми и ханжескими заповедями. «Погибель твоя не дремлет», – стращает апостольским текстом бездушный ревнитель Христова учения. Тэсс мучительно переживает свое «падение». Ее скорбь и подавленность усиливаются ввиду отсутствия независимого суждения и протеста: лишь смутно в ней пробивается сомнение, мысль о несправедливости, незаслуженном наказании за «грех», о котором она не помышляла, которого сторонилась.
Едва гнет нужды и предрассудков слабнет, жизнь, пульсирующая в Тэсс, расцветает, согретая надеждой. В ней распускается светлое, возвышенное чувство. Перед читателем возникает поэтичный образ деревенской девушки, доильщицы на молочной ферме Тэлботейс. Блекнут обступившие ее «мрачные призраки». Однако возлюбленный Тэсс с символическим именем Энджел (Angel – ангел) оказывается ангелом черствой добродетели. Чистосердечную исповедь навсегда преданной ему души он, по природе человек мягкий, прямодушный, отзывчивый, встречает с холодной жестокостью. Сразу тускнеют радужные краски мимолетной идиллии, обнажая суровую реальность. Развеиваются многие наивные представления героини, крепнет в ней чувство свободы, требование справедливости. Измученная, снова искушаемая тем, кто причинил ей столько зла, Тэсс становится к тому же и невольной причиной несчастья близких ей людей и ради них идет на роковую жертву. Однако она не может изменить себе, тому, что делает ее чистой женщиной, и в порыве возмущения и отчаяния убивает соблазнителя, видя в нем причину всех бедствий своей загубленной жизни.
Тэсс обрекают на муки, толкают на преступление и наконец казнят. Нужда, бесправие, жестокость закона, догматизм и лицемерие, власть предрассудков – сборище злых сил действует совокупно, толкая ее к последней черте, попирая и губя человечность.
Типичность судьбы Тэсс подчеркивается трагедией ее подруг – батрачек Мэриэн, Изз и Рэтти. Лишения, безработица, личная неустроенность приводят их всех на ферму Флинтком-Эш, а здесь их ждет изнуряющий и безысходный труд. Ломается жизнь милой и доброй Мэриэн, слабнет ее воля к сопротивлению и невзгодам, единственную отраду она находит в вине. Вянут, не изведав радости, Изз и Рэтти. Дополняет картину исковерканная жизнь Энджела Клэра – одного из центральных персонажей. Он поставлен в иные условия, принадлежит к привилегированному слою, и драматизм его положения определяется по преимуществу причинами морального порядка.
Энджел не похож на правоверных представителей своей среды с их мелким снобизмом и самодовольной приверженностью к установленному порядку вещей. Он выгодно отличается от братьев Катберта и Феликса, отмеченных сатирической авторской характеристикой. Ему претит религиозная взвинченность и чопорная добродетель Мерси Чант, которую прочат ему в жены его родители. Энджел Клэр – «человек с чистой совестью», с похвальным стремлением отстоять независимость своих убеждений. Этот сын сельского пастора высказывает еретические суждения, атеистические мысли, отрицает за узкой группой право выдавать свои ограниченные представления за всеобщие истины, склонен отдаться искреннему порыву, шагнуть через сословные барьеры и своими руками делать свое счастье. Однако его свободомыслие неглубоко и непрочно. Устремленность к возвышенному в нем рассудочна, чувства зажаты сухой логикой и скованы догмой. «Завзятый бунтарь», он на деле оказывается «рабом условностей». Только потрясение вызывает запоздалый поворот в его чувствах.
