10 февраля начался второй этап боевых действий советских войск в Восточной Пруссии - ликвидация изолированных группировок немецко-фашистских войск. Выполнение этих задач Верховное Главнокомандование возложило на 3-й Белорусский и 1-й Прибалтийский фронты. Наряду с вышеупомянутыми перемещениями, кроме того, из Прибалтики к Инстербургу перебрасывалось управление 3-й воздушной армии. Туда же, поближе к району боевых действий, переезжало и управление 1-го Прибалтийского фронта. По директиве Ставки от 9 февраля, войска 3-го Белорусского фронта должны были закончить ликвидацию хейльсбергской группировки противника, оборонявшейся к югу от Кенигсберга, к 20-25 февраля. Балтийский флот, активными действиями обязан был сорвать снабжение Курляндских и восточнопрусских войск врага, цеплявшегося за каждый метр земли. Нам стало известно, что немецкие войска, действовавшие в Восточной Пруссии, получили задачу упорно оборонять занимаемые ими районы, чтобы как можно дольше сковывать здесь советские войска и не допустить их переброски на берлинское направление. Особое внимание при этом фашистское командование уделяло обороне хейльсбергского укрепленного района, крепости Кенигсберг и военно-морской базы Пиллау (Балтийск).
Ликвидация хейльсбергской группировки началась 10 февраля и проходила в исключительно тяжелых условиях. Хейльсбергский укрепленный район имел свыше 900 железобетонных и множество деревоземляных оборонительных сооружений, а также противотанковые и противопехотные заграждения. С упорством обреченных цепляясь за каждый рубеж, за каждое укрепление, гитлеровцы стремились задержать наше продвижение вперед. Войска 3-го Белорусского фронта были утомлены ожесточенными боями, несли большие потери. Это снижало их ударную силу. 15 февраля в докладе на мое имя об этом сообщал К. К. Рокоссовский. Восполнить [454] потери к началу второго этапа операции не удалось, так как основное внимание советское командование уделяло, естественно, берлинскому направлению. Обстановку осложняла резко ухудшившаяся погода. Действия наших войск приняли весьма напряженный и довольно затяжной характер. Преодолевая одну оборонительную позицию за другой, они медленно продвигались вперед, стремясь расколоть хейльсбергскую группировку на части, но желаемого успеха не имели.
В ночь на 18 февраля Верховный Главнокомандующий после моего сообщения о положении дел в Восточной Пруссии порекомендовал мне выехать туда для помощи войскам и командованию, подчеркнув, что быстрейшая ликвидация врага в Восточной Пруссии позволила бы нам за счет войск 1-го Прибалтийского и 3-го Белорусского фронтов, во-первых, усилить основное, берлинское, направление и, во-вторых, освободить необходимую часть войск для подготовки их к переброске на Дальний Восток. Он посоветовал мне заранее наметить для этой цели две-три лучшие армии и предупредил, что через 2-3 месяца после капитуляции Германии я могу быть послан для руководства боевыми действиями на Дальнем Востоке. (Забегая вперед, скажу, что действительно две из трех общевойсковых армий, направленных в мае - июне 1945 года с запада на восток (5-я и 39-я), были взяты из состава войск, действовавших в Восточной Пруссии.)
Приняв рекомендацию отправиться на работу в Восточную Пруссию, я попросил освободить меня от должности начальника Генерального штаба, мотивируя это тем, что сейчас большую часть времени я стал находиться непосредственно на фронте, выполняя задания Ставки, а в Москве бываю лишь по вызовам. Я предложил утвердить в этой должности фактически исполнявшего ее А. И. Антонова, оставив за мной лишь должность заместителя наркома обороны. Помню, Сталин с удивлением спросил:
- А разве вас не обидит такое решение?
Услышав мой ответ, он обратился к находившемуся здесь же Антонову и поинтересовался, как он относится к моему предложению. Алексей Иннокентьевич сказал, что не разделяет его. Сталин пообещал подумать, а пока подписал директиву Ставки, согласно которой я, как ее представитель, обязан был взять на себя с 22 февраля руководство боевыми действиями 3-го Белорусского и 1-го Прибалтийского фронтов{111}. В заключение Сталин спросил, когда я смогу отправиться на фронт. Я назвал следующий день. Верховный разрешил мне дня два побыть с семьей, сходить в театр, а 19-го вечером накануне отъезда просил вновь зайти к нему. [455]
Разговор происходил ночью. А днем 18 февраля пришло известив, что в районе города Мельзак смертельно ранен И. Д. Черняховский. В правительственном извещении говорилось: «18 февраля скончался от тяжелого ранения, полученного на поле боя в Восточной Пруссии, командующий 3-м Белорусским фронтом генерал армии Черняховский Иван Данилович - верный сын большевистской партии и один из лучших руководителей Красной Армии. В лице товарища Черняховского государство потеряло одного из талантливейших молодых полководцев, выдвинувшихся в ходе Великой Отечественной войны...»
