Многослойные юбки, блузки, отделанные кружевами, платья в эдвардианском стиле, ночные рубашки в стиле пра‑пра‑прабабушек… Пышные рукава, светлые ткани с нежными узорами, цветочки и оборки, широкополые шляпы – одежда от Лоры Эшли напоминала о романах Джейн Остин и прелестях сельской жизни, о временах короля Эдуарда VII и тогдашних дамах, разодетых в кружева, о прелестных деталях моды викторианской, о книгах Энтони Троллопа… И, как ни странно, этот романтичный стиль прекрасно вписался сначала в 1960‑е, с их ориентацией на моду для молодых, а затем в 1970‑е, с их хиппи‑стилем. Сама же Эшли говорила, что, живя вдали от города, она не подвержена его влияниям, и создаёт только то, что ей нравится, что считает нужным. И пусть её стиль резко контрастировал с тем, что предлагали тогда дизайнеры Франции и Италии, тем не менее успех ему сопутствовал огромный.
В 1968 году Лора Эшли открыла свой первый магазин в Лондоне, первый магазин в США открылся в 1974 году, в Сан‑Франциско. К концу 1980‑х их было уже около 450! Маленькое семейное дело, начинавшееся на кухне, превратилось в огромное королевство. В магазинах «Лоры Эшли» предлагали не просто одежду и аксессуары, мебель и ткани, там предлагали стиль жизни, и он оказался привлекательным для множества людей.
В 1979 году Лора и Бернард переехали в северную Францию, но часто навещали Англию и продолжали активно работать. В 1985 году, во время визита к одной из дочерей (у супругов Эшли четверо детей, которые в своё время тоже присоединились к семейному бизнесу), Лора споткнулась и упала с лестницы. Через десять дней она скончалась от кровоизлияния в мозг…
Это стало огромной потерей и для семьи, и для семейного дела. Оно, однако, выстояло, благодаря чему мы до сих пор помним имя этой очень простой, очень преданной своему дому и семье женщине, которая смогла разделить свою любовь к романтическому прошлому со всем миром.
Соня Рикель
(1930)
Соня Рикель – воплощение парижской живости, Соня Рикель – «королева трикотажа», Соня Рикель – «Рыжая Соня». Женщина, которая могла бы и не стать модельером, но тогда наша одежда была бы чуточку скучнее и… неудобнее. Как писала одна журналистка, «платье от Сони Рикель не удивляет меня; оно подходит мне, соглашается со мной, а я – с ним, и мы похожи друг на друга». Царствовать в мире моды достойны не только роскошные вечерние платья, но и удобные свитера, уютные кардиганы, словом, повседневный, но от того особенно необходимый трикотаж. Когда‑то ему приходилось довольствоваться задворками, но Соня Рикель сумела это изменить – так скажем ей спасибо!
Соня Рикель
Родилась она в 1930 году в Нейи‑сюр‑Сен, в западной части Парижа. Отец, часовщик, был родом из Румынии, мать – из России, у обоих были еврейские корни. В семье было пять дочерей, и Соня – старшая из них. Позднее она вспоминала: «Я выросла в очень буржуазной семье. Мы всегда говорили о политике, или об искусстве, или о живописи. Мой дядя был художником, он научил меня видеть красоту».
В семнадцать лет Соня устроилась на свою первую работу – оформителем витрин в одном из парижских магазинов, торговавших всевозможным текстилем. А в 1951 году вышла замуж за Сэма Рикеля, который три года спустя сменит своего отца и станет владельцем магазина одежды «Лора». Означало ли это, что Соня, отныне мадам Рикель, как‑то приблизилась к миру моды? Вовсе нет. Она собиралась быть женой и матерью. В 1956 году родилась дочь Натали, в 1961 году – сын Филипп, и…
И, как ни странно, именно материнство толкнуло её на совершенно новую дорогу. Хорошо образованная молодая женщина с тонким вкусом внезапно обнаружила, что не может красиво одеваться во время беременности. Всё, что могла предложить тогда мода будущим матерям, – одежда, которая делала фигуру грузной или бесформенной.
