Города покровительствовали университетам потому, что они привлекали массу школяров, которым надо было где-то жить, питаться, одеваться. Это давало заработок домовладельцам, ремесленникам, торговцам, владельцам трактиров. Кроме того, знаменитый университет приносил городу славу. Но университеты вели постоянную борьбу с городами за права, пока не добились автономии, то есть независимости от городских властей. При этом особые права получали не только члены факультетов, но их домочадцы и нанятые университетом люди. Но полной независимости у университетских корпораций не было. Они контролировались церковными и светскими властями. Автономия и самоуправление касались обычно вопросов организации учебы и внутренней жизни университетов. Студенты и наставники освобождались также от повинностей и налогов городу, в котором жили.
Стремление университетской братии к автономии от города вызывались укладом средневековой жизни. Дело в том, что в тогдашних городах каждый человек был на учете, каждый входил или в цех, или в купеческую гильдию. Это давало бюргерские права. Студенты же, часто прибывавшие из дальних стран, были совершенно беззащитны. Вот почему они объединялись в землячества или "нации". Это была мера самообороны. Университеты и сами студенты добились неподсудности городу (кроме наказаний за насильственные преступления). Случались конфликты с горожанами; бывало, что в виде протеста университет объявлял "забастовку" или даже покидал город. Это наносило горожанам ущерб, и они обычно шли на примирение, прощая студентам довольно частые дебоши. Но иногда отношения университета и города принимали более напряженный характер. Так, например, в Кембридже в 1322 г. 256 вооруженных горожан во главе с мэром напали на университет, требуя отнять у него привилегии. В Оксфорде крупные беспорядки произошли в 1355 г. после того, как школяры избили одного горожанина и напали на мэра. Студентов изгнали из города, и лишь вмешательство короля восстановило права университета. Вообще, при столкновениях университетов с городами власти обычно поддерживали университеты, ибо государству были нужны образованные люди. Конфликты случались и внутри университетов. Так, Оксфордский университет возник после ссоры английских студентов с другими в Сорбонне, а Кембриджский университет был основан студентами, ушедшими из Оксфорда после беспорядков 1209 г.
Уже отмечалось, что по традиции, пришедшей из церковной организации, члены университетов должны были быть неженатыми, ибо все, имевшие ученые степени, считались клириками. Наука считалась несовместимой с браком, семьей, с будничными заботами. В Сорбонне медикам разрешили иметь жен в конце ХV в., а юристам – лишь спустя столетие. Но и до начала ХХ в. консервативные слои в университетах предпочитали холостяцкую жизнь, и на женатых смотрели, как на отступников.
Средневековое студенчество было разношерстным. Уже указывалось на этническое, национальное разнообразие школяров, объединенных лишь общим стремлением к знаниям и владением латынью. Студенты не имели и определенного возраста: на одной скамейке могли рядом оказаться юные и пожилые "студиозусы". Существенными были и имущественные различия – много было бедных, и даже нищих студентов, поддерживаемых своими землячествами. Для получения такой помощи неимущие должны были представить землячеству свидетельства известных людей своей родины об их состоянии. Для способных, обычно богословов и юристов, устанавливались папские или королевские стипендии. Некоторые студенты получали стол у богатых горожан, покровительствовавших наукам. Были и общежития для неимущих студентов. Но, например, в университетах Германии помощь обычно получали по 12-15 человек. Поэтому чаще в университетах можно было встретить состоятельных молодых людей со своими слугами. Примечательно, что права таких слуг специально оговаривались в уставах многих университетов. С появлением в ХVI в. рабов из колоний, они оказались и у богатых студентов. Стоимость такого раба примерно равнялась годовому содержанию студента. Рабыни в качестве слуг и наложниц известны и у преподавателей средиземноморских университетов.
Но многие студенты голодали, нанимались в слуги к богатым однокашникам или профессорам. Отмечены и случаи нищенства. А некоторые в поисках средств превращались в бродячих студентов. Для основной же массы бедных студентов полный курс обучения был не под силу. Отсев, как отмечалось, был велик и доходил до 65-75%. О таких писали такие бродячие поэты (ваганты):
Я - кочующий школяр...