Я узнал о смерти Ивана Даниловича, находясь в Большом театре. Во время спектакля ко мне тихо подошел мой адъютант П. Г. Копылов и сказал, что меня просит к телефону Верховный Главнокомандующий. Он-то и сообщил мне эту горестную весть и сказал, что Ставка намерена поставить меня во главе 3-го Белорусского фронта.
Утрату Ивана Даниловича я переживал очень тяжело. Я близко и хорошо знал его, ценил в нем отличного полководца, беспредельной честности коммуниста, исключительной души человека. Наше первое знакомство состоялось в январе 1943 года, при подготовке и проведении Воронежско-Касторненской операции. И. Д. Черняховский командовал тогда 60-й армией. Начав довольно робко свою первую наступательную армейскую операцию, причем в крайне неблагоприятных погодных условиях, он, быстро овладев собой и взяв в руки армию, блестяще выполнил поставленную задачу, освободив в первый же день Воронеж. Еще более блистательным результатом оперативного руководства со стороны молодого командарма явились боевые действия его армии при взятии Курска: город был взят в течение суток.
Особенно сблизила нас с Иваном Даниловичем общая работа в Белоруссии. Она протекала в атмосфере взаимного доверия, уважения и желания помочь друг другу. Черняховский возглавлял один из ведущих фронтов - 3-й Белорусский. То была первая фронтовая операция, которую проводил самый молодой в Красной Армии, исключительно талантливый и энергичный командующий фронтом.
Хорошее знание войск, многообразной и сложной боевой техники, умелое использование опыта других, глубокие теоретические знания позволяли Черняховскому отлично управлять войсками, входившими в состав его фронта, решать сложнейшие задачи, которые ставило перед ним Верховное Главнокомандование. В бою Черняховский находился на наиболее ответственных участках, внимательно следя за действиями своих войск и противником. Он чутко прислушивался к мнению подчиненных. Смело использовал [456] все новое и полезное в обучении войск и организации боя. Солдаты, офицеры и генералы любили своего командующего прежде всего за человечность и заботу о них, за отвагу и бесстрашие, за твердость и настойчивость при проведении в жизнь решений, за прямоту и простоту в обращении, за гуманность и выдержку, за требовательность к себе и к подчиненным. Да, он был строг и требователен. Но никогда не позволял себе унижать достоинство человека...
Вечером 19 февраля перед отъездом на фронт я был у Верховного Главнокомандующего. Он дал мне ряд советов и указаний, касающихся предстоявшей работы. Прощаясь, пожелал мне и войскам победы и успехов. В приемной А. Н. Поскребышев вручил мне два пакета. В одном из них лежал приказ Ставки от 18 февраля. В нем говорилось:
«1. Ввиду смерти командующего войсками 3-го Белорусского фронта генерала армии Черняховского И. Д., последовавшей от тяжелого ранения, назначить командующим войсками 3-го Белорусского фронта Маршала Советского Союза Василевского А. М. Маршалу Василевскому вступить в командование войсками фронта не позже 21 февраля с. г. 2. До прибытия на фронт Маршала Василевского исполнение обязанностей командующего войсками фронта возложить на начальника штаба фронта генерал-полковника Покровского. 3. Приказ Ставки Верховного Главнокомандования от 17.II о возложении на Маршала Советского Союза Василевского руководства действиями 1-го Прибалтийского и 3-го Белорусского фронтов отменить»{112}.
Во втором пакете я обнаружил документ, который был для меня неожиданным,- постановление ГКО о том, что во изменение постановления ГКО от 10 июля 1941 года Ставка Верховного Главнокомандования Вооруженных Сил утверждается в следующем составе: Верховный Главнокомандующий и нарком обороны Маршал Советского Союза Сталин И. В., заместитель наркома обороны Маршал Советского Союза Жуков Г. К., заместитель наркома обороны Маршал Советского Союза Василевский А. М., заместитель наркома обороны генерал армии Булганин Н. А., начальник Генерального штаба генерал армии Антонов А. И., главком Военно-Морского Флота адмирал флота Кузнецов Н. Г. Недоумевая, я спросил Поскребышева, чем вызвано это постановление? Ведь на протяжении почти всей войны я, будучи начальником Генерального штаба и заместителем наркома обороны, членом Ставки официально не состоял. Не были членами Ставки ни один из командующих фронтами, за исключением Г. К. Жукова. Поскребышев, [457] улыбнувшись, ответил, что он знает об этом ровно столько же, сколько и я.
