Колесникова Светлана
Актуальность настоящего исследования обусловлена обращением к проблематике «таинственного и необъяснимого» в «Записках охотника» И.С. Тургенева. Рассказ «Бежин луг» неоднократно освещался в науке на предмет хронотопа [3, 5], однако единой точки зрения не сформировалось, так как одни учёные отрицают наличие мистического, двоемирия в рассказе, а другие доказывают его присутствие. Мы считаем целесообразным проанализировать данный рассказ на предмет времени и пространства как элемента таинственного.
С самого начала произведения очевидно противопоставление дня и ночи. Особого внимания заслуживает хронотоп ночи. Охотник решает возвратиться домой уже после вечерней зари, «когда начинали густеть и разливаться холодные тени» [11, с. 118]. Именно в таких условиях местность начинает казаться повествователю незнакомой, он блуждает. Учитывая мифологическую трактовку ночи, можно утверждать, что рассказчик оказывается на грани реального и потустороннего пространства. В ЭСД [8, с. 197] блуждание связывается с «действием или состоянием, связываемым с вмешательством нечистой силы». Заблудиться чаще всего можно было ночью, причём это являлось наказанием за вторжение человека в пределы опасного, «нечистого» места (известно выражение блудливая ночь). Во время блуждания повествователь каждый раз находится в опасных локациях, связанных с пристанищем нечистой силы – долина, угол леса, лощина, обрыв. Остановимся подробнее на особенностях времени и пространства непосредственно Бежина луга.
Определив своё местоположение, герой-повествователь выходит из состояния блуждания, перестаёт быть заложником доминирующего потустороннего пространства. Хотя Бежин луг назвать безопасным местом тоже нельзя. Это место пограничное. Пограничность и опасность обусловлена наличием неподалёку реки и леса.
В ЭСД [7, с. 97] отмечается, что лес – это образ «того света», где обитает его хозяин (леший) и другие мифологические существа. Это место максимально удалено от человеческого мира, туда посылают болезни, непогоду, нечистую силу. Демонами леса являются леший, русалка, подменённые дети, черти, упыри, злой дух и т.д. Существуют запреты посещения данного места, особенно в определённые периоды, когда активизируются демонические существа. Как видим, лес, особенно ночью, место не безопасное.
Что касается реки, то это место в мифологии тоже особенное. Она символизирует дорогу, уводящую в иной мир, и связывает живых с мёртвыми. Река – это часто граница между миром реальным и потусторонним. Кроме того, река – место обитания водяного, русалки, чертей, шуликунов.
Соответственно, утверждение Кости о том, что Бежин луг - место «чистое и вольное», становится спорным. Однако герои чувствуют относительную безопасность. Это связано с тем, что они находятся все вместе, у костра, а при таких условиях демонологическим существам действовать сложно. Герои оказываются на грани двух миров, а это порождает особенное психологическое состояние, при котором невозможно отличить действительное и кажущееся.
Постоянная борьба между рациональным и иррациональным в сознании охотника наиболее показательна во время повествований мальчиков о различных представителях нечисти. Так, после рассказа былички Ильюши о домовом, погрузившей всех в мистическое переживание, внимание переключается на обыденную жизнь: Федя интересуется у Павлуши о готовности «картошек» и неожиданные звуки природы (всплеск воды в реке) характеризуются как естественные: «…должно быть, щука…» [11, с. 126]. Нельзя не отметить, что мифопоэтические элементы, вставленные Тургеневым в рассказ «Бежин луг», отражают реальные мифологические представления орловских крестьян. Образы нечистой силы, представленные в быличках, - домовой, русалка, леший, водяной - во многом традиционны и бытуют в народе, что доказывается путём сравнительного анализа с данными энциклопедии «Славянские древности» [6, 7, 8, 9, 10], сочинения Максимова «Неведомая, нечистая и крёстная сила» [4], исследования А.И. Иванова «Верования крестьян Орловской губернии» [2].
