«Благословляю твой уход:
Крещу тебя, машу рукою.
Благословляю новый год,
в котором будешь ты с другою.
Благословляю все, что есть
и было, –
этого немало.
…ну а значенья слова «месть»
я никогда не понимала".
Разговор с Олей принес ощутимую пользу: слезы прекратились, я действительно смогла уснуть, что случалось в те дни редко. Кстати пришелся и дождь, шум которого меня всегда успокаивает. Косые струи били по жестяному карнизу окна, сначала я просто слушала эти звуки, а потом они стали сниться мне, превратившись в перестук вагонных колес… Обычно мои сны улетучиваются мгновенно, но этот зафиксировался в памяти на удивление отчетливо.
… Стучали колеса, в купе поезда было мрачно и очень холодно. Я пыталась согреться, кутаясь в тонкое одеяло. Леня заметил это и стал меня укрывать. Своим плащом, свитером, даже рубашкой…
– Ты же сам замерзнешь! – протестовала я.
– Пустяки! Вырос на Урале, в армии служил под Красноярском – что мне сделается?
Озноб мой все не унимался, тогда Леня снял с полки ватный матрац и накрыл меня этим.
– Как же ты будешь спать? Вагон у нас устаревшей конструкции, в прямом смысле – жесткий.
– И это – пустяки… Когда я по тайге с геодезистами ходил, нам случалось спать и без палаток, просто на земле…
Под тяжелым матрацем было душно, неудобно, но пронизывающий холод наконец отступил, я снова почувствовала вкус к жизни. Раз мы оказались в поезде, пусть даже в таком допотопном, должна же быть хоть какая-то романтика! Мы с Леней путешествовали довольно часто и имели собственные дорожные традиции. Любили, к примеру, устраивать различные соревнования: кто составит больше новых слов из букв базового, заданного слова; кто сумеет без сбоев считать в течение трех минут пролетающие за окном столбы, деревья, дома или что-то еще, до чего удавалось додуматься; кто купит на остановке самую полезную в данный момент вещь или самое оригинальное лакомство; кто вспомнит самую невероятную историю…
Согревшись, я начала предлагать Лене эти развлечения, но он в ответ упорно качал головой.
– Я здесь оказался только затем, чтобы помочь тебе. Но с тобой уже все в порядке, и я должен выйти на остановке, к которой мы подъезжаем. Прощай, Ксюша…
Я вдруг с ужасом поняла, что он говорит правду, что мне предстоит остаться одной в этом неприглядном пустом вагоне. Скинув все, чем была укутана, я изо всех сил прижалась к Леониду. Он тоже обнял меня и тоже – крепко, отчаянно…
– Бред какой-то! Ты не хочешь от меня уходить, я это чувствую…
– Не хочу! Но должен. Я живу теперь в другом месте, меня к тебе не пускают… Ты не поймешь: это колдовство такое… Оно теряет силу лишь в те моменты, когда тебе плохо, и я очень хочу помочь. Тогда возможен рывок!
– Но сейчас мне тоже плохо! Мне тяжело с тобой расставаться, значит, ты сумеешь остаться…
– Нет. Сейчас я должен уйти.
– У тебя где-то вторая жена и две дочери, старшую зовут Ириной, – я вдруг произнесла то, чего минуту назад не знала, эти сведения внезапно возникли в моей голове. Вслед за ними возник и аргумент, который, как мне показалось, может удержать Леонида.
– Ты мне нужен не только в беде! Разве ты не помнишь, что мы едем в Питер? Там снова белые ночи, и нас снова ждет праздник «Алые паруса». Я же не могу одна гулять по городу до утра и дарить сама себе гвоздики?