Падение женщины – эта тема большой литературы настораживала и пугала ханжей и ретивых блюстителей нравственности. Эта тема задевала живое чувство, волновала воображение, всегда могла стать слишком злободневной. Многие английские писатели, предшественники Гарди, привлекая к ней внимание, делали горькие наблюдения, будившие совесть, будоражившие мысль. Однако никто из них не связал с этой темой столько кричащих вопросов, не тронул так резко больное место, не высказал столь жестокого упрека. «Падшую» Тэсс он назвал «чистой женщиной» и заявил, что говорит только правду. О «подлой» батрачке он писал восхищенно, любуясь возвышенностью и красотой ее чувств, с презрением отталкивая укоренившееся ханжество, цинизм и предрассудки, церковную и сословную пропись. Тэсс – воплощение мягкой женственности, ее трепетная импульсивность целомудренна, внутренние порывы отзывчивы и великодушны. Это не вымученная, не розовая чистота – обаятельность героини осязаема, и потому образ ее так притягателен… «Бедное поруганное имя! Сердце мое, как ложе, приютит тебя» – сострадание и вызов в этом эпиграфе – шекспировских строках.
Тэсс – трагический персонаж. Однако ни страсть, ни волевое устремление, ломающее препятствия, сталкивающее разноречивые интересы, не владеют ею. Душевная чистота – пленительное и безобидное свойство – вот ее пафос. Казалось бы, нет места для трагического конфликта. Но именно это свойство, нежелание Тэсс поступиться своей правотой, пойти на уступки, хотя бы и сулящие выгоду, придают ее положению особый драматизм.
Гарди и ранее красноречиво говорил о трагической гибели добродетели. Прообраз Тэсс возник еще в романе «Вдали от обезумевшей толпы», где рассказана печальная история бедной девушки Фанни Робин, обманутой беспутным молодым человеком. Но тогда эта тема не стояла в центре, многое оставалось недоговоренным, острота сглаживалась, роман венчала счастливая концовка.
В «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» гибель доброго начала, красоты, человечности не эпизод. Тэсс, однажды жертва бесшабашного соблазнителя, обречена быть жертвой навсегда: «таков закон» – власть грубых и циничных обстоятельств, одобряющих зло, на которое привилегированная посредственность взирает снисходительно.
«Тэсс из рода д’Эрбервиллей» не хотели печатать. «Если писатель когда-нибудь и плачет, – заявил Гарди, – то, вероятно, когда он впервые узнает, как дорого приходится платить за право писать на английском языке».
Роман был изрядно покалечен, прежде чем ему позволили появиться в свет. Впоследствии Гарди с трудом восстанавливал «изъятия», и борьба с издателями и критиками удручала его до крайности.
Автора «Тэсс» обвиняли в безнравственности, осуждали за пессимизм. «Пусть наконец будет правда», – отвечал писатель. Им действительно овладевали тягостные думы, и воображение рисовало мрачные видения, но нравственное чувство не изменяло ему, и не колебалась в нем вера в человека. Многострадальная Тэсс тянется к свету, к радости, жаждет счастья – столько в ней, в этом простом человеке, жизненных сил, светлой неустрашимой любви. Мэриэн, Изз, Рэтти – все они привлекают душевностью, чувством верной дружбы, способностью поступиться личным интересом. Люди труда, чистые сердцем и сильные духом, воодушевляли Гарди. В народной среде находит он образы мужества, трезвость и прямоту суждений, бескорыстие помыслов и поступков, искренность и возвышенность чувства.
Тэсс, ставшая матерью внебрачного ребенка, терзает и томит «свое трепещущее сердце всеми муками сожаления, какие только может придумать одинокое и неопытное существо…». Потребность быть полезной и независимой приводит ее на полевые работы, и здесь, среди тружеников, начинают рассеиваться ее нравственные горести, она преображается и спокойно смотрит в глаза людям.
В изображении Гарди интимные – радостные и драматические – переживания обычно не изолированы от повседневности, от всего будничного распорядка. Страстные порывы чувств возникают и в самой обыденной обстановке. Предметы, явления привычного обихода способствуют у него полноте и цельности воспроизведения характеров, в передаче тонких и сложных моментов чувства достигается впечатление живой реальности и простоты, восторженное удерживается в рамках естественного, не переходит в выспреннее. Сцена дойки коров оказывается сценой лирического объяснения, страстной и значительной, и маленький штрих невольно и очень кстати вызывает теплую улыбку: «Старая Красотка в недоумении оглянулась; видя, что подле нее, вопреки всем обычаям, установившимся с незапамятных времен, сидит не один, а двое, она сердито подняла заднюю ногу». Это как раз после взволнованного шепота Клэра: «Я… я не знал, что делаю. Я не хотел быть дерзким. Я предан вам всей душой, Тэсси, милая!»