На меня судьбина
Свой обрушила удар,
Что твоя дубина.
Не для суетной тщеты,
Не для развлеченья –
Из-за горькой нищеты
Бросил я ученье.
Совместная учеба представителей различных сословий – еще одна специфическая черта средневекового студенчества, побудившая известного парижского богослова ХV в. Жана Жерсона воскликнуть: "Разве университет не представляет все королевство?" Но преобладали представители третьего сословия. Дворян в университетах было относительно немного не только из-за их консерватизма, но еще в большей степени из-за того, что и без соответствующего образования они по праву рождения могли занимать высшие государственные и церковные должности. Преобладание бюргеров в университетах, понятно, проистекало из-за заинтересованности горожан в разнообразных знаниях для своей хозяйственной деятельности. С этим связано и распространение с ХV в. практики государственных дотаций или стипендий от городских властей, частных пожертвований, или же бесплатных общежитий с питанием для части студентов. Но эта практика имела существенные региональные различия. Если в богатой, аристократичной Флоренции такая помощь распространялась лишь на 7,7% студентов, то в Англии, с ее традициями включения части сельского населения (новых дворян и свободных крестьян) в предпринимательство помощь получало от 2/3 до 3/4 студентов.
По флорентийскому университету есть и другая показательная статистика. При его основании в 1348 г. коммуна выделила огромную сумму в 1,5 тыс. флоринов. К концу ХV в. там училось 200 студентов, в том числе и дети правящего семейства Медичи, и разорившиеся ремесленники, и 58-летние, и 13-летние. 77% были итальянцами, среди иностранцев преобладали испанцы – 64%. Наряду с обычными четырьмя факультетами были еще дополнительные курсы гуманистических наук. Они не давали ученых степеней, но создавали условия овладения "возвышенными дисциплинами". На таких курсах учился Америго Веспуччи, именем которого был назван Новый Свет – Америка.
Обычно в университет приходили (по началу вступительных экзаменов не было) после школы, примерно с 15 лет. Со школяров-новичков "снимали рога": полоскали под нечистотами, стригли, наносили побои, за их счет устраивали ужин. Младшие обычно прислуживали старшим. Во Франции такие обычаи известны с ХIV в. Занятия обычно начинались 20 октября и прерывались на пасху и летние месяцы, получившие название каникулы [78].
По статусу Парижского университета для преподавания на младшем факультете допускались после не менее 6 лет обучения в университете и в возрасте не ранее 21 года. К преподаванию теологии (на старших факультетах) был необходим возраст не менее 34 лет и 8 лет обучения. Свои цензы и правила были на медицинском и юридическом факультетах. Выпускники одного университета обычно поддерживали друг друга, а нередко продолжали считать себя студентами, как, например, выпускники Сорбонны, ибо до 60-70 лет на них распространялись университетские привилегии (налоговые льготы и право судиться парижским прево).
Система обучения в университетах, как и в школах, была ориентирована на заучивание, запоминание большого объема далеких от реальной жизни, прежде всего канонических, религиозных сочинений. Но само образование будило мысль школяров. Не случайно, например, университетские власти Гейдельберга требовали от преподавателей читать на занятиях только допущенные к изучению тексты светских и духовных авторов "слово в слово", а все члены университета были обязаны в течение 8 дней докладывать руководству университета о проявлении инакомыслия. Но совместное обучение выходцев из различных мест, из разных социальных и имущественных групп способствовало расширению кругозора образованной элиты и повышению восприимчивости к новым веяниям.
В целом, средневековые западноевропейские университеты выработали организационную форму, пережившую свою эпоху и, во многом, стали предтечами современного высшего образования. Они же стали и центрами научной деятельности в средние века.
ТЕМА 4.
НАУКА.