Леонид задумался. Перед этим он уже отпустил меня, сделав шаг к двери купе, но сейчас мы снова обнялись. И исчезли вдруг этот поезд, этот пустой вагон… Вокруг был сад, а мы с Леней – дерево в этом саду. Единое, хотя и двойное. Он – сильная яблоня-дичок с надежным стволом, а я – виноградная лоза. Листья у меня резные, красивые, плоды – редкостные по нашим местам. Я радуюсь жизни, меня ценят люди, но я хорошо понимаю, что все это возможно лишь до тех пор, пока мы с яблоней вместе, пока я взбираюсь по ее стволу к солнцу. Оторвите меня от нее – и я буду лежать на земле в виде горки бесполезной зелени. Но зачем отрывать? Я не приношу яблоне вреда, не отнимаю у нее ни соков земли, ни солнечного света. Она сильнее меня, ей не трудно поддерживать мою жизнь, и она знает, что вместе мы образуем нечто гораздо более ценное и прекрасное, чем каждый по отдельности. Значит, беспокоится не о чем? Но мне тревожно, я чувствую какую-то опасность…
…Сентябрьский дождь отшумел за окном, я проснулась, но еще долго лежала с закрытыми глазами, обдумывая то, что мне привиделось. Удивительно, что образ виноградной лозы пришел ко мне только сейчас и во сне, а наяву я никак не могла найти сравнение, помогающее объяснить, почему моим мужем стал именно Леонид. Еще до свадьбы подруги говорили мне: «Он тебе не пара! Неужели ты не найдешь мужчину, близкого по духовным запросам, человека своего круга? С рабочим парнем тебе придется несладко!» И после я не раз слышала подобные рассуждения, даже от собственных детей. Не это ли только сегодня сказала мне Оля? Хотя знает прекрасно, насколько я нуждаюсь в крепкой опоре. Так уж получилось, такой уж выросла… На Севере я выжила лишь потому, что первым «стволом», к которому прильнула моя слабая плоть, стала мама. Вторым и самым надежным оказался Леонид…
Впервые я это ярко почувствовала именно в Питере, который назывался тогда Ленинградом и был истинной родиной и отца моего, и мамы. Вскоре после свадьбы мы с Леней поехали туда, чтобы он мог познакомиться с нашей ленинградской родней. Это случилось в конце июня, и нам довелось увидеть необыкновенно красивый, романтичный праздник под названием «Алые паруса». Он устраивался в день, вернее в ночь, школьных выпускных балов. Весь центр города становился огромным бальным залом! Транспорт не работал, на улицах и площадях гремела музыка, выпускники танцевали, смотрели концерты, идущие на многочисленных импровизированных эстрадах. Повсюду продавали цветы и воздушные шары, мороженое, какие-то изумительные орешки, пирожные и многое другое… На Неве возле Зимнего дворца стояла бригантина с настоящими алыми парусами, ярко освещенная прожекторами…
Праздник, конечно, не имел к нам с Леней никакого отношения, но мы не смогли устроить себе свадебного путешествия, и эта ночь неожиданно нам его заменила. Мы до утра гуляли по городу с полным ощущением того, что все чудеса этой волшебной белой ночи – для нас. Отдали должное лучшим лакомствам, накупили сувениров, а потом Леня преподнес мне роскошные гвоздики. Я украсила ими поясок своего нарядного – как и у выпускниц! – платья, потому что руки были заняты: мы с мужем шли, крепко обнимая друг друга, словно стали единым существом. Я в полной мере ощущала себя тогда вьюнком, плющом, виноградом – то есть чем-то таким, что не может жить отдельно от своей крепкой опоры, но словесного эквивалента этим ощущениям не нашла. Только восхищалась силой своего мужа – его тела, его характера – потому что он всю ночь рассказывал мне о себе то, чего я не успела узнать раньше. Сколько же раз он оказывался на грани жизни и смерти, сколько вынес трудностей, опасностей, нападений и ранений! Я ни на один из таких поступков, конечно же, способна ни была. Но я ведь женщина, причем – слабая. Как же это удивительно и прекрасно, что теперь я составляю единое целое именно с таким сильным мужчиной!
Вот об этом празднике «Алые паруса» я и напомнила Леониду только что, в своем сумбурном сне. А потом возник образ сильного дерева и виноградной лозы – потому, наверное, что в моем подсознании он родился еще тогда, когда мы шли в обнимку по ночному Ленинграду… Как же я буду ходить по тем же улицам и площадям одна, если уеду сейчас к сыну в Питер? А может быть, уехать необходимо как раз для того, чтобы Леня тоже, независимо от меня, вспомнил все это и поехал вслед за мной? Разлука может дать ему ощутимый толчок и для воспоминаний, и для размышлений. Мне ведь хочется, чтобы он вернулся к себе, прежнему, значит, нужно заставить его задуматься. Пока до одури думаю лишь я, а он, хоть и расстроен тем, что случилось, не был огорошен чем-то неожиданным, потому и не получил еще от судьбы по голове…
Странный сон неожиданно придал мне сил. Когда Леонид вернулся с работы (снова без опоздания!), я встретила его вполне деловито и приветливо, накормила пышным омлетом, который чудом успела приготовить не только вовремя, но и по особому рецепту. Пока Леонид ужинал, я сидела рядом и пыталась представить себе, что он почувствует, когда через пару дней не обнаружит меня дома. Мне хотелось не мести, я вообще к ней не склонна, но лучше хоть как-то действовать, чем сидеть в оцепенении и слезах…
– Спасибо, накормила, – сказал Леонид, вставая из-за стола. – Только у тебя такие нежные омлеты получаются. А теперь, если не трудно, помоги мне ногу перевязать и посмотри заодно, что там такое творится… Ходить совсем не могу, просил сегодня у заводского хирурга больничный, но он велел продолжать прикладывать мазь Вишневского и заявил, что при воспаленных царапинах больничный не полагается…
Когда грязный бинт упал на пол, я поняла, что поездки в Питер не будет. Нога опухла еще больше, стала багровой, а «царапина», похоже, только углубляется, несмотря на все мази. Неужели и на заводе, и в больнице скорой помощи, куда мы обращались в субботу, врачи ошиблись с диагнозом?
