Пьеса в Тринадцати действиях без антракта.
Я – ему 17 или 27.
Эльза – ей 3.
Разные вещи, образы, неудачники и статисты.
Первое действие. То которое про поездку в Торонто.
Я. Я никогда не был и не побываю в Торонто, но провёл там четыре дня. Я обычно езжу по всем делам с ноутбуком, но в этот раз я решил оставить его на даче. Которую раскромсали экскаваторами и залили цементом.Я обычно беру ноутбук, когда езжу по всем делам. Так что, возможно, поэтому в этот раз я его и не взял.
Нафиг.
Я. Это тру-стори про незатейливую поездку в Торонто с собакой Эльзой. И она (стори) периодически состоит из однообразных нафигов. В смысле «нафиг мне это рассказывать», «нафиг это не надо», «ну нафиг». Но иногда она состоит из кофейного тёплого отношения к моей глупой мохнатой собаке Эльзе. Эльза ты дура. Показываю ей f*ck.
Один.
Нафиг.
Я. Это Эльза, ей три.
Эльза. Привет.
Я. Она любит, когда с динамиков ноутбука играют попсовые группы, или когда я оставляю плеер включенным и откладываю наушники, а она подбегает и ложится, сложив тут же рядом свои дурацкие уши. Ещё она любит облепиховый пунш в макдаке, быть девочкой, и не любит, когда я слишком дурачусь. В такие моменты она говорит.
Эльза. Что ты делаешь, превращайся опять в человека!
Я. Злится или бросает обидки. Или смеётся. Я должен признаться, что обожаю это её лицо, когда между смехом от глупого сюрреализма, в который я скатываюсь, она на секундочку по-особому морщится с выражением, типа «спасите меня кто-нибудь», как будто ей тычут в спину ружьем, заставляя смеяться, а она подаёт сигналы о помощи.Это так мило. Только не говорите ей.
Эльза слышит.
Я. Ты же спишь!
Эльза не спит.
Я. А ещё она, гадина, больно кусается.
Эльза кусает Я.
Я. Да больно!
Укушенный Яумирает.
Я. И она меня насмерть загрызла.
Два.
Нафиг.
Я. В этот раз я проснулся в третий день. И заметил примерно в четвертый, что первые два были как-то дольше. Может быть, потому что в них чувствовалась перспектива оставшихся. А может из-за того, что последние два мы просрали и почти ничего не делали. Дни были резаные, неразборчивые. Всё, за что мы с Эльзой брались, мы бросали и недоделывали. Так что, может быть, даже больше мне запомнились перерывы между всем, за что мы с Эльзой брались в оставшиеся после второго дни.Эльза лежала рядом со мной на кровати. Это круто, когда ты можешь пускать собаку спать с собой рядом. Правда собаки и люди не созданы друг для друга, спать рядом. Вот пальцы на левой и правой руке гармонично ложатся вместе. Вот длинные волосы в дырочки фена, засасывающие воздух, – тоже. Это могло бы быть интересной пыткой в средневековье. Эльза, хочешь в средневековье?
Эльза не хочет.
Я. А люди с собаками не складываются вместе. Но на нормальных кроватях, кажется, не складываются чуть меньше. Спящей, она ещё больше напоминает собаку. Дрыгает во сне лапками, переминает шею. Я где-то слышал, что кошки с собаками могут во сне гоняться за кошками и мышами. Эльза выглядит во сне для этого слишком мягкой. Скорее ей снится в моменты вздрагиваний, что за ней гонятся. Или какой-нибудь сюрреализм. И в такие моменты мне хочется ухватиться за её лапы.Я тут, а ты спишь, Эльза, всё в порядке.А порой, когда спим почти в обнимку, она, дрыгаясь натыкается пальцами на меня – и успокаивается. Эльза, ты прелесть. Дура тупая, котлета.
Эльза не дура и не котлета.
Я. И короче помимо достопримечательностей хотелось и перерывы заполнять тем, чего я не делал дома. Нормальные суши доставкой. Ты ешь рыбу?
Эльза ест.
Я. Ещё та фигня, похожая на макароны, которая в этих китайских коробочках, и которую кушать палочками.
Эльза. Вок. Вок.