Так что, зайдя однажды в магазин мужа и обнаружив, что свитера, которые там продавались, ей не подходят, она договорилась, что на фабрике для неё сделают новый. Поставщикам‑венецианцам пришлось с мадам Рикель нелегко – она одобрила только седьмой по счёту вариант. Но зато он был именно таким, какой она хотела. А в 1962 году, после рождения сына, она придумала новый свитер – короткий, удобный, мягкий, серый и, в общем, очень простой. Да ещё со швами наружу. «Свитер бедного мальчика», как его назовут. Но, как оказалось, парижанкам именно его и не хватало! Модель выставили в магазине мужа Сони, и она начала пользоваться огромной популярностью. А вскоре, после того как в магазине побывал редактор «Элль», свитер попал на обложку этого известного журнала.
Так Соня Рикель, «ничего не знавшая о трикотаже», никогда не думавшая о том, чтобы стать модельером, внезапно стала им, да ещё известным. «Мода для меня была чистой страницей, и поскольку я о ней ничего не знала, то делала то, что хотела». Но казалось, что желания Сони совпадали с тогдашними настроениями, и публика с радостью принимала то, что Соня могла ей предложить. Это был 1962 год. Женственные силуэты 1950‑х, с тонкими талиями и пышными юбками уходили в прошлое. От моды ждали простых линий, удобства, лаконичности, свободы в движениях. И трикотаж для этого подходил идеально. Кто знает, быть может, если бы Соня пыталась угадать настроения, тенденции, начала идти на какие‑то компромиссы для того, чтобы достичь успеха, у неё ничего бы и не вышло. Но она с радостью начала творить, освобождая женское тело и наряжая его в красивые, а главное, удобные вещи, а женщины – с той же радостью это носить.
В 1964 году «Лора» переехала в Галери Лафайет, в 1965 году Соня зарегистрировала компанию под собственным именем, а в 1967 году появилась на страницах журнала «Вог». Для мира моды она стала «великолепной рыжеволосой Соней Рикель, королевой бутика «Лора». Это был настоящий успех, настоящая известность! Вот только с мужем в 1968 году Соня развелась – скандалы в семье стали слишком частыми. В таких случаях обычно говорят, что один из супругов не перенёс громкого успеха другого. Но так ли это важно?
Важно то, что в мае этого же года Соня открыла собственный бутик на рю де Гренель. Правда, на следующий же день его пришлось закрыть – в Париже начались студенческие волнения. И, заметим, в отличие от многих других роскошных магазинов, не пострадал. Случайность – или симпатия со стороны молодёжи?
Уже в декабре «Вог» писал о ней: «Соня – один из величайших, и в значительной мере не воспетых, дизайнеров мира бутиков. Она предлагает одни из самых лучших на сегодняшний день силуэтов, узкие и гибкие». В следующем году Соня открыла ещё один магазин, в Галери Лафайет, и закинула свои трикотажные сети за океан – её моделями заинтересовались в США. Америка покорилась быстро: «Она повелительница джерси и трикотажа в наши дни, дни, когда молодые женщины с красивыми фигурами решили, что не будут носить ничего, кроме джерси и трикотажа. ‹…› Её свитера с маленькими пуговками делают то, что не делают другие свитера… Гениальность её моделей заключается в том, что любой, кто их надевает, кажется стройным».
Она создавала свитера длинные и короткие, свитера вышитые и с поясами, вязаные платья… Они ощущались на теле, как вторая кожа. А сама идея «второй кожи» приводит к тому, что в 1974 году Соня придумала костюм, как бы вывернутый наизнанку: «Я хотела показать ту сторону, что прилегает к коже, – она более красива, а швы, повторяющие форму тела, – это как своды храма».
Она постоянно была готова экспериментировать. Надписи на свитерах, асимметричный крой и неровные подолы, возвращение в моду чёрного цвета, популяризация узкой полоски, вечерние наряды из трикотажа – казалось, что фантазия у Сони Рикель неиссякаема.
«Женщины работают, у них есть дети, есть мужья. Им надо как‑то организовывать свою жизнь». А ко всему этому нужны хорошо подобранные аксессуары, ведь даже если у вас всего несколько вещей, но есть пояса, шарфы, платки и перчатки, можно с их помощью каждый день создавать новый образ. Так что постепенно под маркой «Соня Рикель» начали выходить и аксессуары, а позднее и бельё. И, конечно, парфюмерия – ведь завершающий штрих в женском наряде – это именно аромат. Ну а оттуда уже и рукой подать до косметики, обуви, мужской одежды, одежды для детей и многого другого…
Империя Сони Рикель продолжает расти.