– Посиди пока так, не трогай ногу, – сказала я Леониду и пошла звонить Марине.
Она не хирург, но врач опытный, думающий, в чем я убедилась, когда лечила позвоночник у нее в лазерном центре. Этот центр напрямую связан с лазерной академией республиканского уровня, поэтому там и аппаратура и методики лечения – новейшие и поэтому же больными занимается только врач, никаких медсестер. С Мариной Сушковой я подружилась настолько, что она дала мне домашний телефон и предложила называть ее просто по имени.
– Ксения Алексеевна, вы не пугайтесь пока, но судя по всему, у вашего мужа запущенная трофическая язва, – предположила Марина. – Никакой мази Вишневского! Промойте язву перекисью водорода и завтра же ко мне!
Осмотрев на следующий день Леонида, Сушкова возмутилась: «И это ваш хирург столько времени считал воспаленной ранкой? Он что, не видит, в каком состоянии вены ноги? Любая царапина при такой стадии глубокого варикоза служит толчком к образованию язвы. Уясните себе на будущее: на этой ноге ни кожа, ни мягкие ткани не получают нормального питания, их нельзя травмировать! По правилам, вам сейчас положен стационар, но у меня есть хорошая методика для таких случаев, начнем с нее…»
Лечение Марина назначила внушительное: внутривенное лазерное облучение крови, лазерная обработка язвы, напыление на нее препарата «искусственная кожа», да еще различные мази и таблетки для применения дома – утром и на ночь. Леонид, как ребенок, во всем доверился мне. Лечиться он никогда не любил, избегал любых лекарств, любых процедур и совершенно в них не разбирался. Сейчас он покорился необходимости спасать ногу (слышал где-то, что подобные случаи и до ампутации довести могут), но все медицинские разговоры с Мариной возложил на меня. Сам лишь послушно пересаживался от одного аппарата к другому и отпускал при этом шуточки. Марина ему явно приглянулась, и мой ловелас сразу же стал позволять себе в общении с ней вольный тон. Сушкова, женщина умная и проницательная, конечно же, разглядела, что на душе у этого седовласого пациента неспокойно, и легкий флирт ему сейчас необходим как разрядка. Я тоже так считала, но поняла еще и другое: Леня, пользуясь случаем, демонстрирует мне, что увлечение пожилого мужчины молодой женщиной вполне естественно – это просто словесная игра – и допускает он такое со многими, а не только с Раисой. Чтобы я могла оценить, как безобидна его концепция супружеской свободы, Леня охотно пересказывал мне по дороге домой все свои разговоры с симпатичным доктором.
– Сегодня я что-то совсем обнаглел, – притворно сокрушался Леонид. – Марина Петровна, говорю, вы мне во сне снились – причем, в нашей квартире, в одной постели со мной.
А ей палец в рот не клади, бойко начала отвечать:
– Ну, и что мы с вами там делали?
– Я вами любовался, на вас что-то очень красивое было надето, что-то вроде пеньюара. Вы уж простите, я его расстегнул…
– Ну и как?
– Что?
– Груди мои как? Понравились? Почувствовали, какие они упругие?
– Как я мог почувствовать, я же их не трогал…
– Что за мужчины пошли! Тут не трогал, там не трогал… Зачем же тогда пеньюар расстегивал?
– Так ведь сон…
Даже по пересказу, конечно же, далеко не полному, видно было, что Леонида смущали реплики Марины. Ну и женщина! В реальности она подобному кавалеру ничего не позволит, но игру ведет без стеснения, и иронию, которая сквозит в ее вольностях, еще не каждый мужчина поймет…
Не знаю, что там понял Леонид, который на заводе имел дело с женщинами совсем другого «полета», но общение с Мариной явно поднимало ему настроение. Я этому была рада, но совсем не потому, что начинала принимать его «теории». Лазерный центр находился недалеко от дома, в котором жила Раиса, и, возвращаясь с процедур, мы проходили от него очень близко. Не знаю, как у Леонида, но у меня каждый раз все сжималось внутри. Слава Богу, что мы в эти минуты, как правило, увлеченно вспоминали Марину и как бы не замечали опасный объект.
О Раисе Леонид в период лечения не заговаривал. Как я и ожидала, «выпустив пар» в первые дни легализации, Леонид снова замкнулся и перестал обсуждать со мной свои отношения с любовницей. Легко ли дается ему разлука с ней, о чем он думает, к какому решению склоняется – ничего этого я знать не могла. Если бы и спросила – он бы не ответил. Однажды только обронил фразу, что ее нет в городе: на весь месяц уехала в деревню копать картошку. Я этому не поверила, решила, что он страхует меня от подозрений, естественных при малейшей его задержке на работе. Или боится, что теперь я мучиться подозрениями не буду, а сразу пойду его искать по известному адресу?
