Что-то происходит с моими сыновьями, и я должен выяснить что именно. И сегодня моя сучка бывшая жена объявилась на День Благодарения, сообщив, что ее муж изменяет ей, хотя ее это мало заботит, но она вдруг поняла, что совершила ошибку, выйдя за него замуж. Она все говорила и говорила, как облажалась с ним и со мной, теперь четко понимая, что эти годы нас изменили, и, если учесть, что наши сыновья растут, не имея нормальной семьи, «поэтому все как следует взвесив», ее, мать твою, слова, и несмотря на праздник она вполне понятно не стала тянуть, решив мне сообщить — хочет, чтобы я вернулся в семью. При всех раскладах ты видишь, что у меня нет времени и сил разгадывать загадки. Единственное, что я хотел бы сделать сегодня вечером, это выпить пива с моей женщиной, посмотреть игру, уложить ее в постель, позволить ей сладко трахнуть себя, как она всегда меня трахает, а затем заснуть.
Я уставилась на него, он слишком много всего сказал, но все же сосредоточилась на главном.
Поэтому спросила:
— Она сказала, что хочет тебя вернуть?
— Да, можешь себе в это представить.
Я продолжала пялиться на него.
Затем заявила, на этот раз не спрашивая:
— Она сказала тебе, что хочет, чтобы ты вернулся.
Его пальцы снова вжались мне в кожу, и он ответил:
— Да.
— Она пришла в дом твоей матери в День Благодарения и сказала, что хочет, чтобы ты вернулся, — повторила я еще раз, но уже дополнив нюансами.
Брок не ответил. Он пристально всматривался в выражение моего лица.
— Я не знаю, что и сказать, — произнесла я. Конечно, в данный момент я зарывала голову в песок, люди частенько совершают всякое сумасшедшее дерьмо, взять моего собственного мужа, который изнасиловал меня, но это было явно каким-то помешательством.
— Нечего сказать, — ответил он.
— Ты хочешь, вернуться к ней? — Поинтересовалась я, он медленно моргнул.
Затем попросил:
— Повтори.
— Ты хочешь, чтобы она вернулась? — по-другому спросила я.
— Хочу ли я, чтобы она вернулась?
— Да, ты хочешь ее вернуть?
Его брови сомкнулись вместе, пальцы еще сильнее вжались в мои бедра, прежде чем он спросил:
— Ты совсем спятила?
— Нет, — ответила я. — Она же настоящая красавица, мать твоих детей. И ты любил ее, поэтому женился. Я видела, как ты успокаивал ее и обнимал, и видела каким ты вернулся в дом после той сцены, ты выглядел так, будто тебя раздирали противоречивые чувства. Ты был не раздражен, не злился, не расстраивался, ты был смущенным, будто не знал, как поступить. Так что нет, Брок, я не спятила.
Его губы сжались, затем он низко произнес:
— Детка, я держал ее в своих объятьях, потому что, когда мать моих сыновей плачет крокодиловыми слезами, лучшее, что можно сделать, предоставить ей возможность выплакаться, чтобы потом уйти. Именно это я и сделал. И когда мы сталкиваемся опять же, с тем, что она мать моих сыновей, такая, какая уж есть, иными словами, она та женщина, которая будет хочешь не хочешь будет приходить в мой дом, и увидев там другую женщину на моей кухне, потеряет весь свой здравый смысл, решив, что кто-то претендует на своего бывшего, кого она считала только своей игрушкой, именно поэтому она начинает прокручивать различные планы игры в своей голове на, черт побери, дворе дома моей матери в, черт побери, Дня Благодарения, что, естественно, вызывает у меня противоречивые чувства. Я в замешательстве, потому что это означает, что все по другому дерьму, которое я изложил тебе ранее, мне, однозначно, необходимо, найти хорошего адвоката для того, чтобы убедиться, что мои парни не тратят все свое время на подлизывания и заискивания, не говоря о злости, которая просто струится из Оливии и, бл*дь ее мужике, который изменяет, по ее словам, их матери, если то, что она говорит вообще можно принять за правду или что-нибудь еще, и попытаться дать что-нибудь хорошее своим сыновьям за четыре дня в долбанном месяце.