Я. Разговаривать с Эльзой вдвоём, когда нет никого. Ни социума, ни общих знакомых, друзей и друзей друзей, и её друзей, которые не мои. А быть с Эльзой, а Эльза только со мной. Ведь не так уж часто мы были вместе. До этого я оставлял её у родных на четыре года. Потом она узнавала сначала моё лицо, привыкала. А потом мы ещё полгода не жили вместе. Хотя, наверное, так бывает. Взрослые люди и их собаки иногда расстаются и сходятся, верно?И я только в тот раз понял, что она не «моя», а «со мной». Типа, сейчас со мной, а потом, вся длительность – всё зависит не от одного меня. И от неё. От неё тоже. И, возможно, в этот раз мы расстанемся по обоюдной истраченности, а не из-за каких-то проблем, которые вроде подталкивают и за тебя всё решают.
Три.
Нафиг.
Я. Мы расстанемся после Торонто. Эта фразочка за четыре дня стала мемом. И она действительно кажется краденной переделкой «Приехать в Париж и умереть». Да и наплевать, собственно. Знаешь, у меня навязчивое ощущение, что после Торонто мы расстанемся.
Эльза. У меня тоже.
Я. А у тебя почему?
Эльза. Не знаю, навязчивое же…
Я. И когда оно у тебя появилось?
Эльза. Гав гав гав гав гав.
Я. Мы тащили багаж к багажному отделению самолёта. Опаздывали. Эльза спешила.
Эльза. Давай быстрей.
Я. Я знал примерно, что мы успеваем, а Эльза нет. Оперируя выходами за час до, не совсем правильно говорить, что я знал, что мы успеваем. Типа то, что мне раньше везло на такое, не значит, что так будет вечно.
Эльза. Ну!
Я. Но мы опаздывали, и я знал, что мы не опоздаем. А Эльза спешила, боялась опоздать. И я понял, короче, что, ведь, а что, ну вот что вообще такого может случиться? Скажи, Эльза, что? Мы опоздаем на самолёт? Да не насрать? Деньги? Да в жопу их. Мы залезли бы на ближайший паром. Бла-бла-флай. Эльза никогда не была в Торонто. И хотела в Торонто.И я понял, короче, всю суть мироздания и вселенной. Я еду с ней, а она едет в Торонто.
Эльза. Ну мы опоздаем.
Я. Да не опоздаем.
Эльза. Гав гав гав гав гав.
Я. Бессмысленно было тут что-то придумывать, говорить про паромы и скоростные вагончики от Илона Маска Москва – Торонто, что будущее за наукой и техникой, что мы, вероятно, последнее поколение, которое не доживёт до трансгуманизма, и что зачем тебе всё бесценное время жизни, если ты тратишь его на то, чтобы приходить вовремя. Я не мог опоздать ехать с Эльзой, а Эльза могла опоздать в Торонто.
Эльза. Когда мы у самолёта были, и ты сказал, что не хочешь никуда ехать. Вот с того момента у меня ощущение, что мы расстанемся после Торонто.
Я. Мы забрались в багажное отделение. Договаривались с проводницей по блату, чтоб типа бесплатно.
Суровая проводница. Сначала оплатите, а потом хоть бесплатно.
Я. Да ладно тут, что тут. Я, да собачка.
Суровая проводница. Только из-за собачки.
Я. Потом мы летели, тряслись в неудобных позах, мёрзли, когда поднялись к стратосфере. Забыли шнурки развязать на ботинках и ноги во сне опухли. А перед сном Эльза слушала свои группы попсовые в своих наушниках и смотрела в окно. А я злился и думал, что после Торонто оставлю её у родных ещё на четыре года. За которые медленно выросту до девяносто трёх и подохну.
Четыре.
Нафиг.
Я. Ноутбук – это часть персональной жизни. Беря его вместе с собой в Торонто, ты типа уславливаешься: «та-ак, я беру с собой часть персональной жизни», и значит ты будешь проводить время с собой. А если берёшь в Торонто собаку Эльзу, как бы уславливаешься проводить время с ней. И когда дефицит – то есть только четыре дня, то нельзя успевать проводить время с Эльзой и проводить его же с ноутбуком. Надо выбирать.Поэтому ты либо не берёшь персональную часть тупой своей жизни, либо не берёшь Эльзу. Либо берёшь ноутбук, берёшь Эльзу… только это вообще ерунда какая-то, не надо так.
Нафиг.