После переключения внимания героев на реальный мир мальчик Костя рассказывает своим друзьям страшную историю, в результате чего вновь возникает мистическое переживание. Суть былички состоит в следующем: дядя мальчика однажды в лесу встретил русалку, перекрестился, русалка разозлилась и прокляла его на жизнь без всякого веселья. После своего рассказа Костя утверждает, что в данном месте они не могут водиться, так как «здесь место чистое, вольное» [11, с. 127]. Однако окружающий мир противоречив и держит героев в постоянном напряжении и сомнении: «Вдруг, где-то в отдалении, раздался протяжный, звенящий, почти стенящий звук, один из тех непонятных ночных звуков, которые возникают иногда среди глубокой тишины, поднимаются, стоят в воздухе и медленно разносятся наконец, как бы замирая. Прислушаешься — и как будто нет ничего, а звенит. Казалось, кто-то долго, долго прокричал под самым небосклоном, кто-то другой как будто отозвался ему в лесу топким, острым хохотом, и слабый, шипящий свист промчался по реке. Мальчики переглянулись, вздрогнули...» [11, с. 127-128]. Как видим, внешний мир реагирует на слова героев и в некоторой степени проецирует события былички, что отражается в противоестественном звуке, который похож на хохот или свист.
Затем планы сменяются, и Павлуша, представляющийся наиболее храбрым и здравомыслящим, сообщает, что еда готова. Следом Ильюша повествует о странном белом барашке, которого псарь Ермила подобрал на могиле утопленника. Данная история ещё больше будоражит внешний мир и всех присутствующих, так как «обе собаки разом поднялись, с судорожным лаем ринулись прочь от огня и исчезли во мраке» [11, с. 129]. Вернуться в реальность помогает Павлуша, который не побоялся возвратить собак, при этом не испугавшись ни нечистой силы, ни волка.
Мистическое ощущение усиливается, когда речь заходит об утопленном Акиме-леснике, Ульяне, видевшей на паперти покойников, и лешем. Что касается Акима-лесника, то наиболее примечательным становится то, что покойного барина, как и белого барашка, упомянутого в другой быличке, видели в Варнавицах -, по утверждению мальчиков, месте нечистом, вероятно, близком и знакомом. Рассказ об Ульяне, видевшей ночью на паперти покойников, а затем себя в образе покойницы, погружает мальчиков и повествователя в мистическое переживания, заставляет задуматься об этом случае с позиции «возможно – невозможно, верю – не верю». Это смешанное чувство обостряется благодаря странным природным явлениям действительности, оказывающихся свидетельством пограничного местонахождения героев: «Отражение света ударило, порывисто дрожа, во все стороны, особенно кверху. Вдруг откуда ни возьмись белый голубок, — налетел прямо в это отражение, пугливо повертелся на одном месте, весь обливаясь горячим блеском, и исчез, звеня крылами» [11, с. 131]. Данное явление воспринимается двояко: с одной стороны Павел отмечает: «— Знать, от дому отбился, <…> — Теперь будет лететь, покуда на что наткнется, и где ткнет, там и ночует до зари»[54, с. 131], а с другой – не отрицает, что это может быть праведная душа.