20 февраля я прибыл в Восточную Пруссию в штаб 3-го Белорусского фронта и 21 февраля вступил в командование. Моя непосредственная работа в войсках этого фронта на протяжении почти всей Белорусской операции летом 1944 года позволила мне быстро освоиться на новом поприще, так как я отлично знал не только руководящий состав фронтового управления, но также армейское и корпусное командование большинства армий, входивших во фронт.
С членом военного совета генералом В. Е. Макаровым у меня сразу же установился хороший деловой контакт. Мы понимали друг друга и свои действия согласовывали без осложнений. Насколько позволяло время, я старался быть в курсе всей партийно-политической работы в войсках. Должен сказать, что я и до этого не имел ни трений и ни тем более конфликтов с членами военных советов, на каком бы фронте я ни находился. Напротив, у меня были с ними хорошие отношения. В связи с этим хочу отметить особенно теплые отношения между мною и начальником Главного политического управления Красной Армии А. С. Щербаковым. Он всегда согласовывал со мной принципиальные вопросы, требующие мнения Генерального штаба. Почти каждое утро Александр Сергеевич звонил мне в Генеральный штаб, а если я находился на фронте,- туда, и спрашивал, какова обстановка, что нового в развитии военных действий. Как-то Александр Сергеевич сказал мне:
- Вы берете трубку, и я уже по вашему голосу догадываюсь, каковы дела на фронтах.
И. В. Сталин очень доверял А. С. Щербакову. Материалы, согласованные с Александром Сергеевичем или завизированные им, он подписывал без задержки. Бывало, позвонит А. С. Щербаков и скажет:
- Александр Михайлович, товарищ Сталин занят по горло делами и вряд ли я попаду к нему. Поэтому я пришлю вам папку со срочными делами, будьте добры - доложите.
Когда я начинал докладывать главпуровские документы, Сталин иногда спрашивал меня:
- Вы, товарищ Василевский, переговорили с Щербаковым и знакомы с этими документами?
- Я не открывал папку,- как правило, отвечал я.
Но Сталин уже подписывал со словами:
- Ему можно верить.
Так случалось в основном лишь с материалами начальника
Главного политического управления Красной Армии, в отличие [458] от документов, которые мне приходилось докладывать Сталину по просьбе начальников тех или иных управлений Наркомата обороны...
Обстановка под Кенигсбергом была тогда достаточно сложной. Пока 3-й Белорусский вел затяжные бои по уничтожению хейльсбергской группировки противника, 1-й Прибалтийский действовал на Земландском полуострове и под самим Кенигсбергом. Чтобы не распылять наших сил, Верховное Главнокомандование 17 февраля приказало командующему 1-м Прибалтийским фронтом И. X. Баграмяну организовать прочную оборону вокруг Кенигсберга, сосредоточив основные усилия на ликвидации с 20 по 27 февраля земландской группировки противника. Но фашисты упредили наступление наших войск. Пополнив оперативную группу «Земланд» войсками, переброшенными по морю из Курляндии, 19 февраля гитлеровцы с целью деблокирования кенигсбергской группировки нанесли два внезапных встречных удара: из Кенигсберга и с Земландского полуострова. После трехдневных ожесточенных боев им удалось оттеснить войска фронта и создать коридор, соединивший кенигсбергскую группировку с земландской.
Учитывая это, а также и то, что операции по ликвидации здесь вражеских группировок требовали единого руководства, Ставка Верховного Главнокомандования приняла 21 февраля решение передать войска, действовавшие в Восточной Пруссии, 3-му Белорусскому фронту, возложив на него в дальнейшем ответственность за ликвидацию всех находившихся там соединений противника. В соответствии с этим решением 1-й Прибалтийский фронт с 24 часов 24 февраля 1945 года упразднялся, а его войска, переименованные в Земландскую группу, включались в состав 3-го Белорусского фронта. Генерал армии И. X. Баграмян был назначен командующим Земландской группой войск и одновременно заместителем командующего 3-м Белорусским фронтом. Начальник штаба 1-го Прибалтийского фронта генерал-полковник В. В. Курасов стал начальником штаба Земландской группы, член военного совета фронта генерал-лейтенант М. В. Рудаков - соответственно членом военного совета этой группы войск. Таким образом, в состав объединенного 3-го Белорусского фронта теперь вошли 2-я гвардейская, 43-я, 39-я, 5-я, 50-я, 11-я гвардейская, 31-я, 28-я, 3-я и 48-я общевойсковые армии, 1-я и 3-я воздушные армии.