ОБЩИЕ ПРИНЦИПЫ. Современный термин наука, под которым подразумевается система знаний о природе, обществе и человеке, едва ли приложим к занятиям средневековых книжников, которых интересовали только общие, отвлеченные проблемы мироздания. Как и ученых в древности, им была присуща созерцательность. Стремления что-либо изменить не было. Такие воззрения, кстати, легли и в основу христианской догматики.
Господствовавшее в средние века религиозное миропонимание концентрировало внимание интеллектуалов на стремление разобраться в Божьих помыслах, определявших место и судьбы людей в Божьем мире. Бог – начало, вносящий порядок, согласие и закон в мир, а человек – ничтожен. Поскольку всё, окружавшее человека, определялось Богом, изучать земной мир считалось излишним. Поэтому основное внимание уделялось изучению христианской, богословской литературы, извлечению из нее истин, необходимых для понимания Божественной премудрости. Изучение эмпирических фактов, постановка опытов не поощрялись. К такой деятельности относились с подозрением, ибо это считалось вторжением в Божий порядок.
Таким образом, средневековая наука была ограничена областью абстракций, была наукой лишь о наиболее общих явлениях, то есть философией. А, учитывая цель познания, философия эта была богословской. Отсюда известное выражение, что тогдашняя наука – служанка богословия. Эта ее роль не только не считалась унизительной, а напротив, возвышала науку, ибо, во-первых, в добровольном служении средневековый человек вообще не видел ничего принижающего, a во-вторых, служение богословию могло, с его точки зрения, только приблизить философию к божественной истине. Такая направленность, и такие рамки средневековой науки естественны, если вспомнить, откуда выходило и в какой среде пребывало большинство образованных людей той эпохи.
Иными словами, средневековую науку организовала церковь, ученый был клириком, чаще – монахом. Наука, будучи книжным делом, опиравшаяся исключительно на абстрактное мышление, прямо не откликалась на технические проблемы и не влияла на их развитие. Ибо задача науки – наблюдать мир, не вмешиваться в ход событий и не руководствоваться практической пользой. Лишь в ХVI-ХVII вв. горожане осознали необходимость соединения науки с техникой, что привело буквально к взрыву научно-технической активности и, в результате – к промышленной революции.
Но развитие светского образования в развитом средневековье раздвинуло рамки образованности и переместило большинство книжников в университеты, хотя до поры практически не изменило направленность научных поисков: и в университетах преобладала богословская тематика. Однако, в отличие от ученого монаха, университетский интеллектуал был и педагогом, преподавателем. Отсюда в университетах возникло стремление не только познавать высшую премудрость, но и разъяснять ее. Так возник интерес к методике познания. Такая наука, сформировавшаяся в университетах, получила соответствующее название – схоластика [79].
СХОЛАСТИКА. Базируясь на богословском постулате о неизменности Божьего мира, схоластика изучала не конкретные явления, а мнения, брала готовые понятия из высказываний авторитетов. Авторитетами для схоластов были некоторые античные авторы и, естественно, отцы церкви. В области общих понятий непререкаемым авторитетом был Аристотель. Когда около 1200 г. из Испании были привезены неизвестные до тех пор латинскому миру аристотелевы "Физика" и "Метафизика", увлечение ими оказалось столь велико, что в 1210 и 1215 гг. папская курия их запретила. Ведь знаменитый автор все-таки был язычником. Но запреты игнорировались и в 1231 г. папа Григорий IХ их отменил, предварительно поручив трем парижским профессорам их просмотреть и, по необходимости, очистить. Но те отказались от такой сомнительной чести.
Используя "Логику" Аристотеля, схоласты достигли высокого искусства в логических упражнениях. Но, отвлекаясь от опыта, практики, схоласты пытались объяснять все явления умозрительно, отвлеченно. Они чрезвычайно развили умение делать силлогизмы (умозаключения) и, с их помощью, приводить очень тонкие доказательства. Но изощренной мысли порой не хватало тем. Так появлялись вопросы о количестве ангелов (или чертей) на острие иглы, что, кстати, отразило присущее и ученым восприятие потустороннего мира как реально существующего. Хотя известный вопрос из той же серии: сколько зерен составляет кучу действительно интересен для теоретика. Но если у ученых схоластов все же были важные находки и мысли, то школьная схоластика превратилась в застывшую схему, зубрежку готовых ответов.