Повествование о Тришке-антихристе отражает особенности религиозного восприятия народа, в котором христианство переплетается с языческими элементами. Этот образ не пугает героев и возвращает их к реальности, так как, во-первых, Тришка оказывается ложным («А человек-то это шел наш бочар, Вавила: жбан себе новый купил да на голову пустой жбан и надел» [11, с. 133]), во-вторых, окружающий мир на время приобретает свои естественные черты: «…торжественно и царственно стояла ночь…» [11, с. 133]. Однако таинственное вновь вступает в свои права и гармоничную картину нарушает противоестественный звук: «Странный, резкий, болезненный крик раздался вдруг два раза сряду над рекой и спустя несколько мгновений повторился уже далее...» [11, с. 133]. Данный звук, несмотря на уверенность Павлуши в том, что «это цапля кричит» [11, c. 134], рождает в Косте ряд ассоциаций, связанных со странным случаем из собственной жизни, когда слышал из бучила, пугающие звуки, которые Павлуша пытается объяснить тем, что это душа Акима-лесника жалобиться, но в то же время, обращаясь к реальному миру, сообщает, что так же жалобно могут кричать лягушки. В дальнейшем Ильюша рассказывает быличку о лешем. После рассказа об этом демонологическом персонаже вновь наблюдается смена пространств – ребята отвлекаются на реалии: звёзды, здоровье девочки Анютки.
Последняя быличка о водяном наиболее значима, так как Павлуша, отправившийся на реку за водой, утверждает, что его водяной звал голосом Васи-утопленника. Г.И. Кабакова отмечает: «Водяной – мужской мифологический персонаж, злой дух, обитающий в воде, хозяин и покровитель водного пространства» [8, с. 396]. Звуковое проявление водяного – громкий смех, хохот, визг, уханье, вой, стон, свист, хлопанье в ладоши, шлёпанье по воде, подражание животным. Также этот мифический персонаж может разговаривать человеческим голосом, в частности, голосом утопленников, что мы и наблюдаем в рассказе: «Я Васин голос слышал. … Только стал я к воде нагибаться, слышу вдруг зовут меня этак Васиным голоском и словно из-под воды: «Павлуша, а Павлуша!» Я слушаю; а тот опять зовет: «Павлуша, подь сюда»[11, с. 137]. Кабакова выделяет ещё одну важную особенность – водяной трижды зовёт по имени человека, которого собирается утопить. В тексте рассказа водяной в общей сложности называет имя Павла трижды: «Павлуша, а Павлуша! … Павлуша, подь сюда» [11, с. 137]. Если слова мальчика правдивы, то потусторонний мир с наибольшей степенью в тот момент завладел реальным, и Павлу действительно угрожает опасность. Однако в скором времени герои вновь возвращаются в действительность, заметив перелёт «куличков».
Заметим, что как и герои быличек, повествователь и мальчики нарушают запреты: находятся ночью рядом с опасными местами – река, лес, рассказывают страшные истории о демонологических персонажах, которых даже запрещено называть (например, домового), Павлуша подходит к реке, хотя понимает, чем это может ему грозить – «он вот нагнётся, станет черпать воду, а водяной его за руку схватит да потащит к себе» [11, с. 136]. Можно утверждать, что герои добровольно подвергают себя опасности.
Продолжая анализировать рассказ с позиции обнаружения в нём особенностей пограничного состояния героев, следует отметить, что ближе к рассвету всё сверхъестественное исчезает: «Но уже склонились к темному краю земли многие звезды, еще недавно высоко стоявшие на небе; всё совершенно затихло кругом, как обыкновенно затихает всё только к утру: всё спало крепким, неподвижным, предрассветным сном. <…> Я открыл глаза: утро зачиналось. <…> Всё зашевелилось, проснулось, запело, зашумело, заговорило» [11, с. 138-139]. Данный факт рассказа также соотносится с народными представлениями о том, что к утру вся нечистая сила прячется, исчезает, теряет свою власть. Таким образом, герой-повествователь выходит из пограничного состояния, однако на протяжении всего рассказа мы не можем обнаружить точного отношения охотника к таинственным событиям, он не берётся их объяснять ни со здравой точки зрения, ни с какой-либо ещё. Неспроста в конце рассказа повествователь говорит о том, что Павлуша умер, однако его смерть не связана с водой – он упал с лошади. Но сам факт вызывает у повествователя и читателя противоречивые чувства.