В 1973 году она стала вице‑президентом парижского Синдиката Высокой моды. На этом посту в 2008‑м её сменит дочь Натали, которая долгие годы работала рядом с матерью, ещё в 1975 году начав работать у неё моделью. Магазины Рикель открываются по всему миру. Она создаёт новые коллекции, оформляет несколько парижских отелей, рисует сама – и позирует для портретов, создаёт костюмы для мюзикла, пишет книги – и для взрослых, и для детей, организует выставки…
Её энергия безгранична. Только в 2007 году на посту президента компании её сменила дочь, и появился креативный директор, представивший свою первую коллекцию для дома Рикель в 2008 году, и тогда же дом отпраздновал своё сорокалетие. Солидный возраст, но Соня, один из талантливейших дизайнеров и прошлого, и нынешнего века, «королева трикотажа», элегантнейшая женщина, в чью честь назвали сорт роз, по‑прежнему энергична. Ведь источник её вдохновения неисчерпаем: «Вдохновение мне придают женщины. Женщины, которых я вижу, рядом с которыми живу, моя сестра, моя дочь, моя мать, мои подруги. Настоящее вдохновение всегда идет изнутри, из души тех, кто тебя окружает, и тот, кто думает иначе, ошибается».
Сёстры Фенди
Их история – это история о женщинах, которые, будучи совсем юными, приняли свалившуюся на них ответственность за семейное дело, и смогли настолько достойно его продолжить, что теперь о них знает весь мир. В сказках обычно бывает три сестры, их же – целых пять…
А началось всё в 1918 году, когда юная Аделе Касагранде открыла в Риме небольшой магазин изделий из кожи, позднее присоединив к этому и меховое ателье. В 1925 году она вышла замуж за Эдуардо Фенди, и супруги начали вести дело вместе. Они жили в небольшой квартирке прямо над магазином и проводили всё время за работой. Наградой была всё больше растущая популярность, поскольку продукция Фенди отличалась и качеством, и хорошим вкусом. В 1931 году родилась их первая дочь, Паола, а за ней последовало ещё четыре девочки – Анна, Франка, Карла и Альда. Как впоследствии признается Карла, их первыми игрушками были аксессуары, которые продавались в родительском магазине. Дела шли настолько хорошо, что в 1932 году Фенди открыли новое ателье на престижной виа Венето.
Первой родителям стала помогать старшая дочь, Паола, когда ей исполнилось пятнадцать лет, остальные пока ещё учились. К началу 1950‑х репутация Фенди была устоявшейся, дела шли отлично, и тут внезапно скончался Эдуардо Фенди. Карла рассказывала впоследствии: «Мама оказалась вынуждена опереться на нас, хотя и не хотела этого делать. Мы были ещё девчонками, учились, да и в любом случае она видела нас в будущем просто домохозяйками. Для нас же начать работать с мамой казалось совершенно естественным, но, как только мы оказались вовлечёнными в дела фирмы, поняли, что хотим делать что‑то своё. Это было нелегко, как вы можете представить – мы были молодыми, мы были женщинами, а в меховом бизнесе первенство всегда принадлежало мужчинам…» И тем не менее они смогли выстоять.
Сестры Фенди с Карлом Лагерфельдом
В 1965 году сёстры Фенди пригласили молодого дизайнера, Карла Лагерфельда. Почти сорок лет спустя он будет вспоминать: «Это всё ещё был семейный бизнес, мать и пять дочерей, которые должны были делать то, что она скажет, поскольку мать была сильной, сильной, сильной… и вместе с тем божественной. Настоящая римская матрона, как в книжках». Тогда же был придуман знаменитый теперь логотип – две буквы «F», которые означают не только «Фенди», как можно было бы предположить, но и являются аббревиатурой «fun fur», то есть «поддельный мех».
Лагерфельд, в сотрудничестве с сёстрами, смог полностью обновить стиль марки, и, более того, им удалось изменить саму концепцию одежды из меха, превратив её из показателя статуса в одежду не только красивую, но удобную и модную. Они пробовали новые технологии, новые методы обработки, кроя, окраски и т. д. Так, например, в изделии пробивались тысячи крошечных дырочек, и оно становилось гораздо более лёгким; шубы делались двусторонними, так, что их можно было носить как мехом внутрь, так и наружу; мех сочетался с самыми разными тканями, от шёлка до денима; использовались необычные виды как кожи, так и меха, искусственный мех… Словом, это были годы экспериментов, и эти эксперименты показали всем, насколько изысканными, оригинальными, и при этом вписывающимися в современную жизнь, могут быть меховые изделия.