И сказав все это, я спрошу тебя, что самое главное во всем этом? Ты и твой гребанный бывший? Мой отец при смерти и моя семья? Или мои сыновья в логове гадюки?
Хм. Это был хороший вопрос.
И у меня появился неприятный холодок на позвоночнике, судя по всему, я была не лучшей девушкой для своего горячего парня.
Пришло время разобраться в себе.
— Твои мальчики в логове гадюки, — ответила я ему, он снова медленно моргнул, и я пояснила:
— Дамиан когда что-нибудь сделает, тогда и разберемся. Твоя семья — взрослые люди, они тоже разберутся. Но твои сыновья бессильны в данной ситуации, и им нужна твоя помощь.
Он уставился на меня, а я продолжила:
— Извини, моя реакция была эгоистичной, мне следовало раньше подумать об этом, я поработаю над собой, но я женщина, и у женщин есть нечто такое… вообщем, когда появляются бывшие их мужчин, которые выглядят намного лучше, чем они, то… — Он еще раз медленно моргнул, параллельно сжав пальцы на моих бедрах, но я была в ударе, поэтому проигнорировала его движения. — Ты просто горячий парень. Мне следовало предположить, что твоя бывшая жена должна быть красавицей, но, если честно, своей красотой она застала меня врасплох. Как я уже сказала, буду работать над этим и постараюсь преодолеть. Но, в свою защиту, хочу сказать, судя по моему опыту, не многие мужчины откажутся от такой женщины, как она, и, даже, если учесть, что у вас не получилось, но ты все же был раньше таким мужчиной, одним из них.
— Тесс... — начал он, но я его перебила:
— И, хочу еще сказать, ты смог уговорить своего брата вернуться в дом на обед, и я знаю, что у тебя дел невпроворот, но, как только ты разберешься с некоторыми проблемами, тебе необходимо выбрать время и поговорить со своим братом. Не о твоем отце или обо мне, ему нужно самому разобраться со своим отцом, и, в конце концов, я его уломаю, так что, ты тоже зря беспокоишься обо мне, тебе не следует этого делать, а поговорить с ним о Ленор. Она влюблена в него, и она хороший человек, милая, и, если он ее не любит, ему нужно порвать с ней и сказать честно об этом, также ему нужно вытащить свою голову из задницы, потому что, если он разобьет ей сердца, то след будет длиною в Денвер, это будет не круто с его стороны.
Когда я замолчала, Брок молча пялился на меня.
Молчание затянулось, а потом он спросил:
— Ты закончила?
— Ну, — начала я, — ага.
Затем он опять спросил:
— Ты думаешь, Оливия красивее тебя?
Я нахмурилась, и повторила:
— Ну... ага.
Он снова замолчал, глядя на меня.
— Брок… — начала я, но он прервал меня.
— Господи, неужели ты этого никогда не делала?
— Чего не делала?
— Никогда не действовала в своих интересах, не играла в игры.
Я стала раздумывать над его словами. Затем ответила:
— Нет.
Он покачал головой, его губы приподнялись, руки заскользили по моим ребрам, притягивая меня к нему. Я положила руки ему на грудь, когда приблизилась, Брок обнял меня.
Затем он заговорил, и как только он тихо сказал, я почувствовала уютную атмосферу, появившуюся в комнате.
— Хорошо, сладкая, это ужасно, но мне придется тебя просветить.
Ой-ой.
Я склонила голову набок, почувствовав напряжение в теле, и осторожно спросила:
— О чем?
— Об играх, в которые привыкли играть такие женщины, как Оливия, в частности, почему она провоцирует других.
Ну, ладно. Звучит не так уж плохо. На самом деле, казалось даже интересным.
Я расслабилась и сказала:
— Хорошо.