Не знаю, решилась бы я когда-нибудь на такой шаг (скандалы – это не для меня), но в течение всего назначенного Леонидом «испытательного» месяца у него не было времени даже на разговоры с Раисой возле проходной завода. Лазерный центр закрывался в пять часов, и чтобы успеть туда после работы, Леонид должен был экономить по дороге каждую минуту. К тому же он знал, что я жду его на конечной остановке заводского автобуса с бутербродами и горячим чаем. Такие серьезные процедуры Марина не разрешала принимать на голодный желудок, а другой возможности перекусить не было.
Леонид говорил, что ему не только еда важна, но и вообще гораздо приятнее ходить на лечение вдвоем со мной. Он рад был, что я взяла на себя обязанность запоминать те мази и таблетки, которые Марина, постоянно корректирующая лечение, назначала на дом. Рад был, если ему верить, и тому, что мы можем поговорить по дороге, зайти в магазины и вместе выбрать все, что необходимо купить.
«Не было ни гроша, да вдруг алтын!» Совсем недавно одиночество так тяготило меня, что описания ада в книге Юлии Вознесенской показались чем-то знакомым. Сейчас те дни в больнице, когда ласка уличного котенка обрадовала меня едва ли не больше, чем хлеб голодного, я вспоминала как страшный сон. Признание Леонида должно было погрузить меня еще глубже в дебри этого сна, но он неожиданно кончился… Если Господь и вправду вразумляет нас, слегка приподнимая завесу над тайнами ада и рая, то я, должно быть, вразумлена вполне достаточно: ледяная пустыня исчезла. Может быть, это лишь передышка, маленький оазис, но сейчас я проводила вместе с Леонидом все вечера, все выходные дни – возвращалось то, чего не было уже несколько лет. Несмотря на множество болезненных моментов, то и дело возникавших в нашей жизни, мы с Леонидом снова были нужны друг другу, дружеские отношения день ото дня крепли. Пусть только дружеские, не все сразу, все равно их тепла хватало, чтобы недавний лед начал таять…
Я ни разу не пожалела о том, что не уехала в Петербург, хотя мы с Олей все решили вполне разумно. Любоваться Питером в одиночку, особенно после воспоминаний о празднике «Алые паруса», мне было бы очень грустно, к тому же, ходить я могу недолго, значит, большую часть дня проводила бы в пустой квартире сына. Он приходит с работы поздно, по выходным тоже занят: верховая езда, встречи с друзьями, девочки… Ради меня не станет менять свой образ жизни. В Питере продолжалось бы мое одиночество – может быть, оно стало бы более спокойным, комфортным: я нашла бы себе какое-то занятие, интересные книги, даже, вероятно, друзей, исчезли бы травмирующие моменты. Но все равно это был бы уголок ада – внешне приукрашенный. Нет, лучше пусть будет трудная жизнь дома: тут все-таки есть любовь, хотя она и похожая пока на траву под снегом; тут есть дорога, которая ранит ноги, но ведет к чему-то лучшему. Может быть, как раз к той «твердой земле», которую я обрету, если перестану жить иллюзиями «на спине кита», и найду взамен настоящую опору?
***
– Слушай, Ксения, а ведь у нас скоро очередная годовщина! Не «круглая», правда, но интересная: 33 года! Прямо как в сказке Пушкина: «Прожили старик со старухой тридцать лет и три года»… Ты что-то и не заговариваешь об этом. Забыла?
– Ленечка, я никогда не забываю дату нашей свадьбы! Как всегда, пирог испеку, как всегда, проживу этот день по-особому… Только вот не знаю: с тобой или без тебя? Вы с Раисой договорились переждать месяц, но к нашей годовщине этот срок как раз заканчивается…
– Да перестань ты вспоминать то, что я наговорил спьяну! Видишь же, что я и не пытаюсь куда-то уйти из дома. Какая разница, месяц пройдет или два, если вообще не собираюсь с ней встречаться?
– А ей ты об этом сказал?
– Так не было возможности! Я же действительно ее с тех пор не видел!