В 1966 году Фенди представили свою меховую коллекцию Высокой моды, а три года спустя – первую коллекцию прет‑а‑порте. Постепенно на смену местной популярности приходил громкий успех, в том числе и за пределами Италии и даже Европы. Сёстры Фенди превратились в «императриц римской моды», однако одним только Римом больше не ограничивались. С годами к изделиям из меха добавилась обычная одежда – сначала женская, а потом мужская, ароматы, и так далее. А что касается кожаных аксессуаров, то они давно пользовались популярностью не меньшей, чем меха от Фенди, а выпущенная в 1997 году сумочка «Багет» стала одной из самых знаменитых и часто копируемых сумок в мире.
В 1985 году они отпраздновали шестидесятилетие семейного дела и двадцатилетие сотрудничества с Карлом Лагерфельдом (пять сестёр, любя, называют его «шестым Фенди»). В честь этого в Национальной галерее современного искусства в Риме прошла выставка Фенди, и это была первая выставка, посвящённая моде, которая проводилась в итальянском музее национального уровня. С тех пор прошло уже немало лет, они отпраздновали ещё несколько юбилеев, но их имя – по‑прежнему символ высокого качества и отличного вкуса.
Сёстры работали дружно. Карла Фенди поясняла: «Паола самая старшая, она эксперт по мехам. Анна – дизайнер, и занимается кожей. Франка ответственна за магазины, Альда – за продажи. Ну а я координирую работу всех отделов». Изначально место главы компании занимала Паола, но в 1994 году её место заняла Карла. Все сёстры в своё время вышли замуж, и все их мужья, за исключением мужа Анны, врача, присоединились к семейному делу, так же, как и их дети, уже третье поколение семьи. Каждому нашлось место для проявления своего таланта. И все они признают, что не смогли бы достичь того, чего достигли, если бы их не связывала семейная любовь…
Рой Хальстон
(1932–1990)
«Хальстон» – это не просто очередное имя в списке известных дизайнеров, это целая эпоха в американской моде. Несколько раз в течение двадцати лет после смерти дизайнера его марку пытались возродить, и всякий раз неудачно. Чтобы создавать красивые вещи, нужно иметь талант, чтобы задавать стиль и оказывать влияние на других, нужно иметь очень большой талант, уже ближе к гению. Судя по всему, у Хальстона он был.
Рой Хальстон Фровик родился в 1932 году в городе Де‑Мойн, штат Айова. В семье было четверо детей, Рой был вторым по старшинству. Отец, мистер Фровик, был норвежского происхождения, работал бухгалтером и, увы, страдал от алкоголизма. Впрочем, пострадавшей оказывалась и его немаленькая семья – он в очередной раз терял работу, и им приходилось переезжать на новое место. Так они сначала переехали в штат Иллинойс, в 1940 году, а в конце 1943 года – в Индиану. Мать, Холли, вела домашнее хозяйство. Конечно же, она, как и многие женщины в ту эпоху, умела шить и рукодельничать, и Рой рано проявил интерес к этим занятиям. Так, будучи совсем ещё мальчишкой, лет восьми, он сделал матери в подарок цветочное украшение для волос, а для двухлетней сестрёнки – шляпку, украшенную перьями (куриными – других не было под рукой). Кто знал тогда, что именно интерес к головным уборам выведет его на путь к славе?
Рой Хальстон
В 1950 году он закончил школу, а затем поступил в университет штата Индиана, правда, проучился там всего один семестр. В 1952 году семья переехала в Чикаго, и там Рой по вечерам учился в известной Чикагской школе искусств, а днём работал оформителем витрин в одном из универмагов. Тогда он и познакомился с известным чикагским мастером‑парикмахером, Андре Бэзилом – его салон находился в одном из самых роскошных отелей города, в «Амбассадоре». Разница в возрасте между Андре и Роем («Фро», как его прозвали) была двадцать пять лет, что не помешало им сблизиться. Бэзил выделил у себя в салоне уголок, где Рой начал выставлять сделанные им головные уборы, – что ж, он, как и мадемуазель Шанель, начал свою карьеру в моде именно как шляпник.