Его губы приподнялись, и он начал:
— Такая женщина, как Оливия, заходит ко мне в дом и видит женщину на моей кухне, которая выглядит не лучше, чем она, тогда она не будет выплескивать все свое дерьмо на всех подряд.
Она не будет выдавать стервозных комментариев. Она вообще никак не отреагирует. Оливия будет очень довольна, что я согласился на меньшее, и засыпая, будет улыбаться, думая, что я нашел ей второсортную замену.
Я кивнула, когда он замолчал, потом он продолжил:
— Если она видит женщину, которая выглядит лучше ее, у нее волосы встают дыбом, она начинает злиться.
Именно в этот момент и начинается ее игра. Она начинает сыпать своим дерьмом, выдавая стервозные комментарии, и пока она едет домой не в состоянии ни о чем думать, кроме как, как бы посильнее вцепиться в тебя своими когтями. И она разыгрывает сцену, в которой я точно узнал ту самую Оливию, которая была столько времени со мной, и, кстати, именно такой она и была, той, кто сегодня стоял на лужайке перед домом моей матери, и впервые я увидел ту Оливию с тех пор, когда она в последний раз хотела что-то получить от меня. И она все это разыгрывала не потому, что хочет меня вернуть. Она все это устроила, чтобы одолеть тебя, чтобы снова засыпая, улыбаться, будучи довольной тем, что она победила, убрала тебя со своей дороги, и все еще может таким образом манипулировать мной.
Я посмотрела ему в глаза.
Затем прошептала:
— Ну, я не знаю…
Его руки сжались вокруг меня, он заговорил:
— Тесс, не ври, Оливия красивая, но она не красивее тебя. Ни черта не красивее. Думаешь, она красивее, Леви было достаточно одного взгляда на тебя…, поэтому он устроил тебе такую проверку?
Хм. Интересное мнение.
—– Но... — я вздрогнула и снова уперлась ему в грудь руками.
— Детка, серьезно. Я был настолько погружен в свою работу, и с Дарлой хлебнул достаточно дерьма, грязного дерьма, особенно то дерьмо, которое она нюхала, колола или глотала, она считала, что выглядела крутой. И у меня было много подходов к тебе, я мог играть с тобой, как разрабатываемым лицом, так и с подозреваемой. Но в ту минуту, когда я увидел тебя, мне потребовалась всего лишь доля секунды, чтобы принять решение, как с тобой сне стоит себя вести, и, — он еще раз сжал свою руку, — когда я говорю, в ту же минуту, когда я увидел тебя, имею ввиду твои фотографии в деле. А когда я увидел тебя лично, детка, давай, вспоминай. Сколько я пробыл у тебя в магазине, прежде чем ты согласилась пойти со мной выпить пива?
Мне не пришлось долго вспоминать. Встреча с Броком слэш Джейком была словно выжжена в моем мозгу. Я выставляла в витрину свежие кексы, дверь открылась, прозвенел колокольчик, я подняла глаза, он посмотрел на меня. Затем он улыбнулся и направился прямиком ко мне, не обращая внимания на двух продавщиц, купил полдюжины сникердудлов и пригласил выпить пива.
Он был в моем магазине всего секунд тридцать, когда я согласилась пойти с ним на свидание.
Мне казалось, что это был самый крутой ход — без всякой фигни, дерзкий, смелый и самоуверенный.
Не говоря уже о том, что он был самым красивым мужчиной, которого я встречала.
И не прошло и пяти секунд, как я согласилась (к восторгу и удивлению девушек, стоящих за стойкой в моем магазине).
Я уставилась на него.
Потом меня осенило, и я выпалила:
— Ты считаешь, что я красивее Оливии?
— Детка, — пробормотал он, ухмыляясь, и сжал мою руку, но больше ничего не сказал.
Ой. Он считал, что я красивее Оливии.
— Кажется, мне нужно более внимательнее рассмотреть себя в зеркале, — сказала я ему, и его тело затряслось от смеха, он разжал руки, стал просеивать мои волосы сквозь пальцы, а затем притянул мою голову поближе к своему лицу.
