Манухина Александра Егоровна родилась 18 ноября 1923 г. в д. Березник Пинежского района Архангельской области. Отец Манухин Егор Аристархович (1889 – 1955), участник Октябрьской революции в г. Петрограде, красный партизан гражданской войны, мать Манухина Лидия Васильевна (1901 -1976) крестьянка. Александра была единственной дочерью у родителей.
В д. Березник школы не было, и Александра пошла в первый класс Шотогорской школы на год позднее, в 1932г. Здесь она училась 4 года. В 1936 году продолжила обучение в Карпогорской школе. Жила на съемной квартире. С 1938г по 1949 г. семья Манухиных жила в с. Карпогоры. Александра была примерной ученицей, хорошо училась по всем предметам. В июне 1942 года успешно окончила 10 классов. Собиралась поступать в Архангельский мединститут.
Но планам не суждено было осуществиться. Манухина Александра, в числе других учащихся школы, в июне 1942 года была мобилизована на оборонные работы на 25 Маймаксанский лесозавод г. Архангельска.
Воспоминания Шишаловой Манефы Александровны (2005 год):
«В Карпогорах мы с Манухиной Саней жили по соседству, учились в одной школе. Александра училась очень хорошо, была очень серьезной девочкой. У нее была гитара, и она старательно училась играть. И в поездке на оборонные работы в Маймаксанский лесозавод мы тоже были вместе. В нашей группе было 20 ребят и девчонок 16-17 лет. Нас определили в общежитие, распределили по цехам. Мальчики в – водный, девочки в – лесопильный, ящичный и подсобный. Самой старшей в группе была Саня Манухина, ей уже исполнилось 18 лет.
Руководителем группы учащихся Карпогорской средней школы была учительница немецкого языка Губинская Анна Григорьевна (воспоминания -1990 года):
|
|
«Мы с группой людей (и наши ребята были) работали на сенокосе на острове Мудьюг в Белом море. Когда кончились продукты, я и еще несколько девчат, в том числе и Саша, поехали за продуктами в город. Нас вывезли на лодке на материк, и мы пошли в сторону города по берегу моря (без дороги). У нескольких учеников были экзамены на осень. Я пошла к директору завода, чтобы их раньше отправить домой. Саша и еще одна девушка подавали заявление, чтобы их тоже раньше отпустили, т.к. они хотели поступить в мединститут. Но в это время на завод позвонили из военкомата. Надо было подобрать двух человек для отправки на фронт. Директор завода решил направить наших девушек. Одна из них была Манухина Саша. Узнав в чем дело, я сказала, что вторую девушку отправлять нельзя. Вместо нее предложила отправить себя. Мы с Сашей пошли на комиссию, но там уже никого не было. Нас осмотрел врач-педиатр. На вопрос о моем сердцебиении я ответила, что волнуюсь. Она написала: «Годна». Уходили мы с 25 лесозавода Маймаксанского военкомата. На следующий день нас проводили в Архангельск, где мы переночевали. Нас всех отправили поездом в Мурманск, потом по частям. Мы с Сашей попали в разные части и ничего не знали друг о друге. Позднее мы оказались по соседству. Виделись мы с ней не часто, т.к. я много и часто находилась в штабе до поздней ночи. В мае 1945 года я вернулась из отпуска и встретила девочек. Они мне сказали, что Саша умерла. Я им не поверила, но подошел их старшина роты и сказал, что он ездил ее хоронить.
Воспоминания землячки, Волковой Августы Михайловны (1970 год):
«Встретила Саню Манухину в грозные дни войны в октябре 1943 года. Помню, день был дождливый. Они были на боевых учениях и мы. Она мне крикнула, я вышла из строя. Узнала юную девочку в серой шинели с черными погонами, в берете. Саня говорила, что очень скучает по родным. «Смотрю на всех, не узнаю ли, не встречу ли кого - либо знакомых», - говорила она. Но нам долго разговаривать не дали, их строем повели в свою часть и нас тоже. Она показала мне землянки, их расположение. Просила меня обязательно к ней прийти. Мы были на учениях между Ваенгой (теперь Североморск) и гарнизоном Грязный, севернее Мурманска. Наши части располагались в гарнизоне Грязная губа, а Санина - между нашим гарнизоном и Ваенгой. Она служила в прославленном 9 гвардейском полку в роте связистов. Я ее навестила. Она жила с девушками, такими же, как она, в землянке. Показывала мне карточки из альбома и плакала. В землянке у них сыро, на полу воды много, не успевают убирать, натекает из земли. На стенах и на потолке, везде капает вода. Спали на двухярусных нарах. Она - на нижних нарах, у стенки. Стенки – мокрые, мокрые. Потом из-под подушки достала много, много кусочков хлеба. Это был ее паек, угощала меня ими. Я ела, была голодная. Я у нее спрашивала: «Саня, почему не кушаешь?» Она ответила: «Не могу, не хочу». Матрасы, на которых они спали, были набиты опилками. Говорила, что не может спать ночью. Частые бомбежки, тревоги. Говорила, что ночью в ослепительную погоду носили убитых и раненых. В мороз, в пургу, в артиллерийскую стрельбу ползут и налаживают связь. Зенитки бьют, стреляют, бомбят, и никуда с поста не уйдешь. А уйдешь, струсишь – изменник. Приказ: «Стоять – на смерть» Саня выполнила до конца. Она была отличником боевой и политической подготовки. Про нее писали в газете «Североморец», много благодарностей имела от командования.
|
|
|
|
Потом мне позвонили в госпиталь девушки, которые с ней жили, что Саня лежит в санчасти полка. Я бегала, навестила ее. Санчасть – в землянке. Саня лежит одна, кашляла сильно. Говорила, что простыла, но все пройдет. Я с ней поговорила, письма ей все из дома прочитала. Надеялась, что она скоро выздоровеет.
Недели через две к нашему госпиталю подошла санитарная машина. Открыли ее, там лежала тяжелобольная Саня Манухина. Мы вместе с санитаром занесли ее в палату. Раздели ее, и одели во все госпитальное. Долго с ней говорила. Все, что было за душой, носила и давала ей. Но она уже ничему была не рада. В нашем госпитале она была дней 15, кашляла с кровью. Все это время лежала в палате одна, я к ней часто бегала. К ней приезжали все девушки, которые с ней жили, командиры роты связи. Отзывались о ней очень хорошо. Наш госпиталь был хирургическим, лежали раненые солдаты. А у Сани болезнь – скоротечный открытый туберкулез. Когда мы ее на рентген сносили, у нее уже оба легкие потемнели.
Ее от нас эвакуировали в закрытый 79 госпиталь. Опять я ее раздевала и одевала. Ну же бедняжка до чего была худая. Она уже рада была и смерти. Опять я ее занесла с санитаром в санитарную машину. А с машины перенесли на носилках на военный катер. Она лежала, закрыв глаза, а по вискам текли слезы. Я распрощалась с ней со слезами на глазах. Ее увезли на катере в Тюва губу по заливу. Она там мало лежала, умерла быстро. Мне позвонила оттуда девушка, секретарь комсомольской организации. Я написала Тане Черноусовой, т.к. Саня ничего не велела писать своей маме.