Салон Бэзила посещало множество богатых и знаменитых клиентов, и на головные уборы, сделанные молодым мастером, постепенно появлялся спрос – в главной чикагской газете даже появилась статья, посвящённая его работам. А в 1956 году Бэзил познакомил своего протеже с Лили Дашей, известной шляпницей, француженкой по происхождению, которая в 1920‑х переехала в Америку и покорила её своим мастерством. И к 1958 году он уже работал у неё в Нью‑Йорке, изучая одновременно и тонкости шляпного мастерства, и тонкости бизнеса (Лили отличалась прекрасной деловой хваткой) и обзаводясь новыми связями. Вскоре Рой, вернее, уже Хальстон – он начинает использовать своё второе имя – понял, что способен на большее, чем работать на другого, пусть и очень известного мастера, и когда знаменитый универмаг «Бергдорф» предложил ему место главного дизайнера головных уборов, Хальстон тут же согласился.
Дважды в год он должен был ездить в Париж, чтобы присутствовать на модных показах, следить за тенденциями, набираться новых идей, закупать материалы. В «Бергдорфе» клиентам обычно предлагали местные копии французских моделей, но Хальстон не собирался этим ограничиваться. Поездки в Париж познакомили его с миром Высокой моды, с работами лучших модельеров того времени, он смог многому научиться, однако у него были и желание, и возможности предлагать миру что‑то своё. И, главное, талант.
В январе 1961 года Жаклин Кеннеди, жена нового президента США, появилась на инаугурации своего супруга в платье и пальто от Олега Кассини и в очаровательной шляпке без полей, «таблетке». Простая, без отделки, но очень элегантная, она, главное, идеально подходила Жаклин. Мастером, сделавшим одну из самых знаменитых шляпок в истории, был Хальстон.
Диана Вриланд, редактор «Вога», как‑то сказала о нём: «Вероятно, он был лучшим шляпником в мире. Я могла сказать ему: “Слушай, мне прошлой ночью приснилась шляпка”. И начать описывать её. А потом, о боже, он делал её для меня, точь‑в‑точь такую…» Строгие шляпки, кокетливые шляпки, шляпы и шапочки; всевозможная, порой очень прихотливая отделка или же, наоборот, её отсутствие и простые формы – головные уборы от Хальстона стали пользоваться огромной популярностью. Среди его клиенток появились и голливудские звёзды, и сливки нью‑йоркского и вашингтонского общества, и представительницы мира моды. Он получил премию «Коти» (первую из пяти). И постепенно он пришёл к выводу, что не стоит ограничиваться только шляпами…
Позднее о нём будут писать: «Хальстон занялся выпуском одежды в тот период, когда больше не было модно выглядеть богатым». Мир шляпок, мир роскошных платьев «от кутюр» постепенно уходил в прошлое. Что мог предложить Хальстон? Те же роскошные ткани, которые использовались в Высокой моде, но модели при этом должны были быть очень простого силуэта. Прет‑а‑порте, готовая одежда, пока ещё не очень привлекала женщин, которые предпочитали Высокую моду, но то, что собирался предложить им Хальстон, вполне было способно заставить их к ней обратиться.
В 1966 году в «Бергдорфе» прошёл показ первой коллекции Хальстона, которая состояла всего из двух десятков предметов гардероба – их можно было по‑разному комбинировать между собой. Минимализм, который будет так характерен для этого модельера, будет проявляться во всём. В прессе коллекция заслужила немало хвалебных отзывов, а вот продажи шли не очень хорошо, так что полтора года спустя, в 1968 году, Хальстон открыл собственный дом моды, на Мэдисон Авеню. Тогда эта улица ещё не была модным местом, но начала им становиться, и в немалой мере – благодаря Хальстону.
Его одежду отличала изысканная простота. Недаром Хальстона будут называть «минималистом из минималистов» – простые линии (чаще всего он использовал крой по косой), минимум застёжек, минимум швов, минимум деталей, чтобы ничто не нарушало плавный силуэт. Дорогие качественные ткани – шёлк, кашемир, шифон, джерси, замша. Простая цветовая гамма – в основном белый (вернее, оттенок слоновой кости), чёрный, красный; иногда он использовал и яркие цветные акценты, но, опять‑таки, всегда в меру. И в результате получалась одежда очень изысканная, весьма эффектная, но вместе с тем удобная и простая.