Пограничное состояние между двумя мирами рождает в повествователе неопределённые ощущения, можно утверждать, что психологическое состояние героя тоже характеризуется пограничностью: он находится между реальностью и фантазией, явью и сном. То же отмечает и Антонова М.В. [1], однако применительно к героям быличек. Стоит отметить, что состояние «на грани» повествователь чувствует, хотя в тексте мы можем найти мало примеров, где охотник говорит о своих впечатлениях, однако природа, события рассказа описываются по средствам его субъективных ощущений: окружающее пространство то устрашает его, то чарует свой необыкновенной красотой, он попеременно обращает внимание то на таинственное, то на естественное. В связи с эти можно заключить, что пейзаж в данном произведении выполняет множество функций – хронотопическую (показывает, во-первых, реальное место и время свершения событий, а, во-вторых, - смешанность двух пространств), функцию развития действия (в определённые моменты устрашает мальчиков и мотивирует к рассказу страшных историй), эстетическую и в некоторой степени психологическую (отражает мировидение героя-повествователя, его внутренние ощущения). Благодаря выше отмеченному противопоставлению автор показывает, что герой находится в особенном дуалистическом пространстве.
Список использованной литературы
1. Антонова, М.В. Народная демонология в рассказе И.С. Тургенева Бежин луг/ М.В. Антонова [Электронный ресурс] // Учёные записки Орловского государственного университета. Серия: гуманитарные и социальные науки. – Орёл: ОГУ им. И.С. Тургенева, 2018 г. - №1, - 68-70. Режим доступа: https://elibrary.ru/item.asp?id=35052960
2. Иванов, А.И. Верования крестьян Орловской губернии: по данным собр. в с. Богодухове и соседних селениях Орлов.уезда / А.И. Иванов. – М.: т-воскоропеч. А.А. Левенсон, 1901. – с. 68-118.
3. Климина, Л.В. Денотативное пространство рассказа И.С. Тургенева «Бежин луг» [Электронный ресурс] / Л.В. Климина // Проблемы изучения и преподавания русского языка в России и за рубежом: сборник материалов международной научно-практической конференции. – Стерлитамак: Стерлитамакский филиал Башкирского государственного университета, 2018 г. – с. 148-155. Режим доступа: https://elibrary.ru/item.asp?id=36847733
4. Максимов, С.В. Неведомая, нечистая и крёстная сила / С.В. Максимов. – Спб.: Товарищество Р. Голике и А. Вильврт, 1903. – 526 с.
5. Скокова, Л.И. Время и пространство в рассказе И.С. Тургенева «Бежин луг» [Электронный ресурс] / Л.И. Скокова // Русская словесность. – М.: ООО «Школьная пресса», 2008. – №4 - с. 17-18. Режим доступа: https://elibrary.ru/item.asp?id=11629858
6. Славянские древности: Этнолингвистический словарь: в 5 т. / под общ.ред. Н. И. Толстого / Институт славяноведения РАН. — М.: Международные отношения, 2009. — т.4— с. 495–501
7. Славянские древности: Этнолингвистический словарь: в 5 т. / под общ.ред. Н. И. Толстого / Институт славяноведения РАН. – М.: Международные отношения, 2004 - т.3 – 693 с.
8. Славянские древности: Этнолингвистический словарь: в 5 т. / под общ.ред. Н. И. Толстого / Институт славяноведения РАН. – М.: Международные отношения, 1995 г. - т.1 – 575 с.
9. Славянские древности: Этнолингвистический словарь: в 5 т. / под общ.ред. Н. И. Толстого / Институт славяноведения РАН. – М.: Международные отношения, 2012. – т. 5. - 736 с.
10. Славянские древности: Этнолингвистический словарь: в 5 т. / под общ.ред. Н. И. Толстого / Институт славяноведения РАН. – М.: Международные отношения, 1995. – т. 2. - 697 с.
11. Тургенев, И.С. Записки охотника: очерки / И.С. Тургенев. – Спб.: АЗБУКА, 2018. – 448 с.