Я. Я раньше всегда загонялся по поиску существа, которое было бы мной на восемьдесят процентов. И вдруг – уже еду в Торонто с собакой Эльзой, которая я – максимум на пятнадцать. Становится очевидно, что ты несёшься в багажном отделении с Эльзой не потому, что она это ты на пятнадцать процентов – из-за пятнадцати процентов не несутся вместе в Торонто, – а потому, что она не ты на оставшиеся восемьдесят пять. Восемьдесят пять, котлета, процентов не тебя. Странно, да? Я обычно не покупаю колбасу, если там мясо птицы механической обвалки на первом месте. И такое мясо я бы не взял в Торонто. Я сам вроде качественное мясо человека, и хочу тоже качественное. Блин, я запутался. Вообще. Я на таких размышлениях съел собаку.
Эльза. А-аа!
Я. Хотел сказать только, что это странно.
Пять.
Нафиг.
Я. Вы когда-нибудь пробовали шаверму с собачатиной? Если нет, но шаверму пробовали, то откуда вы знаете? В Торонто множество забегаловок, где толкают шаверму. Мы жили рядом с одной из них. И оттуда тянуло таким специфичным запахом. Каждый день я выгуливал Эльзу и дал как-то раз ей побегать по детской площадке. А когда она бегает и суёт пальцы в рот, я говорю ей, что Эльза не ешь говно. Эльза, не ешь!
Эльза У-у-у-у-у.
Я. А представьте, что отношения завершались бы тем, что из другого делали бы шаурму? Достаёшь ты из холодильника сверточек в лаваше – моя бывшая. А та, с сельдереем в мазике – это девка с того выпускного, встречались неделю, имени даже не помню.Часто Эльза то пропадала, то вроде здесь. Когда она здесь не была, но присутствовала формально.Эльза, куда ты спряталась, выходи? А она не выходит. Потому что не спряталась. И что теперь делать? Ну и пошла ты, котлетища, не больно то и хотелось.
Нафиг.
Я. Хочется, чтобы самолёт не поехал, и не было после. Багажное отделение не открылось, и не было дальше. Но то, что так хочется, не значит, что так и было. Дачу залили цементом и раскромсали экскаваторами. Так что обратного дома у меня не было. Мы почему-то всегда осмысляем категорию ДО, находясь в категории ПОСЛЕ. Может правильно по-другому?
Нафиг.
Я. У меня пропала собака. По кличке Эльза. Если найдёте, и если вы хороший, или хотя бы ничего – оставьте её у себя и заботьтесь. Она того стоит. Но не говорите ей, что мне не хотелось бы знать, что она ничего не узнает. И не говорите мне, что расскажете ей, перед тем как её усыпить, что мне хотелось бы знать, что она не хотела ко мне обратно.Вообще ничего забудьте и не говорите, забейте.
Нафиг.
Я. Перед отъездом я забежал за шавермой. И почувствовал, что ем мясо. А чем поедание мяса, блин, курицы или свинины отличается от съедания собаки, которая с тобой, собаки-девочки? Эльза, помнишь, как мы впервые поцеловались?
Эльза. Ну. В песочнице.
Я. В песочнице. Мы упали в песочницу, и я чувствовал сквозь наши слюни её кусочки. Я потом ещё где-то неделю чувствовал их на зубах. Якупил себе кучу шавух оптом. Все, что были там, в зассанной забегаловке рядом. Все, которые могли в теории быть Эльзой.
Эльза. У-у-у-у-у.
Я. Я закопал их все в одном месте и похоронил.
Шесть.
Нафиг.
Я. В Торонто мы много ругались с Эльзой. По всяческим пустякам всегда. Видимо, потому что Эльза не я и наоборот. Асреди нашей ругани были моменты, когда мы забывали, что мы собаки и человеки. Выбросив из голов наши будничные, мятые, вывешенные на балкон сушиться, жизни. В тесных уютных рамочках четырех дней, на одном столе, стуле, кровати, окне, полу. Мы не пользовались общественным транспортом, зачем тебе транспорт в Торонто. Пытались успеть на тупейшую дегустацию чая. Бросали бычки от окурков в миллиметровые дырочки канализационных люков, прикидываясь культурными, когда не было мусорок. Высмеивали кислотного цвета стены в комнате хостела. И разговаривали. Разговаривали больше, чем обычно. Два существа разных: Я и собака Эльза в Торонто.
Семь.
Нафиг.