Средневековые схоластические представления об истине исходили из убеждения в несомненной правоте канонизированных текстов некоторых античных и всех церковных авторитетов. Разум схоласта был ограничен этими текстами, их толкованием. Сомнений в их правильности, непогрешимости не было. Даже проявление свободомыслия в средние века возникало не из противопоставления священных книг жизни, а из стремления более точного их прочтения, углубленного изучения для лучшего проставления божественной премудрости.
Главной задачей схоластов, как отмечалось, были логические конструкции, а не поиск физических реальностей. Поэтому возникавшие у них идеи о суточном вращении Земли вокруг своей оси, обсуждение проблем бесконечности пространства и множественности миров, появившиеся в ХII-ХIV вв., то есть задолго до Н.Коперника и Дж.Бруно, не вели к изменению концепции мироздания[80].
Поскольку главным в схоластике было выяснение уже существующих истин, авторство не имело значения. Поэтому многие средневековые научные трактаты были анонимными. Поэтому же и плагиат не считался преступлением, как теперь, а уважением к мнению других. Даже выдающиеся ученые того времени подчеркивали свое ничтожество, жертвенно отрицали свои достижения и считали себя значимыми только примыкая к какому-либо учению или мнению. В этом отразился средневековый жизненный уклад – традиция и привычка принадлежать к определенной корпорации (цеху, гильдии, ордену, университету).
Но, благодаря схоластике, возродился интерес к античным наукам. Произведения Аристотеля и других стали известны в Европе (особенно с ХII в., когда их начали изучать подлинниках). Схоластический метод приучил делать ссылки на источники и цитаты.
"Отцом схоластики" считался крупный мыслитель раннего средневековья Боэций (480-524/525) – потомок древних римских родов, блестяще образованный аристократ, первый министр при дворе короля Теодориха Остготского, казненный им. Свой последний трактат "Утешение философией" Боэций написал в заключении, ожидая казни. Философия в образе женщины как бы утешала Боэция в тюрьме. Попал он в немилость короля, в общем-то покровительствовавшего римским интеллектуалам, из-за того, что заступился за нескольких сенаторов, переписывавшихся с константинопольским императором.
Главную цель своей жизни Боэций видел в том, чтобы сделать доступным варварскому миру достижения античной культуры. Он создал философский язык средневековья: дал латинские эквиваленты многим средневековым понятиям, выработал терминологию. Его называли "латинским Аристотелем". Ему, в первую очередь, принадлежит заслуга сохранения богатейшего античного наследия: музыки Пифагора, астрономии Птолемея, геометрии Евклида, механики Архимеда. Наряду с сочинениями уже упоминавшегося философа Марциана Капеллы, трактаты Боэция по арифметике, музыке, геометрии и астрономии были самыми популярными учебниками до конца ХV в. Он окончательно разделил 7 свободных искусств на тривиум и квадривиум. В комментариях к Аристотелю, Цицерону и другим Боэций выступил как основатель средневековой логики. Он сформулировал круг проблем, которые затем дебатировались в школах и университетах Западной Европы и первым выработал основы того метода, который позже и стал называться схоластическим. К произведениям Боэция обращался учитель детей Карла Великого Алкуин, известный философ-теолог средневековья Фома Аквинский, великий Данте и английский поэт ХlV в. Чосер, король англосаксов Альфред и английская королева Елизавета. По числу средневековых переводов и комментариев Боэций уступал лишь Аристотелю.