— Как насчет того, чтобы потом рассмотреть себя в зеркале, — пробормотал он, опустив глаза на мои губы.
— Потом? — Прошептала я, понимая, что означает его взгляд, опущенный на мои губы, так было и раньше, но гул в комнате изменился, стал более теплым, интимным, и я поняла, что у него на уме.
— Да, — он поднял свой взгляд к моим глазам, затем придвинул еще ближе мою голову, но наклонился в сторону, к моему уху, прошептав:
— Я съел кленовый пирог с пахтой во время обеда, кусок шоколадного торта, пока смотрел футбол, но у меня все еще есть желание попробовать что-то сладкое и любимое, я хочу попробовать прямо сейчас свою Тэсс.
Я почувствовала покалывание на коже головы и еще в трех местах.
— Хорошо, — прошептала я, вытягивая руки между нами, чтобы обхватить его и прижаться к нему грудью.
Его губы скользнули по моей шеи, затем вернулись, заставив меня непроизвольно передвинуть бедра у него на коленях, он вернулся к моему уху, зарычав:
— Обожаю тебя, черт побери, любить внизу, детка.
Я задрожала всем телом, потому что мне тоже это нравилось, но нравилось еще больше, когда он рычал мне эти слова на ухо.
— Брок, — прошептала я.
Его рука скользнула по моей спине, крепко обхватив, пальцы погладили легко, как перышко, одну сторону моей груди, когда он продолжил:
— Никогда за всю мою гребаную жизнь, у меня не было ни одной такой сладкой киски, Тесс, как твоя.
Я издала горловой звук и прижалась губами к его шеи в том месте, где были завивались его волосы, а бедра снова качнулись на его коленях.
— Ты мокрая? — прошептал он мне в шею.
О, да. Определенно, я была мокрой.
— Да, — прошептала я.
— Хорошо, тогда ты готова.
Затем он повернул голову, прижался к моим губам, вторгся мне в рот языком и поднялся с дивана, подняв меня с собой.
Я обхватила его ногами за бедра, обняла за плечи и скользнула пальцами другой руки по его волосам, он целовал меня, пока нес в спальню.
Потом я отдала Броку что-то сладкое.
А он дал мне что-то послаще.
Затем мы оба делились свой сладостью друг с другом.
Затем он натянул футболку и джинсы, я надела ночнушку, теплые носки, порылась в его раскрытой сумке, которая теперь постоянно стояла в углу моей спальни, и натянула одну из его фланелевых рубашек. Он взял пиво, налил мне красного вина, я сняла контактные линзы и надела очки. Потом мы свернулись калачиком на моем диване в подвале и стали смотреть футбол.
Я отключилась, положив голову ему на бедро, пока его пальцы перебирали мои волосы.
Проснулась, когда он укладывал меня в постель, потом лег сам, притянул меня вплотную к себе, вжавшись в мое тело и соединив наши ноги.
Последняя мысль до того, как я заснула, была — День Благодарения, как и все в семье Брока, был, мягко говоря, интересным.
Но ночь Дня благодарения только со мной и Броком была просто потрясающей.
Лучший День Благодарения в моей жизни.
Навеки.
13.
Эррол чертовый Флинн
Он обхватил меня за спину, другую руку опустил на задницу, когда вышел, затем толкнулся внутрь, я подавила стон ему в шею, схватив его за волосы, ногтями прошлась по его спине вниз.
Он зарычал мне на ухо, моему мужчине нравились мои ногти на спине, затем опять толкнулся взад-вперед.
И еще.
И еще раз.
Я подняла голову, притянув его голову за волосы к себе, чтобы опустить свои губы на его, крепко поцеловала, он снова вошел внутрь.