Литература:
1. Аникин Г.В., Михальская Н.П. Английская литература. М., 1985.
2. Аникин Г.В., Михальская Н.П. История английской литературы. М., 1985.
3. Аникст А.А. История английской литературы. М., 1956.
4. Зарубежная литература конца XIX–начала XX века / Под ред В.М. Толмачева, Г.К. Косикова. М., 2003.
3. Культ красоты и искусства в художественных системах Д.Рескина и О.Уайльда. Критика натурализма и формирование эстетизма в работах Уайльда «Замыслы», «De Ptrofundis»
Традиционно считается, что термин «эстетизм» первоначально был использован английской критикой по отношению к стихам А. Теннисона в 1855 г., но, как полагают некоторые исследователи, более существенное значение для формирования понятия «эстетизм» имело творчество Дж. Китса. Поэт был заново «открыт» Теннисоном и прерафаэлитами, когда в 1848 г. вышло собрание его стихотворений. Позднее О. Уайльд очень точно назовет его Жрецом Красоты, тем самым указав на главную особенность его творчества, ставшую столь привлекательной для представителей эстетического движения – служение красоте. Уайльд был абсолютно уверен, что и вся школа прерафаэлитов (к которой он относил себя), больше, чем кому-либо другому, обязана Китсу, который «был предтечей этого течения, подобно тому, как Фидий стоял у истоков древнегреческого искусства, а Данте стал вдохновителем силы, страсти и красочности итальянской живописи». Прерафаэлиты, а вслед за ними и эстеты рассматривали поэзию Китса как уникальный источник вдохновения, а безбоязненное доверие воображению, к которому призывал поэт, они настойчиво стремились утвердить как важнейший компонент художественного творчества. Однако помимо Дж. Китса английский эстетизм имел и другие корни. Важную роль в становлении эстетического движения сыграл Т. Карлейль. Его работа «Прошлое и настоящее» (1843) имела огромный успех среди англичан, критически настроенных к окружающей действительности. На формирование концепции «искусство для искусства» оказала влияние и деятельность М. Арнольда, книга которого «Культура и анархия» (1869) имела большую популярность в Англии, вызвав много споров. Здесь автор осуждал восхищение своих современников техническим прогрессом и предлагал поставить на первое место понятие культуры, в основе которой заключена любовь к совершенству. Совершенство же, по мнению Арнольда, – «это раскрытие гармонии всех сил, которые создают красоту, обогащают человеческую натуру». В еще большей степени эстетическое движение было обязано Дж. Рескину, который, подобно Т. Карлейлю и М. Арнольду, резко отрицательно относился к прагматизму и бездуховности современного ему общества. Одним из первых он предложил в качестве ключевого понятия в искусстве и жизни «красоту». Его пламенные выступления и многотомные труды были посвящены исключительно целебным свойствам прекрасного. Главную оригинальность Дж. Рескина многие видели в его страстной любви к тому, о чем он писал или говорил. Так Р. Сизеранн, отмечал: «Вы встретите у Лессинга такие же и даже более последовательные рассуждения, у Мишле подобные же и более связные образы, у Стендаля такую же сильную психологию, у Тепфера не меньший юмор; научитесь столько же технике у Фромантена, диалектике у Винкельмана, картинности красок у Готье, педагогике у Рейнольдса; найдете такие же обобщения у Тэна и такой же подробный перечень у Шарля Блана, но у Рескина вы научитесь и горячо любить». Е.А. Некрасова во многом права, когда пишет, что «нам сейчас трудно даже представить, сколь велико было значение Рескина. Его лихорадочный, патетически-приподнятый энтузиазм и неиссякаемое эффектное красноречие сделали его влиятельнейшим критиком ХIХ века». И хотя Дж. Рескин давал отнюдь не однозначное толкование термину «эстетический» и в его воззрениях на искусство главенствовала мораль, влияние «апостола религии красоты» на основных участников эстетического движения невозможно отрицать. Особенно же сильно испытал его на себе О. Уайльд. Он был среди многочисленных оксфордских студентов, к которым обращался со своими необычными наставлениями «отец эстетики». И пусть позднее Рескин и Уайльд разошлись во