Всего несколько лет спустя после основания марки «Хальстон» его уже называли «безусловно, самым главным дизайнером Америки». Его модели резко отличались от перегруженных деталями нарядов от европейских дизайнеров, а сам Хальстон говорил: «Американский стиль начинает набирать обороты. Современный образ жизни – именно американский, и он должен начать работать на мировом рынке. Любой американский дизайнер, если у него есть своя, оригинальная точка зрения на всё, и есть товар, имеет неограниченные возможности, которых не было раньше». Да, идеи Хальстона в значительной мере сформировали американскую моду конца 1960‑1970‑х годов, и отклики этого влияния чувствуются до сих пор.
Он выпускал женские брюки, и никакие споры об уместности брюк для женщин не могли его остановить, скорее наоборот: «Они дают женщине ощущение свободы, которой до этого у неё никогда не было, и она не откажется от них». Кашемировые свитера. Шёлковые платья‑рубашки. Платья простого кроя из тончайшей замши, которые отлично сидели на фигуре, не мялись, и их можно было стирать в стиральной машине – одного из самых популярных его нововведений. Платья с воротником‑хомутом. Длинные платья с асимметричным декольте, без бретелек или с одним открытым плечом. Его модели вытягивали фигуру, визуально делали её стройнее, и при этом были очень простыми и не стесняли движений.
Мы говорим о 1970‑х? Значит, имеем в виду Хальстона. Это была его эпоха.
Подтянутый, элегантный, приветливый, он был героем статей и передач, желанным гостем на самых блестящих мероприятиях Нью‑Йорка, другом звёзд – от Лайзы Минелли до Энди Уорхолла. Он и сам стал звездой – причём уже не только в США, но и за их пределами. Что касается его личной жизни, то она была именно такой, как и «положено» звезде, бурной, и порой чересчур. Ночные клубы, то, что называют «беспорядочными связями», наркотики… Но несмотря на всё это, главным в его жизни была работа.
В 1973 году марку «Хальстон» купила компания «Саймон Индастриз» – за двенадцать миллионов долларов. С одной стороны, это была неслыханная сумма, и казалось, что дизайнер совершил выгодную сделку – ведь он получал целое состояние и оставался там заниматься, как и прежде, творчеством, получая огромную зарплату. С другой стороны – и мало кто тогда это понял, – такая ситуация была чревата тем, что дизайнер мог потерять контроль над тем, что будет выпускаться под его именем… Что впоследствии и произойдёт.
Хальстон начал одним из первых дизайнеров в мире ставить своё имя на самых разных товарах, способствуя популярности марки, но он всегда крайне ответственно относился к этому, и всё, что носило имя «Хальстон» – будь‑то духи или шарф – было высокого качества и непременно носило отпечаток личности модельера. Так, например, тёмные очки «Хальстон» были неотъемлемой частью множества придуманных им образов, можно сказать, фирменной подписью (что, как говорили злые языки, было обусловлено тем, что из‑за бурных ночей и наркотиков сам дизайнер был просто вынужден прятать глаза). И так было со всем.
С 1975 года начался выпуск мужских коллекций. В 1977 году авиакомпания «Бранифф Интернешнл Эйрвейс» пригласила его для разработки новой формы для своих сотрудников – в своё время они также обращались к другому знаменитому модельеру, Эмилио Пуччи. В 1975 и 1976 годах соответственно он разрабатывал дизайн формы американских команд, участвовавших в Панамериканских и Олимпийских играх. А кроме того, стал автором формы полиции Нью‑Йорка, и даже формы девочек‑скаутов – к кому было обращаться за созданием красивой и удобной форменной одежды, как не к дизайнеру, имя которого прославило именно стильное сочетание красоты и удобства?
Словом, суперзвезда Хальстона продолжала сиять на модном небосклоне, он безумно много работал, но… Тут и начали сказываться последствия сделки, которую многие когда‑то сочли столь успешной. Последнее слово в компании уже давно было не за ним, и хорошо, когда удавалось найти компромисс или настоять на своём, а если нет? Компания, выкупившая марку Хальстона, была, естественно, заинтересована в том, чтобы с помощью известного имени получать как можно более высокие доходы, а значит, под его именем должно было выпускаться как можно больше продукции. Требования росли, давление на дизайнера усиливалось – бизнес был достаточно успешным, но не настолько, как хотелось правлению компании. Хальстон даже согласился поработать в качестве дизайнера для одной компании, выпускавшей довольно посредственную одежду. Но это оказалось последней каплей – несмотря на то, что сама по себе коллекция, как и всё, что делал Хальстон, была хороша, подобной «измены» ему не простили, и «Бергдорф» отказался её закупать, а многие клиенты от него отвернулись. Ситуация зашла слишком далеко, и отношения Хальстона с его начальством ухудшались с каждым днём. А если прибавить к этому не очень‑то здоровый образ жизни и сильный стресс… Словом, в 1984 году, после очередного скандала, Хальстона уволили. Выставили за дверь. Многие будут говорить, что к этому шло – ведь употребление наркотиков сказывается на характере человека, он становится более взрывным, более непредсказуемым, и что компания просто избавилась от сотрудника, на которого нельзя полагаться. Но на самом деле компания избавилась от единственного человека, на чьём таланте всё и держалось.