Затем мои пятки впились ему в поясницу, бедра вокруг него дернулись, голова запрокинулась назад, и я запищала:
— О, Боже, дорогой, я сейчас…
Я не успела закончить, глаза сами собой закрылись, голова откинулась, он стал двигаться быстрее и сильнее, я вскрикнула, крепко прижавшись к нему, кончая.
— Глаза, — прорычал он, и мои глаза широко распахнулись, и я рассеянно уставились на него. — Мне нужно видеть твои глаза, когда я кончу, — приказал он.
— Ладно, детка, — прошептала я, не отпуская его взгляда, с силой удерживая его своими ногами и одной рукой, пока вторая бродила по его коже, вверх по спине, по ребрам, потирая жесткий сосок, затем вниз по груди, по прессу, пока не достигла мокрого места нашего соединения, я чувствовала себя настолько хорошо, когда он выходил и входил. — Боже, как прекрасно.
— Тесс, — простонал он.
Я прикоснулась губами к его губам, зажмурилась и прошептала:
— Чертовски прекрасно, детка.
Он наклонил голову, накрыл мои губы, всадив свой член, его мычание освобождения раскатилось по моему горлу.
Да. Прекрасно.
Поскольку его губы были на моих, когда он пришел в себя, начал скользить взад-вперед, нежно и сладко поцеловав, а я крепко обхватила его своими конечностями и поцеловала в ответ.
Затем он отпустил мои губы, войдя до основания, заскользив по моей щеке к уху, стиснул меня со всех сторон и прошептал на ухо, как только его бедра глубоко толкнулись вперед:
— Самая сладкая гребаная киска, которую я имел за всю жизнь.
Я задрожала в его объятиях.
Затем он вышел из меня и снял меня с туалетного столика своей ванной комнаты, куда он вошел, когда услышал, как я выключила воду после того, как почистила зубы, закрыл дверь и инспирировал операцию максимального физического контакта в единственной комнате в доме (я надеюсь), из которой его сыновья не могли услышать, как мы занимались сексом. Именно поэтому я, в конечном итоге, оказалась своей задницей, сидящей на туалетном столике, обхватив Брока руками и ногами, это был мой первый оргазм в ванной.
Он был великолепным.
Но когда он опустил меня на ноги, удивил, оставшись рядом со мной, повернул лицом к зеркалу, затем немного подвинул вперед, отгораживая меня от столика, его руки медленно задвигались по моим ребрам, животу, спускаясь к моим бедрам. Я удивленно смотрела в зеркало и видела его скользящие руки на себе. Затем увидела свои волосы в полном беспорядке, розовые щеки, все еще затуманенные глаза, его руки, продолжающие бродить по короткой шелковой ночнушке аметистового цвета (еще одна покупка в «Неймане», не такое транжирство, как первая, которую я купила в «Нордстроме», но и не дешевая), он трахал меня в ней.
И по выражению его лица, я точно могла сказать, что ему она понравилась.
На самом деле, я поняла, что она ему понравилась еще прошлой ночью по выражению его лица (и действиям), когда он увидел меня в ней.
Достаточно сказать, что мы «сломали печать», когда сыновья Брока заснули, занялись сексом в его доме. Прошлой ночью, когда мальчики заснули, было уже поздно, но Брок все равно заботился, заглушая мои стоны и крики, своим ртом, и для него я делала тоже самое, или он зарывался мне в шею.
Сегодня утром мы занимались сексом в ванной комнате.
— Сколько кексов ты продала, чтобы купить эту ночнушку, дорогая? — спросил он, и мои глаза переместились от его рук, двигающихся по моему телу, к зеркалу.
— Меньше, чем феерия, которую я устроила тебе в ту первую ночь в твоей квартире, но больше, чем шитье из сахарной ваты, — ответила я.
Он ухмыльнулся.
— Шитье из сахарной ваты?
— Ну, та, которую я надела в нашу первую ночь вместе.
— Та розовая?
Он вспомнил.
Черт побери.
Он вспомнил.
— Из сахарной ваты, — поправила я мягко.
Его ухмылка превратилась в улыбку, и почему-то эта улыбка поселилась у меня в животе.