– Значит, скоро увидишь. Она ведь ничего не знает о твоих намерениях, для нее ваш уговор – в силе. Ну, исчез мужик на месяц по какой-то причине, но уладит он свои дела – и все вернется на круги своя… Допустим, я верю, что в тебе что-то изменилось, и ты не будешь больше искать встреч с Раисой. Так она сама тебя найдет! И как раз накануне нашей годовщины! Сможешь ли ты ей в лицо сказать твердое «Нет!»? Я же тебя знаю: ты только в кругу семьи такой «крутой», а с другими людьми слишком уж деликатничаешь…
– Разберусь как-нибудь, не переживай… Сказал, что не пойду больше к ней – значит, так и будет. А как я это устрою – мое дело. Давай лучше о годовщине всерьез подумаем… Я хочу, чтобы получился праздник. Только вот кого пригласить? Раньше мы собирались со сватами, но сейчас у Оли свёкор со свекровью болеют, а Андрюшины тесть с тещей после развода детей перестали с нами знаться!
– Такова жизнь: одни люди от нас уходят, другие – приходят. Сейчас мы теснее всего общаемся с Мариной Петровной, давай ее и пригласим!
– Думаешь, придет?
– Почему бы нет? Я вот завтра у нее спрошу, согласен?
– Может, лучше ее не в дом к нам пригласить, а в кафе? Квартиру-то я, признаться, сильно запустил из-за пьянок и болезни, стыдно будет перед чужим человеком, а в кафе нормально отдохнем, поговорим, потанцуем… Ты ведь позволишь мне ее пригласить на танец, не будешь ревновать?
– К ней – нет…
– Спасибо, Ксюш… Я действительно хочу устроить красивый вечер и тебе, и ей заодно. Смотри, как она мне помогла!
Леонид с гордостью приподнял ногу, которая отдыхала от бинтов на высокой подушке. С тем, что было, – «небо и земля»: ни отеков, ни красноты, ухоженная ранка уже подсыхает…
– Да, Марина – молодец. Я обязательно завтра с ней поговорю. А твоей ноге хватит принимать воздушные ванны. Возьми вот эту мазь, стерильную салфетку и сделай повязку на ночь. Хочешь, помогу?
– Сам справлюсь. Ложись лучше спать, я вижу, что ты устала…
Я взялась было за ручку двери, но помедлила минуту, сама не зная, чего жду.
Очень уж не хотелось идти к себе. Всего пять шагов по коридору – и попадешь в другой мир. Там еще живет мое одиночество, и оно переносится гораздо труднее, если только что был свет…
Странно, но днем, когда все на работе, я одиночества не чувствую: занимаясь уборкой или приготовлением еды, я делаю это для мужа и дочери, а значит, мысли мои с ними. К тому же время работает на меня, неуклонно приближая момент встречи… Сейчас все это позади: поездка к Марине, совместный ужин, разговоры… Но вечер еще не закончился, остаются один-два часа до того момента, когда я лягу спать. Можно почитать книгу, посидеть в кресле с шитьем или штопкой, но нет настроения! Такие занятия предполагают спокойствие, даже умиротворенность, а меня охватывает тоска… С тех пор, как я узнала о существовании Раисы, эта комната стала напоминать мне монашескую келью, здесь обостряется моя женская обида, покоя не дает мысль о том, что я мужу не нужна…
Раньше комната мне нравилась. В ней все мое: одежда, книги, рабочий письменный стол и над ним, на восточной стене, домашний «иконостас» – мои любимые иконы. На самом столе – святыни земные: портрет мамы в траурной рамочке, фотографии сына, дочери, наши с Леонидом свадебные… У человека должен быть свой уголок, и я когда-то обрадовалась возможности устроить его в той комнате, которая принадлежала сыну, но пустовала после его отъезда в Питер. Сначала я пользовалась этой «норкой» только по мере необходимости: если редакция ждет срочную статью, а муж смотрит телевизор, который меня отвлекает; если ночью муж храпит во всю мочь, а будить его, чтобы лег поудобнее, жалко… Потом, когда Леонид стал все чаще приходить с работы пьяным, я обосновалась в запасной комнате более основательно и устроила на узкой кровати, напоминавшей мою девичью, свою постоянную постель. Но и тогда я воспринимала свое индивидуальное жилье именно как запасное. В благоприятные дни охотно проводила время вместе с мужем и любила засыпать, пригревшись у него под боком. Обидно, конечно, что он отворачивается к стене, ссылаясь на импотенцию, но я надеялась, что сумею подобрать ему хорошее лекарство от алкоголизма, потенция вернется, и тогда все у нас будет, как прежде…
Сейчас я в это не верю. Прекрасно, что налаживаются отношения дружеские, чисто человеческие, но сможем ли мы вернуться друг к другу как супруги? Я теперь стала стесняться его, словно чужого, вспомнила, что на дверях ванной комнаты и моей спальни есть запоры… Неужели до конца дней моих так и буду жить в одинокой, почти монашеской, келье?
Я очнулась от своих размышлений, устыдившись того, что замешкалась возле двери. Уходя, уходи, так ведь?
– Спокойной ночи, Леонид!
– Спокойной ночи, Ксюша, – тоже почему-то помедлив, откликнулся муж.