Большое внимание Боэций уделил теории музыки. Пожалуй, он один из первых отметил, так как музыка способна успокаивать и возбуждать, она может быть использована при врачевании, во врачебных целях. Интересны эстетические высказывания Боэция, в частности, о красоте, суть которой – в соразмерности, в гармонии, ею любуются. Высшая красота – красота человеческого тела. Но она преходяща. Поэтому не следует желать красоты лица и тела. Для познания истинной, вечной, идеальной красоты нужно обратиться к иному, божественному миру. Это, в общем-то, идеи Платона (поиски идеального, а не реального). В таких воззрениях Боэция можно видеть переход от античного преклонения перед совершенством человеческого тела к средневековому религиозному аскетизму. То есть, можно сделать вывод, что Боэций стоял как бы одной ногой в античности, другой – в средневековье. Кстати, само имя Христа в "Утешении…" Боэций не упоминал ни разу; утешение он искал в философии, то есть в мыслительном процессе.
Но, в целом, культура Европы не только во времена Боэция, но и позднее стояла ниже культуры Византии, стран Ближнего и Среднего Востока, Индии и Китая. Арабские университеты в Испании в ХII в. привлекали учеников со всех стран. Там преподавали лучшие ученые того времени: в Кордове – один из виднейших философов средневековья – араб Ибн-Рошд (Рушд) (1126-1198), известный в Европе под именем Аверроэс. Его философская система отступала от ортодоксальной религиозности. Основа аверроизма – требование рациональных доказательств, что выводило его учение за рамки средневековых представлений. Характерный пример рассуждений философа: жизнь – логична, государство появилось из стремления человека к упорядоченной жизни. Отсюда – суверенен в государстве не правитель, а народ; он создает законодательство. Законы же в государстве могут быть и несправедливы, ибо создаются людьми, а они несовершенны.
Такой рационализм был более свойственен античности и новому времени, чем средневековью. Но Аверроэс имел последователей, среди которых выделялся Сигер Брабантский, преподававший в ХIII в. на артистическом факультете Сорбонны. Он разработал учение о двойственной истине: истина рациональных знаний масс противоречит истине религиозного откровения, но остается при этом непоколебимой. Сигер утверждал: выводы разума могут противоречить божественным откровениям и это надо принимать как реальность. Ибн-Рушд исходил из того же: главное – доводы разума, науки, они важнее.
Коллега Сигера по Сорбонне, Жан де Мён, знаменитый средневековый писатель, также придерживался аверроистских взглядов. Он считал, что хотя Бог - первопричина мира, но он очень давно передал управление мира природе, обладавшей, следовательно, относительной самостоятельностью в своем существовании и развивавшейся естественным путем, лишь в рамках, установленных Богом. То есть, Бог выводился "за скобки" реальной жизни. Отсюда исходит важный для средневековой философии вопрос о свободе воли – признается право и возможность человека вести активную жизнь, добиваться собственных целей.
В целом, в схоластике сложилось два основных направления: реализм и номинализм. Они возникли из спора об универсалиях – общих понятиях. Реалисты считали, что общие понятия, например: род, вид, идея, система, жизнь, народ и т.п. реально и объективно существуют сами по себе и предшествовали появлению конкретных вещей[81]. Реалисты были убеждены, что понятие разума существует в самóм бытии, в вещах. Но если понятия существовали раньше вещей, то реалисты логически приходили к выводам древнегреческого философа Платона, утверждавшего наличие потустороннего мира. Такие рассуждения приводили к мысли о божественном начале, что вполне согласовывалось с господствовавшей религиозной картиной мира.
Виднейшим представителем реализма в средние века был Ансельм Кентерберийский (рубеж ХII/ХIII вв.). Сохраняя верность всем каноническим принципам, он был, однако, одним из зачинателей так называемого "диалектического богословия". Оно противопоставлялось "авторитарному богословию", развивавшемуся еще от Тертуллиана[82]. Ансельм, в противоположность тертуллиановой догме заявлял: "верую, чтобы понимать". В этом уже – призыв к мысли, но только основанной на богословии. То есть у Ансельма ощущается элемент рационализма, но не столь определенный, как у аверроистов.
Противники реалистов – номиналисты[83] утверждали, что реально существуют только вещи с их индивидуальными качествами, а общие понятия создаются благодаря вещам, которые отображаются в нашем сознании посредством мышления. Номиналисты заявляли, что вещи существуют раньше общих понятий, что общие понятия порождаются вещами; они – как бы только имена вещей или их свойства. В этом номиналисты шли от индивидуального опыта.