Я. Сложно, наверное, даже нельзя, говорить то, что было, именно так, как оно было. Легко говорить то, чего точно не было. Вот это круто. Я никогда не был в Торонто. Покажите мне точку на карте, где это находится, я забуду через минуту. Что я забыл-то там? Я даже английский плохо. Даже читать. Я это к чему. Лейтмотивом поездки было расставание с Эльзой после Торонто. Но после того, как мы были в Торонто и ночевали каждую ночь вместе на мягкой большой кровати, за четыре дня я забыл, если честно, как ночевать без неё. И когда мы летели обратно с ней после Торонто и спали раздельно, я понял, что если ДО не предложу ей никуда ехать – то мы очевидно же не расстанемся ПОСЛЕ Торонто. И самолёт не полетит как я и хотел, (вернее уже хотел бы), перед тем, как мы в него загрузились,(бы). Я никогда не был в Торонто, и зачем бы оно мне вообще надо?
Нафиг.
Я. Наше Торонто было давно, хотя мы ещё в нём. Мы повторяемся, пробуя повторить Торонто, которое у нас было. Как будто бы то Торонто, которое у нас было, не повторить. Может быть, потому что оно прекрасно и неповторимо, как воспоминание маленького ребёнка и самый последний вдох старого человека. Говорят, за ночь мозг изменяется так сильно, что утром мы просыпаемся другими людьми. Мы проснулись в Торонто и самое время запихиваться в чемоданы. Надеюсь, нас пронесётна таможне, и мы благополучно отсюда уедем. Надеюсь, нас спалят и арестуют, и мы останемся здесь ещё хотя бы на один день. В конце концов обещали большой дождь.
Восемь.
Нафиг.
Я. Так мы будем смотреть Довлатова, как вернёмся?
Эльза. Мы же уже договорились.
Я. Не-е, я спрашивал, типа, как насчёт посмотреть Довлатова, но мы не договорились, что прям посмотрим. Но, то есть прям посмотрим?
Эльза. Ну да!
Я. Он, кстати, шёл в кинотеатрах четыре дня. В прошлом Торонто, несколько лет назад.
Нафиг.
Я. Мы с Эльзой должны посмотреть Довлатова. Говорят, его книжные годы прошли в Торонто при советском тоталитаризме. Говорят, что он получился средним. Что только не говорят.А это уже в свою очередь не самый плохой повод поехать в Торонто. Неплохой повод поехать в Торонто. В мокрое, как слюна на зубах.Ветренное, как ветер во рту Торонто. Один из.
Второе действие. Там про то, что после Торонто.
Я. Я вернулся после Торонто. Это и называется, где-то быть, когда возвращаешься. От этого никуда не деться. Самое время сказать что-нибудь холодное. Сколько ты не нагреваешь слова, рано или поздно слово перестаёт быть тёплым. Кто-нибудь забывает закрыть форточку или вытащить его из холодильника. Да какая разница. Все слова возвращаются к их естественным состояниям. А в естественном состоянии холод.
Нафиг.
Я. Это неинтересная история про меня и собаку Эльзу отдельно. Её не должно было быть здесь, но от неё никуда не деться. Она всегда смотрит и пережевывает свои десны. Она очень старая, но не умирает раньше, чем её кому-торасскажешь.
Девять.
Нафиг.
Я. Мы с Эльзой были вместе так долго, что я позабыл, что такое «вместе». Какое-то бесполезное слово. Но помню, когда она начала кивать, вместо того чтобы отвечать. Я не понимал, почему. И злился. Сначала она выучилась кивать, потому что боялась сказать что-нибудь не то.
Эльза. Ты сам говоришь всё время не то, дурачина.
Я. Сначала она боялась, потом это выработалось в привычку.ПотомвсеСейчас превратились в До или После. Ей стало всё равно. Эльза кивала, когда была равнодушной. А если она мне кивала всегда, тогда что? Это что за фигня, Эльза? Ну-ка! Кому говорю! Фу!
Эльза. Ты сам киваешь!
Я. Я понял, что правда с ней только киваю.Когда мы вдвоём это поняли, то она стала чаще тереться о мою ногу.Ну чего, Эльза?
Эльза. Мяу.
Я. Опять мяу. Я не понимаю кошачий.
Эльза. Мяу.
Я. Вот опять. Что ты этим хочешь сказать?Я думал, она перестанет тереться о мою ногу и всё будет дальше медленно и нормально, пока её не заберут родственники на пару лет. Неловко не замечать, как Сейчас превращается в До или После, когда трутся о твою ногу. Эльза не перестала.
Эльза. Нассу тебе в тапки.