В своей комнате я увидела приятный сюрприз: на туалетном столике стояла нарядная баночка с косметическим кремом – тем самым, который мне давно хотелось иметь, только денег свободных все не было. Значит, Оля получила премию и решили меня порадовать. Она вполне понимает, каково это – ежедневно ложиться спать в одиночестве и подолгу трястись от нервного озноба в холодной постели. У нее тоже случаются ознобы по ночам, и она тоже знает только одно спасение – прижаться к мужу. Уж так мы с ней устроены, что собственного тепла нам не хватает…
Если не усну к тому времени, когда Оля с Витей вернутся из гостей, обязательно скажу «спасибо» моей девочке – вечно для меня маленькой, но такой уже мудрой женщине… А пока постараюсь ощутить ту радость, которую Оля хотела мне подарить.
Переодевшись в ночную рубашку, я удобно устроилась перед зеркалом и не спеша, как в былые времена, стала заниматься своим телом. Совсем-то я его забросила! Засыпаю чаще всего в слезах, не раздевшись толком… Ну, ничего, сейчас я сделаю все как полагается.
Сначала нужно хорошенько расчесать волосы и помассировать голову деревянной щеткой с шариками, потом протереть кожу где лосьоном, где специальным маслом или молочком – каждому участку тела нужен свой уход. Теперь дошла очередь и до нового крема. Надо же, какая нежная консистенция! А запах! Лаванда и бергамот – как раз то, что мы с дочкой особенно любим. Я пропитала кремом каждую морщинку на лице и вгляделась в свое отражение: много ли их появилось за последнее время, этих отметин времени и печали? Да нет, возраст не особенно-то заметен. В магазинах и троллейбусах, случается, даже девушкой называют, правда, чаще всего те граждане, которые видят меня сзади или сбоку. Фигура у меня до сих пор почти такая же, какой была в молодости. Если для Леонида нет в этом никакой ценности – его дело. Я и сама могу собой полюбоваться. Просто так, чтобы повысилась самооценка. Закатав «ночнушку» до самого горла, я начала медленно поворачиваться перед зеркалом, но тут же испуганно вздрогнула: за моей спиной раздался голос, услышать который я сейчас не ожидала.
– Отлично, мамочка! Никакая ты еще не старуха, хоть и прожили мы с тобой тридцать лет и три года. Зря я сегодня Пушкина вспоминал!
– Тебя тоже стариком не назовешь. И вот именно поэтому ты должен стучаться, прежде чем войти в комнату к посторонней женщине!
– Ксюш, ну что ты, в самом деле? Какая же ты мне «посторонняя»? Ты – моя жена…
Леонид сказал это так по-детски обиженно, что я не решилась всерьез напомнить ему суть понятия «жена», но от шутливых уколов не удержалась:
– Разве ты не знаешь из истории, что замужняя женщина может оказаться в монастыре? После этого никто из мужчин не имеет доступа в ее келью. Посмотри, как похожа на монастырь эта комната? Вот иконы, а вот – моя одинокая девичья кровать…
Я расправила наконец-таки подол рубашки, предательски закрутившийся у ворота, и, демонстративно натянув его ниже колен, села на свое односпальное ложе. Сначала Леонид явно не нашел, что ответить, потом смущенно засмеялся и сел рядом со мной.
– Девичья, говоришь? Но две одинаковые тахты, на одной из которых ты сейчас находишься, мы купили перед самой свадьбой… Так что не девичья она у тебя, а свадебная. Если хочешь – пусть станет свадебной и еще раз, мы ведь можем начать все сначала?
Леонид развязал тесемочки у ворота и, осторожно достав груди, стал бережно качать их в своих больших ладонях.
– Да они все еще милые, – тихонько бормотал он, – нежные такие, мягкие… Неважно, что у молодых они торчком стоят, зато эти вот моих детишек выкормили. Я не забыл, что правую больше любил сын, а левую чаще просила дочь… Не забыл, как сам пытался твое молоко отсасывать, когда ты детей от груди отлучала. Ничего я, Ксюша, не забыл. Все, в чем перед тобой виноват, случалось по пьянке, а по-настоящему мне никто, кроме тебя, не был нужен…
Продолжая что-то бессвязное нашептывать, Леня стал целовать меня – сначала грудь, потом шею, лицо… Я окаменела от неожиданности и ничем не отвечала на его ласки. Я не знала, что делать: оттолкнуть, прогнать? Или разом простить – так, чтобы потом об этой истории и не вспоминать? Пока я пребывала в нерешительности, муж совсем распалился. Он перестал бережно качать мои груди и вдруг вцепился в них уже безо всякого почтения и сантиментов. Мял и тискал нежную плоть так грубо, что я застонала: вот она, Райка! Таких ласк у нас с моим прежним Леней никогда не было, это – новое, чужое, это то, к чему приучила его другая женщина. Не знаю почему, но я не показала мужу, как шокирована переменами в нем. Я снова (в который уже раз за последний месяц!) подчинилась интуиции и стерпела все, что мне было неприятно. Я поняла, что он неожиданно сделал большой шаг мне навстречу. Рванулся так, будто почувствовал под ногами болото, а в таком случае средств не выбирают…
– Мамочка, ну как тебе новый крем? Понравился?