Он думал, что я смешная. Он считал меня красивой. И когда я была с ним, он всегда придвигался поближе. Он хотел встать между мной и ревущими львами. Он хотел помочь мне бороться с моими призраками. У него имелось два фантастических сына, чокнутая, но очень его любящая семья, великолепное тело, ласковая манера общения, и он запомнил цвет моей ночной рубашки, которую я надела в нашу первую ночь вместе.
Я смотрела в его улыбающиеся, добрые, серебряные глаза в зеркале, но не улыбалась.
Я пыталась найти.
Но она исчезла.
— Все прошло, — прошептала я, его улыбка тут же испарилась, брови сошлись, а руки резко сжались вокруг меня, реагируя на мой тон.
— Что случилось, детка?
— Эта ядовитая штука у меня в животе.
Я почувствовала, как его тело тут же вжалось в мое, глаза встретились с моими в зеркале. Он развернул меня к себе и поднял на руки. Автоматически я зацепилась за него всеми конечностями, он вынес меня из ванной в спальню, а затем встав коленом на кровать, положил, моя голова оказалась на подушках, а мой мужчина сверху на мне.
Он не сказал ни слова, просто внимательно смотрел мне в лицо, и я не отворачивалась.
Пока напрягая все свои сенсорные чувства пыталась найти.
Потом пальцами коснулись его лица, его кожи, подбородка с щетиной, губ, висков, густых бровей, затем обе мои руки заскользили вниз, обвились вокруг его шеи, коснувшись его плеч, и я снова обратила к нему глаза.
— Мой неудержимый мужчина, — прошептала я. — Мой заклинатель змей.
Он закрыл глаза и уткнулся лицом мне в шею, застонал:
— Черт, Тесс.
Я повернула голову, мои губы оказались напротив его уха.
— Никакой лжи, никаких масок, никакой ерунды, никаких игр, — зашептала я. — Я люблю тебя, Брок.
Он зарычал, затем приподнял голову, руки скользнули по бокам шелковой ночнушки, по моим подмышкам, поднимая мои руки вверх, потом его пальцы переплелись с моими, он вжал их в подушку над моей головой.
Затем спросил:
— Моя милая, черт побери, Тесс, что мне с тобой делать?
— Я твоя, так что... все, что угодно, — ответила я.
Его пальцы сжались на моих, затем голова опустилась, и он жестко меня поцеловал, глубоко, мокро, сладко и, самое главное, чертовски-не-правдоподобно прекрасно.
Я заерзала на спине, он отпустил мои руки и позволил мне перевернуться вместе с ним, мы продолжали целоваться — я сверху, а его руки были на моей заднице.
И именно в этот, вот везение же, момент раздался громкий стук во входную дверь.
Я приподняла голову, его пальцы впились мне в задницу, когда он зарычал:
— Это, бл*дь, просто невероятно.
Он имел на это право.
Мы застыли на месте, потом стук раздался снова.
— Бл*дь, — выругался он, оставив мою задницу, запустив руку в волосы, приблизив мое лицо к себе. — Не хочу, чтобы кто бы там не был разбудил сыновей. Я скоро вернусь.
Я кивнула, он поднял голову, прикоснулся губами к моим, скатился с меня и с кровати. Схватив джинсы с пола, он натянул их, в дверь снова постучали.
Затем он поднял с пола футболку и направился к двери спальни, дернув за ручку, с расстегнутыми джинсами.
Черт, мой мужчина был таким сексуальным.
Дверь закрылась, и я притянула к себе подушку, обняла ее и улыбнулась.
Потом я почувствовала запах его волос от подушки, волос, не одеколона, не лосьона после бритья, а самого Брока.
Моя улыбка стала шире.
Затем я скатилась с кровати, отправилась в ванную помыться, размышляя о предстоящих сегодняшних планах на день.
Нет, думаю, я сильно хотела осуществить все наши планы на сегодня.