А в 1988 году Хальстон узнал, что он ВИЧ‑инфицирован. Он продал дом в Нью‑Йорке и переехал в Сан‑Франциско, где продолжал работать, но уже только частным образом, для родных и самых близких друзей, включая Лайзу Минелли. Тот, кто некогда был душой нью‑йоркского общества, был этим обществом быстро забыт. В 1990 году он умер от рака лёгких и осложнений, вызванных ВИЧ.
Его не стало, а имя осталось. Марку «Хальстон», «американскую легенду», пытаются возродить. Но, видимо, сделать это без самого Хальстона почти невозможно – пока не появится новый Хальстон.
Валентино Гаравани
(1932)
Его карьера в моде длилась немногим меньше, чем полвека, и стоит произнести его имя, как в воображении возникают великолепные наряды, воплощение сдержанной роскоши, современного гламура – в истинном, не опошленном смысле этого слова. «Он один из немногих, кто поднял платье до уровня предмета искусства», – сказала как‑то одна из его верных клиенток. И была абсолютно права.
Валентино Клементе Людовико Гаравани родился в 1932 году на севере Италии, в небольшом городке между Турином и Миланом – Вогере. Ещё учась в школе, мальчик проявлял интерес к рисованию, а также и к моде. Он мог бы продолжать дальше образование в Милане, в местной Академии искусств, но его тянуло в Париж, и родители согласились отпустить туда семнадцатилетнего паренька – надо сказать, что и отец, Мауро Гаравани, и мать, Тереза, всегда поддерживали сына. Они позаботились о том, чтобы в Париже он остановился у знакомых, и снабдили его деньгами. Так начался десятилетний период, который Валентино провёл в Париже и благодаря которому он и сможет осуществить свою мечту и стать модельером.
Валентино Гаравани
Он приехал туда в 1949 году; как позднее напишет один известный историк костюма, когда слушаешь рассказы Валентино о той поре, когда он рисовал эскизы на клочках бумаги, проходил собеседование у Баленсиаги, получал место у Жана Дессе, – всё это кажется бесконечно далёким от современных колледжей моды, модных показов и «быстрой моды», которую делают на фабриках. «Начинающий дизайнер застал расцвет Высокой моды».
Валентино поступил в Школу парижского Синдиката Высокой моды и параллельно с учёбой начал искать работу. Сначала он попробовал устроиться к Жаку Фату, затем Кристобалю Баленсиаге, и в конце концов ему повезло – молодого человека взяли ассистентом к Жану Дессе. В основном его работа заключалась в принятии клиентов, которые приходили на частные показы, и в оформлении витрин, но, разумеется, он постоянно рисовал.
В доме моды Дессе он провёл пять лет, а затем вынужден был уйти – инцидент не имел отношения к творческой стороне работы. После этого он перешёл к Ги Лярошу, который тоже работал у Дессе и решил открыть свой дом моды. Позднее Валентино вспоминал: «Я оставался у Ляроша два года, и поскольку тогда это был очень маленький дом моды, я работал всё больше и больше, и всё больше и больше узнавал. Я делал буквально всё – рисовал эскизы, одевал девушек перед показами, доносил платья до такси. Восемь лет я был подмастерьем в Париже. Зарплата у меня была 13 тысяч франков в месяц. В месяц! Так что родители каждый месяц посылали мне 50–70 тысяч. Однажды, приехав летом домой, я сказал родителям: «Мне хотелось бы открыть собственный дом моды. Почему я должен делать всё это для других людей, в то время как можно заниматься этим для себя самого? И отец – о, он был поразителен! – сказал: “Хорошо, я дам тебе немного денег”». Друзья уговаривали его остаться – покидать Мекку моды, Париж, и ехать обратно в провинциальную в этом плане Италию? Многие считали, что это было безумием, но Валентино был твёрд – и оказался прав в конечном счёте.