– Очень! Я хотела тебя сразу же поблагодарить, но вчера вы поздно вернулись, а сегодня рано убежали на работу… Давай хоть сейчас скажу тебе огромное «спасибо»!
– Да не за что, мам. Лучшая благодарность – это твое хорошее настроение. Я знала, что ты любишь запахи лаванды и бергамота. Надеюсь, отец их тоже оценил?
– Отец?
– Да, отец! Я хоть и явилась домой среди ночи, но сразу заметила, что отец – у тебя. В его пустой постели спала собака, за что была нещадно наказана… Так что же, вас можно поздравить? Все было хорошо?
– Не знаю, что и сказать… Все было совсем не так, как раньше. Вроде бы произошло историческое событие: муж вернулся к жене, но у меня такое чувство, что это ненадолго. Слишком трудно будет нам наладить прежнюю жизнь.
– Почему ты так решила?
– Он стал намного грубее… И секс ему теперь нужен другой – он не может уже без того «допинга», к которому его приучила Раиса. Мне незнакомы, да и не приемлемы для меня те способы стимуляции, которые она применяет. А без этого он еле справился со своей задачей. Вымученный получился контакт, вряд ли мы захотим его повторить… Если бы между нами случилось только это – я бы сильно расстроилась. Но, к счастью, это было не главным. Главную радость мы получили, когда просто лежали, обнявшись, прижавшись друг к другу, насыщаясь теплом (биополем, энергией или чем-то там еще – не знаю, как назвать) родного человека. По такой простой близости мы истосковались. Представь: в течение тридцати лет мы спали по ночам нормально только тогда, когда были вместе. Если кто-то из нас попадал в больницу или уезжал куда-то – это была трагедия! Тоска, пустота, бессонница… Каждый из нас служил другому чем-то вроде розетки для лампочки. Я где-то слышала, что муж с женой иногда образуют единый биологический комплекс. Наверное, именно это случилось с нами. И вдруг больше трех лет наши «лампочки» не имели питания! Я без этого, как ты знаешь, разболелась, погрузилась в депрессию… Он-то в любой момент мог возобновить энергообмен, потому что своей волей его разорвал, но не делал этого. Почему? Сегодня ночью я почувствовала, что чисто по-человечески он тянется ко мне даже сильнее, чем я к нему. Как это понять? И что делать, если он не сможет вернуться к нашему прежнему стилю интимных отношений? А я не смогу научиться приемам своей соперницы? Да он и не хочет, чтобы я такому училась, он сказал, что жена должна быть женой, а не блудницей… Я надеялась, что после этой ночи все встанет на свои места, но возникли вдруг новые вопросы, и у меня на них нет ответа!
– Зато у меня – есть! Да, да, не смотри так удивленно! Некоторые твои недоумения я могу разрешить. Я знаю о Раисе то, чего не знаешь ты. Так уж получилось… Что-то рассказал отец – еще до сентября, когда от тебя таился. Какие-то выводы я сделала сама, когда разговаривала с ней по телефону. Она отцу иногда звонила, но почему-то постоянно попадала на меня. А я, как ты знаешь, и по голосу могу почувствовать суть человека. Интонации и лексика у Раисы такие, что выдают в ней базарную торговку, но при этом четко ощущается негативная энергия – не нужно быть экстрасенсом.
Когда я сопоставила рассказы отца о том, что мать Раисы содержит карточный притон и занимается черной магией, со своими впечатлениями от жуткого голоса этой дамы, то сразу подумала: нет ли тут приворота? Подозрение, конечно, серьезное, к тому же чисто интуитивное, поэтому я ничего не сказала отцу, а потом, после его признания, не сказала и тебе. Но ты же знаешь, что они с отцом часто вместе выпивают, бывают в компаниях, вот она и подливает время от времени отцу в спиртное то, что обычно используют для приворота доморощенные «умельцы». Помнишь, мы как раз об этом недавно в одной старой книге читали? Да-да, именно это! Когда отец узнал – его сильно вырвало… Ты ж знаешь, его собственные бабушки грешили магией, так что о таких штучках он слышал, но мне поверил наполовину, потому что никак не может увидеть Раису в ее истинном обличье. И все-таки мой рассказ придал отцу решимости с любовницей больше не встречаться.