взглядах, последний, несомненно, воспринял многие идеи автора «Современных живописцев». Уже после окончания университета Уайльд писал Рескину: «Прогулки и беседы с Вами – это самые мои дорогие воспоминания об оксфордских днях… В Вас есть что-то от пророка, от священника, от поэта; к тому же боги наделили Вас таким красноречием, каким не наделили никого другого, и Ваши слова, исполненные пламенной страсти и чудесной музыки, заставляли глухих среди нас услышать и слепых – прозреть». Другой известный ученик Рескина У. Моррис, оглядываясь на свою молодость, писал, что «мир был бы убийственно скучен двадцать лет назад, если бы в нем не было Рескина». По мнению Г.В. Аникина, «отец эстетики» сыграл и первостепенную роль в становлении таких литературных критиков, как А. Суинберн, У.М. Россетти и Ф.Дж. Стивенс. У.М. Россетти, печатавший свои статьи в журнале «Спектейтор», назвал Рескина «человеком, обновившим представления об искусстве». А. Суинберн, восхищавшийся им как писателем, говорил: «Невозможно без благоговения упоминать имя Рескина…». Метафорический стиль собственных литературно-критических работ Суинберна сложился не без влияния его эмоциональной прозы. В 40-50-е гг. ХIХ в. критика современного общества с позиций красоты постепенно набирала силу. Проблемы прекрасного обсуждались в это время и английскими учеными. Известно, например, что Ч. Дарвин, рассматривал красоту с историко-биологической точки зрения, о чем свидетельствуют его знаменитые работы «Происхождение человека и половой отбор» (1871) и «Выражение чувств у человека и животных» (1872). Особенно же актуальной эта тема стала для психологов, которые провели ряд систематических исследований в области природы восприятия и познания. Развивая некоторые ведущие идеи ХVIII века, ученые предположили, что разум воспринимает внешний мир через ряд впечатлений о нем. Пытаясь проанализировать эстетические импульсы с точки зрения психологии, они утверждали, что все человеческие действия поддаются объяснению при делении их на две обширные категории: те, что фундаментально улучшают жизнь и те, которые были предприняты ради них самих. Именно в последней ими были обнаружены прототипы эстетических импульсов человека. Г. Спенсер в своем труде «Основания психологии» (1855) предположил, что чем выше биологическая организация животного, тем больший избыток энергии остается у него после удовлетворения непосредственных нужд, и этот остаток расходуется на игру-искусство, цель которого – удовольствие, но не польза. Искусство, согласно Спенсеру, является чем-то вроде роскоши, поскольку не служит поддержанию жизни. В другой работе «Польза и красота» (1854) он отмечал, что красиво то, что когда-то было полезным, но уже перестало им быть. По его мнению, жизнь прошлого кажется нам интересной и романтической только по контрасту с нашим теперешним образом жизни. По мере того как мы постепенно удаляемся от всех материальных и умственных продуктов прошедших веков, все это начинает принимать для нас поэтический характер и становится украшением. Поэтому вещи и события, близкие нам, являются относительно неподходящим сюжетом для искусства.Обратим внимание, что в статье «Упадок лжи» (1889) Уайльд практически повторяет эту мысль: «… всякий художник должен избегать двух вещей – современности формы и современности сюжета. Для нас, живущих в девятнадцатом веке, любой век является подходящим сюжетом, кроме нашего собственного…» Вслед за Г. Спенсером крупнейший педагог и психолог А. Бейн противопоставил прекрасное полезному. В работах «Чувство и воля» (1859), «Наука об уме и нравственности» (1868) ученый уделил значительное внимание изучению эстетических чувств, под которыми он понимал главным образом чувства, возбуждаемые действием изящных искусств. Эстетические взгляды Бейна получили в Англии большое распространение в конце ХIХ в. Писатель и психолог Г. Аллен также разрабатывал вопросы, которые затронул Г. Спенсер. В работах «Физиологическая эстетика» (1877) и «Чувство цвета» (1879) он стремился установить физиологические основы эстетических чувств, исходя из психических состояний