Я. Потом мы гуляли по городу. Я уже её невыгуливал, и она выгуливалась сама. Я говорил, что погода стрёмная. Эльза, погода! И я не люблю гулять. Она шла выгуливаться одна.Мы гуляли каждый по одиночеству, и вдруг встретились у Ашана. Она была в шапке, я был в другой шапке. Встретились одиночества, по которым мы шли.А мы почесали друг друга за кончики шапок и разошлись мимо.Эльза на автобусе, а я пешком. И я понял. Понял всё. Всё-всё, что всегда понимают, когда подкрадывается по носкам в шерстяных линолеумах время всё понимать. Понял всё. И тогда сказал: ну, беги, Эльза.
Эльза. Куда?
Я. Куда там убегают собаки? Должно же быть место, куда они убегают? Было грустно.
Эльза. Не волнуйся, я всё понимаю. И тоже об этом думала
Я. Это нормально. Потом у тебя будет кто-то другой.Это грустно, ноты не волнуйся. И мне было так, как отрубленному хвосту.
Эльза. У-у-у-у.
Я. Но, наверное, это нормально, когда отрубают хвост. Когда маленькая вселенная, размером с апельсиновое зернышко называется «Я и Эльза».Её теперь переименуют что-ли?Маленькая вселенная нас, созвездие малой поездки в Торонто, планета Котлета, улица Радости, делится на две части.Каждому по половинке радости. Трудно двумя руками и четырьмя лапами делить зернышко апельсина. Оно, блин, скользкое.И липкое.
Эльза. Как слюна на зубах?
Я. Нет. Как следы неудавшегося ужина на столе.
Эльза. Ладно, я побегу. Поищу место, куда убегают собаки Эльзы. А всё что между нами было оставь у себя, пока не придумаешь, чем удобнееего разделить.
Я. Пока. Хорошо, что мы к этому подошли как взрослые существа.
Эльза. Да, мне это тоже приятно.
Эльза уходит далеко-далеко долго-долго.
Десять.
Нафиг.
Я. Эльза ушла. А я сунул две не переломанные половинки того, что было в джинсы в задний карман, чтобы не забыть. Потому что передние карманы – в них всякая ерунда: фантики там, флаеры, чеки, приглашения в пиццерии с отломанными ногтями и порванными манжетами рубашек несчастных промоутеров. И вот, чтобы мы с Эльзой не затерялись, пока я придумаю, как лучше нас делить, я сунул нас в задний карман джинс. Я туда ничего всегда не сую. Поэтому не забуду. И забыл.
Нафиг.
Я. Наверное, после разделывания вселенной несчастным промоутерам будет ещё холоднее. Наверное,Эльза теперь там, куда убегают брошенные собаки. Когда же придумают средство от всех людей для собак инаоборот, чтобы его принимать, и не принимать друг друга всерьёз?
Эльза. Не называй меня больше собакой.
Я. Тебе же нравилось.
Эльза. Раньше нравилось, а теперь нет.
Я. Хорошо.
Нафиг.
Я. Когда мы разбежались в разные стороны, понюхав друг другу носы напоследок, прошла почти тысяча лет. Мы умерли. И остатки наших останков закопаны в разную землю. Видимо, вопреки воле останков, чтобы даже тогда мы не были вместе. И будущие разумные существа из соседних галактик, раскапывая нас с Эльзой, не могли понять, что мы с ней хоть каким-то образом были связаны. И время кончилось. Очередной большой взрыв. Самый очередной. Самый очередной.Миллионы и миллиарды лет эволюций после зарождения жизни были для того, чтобы мы складывались на нормальных кроватях. Или зачем тогда они были нужны?
Нафиг.
Я. Это Эльза, ей три. Она любит, когда с динамиков ноутбука играют попсовые группы, или когда я оставляю плеер включенным и откладываю наушники, а она подбегает и ложится, сложив тут же рядом свои дурацкие уши. Ещё она любит облепиховый пунш в макдаке, быть девочкой, и не любит, когда я слишком дурачусь. Она говорит.
Эльза. Я думала мы что-то большее, чем короткое время, которое у нас будет.
Я. Эльза, ты слишком рано заговорила о том, что у нас будет.
Эльза. Давай тогда лучше в следующий раз, да.
Я. Когда вдруг становится слишком рано, как правило, это значит, что уже всё. Но кто придумывает эти правила? Кто их придумывает?
Нафиг.
Я. Это Эльза, ей три.
Эльза. Ну привет.
Я. Она очень любит, когда изо ртов музыкантов срываются звуки и прямо в её дурацкие уши. Ещё она любит свой пунш из макдака, быть девочкой, и не любит, когда его делают слишком горьким. Она его пьёт, плачет, а я хочу, чтобы она не плакала никогда, но ведь это не так-то просто, чтобы она не плакала, а её пунш всегда подавали сладким. Ну что мне, не драться же мне с продавцами, хотя они и сготовили его плохо.