Такие мысли и выводы номиналистов означали отход от схоластики с ее общими рассуждениями к подлинной науке. Но средневековый номинализм еще не становился наукой, он не столько обращался к вещам, сколько отрицал реальность универсалий, общих понятий. Сильная сторона номинализма заключалась в признании первичности предмета и вторичности понятий. Поэтому К.Маркс и Ф.Энгельс называли номинализм первым проявлением материализма в средние века. Впрочем, Л.Н.Толстой писал: "Материализм – самое мистическое из всех учений; он в основу всего кладет веру в мистическую материю, всё создающую, всё творящую из себя. Это еще глупее Троицы"[84].
Активным сторонником номинализма был Пьер (Петр) Абеляр (1079-1142). Выходец из рыцарской семьи, он рано покинул отчий дом, достиг степени магистра. Выступая против реализма, Абеляр стремился научить своих многочисленных учеников умению мыслить самостоятельно. По образу жизни он, в отличие от большинства тогдашних ученых, был светским человеком, противником аскетизма, жил, по возможности, широко. Потому не смог усидеть ни в одном монастыре. Для него, по мнению Ф.Энгельса, главной была не сама теория, а сопротивление авторитету церкви. Не "верить, чтобы понимать", как у Ансельма, а "понимать, чтобы верить". Отсюда и его скептическое отношение к христианской догматике: "от философии великих язычников короче путь к Евангелию, чем от Ветхого Завета". "Надо терпимо относиться к чужой вере, если она не противоречит естественным законам и нравственности" – говорил Абеляр. Реальность универсалий он отрицал. Но его радикализм не выходил за рамки схоластики. Абеляр не восставал против решающей роли авторитетов для мышления, и сам опирался на апостолов, отцов церкви, желая избавить тех, кто к ним обращается, от сомнений, невежества и разброда[85].
Об Абеляре как человеке лучше всего свидетельствует его любовная связь с Элоизой. К ней, 17-летней племяннице парижского каноника, способной к наукам, 38-летнего Абеляра пригласили в качестве домашнего учителя. Потом он писал: "Под предлогом учения мы весело предавались любви... Больше было поцелуев, чем мудрых речей,...Руки охотнее тянулись к груди, чем к книгам. Охваченные страстью, мы не упустили ни одной из любовных ласк с добавлением и всего того необычного, что могла придумать любовь". Этот бурный двухлетний роман (1117-1119) завершился, естественно, беременностью Элоизы, благополучно, но тайно родившей сына. Благородный Абеляр тайно же обвенчался со своей возлюбленной. Но, - о нравы! Узнав о случившемся, родственники Элоизы сочли свое семейство оскорбленным и ночью оскопили новоиспеченного мужа. Абеляр после этой трагедии удалился в монастырь. В монахини постриглась и Элоиза. Но она, сохранив свежесть чувств, писала своему любимому страстные письма. Тот же, судя по ответным посланиям, потерял к своей подруге прежний интерес: "Железо ранит тело, но спасает душу". Любовь он стал называть вожделением. "Не меня люби, а Бога" – призывал он Элоизу, которая, как писала, продолжала грешить, но уже в мыслях[86]. Возможно, сказалась и разница в мировоззрении. Для юной, необременной схоластическими премудростями, с радостью воспринимавшей мир Элоизы, знакомой с античной классикой, римляне были живыми людьми. И она убедила возлюбленного в том, что античность – это не только тексты, но и образ жизни. Чувство же Абеляра было чрезвычайно противоречивым: поначалу он вел себя с Элоизой как "магистр", а после трагического разрыва осудил свою любовь и попытался вновь стать добросовестным монахом[87].