удовольствия и неудовольствия. Аллену принадлежит формула, выражающая сущность эстетики позитивизма: «Эстетически прекрасным является то, что дает нам максимум возбуждения при минимальной усталости или трате энергии». Уже в 60–80-е гг. ХIХ в. критическое отношение к действительности превратилось в целое движение, которое серьезно меняло не только все английское художественное творчество, но и всю английскую жизнь. Эстетизм не просто провозглашал поклонение красоте, но претендовал быть развернутой программой, разрешающей острую проблему соотношения между искусством и реальностью в пользу искусства. Сторонники эстетического движения были абсолютно уверены, что наслаждение прекрасным может само по себе придать ценность и значение жизни. «Вот пафос эстетизма, – пишет П.П. Гайденко, – бог, которого – красота, храм – искусство, а священнослужитель – поэт, которому одному дарована способность являть бога во плоти художественного произведения». Красота утверждалась как новая религия. Ради нее совершались жертвы. Цель оправдывала средства, а характерное для викторианства четкое размежевание порока и добродетели явно нарушалось. Оптимистическая однозначность уходила в прошлое. Размывая четкие границы этических категорий, уверенно выступала многозначность эстетизма. Сам термин «эстетический» впервые ввел в употребление немецкий философ А. Баумгартен (1750), но санкцию на существование эстетизму как художественному явлению дал И. Кант в «Критике способности суждения» (1790), который написал о свободе прекрасного от всякого интереса. Эти идеи впоследствии воспринял Теофиль Готье и в заостренном виде выразил в знаменитом предисловии к роману «Мадмуазель де Мопен» (1835), где вопреки общепринятым представлениям заявил, что искусство совершенно бесполезно, аморально и неестественно. Продемонстрировав в этом романе свои взгляды слишком откровенно, французский писатель фактически сопоставил красоту с пользой и продекларировал недвусмысленно, что красота в природе и в искусстве не имеет иной конечной цели, как она сама. Так была заложена основа концепции «искусство для искусства». Два десятилетия спустя она получит свое окончательное оформление в творчестве английских эстетов. Откровения Т. Готье, преодолев Ла-Манш, станут решающими в творчестве английского поэта и критика А. Суинберна, который первый в истории английской литературы выступил за свободу искусства от каких-либо ограничений, навязанных моральными соображениям. Позднее в предисловии к роману «Портрет Дориана Грея» (1890) Уайльд подведет парадоксальный итог: «Можно простить человеку, который делает нечто полезное, если только он этим не восторгается. Тому же, кто создает бесполезное, единственным оправданием служит лишь страстная любовь к своему творению. Всякое искусство совершенно бесполезно». Вопрос о практической пользе искусства, однако, мало занимал мысли будущего теоретика английского эстетизма У. Патера. Испытав в раннем детстве сильнейший страх смерти, он был всю жизнь обеспокоен единственным вопросом: как лучше всего использовать отведенный ему жизненный срок. Как и Ж.Ж. Руссо, которого Патер вспоминает в своем заключении к книге о Ренессансе, он решил, что должен отдаться духовным восторгам. Делая однозначный выбор, оксфордский профессор литературы так строит свои рассуждения: «Мы все осуждены на смерть, … нам дается льготный срок, а затем наше место пустеет. Одни проводят этот срок в скуке, другие в пылких стремлениях, а мудрейшие, по крайней мере, из «детей ничтожных мира», в пении и искусстве. Ибо единственный шанс наш – расширить этот промежуток, пережить как можно больше биений пульса в данный срок. Этот ускоренный пульс жизни могут дать нам великие страсти, восторги и муки любви, … И больше всего житейской мудрости именно в поэтической страсти, в стремлении к красоте, в любви к искусству ради