Была суббота после Дня Благодарения. Брок забрал своих мальчиков вчера в три. Почему Оливия не разрешила их остаться у Брока на весь день в четверг и пятницу, учитывая, что они не должны были идти в школу, я не знала, но, спросив об этом Брока, получила от него очередной вопрос: «А, почему, черт возьми, эта сука что-то вообще делает?», я понятия не имела, как ответить на его вопрос, поэтому решила его не провоцировать.
Так как наши планы касались и сегодняшнего дня, я пришла к нему вчера вечером, приготовила ужин и осталась на ночь. Мы собирались посмотреть, как они отнесутся к тому, что я ночевала у Брока, стоит ли мне оставаться и сегодня на ночь.
И мы собирались сегодня отправиться покупать рождественские украшения и елку, а также украсить елку и дом Брока, а затем мы собирались вернуться и купить еще одну елку, и отвезти ее ко мне домой и украсить мой дом тоже.
С сыновьями Брока.
Я уже приготовила рождественские украшения.
Двойное Рождество.
Двойная радость.
Я не могла дождаться.
Я намылила мочалку и стала протирать внизу. Потом я задумчиво уставилась на мочалку.
Темно-синяя, как и простыни, которые я купила Броку.
Я перевела взгляд на свою зубную щетку в держателе на стене. Затем в душ, где стоял мой шампунь, кондиционер и гель для ванны. Я заметила марку, которой пользуется Брок и шампунь, который я ему купила, чтобы такой же был и у меня в душе. Также в моем доме была и его зубная щетка.
Я наклонилась вперед и открыла аптечку.
Моя смывка для лица. Мой лосьон для тела. Мой увлажняющий крем. Мой раствор для контактных линз. Мой дезодорант рядом с дезодорантом Брока.
Я купила ему дезодорант, его марки и положила в аптечку у себя дома.
Все это произошло само собой, без слов, без обсуждений. Он пришел ко мне домой и обнаружил все эти вещи, затем не сказав ни слова, он принес свою одежду, принес достаточное количество одежды, чтобы продержаться какое-то время. Я пришла к нему и увидела новую зубную щетку в упаковке на туалетном столике. Утверждение. В следующий раз, когда я пришла к нему заполнила его ванную своими принадлежностями. Он не сказал ни слова. Он не сказал ни слова даже, когда я принесла большую спортивную сумку с разными своими модными вещами, и, как он сделал у меня в доме, положила ее в угол, где она и оставалась, если только я не планировала сменить в ней одежду.
Я снова улыбнулась.
Да, она исчезла. Эта штука в моем животе давно исчезла.
И этот другой вид чего-то дико непривычного был хорошим, безопасным местом.
Я закрыла аптечку, заметив трусы на полу, подхватила их и надела.
Потом вошла в спальню, думая, что Брок уже вернулся. Но его не было, может он готовил кофе. Может уже встал его сын или оба.
Поразмыслив над этой дилеммой, я подошла к тумбочке, надела очки на нос, встав у шкафа Брока, выбрала одну из его фланелевых рубашек. Мягкую, поношенную, бордовую. Я надела ее, и она скрыла меня почти всю своим размером.
Ладно, она не была халатом, но скрывала больше, чем большинство халатов, и, если я увижу одного из сыновей Брока, смогу вернуться в спальню и одеться.
Я закатала рукава и вышла на лестничную площадку.
Потом я замерла, услышав, как Брок отрезал:
— Господи, она в соседней комнате, брат.
На что я услышала в ответ шепот, но все еще громкий и сердитый:
— Итак? Тогда, черт побери, Слим, то же самое бл*дь дерьмо, что и с Бри.
Леви.
Но кто такая Бри?
— Оставь, — прорычал Брок.
— Клянусь Богом, ты думаешь, я так это оставлю? Ты думаешь, я останусь в стороне, тихо посапывая и наблюдая, как ты снова скользишь через край, привязавшись к другой женщине с горой проблем, которые, ты уверен, что сможешь разрулить?