До конца февраля шли напряженные бои. Гитлеровские войска и с ними отряды СД (служба безопасности при рейхсфюрере СС), СА (штурмовики), СС ФТ (военные группы охранников), молодежные спортгруппы «Сила через радость», ФС (добровольные стражники), подразделения НСНКК (фашистские моторизованные [459] группы), ЗИПО (полиция безопасности) и ГФП (тайная полевая полиция) ожесточенно сопротивлялись.
Советские войска несли серьезные потери. Резко сократился боевой состав частей, снизилась ударная сила фронта. Пополнение почти не поступало, так как Советское Верховное Главнокомандование по-прежнему все усилия направляло на берлинское направление. Большие затруднения испытывали мы и с материальным обеспечением войск, особенно со снабжением горючим. Тылы значительно отстали и были не в состоянии своевременно обеспечивать войска. Между тем, в составе группы армий «Север», оборонявшей Восточную Пруссию, все еще насчитывалось около 30 дивизий, из них 11 оборонялись на Земландском полуострове и в Кенигсберге, а 19 - южнее и юго-западнее Кенигсберга.
Эти обстоятельства вынудили нас временно прекратить активные бои на Земландском полуострове с тем, чтобы начать последовательную ликвидацию других группировок врага: сначала разгромить наиболее крупную, хейльсбергскую группировку; затем, перестроив войска, нанести последовательные, хорошо подготовленные удары по кенигсбергской и, наконец, по земландской группировке. Операция затягивалась. Но другого выхода у командования фронта не было. Чтобы расчленить и затем уничтожить хейльсбергскую группировку, решено было нанести два одновременных рассекающих удара в общем направлении на Хейлигенбейль с востока и юго-востока. Наши воздушные армии должны были помочь наземным войскам решить эту нелегкую задачу. Двадцать дней, с 22 февраля по 12 марта, войска готовились к наступлению. Принимались все меры к тому, чтобы пополнить боевой состав частей и соединений, накопить боеприпасы; велась тщательная разведка.
Во второй половине марта, действуя в условиях весенней распутицы и сплошных туманов, наши войска сумели реализовать свой замысел, расчленив и разгромив гитлеровцев, занимавших хейльсбергский укрепленный район. В ходе двухнедельных ожесточенных боев было уничтожено более 93 тыс. и взято в плен 46 тыс. немецких солдат и офицеров, захвачено 600 танков и штурмовых орудий, 3560 полевых орудий, 1440 минометов, 128 самолетов{113}.
На очередь дня стала задача разгрома кенигсбергской группировки врага.
Что касается периода Второй мировой, то немецкое командование, не видя возможности удерживать Прейсиш-Эйлау, отдало приказ своим войскам его покинуть. И первыми в город 10 февраля 1945 года вошли подразделения 96-й гвардейской стрелковой Иловайской и 55-й гвардейской стрелковой Иркутско-Пинской дивизий.
Немецких жителей было много — далеко не все местные успели эвакуироваться, плюс ещё беженцы из Кёнигсберга и других восточных районов, прибывшие сюда в надежде уехать на запад, да так и не осуществившие свою мечту. Кстати, им пришлось тяжелее всего. Говорят, Багратионовск стал вторым после Кёнигсберга по уровню смертности среди гражданского немецкого населения.
Депортация немцев началась в октябре 1947 года. Увольняя их с работы, рассчитывались продуктами на 6 суток. Колхозы выделяли для их сопровождения на станции, для охраны, мужчин-дружинников. На территории станций тогда не пускали посторонних. Меры эти принимались для того, чтобы у немцев не отнимали продукты, и для того, чтобы обеспечить порядок при формировании эшелонов.
К слову, первыми советскими жителями Багратионовского (тогда ещё Кройцбургского) района стали переселенцы из Рязанской и Тамбовской областей. Ехали в неизвестность, везли с собой предметы быта. Утюги, прялки, швейные машинки... Даже бюсты Сталина! Некоторые плакали: что-то их здесь ждёт?