искусства». Утверждая, что переживание прекрасного само по себе может придать смысл и значение человеческому существованию, Патер предлагал своим читателям уникальный, но, абсолютно нереальный способ по-новому организовать свою жизнь. Оксфордский профессор литературы призывал неустанно искать и накапливать впечатления, развивать и оттачивать свои способности к восприятию красоты, которую видел, прежде всего, в искусстве. Он занимался разработкой собственно философии жизни эстета, а чисто теоретические вопросы, в том числе и само понятие «красота», его мало интересовали. Так, Патер писал в предисловии к книге о Ренессансе: «Красота, как почти весь человеческий чувственный опыт, есть нечто относительное; поэтому определение ее тем менее имеет смысла и интереса, чем оно абстрактнее». Для него важно «определить красоту не в абстрактных терминах», а найти для нее некую «особливую формулу, которая всего лучше выражает то или иное откровение красоты». Подобно герою своей психологической повести «Ребенок в доме», которая, тесно связана с проблематикой его первой книги, Патер «мог проследить два главных течения в своем духовном развитии: рост почти болезненной чувствительности ко всякому виду страдания шел в нем наравне с быстрым раскрытием способности подчиняться очарованию ярких красок и совершенных форм, …; в нем рано проснулась не совсем обычная восприимчивость, «соблазн ока», …которая могла завести его однажды так далеко! Мог ли он предвидеть усталость на пути?»[9, с.186] Патер предвидел что угодно, но только не явное непонимание и произвольное толкование своих мыслей, а, как следствие всего, ожесточенную критику. Д.Е. Яковлев верно замечает, что современники Патера восприняли в основном только первую часть его рассуждений по поводу полноты жизни и, прежде всего, акцентировали внимание на его призыве получить как можно больше переживаний. Викторианская публика немедленно объявила Патера аморальным человеком, а концепция усовершенствования жизни через искусство осталась практически незамеченной. Его эстетические идеи (пусть и не отличающиеся особой новизной) приобретут захватывающую власть несколько позднее в теории и практике английских эстетов, провозгласивших своей главной задачей вернуть исчезающую из современного им общества красоту. Считается, что первым обратился к проблемам эстетизма датский философ С. Киркегор, основное философское сочинение которого «Или-или» (1843) посвящено изучению этического и эстетического в развитии личности. Стремясь дать ответ на вопрос, что же представляет собой эстет (или поэт) Киркегор, по мнению П.П. Гайденко, фиксирует ситуацию, выявленную романтиками, ведь основная черта эстета, обозначенная философом, состоит в том, чтобы быть для себя самым интересным человеком. Подобную мысль встречаем у А. Шлегеля: «Поэты все же остаются Нарциссами». Как комментарий к Шлегелю звучит известное высказывание Новалиса: «Поэзия растворяет чужое бытие в своем собственном». Помимо интереса к собственной личности, эстета характеризует стремление к наслаждению, «взгляд же его на жизнь лучше всего резюмируется общим девизом эстетиков всех времен и родов: «Нужно наслаждаться жизнью» … У каждого, разумеется, могут быть различные понятия и представления о наслаждении, с основным же положением и необходимостью наслаждения в жизни согласны все». Очевидно, что Киркегор имеет в виду, прежде всего, стремление не к чувственному, но к духовному наслаждению, которое достигается при величайшем напряжении всех внутренних сил субъекта. Для эстета высшим наслаждением является красота. Она не только наслаждение, но и истина одновременно, о чем в свое время писали те же романтики, в частности Новалис. Эстет видит красоту во всем. «Подобно царю Мидасу, руки которого, прикасаясь к предметам, превращали их в золото, глаз эстетика, прикоснувшись к миру, обращает все в красоту, с той только разницей, что Мидас
воспринимал красоту золотого, сказочного мира как наказание, а эстетик – как величайшее благо. Ведь Мидас вынужден реально жить в царстве золота, а эстетик поселяет туда свое воображение – важную и истиннейшую, по теории романтиков, половину своего «я». Ф. Шеллинг вдохновенно писал об этом, выражая одновременно и точку зрения эстетов: «Какую высшую хвалу можем мы вознести владыкам земным, нежели благодарение за то, что даруют они нам и обеспечивают безмятежное нас