…..
Я. Мы наверно расстанемся после Торонто и будет очередной большой взрыв, самый очередной. А когда я вернулся после Торонто, а это и называется где-то быть, тогда я не вернулся в себя. От себя никуда не деться, но запросто, если от тебя ничего не осталось, лишь горы цемента и маленькие следы экскаваторов. И когда мы вдвоём это поняли, нам осталось только кивнуть и обнюхать друг другу носы напоследок. И так это трудно, нюхать носы, когда это в последний раз. Ты, наверное, уже спишь, но когда ты в последний раз во сне натыкалась на меня пальцами, ты хоть вспомнила что-то хорошее? Хоть что-то?
Десять.
Нафиг.
Я. А теперь история про поездку. История про поездку. История про поездку. История про поездку. История той поездки, которая. Та поездка, где. Та поездка, которая. Это история той поездки. Одна лишь история. Я поездка, там. Помните, там мы с. Помните, та история. Та поездка. Однажды поездка. История одной поездки. Если повторять поезда много. В городе. Там поездка. Та за городом. Если объехать. В городе. После города. Та поездка. И мы с тобой. Помнишь? Ты вместе с. И. Мы поехали. Эта история. История той поездки. Одна та история. Мы и история вместе. История, как мы. Поездка, когда мы поехали. Мы с тобой, ведь ты даже не. Помнишь, как мы ехали. А поездка. Поездка в город. Мы остановились. Время и мы потратили. Все поездки. Поездка, которую мы.
Одиннадцать.
…..
Я. Привет Эльза. Я так, забежал на минутку.
Эльза. Привет тебе.
Я. Ну я так, постою и уйду... Кстати, как твоё имя?
Эльза. Эльза.
Я. Я так и думал.
Идёт дождь и заканчивает всё время и место, чтобы на его месте открыть забегаловку вегетарианской пищи.
Нафиг.
Я. Мы встретились в январе. Тринадцатого числа. Шел снег и на улице было жарко.Тюлени сражались с кроликами за освоение комнаты. Эльза, называя тебя собакой, я никогда не вкладывал в это человеческий смысл. Это уже не имеет важности, но мне важно, чтобы ты знала. Ты, наверное, уже отвыкла и не понимаешь мою речь. А может быть с эволюцией люди ещё не догнали собак, тогда наоборот.
Эльза. Можешь называть меня собака Эльза, хоть ты и дурачина.
Я. Если тебе неприятно, то я не буду. Я не хочу делать то, что делает тебе неприятно.
Эльза. Мне приятно. Можешь называть меня собака Эльза.
Я. Я не обнаружил Торонто, когда собирался туда поехать. Наверное, эволюции сделали своё дело, убрав с карты город, из-за которого мы когда-то расстались. Или это Эльза решила меня не взрывать, а взорвала город, когда у неё был выбор. Когда-то у каждого появляется такой выбор. Я сунул руку в задний карман джинс, и нашёл выросший апельсин.
Нафиг.
Я. Стоящее того, чтобы быть целым, сложно делить руками и лапами. Особенно лапками. Я больше не хочу никогда нас терять, Эльза.
Эльза. Я тоже.
Я. Мы не расстались с тех пор, каквстретились после Торонто, и будем всегда так делать –не расставаться.
Нафиг.
Я. Спустя все тринадцать рождений вселенной мы кажется встретились в январе. Кажется, это было после того, как двенадцать смертей вселенной назад мы расстались после Торонто. Эльза не верит в мистику, но тринадцать было её числом. В тринадцать она поступила в лётное. Сто тринадцать в названии её домика. И оно постоянно встречается.Эльза, наверное, ты будешь первой собакой, которая побывает в тринадцатом космосе, прикинь? Наверное, после того как мы встретились в январе, все промоутеры всего мира теперь мерзнут чуточку меньше?Мы всегда будем брать у них флаеры, и не будем выбрасывать их в ближайшую мусорку. И я думаю, что, когда мы в следующий раз куда-то поедем, уже запретят потребление в пищу живых существ. Зато там, наверняка, будет лучший в мире фалафель.
Двенадцать.
Тринадцать.
КОНЕЦ.
Передаю привет всем моим странным друзьям: Второму, Серёже, Сестрёнкам, Эльвире и Веронике, Аманде, Людмиле Ж. и Насте.