Правда, не все тут так просто, поэтому я и решила с тобой сейчас об этом поговорить. Освободиться от чар приворота очень трудно, а Райка, скорее всего, попытается ритуал повторить. Она вполне может кого-то из знакомых уговорить, чтобы тот подсунул отцу специально обработанную бутылку, когда в цехе идет пьянка… Может случиться так, что отец, даже вполне понимая природу своей страсти к любовнице, преодолеть эту страсть не сможет. Он – зомби своего рода. Ты сама это ночью почувствовала, только понять не могла, что происходит. А все было просто: чисто по-человечески отец действительно сильно потянулся к тебе, но его мужской «аппарат» работает только на автора приворота, перед остальными женщинами, в том числе и женой, он запрограммирован на неудачи. Отец еще молодец! Сегодня он сумел вырваться из сильных пут, он был с тобой. Пусть не лучшим образом это получилось, но ведь получилось же! Не упрекай его сейчас ни за что, наоборот – будь нежнее, ласковее, терпимее, пойми, как ему трудно!
А что будет дальше – посмотрим. Может, и я чем-то помогу…
– Не надо! Ради Бога, не бери грех на душу! Ты нам очень помогла, обнаружив опасность. Но преодолеть ее мы с отцом должны сами, не зря же Господь послал нам такое испытание… Знаешь, что я прежде всего сделаю? Схожу в монастырь к матушке Иоанне…
Вероника давно уже приняла постриг, сразу после этого стала настоятельницей женского монастыря, забыв прежнее имя, а теперь еще и игуменьей. К кому, как не к ней, идти за советом?
***
– Я удивляюсь тебе, Ксения! Ты будто вчера родилась: спрашиваешь, признает ли церковь такие вещи, как приворот, порча и прочие бесовские штучки… Забыла, что в мире есть не только Бог, но и дьявол, который отпал от Бога? Ты склонна жизнь идеализировать, поэтому упорно не замечаешь многих искушений и козней дьявола, хотя эта нечисть не впервые берет тебя за горло. А защиты-то нет! Крестилась ты осознанно, веруешь по-настоящему, я знаю это, но воцерковляться не спешишь, в храм ходишь редко, причащаешься и того реже – откуда же быть защите? Наверное, и в домашних молитвах не усердствуешь, хотя я сколько раз дарила тебе и книжки нужные, и иконы…
Ну, сестренка, перестань! Сразу у тебя глаза на мокром месте… В субботу у нас в монастыре будет служить сам Владыка. Обязательно приходи: исповедуйся, причастись. Хорошо бы и Леониду прийти, но знаю, не заставишь его… Молись тогда и за мужа – такая уж твоя доля. Молись, молись и молись – сто раз тебе могу повторить. Но никогда даже и пытайся избавить мужа от приворота магическими средствами, не ходи к целителям и колдунам, коих сейчас пруд пруди! Вот этого церковь действительно не признает. С их помощью дьявол вас с мужем только сильнее зацепит…
Уберечься от приворота, как и от любой магии, то есть от дьявола, можно только одним способом: просить помощи и защиты у Бога, выполнять все, что советует церковь. Чтение Евангелия, ежедневная молитва, покаяние, частые исповедь и причастие – все это должно стать главным в твоей жизни, основой ее. И это тебя словно в броню оденет перед нечистью, поняла?
– Матушка, а если мы с Леонидом хоть сейчас, на старости лет, обвенчаемся, это нам поможет?
– Поможет. Церковь хоть и признавала в годы гонений любой брак, заключенный по законам государства, но считает венчание таинством, благодаря которому вы с мужем станете как одно целое! Господь таким семьям оказывает особое покровительство. Только не верю я, что Леонид твой пойдет венчаться! Он даже порог храма боится переступить, стесняется креститься…
– И все же я попробую его уговорить… Хорошо, если ты мне поможешь. Он очень тебя уважает сейчас и еще помнит, как любил когда-то мою маленькую очаровательную сестричку… Прости, что напомнила тебе прежнюю мирскую жизнь, от которой ты ушла, но, если не считать дочь, ты – единственный в этом городе родной мне человек. Причем, родной не только по крови – мы ведь до твоего пострига очень дружили, и я привыкла спрашивать твоего совета… Теперь ты – игуменья, ты отдалилась от заблудшей мирянки, но твое место в моей жизни так и осталось пустым – его никто не занял и никогда не займет…
– Ксения, я ничего не забыла, и мой постриг тут не при чем! Но пойми: мне не очень полезно ходить по мирским домам, а ты всегда можешь прийти в монастырь! И если мы редко видимся, то это твоя вина… Ты говоришь, что через неделю, в следующую пятницу, исполнится 33 года вашей с Леней совместной жизни? Будет кстати, если ты заглянешь ко мне в этот день.
– Да, тот день прошел на редкость удачно! Твоя мама, а моя тетя, прекрасно выполнила роль шеф-повара и одновременно – дизайнера. Сразу видно профессионального худ