Крупнейшим номиналистом, оставившим большой след в истории культуры, был и англичанин Роджер Бэкон (1214-1294). Он вышел из среды францисканцев, учился в Париже, затем преподавал в Оксфорде, был знатоком арабских и античных трактатов. Но более текстов ценил опыт. Он впервые применил термин "экспериментальные знания". Ему принадлежат многие изобретения и открытия: описание рецептуры пороха и его роли в военном деле, объяснение причин появления радуги, способы получения фосфора, магния и других элементов. Он предсказал возможность создания летательных аппаратов, самодвижущихся повозок и кораблей, догадывался о существовании молекул. Он шлифовал линзы для микро- и телескопа, чем вызвал раздражение университетских властей, запретивших ему преподавать и публиковаться в Оксфорде.
Основываясь на опыте, Роджер Бэкон отвергал авторитеты и схоластические методы познания. Он писал: "Математику ошибочно считают наукой трудной, иногда даже и подозрительной только потому, что она имела несчастье быть неизвестной отцам церкви". За смелость суждений церковь его жестоко наказала. Он просидел в монастырском заточении 14 лет и умер спустя 2 года после освобождения.
Схоластика и свободомыслие, развивавшиеся в нецерковных школах и университетах, являлись формой тогдашней интеллектуальной действительности. Первая отражала средневековое религиозное миропонимание, второе – нарождавшиеся представления нового, городского сословия. Причем новые идеи, проникая в ученую среду, поначалу существовали как бы в схоластической оболочке, постепенно изнутри подтачивая ее принципы. Таковыми были воззрения номиналистов. К ним примыкали сторонники направления, получившего название рационализм. Одним из его видных представителей был уже упоминавшийся Иоганн Дунс Скотт (1266-1308), родом из Шотландии, францисканец, учился в Париже, преподавал в Оксфорде, Париже, умер в Кельне. Такая подвижность, кстати, становится важным элементом городской интеллектуальной элиты, и университетских преподавателей, и школьных учителей, и ученых монахов. Они переезжают с места на место в поисках редких книг, новых знаний, учеников и коллег. В основе учения Скотта – вера – продолжение разума. "Разум бесполезен для веры, но – инструмент познания мира".
Эту мысль Скотта развивал Вильгельм Оккам (ок.1300 - ок.1350), из Англии, тоже францисканец, учился в Оксфорде, преподавал там же, затем в Париже, был обвинен в ереси, умер в Мюнхене, куда бежал от инквизиции. Для него главный объект философии – сам человек. Он указывал, что пределы разума подчинены рассудку и доказательствам, тогда как вера – бездоказательна и потому поддается разным толкованиям. От него пошло понятие "бритва Оккама" – все лишнее при объяснении мира (веру и все божественное) надо отсекать.
Рационалистом был и Николай Кузанский (в миру Кребс или Крипс, 1401-1464), из Германии, впоследствии крупный богослов, кардинал в Риме. На Базельском соборе он выступал за верховенство собора над папой. В Константинополе изучал тексты. Один из первых начал учить древнееврейский язык. Изучал астрономию и математику. Вера у него была всецело подчинена логике и дополняла собой знание. По своим взглядам он был близок гуманистам.
Постепенно жизненные реалии изменили и схоластически-религиозный взгляд на мир и даже на божественное. Если раньше: "Мы не знаем, почему это так, но знаем, что Бог может сделать это". То в ХII в.: "Бог может сделать корову из бревна, но сделал ли он это когда-либо? Поэтому или приведите причину, почему это так, или перестаньте считать, что это так", - читаем у Гильома Канисского. Ученые начинают обращаться к практике. С ХIV в., например, появляются записи высоты приливов у Лондонского моста, ведутся помесячные погодные записи.
Помимо схоластики, существовало еще одно философское направление – мистика. Ее сторонники отвергали опыт, практику. Они считали, что религиозные положения усваиваются исключительно путем "созерцания", то есть молитв. И нет надобности прибегать к каким-либо посредникам и дополнительным доказательствам. Учитель – только Бог. Близкие к ним каббалисты говорили, что определить Бога – значит убить его. Поэтому мистики были противниками схоластики как таковой. Но они – также выступали против роскоши церкви и ее сложной иерархической организации. По сути, мистики исходили из того, что наука служит только господам, а низам может помочь только чудо. Поэтому они отвергали науку как ненужную простым людям.