Несмотря на то, что сам город взяли без сопротивления, на подступах к нему бои были жестокими. Более трёх с половиной тысяч советских воинов погибли или умерли от ран, похоронены они в братской могиле, в самом городе.
Есть в Багратионовске и герой, который родился в этом городе. На улице Центральной (примыкает к площади), на доме, где он жил, в честь него установлена памятная доска. Имя героя Юрий Александрович Дмитриев. Погиб он во время Второй чеченской войны 16 октября 2002 года в Октябрьском районе Грозного. Посмертно ему присвоено звание Героя Российской Федерации.
В ходе второй мировой войны, 10 февраля 1945 г., город Прейсиш-Эйлау б ыл взят войсками 28-й армии 3-го Белорусского фронта. Уже в ноябре 1945 г. приказом Кенигсбергской таможни здесь был организован таможенный пост.
Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 7 сентября 1946 г. Прейсиш-Эйлау был переименован в город Багратионовск, который стал центром Багратионовского района. Новое название было дано в честь генерала, участника битвы при Прейсиш-Эйлау 1807 г. Петра Ивановича Багратиона.
Город во время военных действий был значительно разрушен. К концу 1946 г. здесь насчитывалось 2985 жителей, в том числе 2440 немцев. Из имевшихся ранее промышленных объектов в этот период работала только хлебопекарня. Начал функционировать водопровод, восстанавливалось энергоснабжение, заработали различные мастерские. В городе имелись больница, аптека, неполная средняя школа и начальная школа для немецкого населения, детский дом. Здесь также находился лагерь военнопленных. В сведениях на апрель 1947 г. упоминается кинотеатр, почта, рынок, железнодорожная станция, военкомат и таможенный пост. В дальнейшем начали функционировать мясокомбинат, молокозавод и другие предприятия.
К марту 1947 г. в Багратионовске числился 5941 житель, в их 2441 немец, а к октябрю 1947 г. проживало 5229 человек, из которых 2300 – немецкие жители.
0 февраля 1945 года в ходе тяжёлых кровопролитных боев советские войска окончательно сломили сопротивление гитлеровцев в городе Прейсиш-Эйлау – ныне Багратионовск Калининградской области.
Оборону Прейсиш-Эйлау держала Хайльсбергская группировка немецко-фашистских войск, считавшаяся наиболее сильной в Восточной Пруссии. Капитан в отставке, участник боев за Прейсиш-Эйлау Владимир Шибалов так вспоминает подробности взятия города-крепости:
«Наступательной операции мешали неблагоприятные погодные условия. Сильные морозы с метелями и обильными снегопадами сменялись внезапной оттепелью. Грунтовые дороги то заносило снегом, то они раскисали, делались труднопроходимыми. Враг оказывал упорное сопротивление.
Нашему полку пришлось овладевать кирпичным заводом города-крепости Прейсиш-Эйлау, а затем его железнодорожной станцией. От противника отделяла лишь насыпь, на рельсах которой стояли товарные вагоны. Перестрелка шла из-под вагонов, нас оберегали огромные железные колеса. Гранаты бросали через крыши вагонов, а то и между колёсами.
Бой за станцию Прейсиш-Эйлау шел ожесточённый, и после шестой атаки мы овладели ею. Немцы уже не пытались контратаковать, им только бы ноги унести!»
В братской могиле Багратионовска захоронено 3617 советских воинов, в том числе два Героя Советского Союза — подполковник 27-летний Николай Ковалёв и гвардии младший сержант 22-летний Николай Латкин.
Полк Ковалёва отличился на Мазурских озёрах (сейчас это территория Польши), прорвав оборону немцев и преодолев пять линий вражеских траншей. У местечка Ленхефен Ковалёв вместе с небольшой группой бойцов взял в плен несколько десятков солдат и офицеров противника, захватив 6 артиллерийских орудий и 14 пулемётов. 17 марта 1945 года Николай Ковалёв погиб.
Николай Латкин геройски погиб во время боёв за высоту 89,6 под Прейсиш-Эйлау. Отражая немецкие контратаки, расчёт Латкина уничтожил большое количество солдат и офицеров противника, а также семь пулемётов, два миномёта и противотанковое орудие. В том бою Латкин два раза был ранен, остался один из всего расчёта, но продолжал сражаться, пока не погиб, сообщает Информационно-аналитический портал «НьюсБалт».