Я втянула воздух носом и приложила руку к стене.
— Леви…
— Нет, Слим, бл*дь, нет. Ты хочешь, чтобы я объяснил тебе? Я объясню. Бри изнасиловали, это был чокнутой парень, ты знаешь об этом, и я знаю. Это было ужасно, жестоко, бл*дь, тяжело, именно я вместе с тобой пошел навестить ее в больнице, и видел ее в каком состоянии она находилась, бл*дь, подбородок зашили, зубы выбили, глаза опухли, кости переломаны, я видел все тоже, что и ты. А потом ты решил ринуться в бой, чуть не потеряв свою работу, я бы добавил, нажал на все рычаги, какие только возможны, чтобы этот пидарас поплатился сполна. Я тогда тоже это понял. Но потом Бри нашла свой путь решить эту проблему с помощью иглы. Она решила, мать твою, рассчитаться с жизнью своим собственным способом, вколов слишком большую дозу этого яда. Что делаешь ты, когда у твоей бывшей гребанной девушки передозировка? Ты уходишь из полиции и начинаешь работать в гребаном Управлении по борьбе с наркотиками, и никто из нас тебя, мать твою, не видит. Потому что ты работаешь под прикрытием, живешь с какими-то отбросами общества, отправившись в свой собственный крестовый поход, надеясь повернуть время вспять и вернуть Бри. Ну, чувак, ты не можешь ее вернуть. Это не задница Бри постоянно маячит перед тобой, потому что она уже давно умерла. А твоя собственная. Мама, Джилл и Лаура, вместе со мной, мы все тогда потеряли сон, пока ты работал под прикрытием, постоянно задаваясь вопросом, когда последует звонок из твоего управления.
— Ну, теперь ты можешь спать спокойно, Леви, — тихо сказал Брок.
— Нет, теперь тоже нет. Потому что в твоей жизни появилась сладкая Тесс со своими гребанными тортами.
Я подвинулась ближе к стене на лестничной площадке и постаралась громко не дышать, хотя воздуха мне не хватало.
— По осторожней в выражениях, — прорычал Брок.
— Осторожней?! — Крикнул Леви. — Ты этого даже не делал для своей собственной жены, я скажу тебе, я бы тоже для этой суки не сделал ничего, но даже ради своих, мать твою, сыновей ты не оставил эту работу, но как только Тесс О'Хара с ее завораживающими глазами появилась в твоей жизни, что ты сделал? — Наступила пауза. — Нет, ничего не говори, ты скажешь очередное дерьмо, я тебе отвечу сам, потому что знаю, ты сказал об этом Лауре, а Лаура сказала мне, ты понял еще до того, как подошел к ней, если она согласится присутствовать в твоей жизни, ты попытаешься уйти из УБН, чтобы сконцентрироваться на ней и дать ей то, что ты не собирался давать Оливии, и ты не смог спасти Бри, если учесть, что стерва, по сути, покончила с собой, теперь ты решил спасти Тесс.
Сердце у меня заколотилось сильнее, а ноги задрожали.
Леви продолжил:
— И ты решил не только уйти из УБН, ты все это время жил в своем чертовом доме с тех пор, как задница Оливии исчезла рядом с тобой, но внезапно, — он опять замолчал, а я просто представляла, как Леви резанул рукой по воздуху. — Ты оказался в милой квартирке, потому что сладкая Тесс со своими чертовыми «Тортами Тесс» находит ее более приятной. Так что теперь ты стал детективом отдела по убийствам с квартирой среднего класса, а пять месяцев назад ты был агентом УБН с желанием умереть, но, по крайней мере, ты выполнял свои рода гребаные миссии, а сейчас все это ради нее. Черт, я смотрю на своего брата в этой чертовой кухне с новыми, мать твою, кухонными полотенцами, и я даже не знаю, кто ты теперь, потому что ради другой женщины ты готов отказаться от всего… опять, для другой такой же несчастной, преследуемой души с большой парой сисек.