По летописям известны два прозвища Ивана III — «Грозный» и «Великий», что очень знаменательно. Прозвища, которые добавлялись к княжеским именам, никогда не были случайными в русской истории. Почетным прозвищем «Невский» отмечены ратные доблести великого владимирского князя Александра Ярославича; за то же назван «Донским» его потомок, великий князь Дмитрий Иванович, победитель Мамая в Куликовской битве на Дону 1380 г. Прозвище «Калита» неплохо раскрывало сущность политики московского князя Ивана Даниловича. Ярославский князь Федор, ордынский «прислужник», был заклеймен в летописях прозвищем «Черный», а ничем не примечательного и нерешительного костромского князя Василия летописцы презрительно называли «Квашней».
Иван П1 был в представлении летописцев «Грозным» подобно внуку своему «грозному государю» Ивану IV и «Великим», как его более отдаленный преемник на российском престоле Петр I[224]. В крымской посольской книге за 1498 г. упомянуто еще одно прозвище Ивана III — «Правосуд»[225]. Великого князя называли также «Горбатым». С. М. Соловьев замечал, что «из прозвища Горбатый, которое встречается в некоторых летописях, можно заключить, что он при высоком росте был сутуловат»[226].
Сохранилось описание внешности великого князя Ивана III, сделанное его современником Амвросием Контарини. Венецианский посол Контарини проезжал в 1476 г. через Москву и был принят великим князем. Контарини писал: «Великому князю на вид около 35 лет. Он высок ростом и худощав, но со всем тем красивый мужчина»[227].
Попытка оценить военную деятельность Ивана III и его борьбу против ордынского владычества была сделана в середине XVI в., когда «Казанская война» снова сделала весьма актуальным вопрос о русско-ордынских отношениях. Автор «Казанского летописца» восторженно писал, что Иван III «восприет велие дерзновение, побарая по крестьянстеи вере, и презре, преобиде... царя Ахмата Златия Орды, и страх и буесть всех варвар в плюновение худое вмени, и крепце вооружися, и мужествение ста; против неистовства царева и гордаго шатания послов его отнюдь не восхоте, и до конца отложи дани и оброки давати ему, ни сам во Орду приходити к нему»[228]. Решительным и дерзким борцом с ордынцами, победителем Ахмед-хана и освободителем России от иноземного ига представляет автор «Казанского летописца» (возможно, ближайший потомок одного из русских воинов, сражавшихся на Угре) великого князя Ивана III.
Царь Иван Грозный в своих знаменитых посланиях называл своего деда Ивана III «мстителем неправдам», вспоминал «великого государя Ивана Васильевича, собирателя Руския земли и многим землям обладателя»[229].
Весьма высокую оценку деятельности Ивана III находим и в иностранных источниках, причем в них особо подчеркивались именно внешнеполитические и военные успехи великого князя. Даже король Казимир IV, постоянный противник Ивана. III, характеризовал его как «вождя, славного многими победами, обладающего огромной казной», и предостерегал от «легкомысленного» выступления против его державы[230]. Польский историк начала XVI в. Матвей Меховский писал о великом князе Иване III: «Это был хозяйственный и полезный земле своей государь. Он... своею благоразумною деятельностью подчинил себе и заставил платить дань тех, кому раньше сам ее платил. Он завоевал и привел к покорности разноплеменные и разноязычные земли Азиатской Скифии, широко простирающиеся к востоку и к северу»[231].
В сочинении Михаила Литвина (1550) подчеркивались заслуги великого князя Ивана III в свержении ордынского ига и в расширении границ своего государства. «Великий князь Иоанн освободил себя и свой народ от... тирании... Сверх того, он распространил свои владения, подчинив себе Рязань, Тверь, Суздаль, Волок и другие соседние уделы. Он же отнял и присоединил к своим наследственным владениям литовские провинции: Новгород, Псков, Северщину и другие...» Особенно важно для нас указание Михаила Литвина на огромную популярность Ивана III как освободителя от ордынского ига в России. «Этот великий князь причтен своими к числу святых подвижников, как монарх, освободивший и расширивший свое отечество» [232](Курсив мой. — В, К.)
Даниил Принц из Бухова, побывавший в «Московии» в 1576 г., писал в своем сочинении, что Иван III, «одаренный великим духом, чрезвычайно расширил свое государство к востоку и затем мало-помалу присоединил к себе обширнейшие области... Он первый принял титул великого князя Владимирского, Московского и Новгородского и назвал себя государем всея Руси»[233].
Рейнгольд Гейденштейн, известный историк и дипломат, статс-секретарь короля Стефана Батория, подчеркивал, что именно Иваном III были заложены основы могущества России. В своих «Записках о Московской войне» он писал: «Василию наследовал сын его Иоанн, который первый положил основание тому могуществу, до которого теперь дошли московитяне»; он «достиг такого могущества, что прочие князья от страха стали уступать ему и не было никого, кто бы противился его стремлениям... Он же первый свергнул и татарское иго»[234]. Кстати, именно Р. Гейденштейну принадлежит «авторство» выдумки о том, что к свержению ига Иван III был побужден «речами умной женщины Софии Греческой». Ю. А. Лимонов замечал по этому поводу: «Сообщение о том, что татарское иго было свергнуто благодаря Софье Палеолог, которая была умной и энергичной женщиной, заставившей своего супруга бросить вызов Золотой Орде, есть плод фантазии самого Гейденштейна»[235]. Однако выдумка Гейденштейна, подхваченная известным французским историком де Ту, получила впоследствии самое широкое распространение в исторической литературе.
Сам Жак Огюст де Ту высоко оценивал государственную и военную деятельность Ивана III, особо подчеркивая его заслуги в свержении ордынского ига. В «Истории своего времени» он писал: «Его (Василия Темного. — B. К.) наследником был его сын Иван, который принял титул "Государь всея Руси" и который был назван великим», потому что «стряхнул гнусное ярмо» ордынского ига и подчинил «всех других князей России»[236].
Во французской генеалогии некоторые авторы вообще начинали родословную русских правителей «от Иоанна III». Французские историографы конца XVI в. братья
C. и Л. Мартес писали, что Иван III «принял титул великого князя Владимира, Московии и Новгорода и государя Руси... и стал очень грозен после многих побед над соседями: поляками, татарами и другими, будучи счастлив в войне с ливонцами. Процарствовав 28 лет и увековечив свое имя громкими делами, умер в 1505 г.»[237].
Известный английский писатель, публицист и историк XVII в. Джон Мильтон в своем трактате «Московия» указывал, что именно с княжения Ивана III Россия стала известна в Европе как сильное и грозное государство. «Иван Васильевич первый прославил русское имя, до тех пор неизвестное»[238].
Таким образом, отношение историков XVI и XVII вв. к великому князю Ивану III единодушно: это крупный государственный и военный деятель, «государь всея Руси», «Великий», прославивший свою страну, освободивший ее от ордынского ига.
Большой интерес для нас представляют «Записки о московитских делах» С. Герберштейна. И не только потому, что он дважды, в 1517 и 1526 гг.: лично побывал в «Московии» и имел возможность из первых рук получить сведения об Иване III. Наблюдательный иноземец, сумел понять то принципиально новое, что отличало, Ивана III как военного деятеля от его предшественников.
После общих рассуждений о том, что «Иоанн был очень счастлив» во всех делах, что ему «стали подчиняться все другие князья», Герберштейн переходит к описанию стиля Ивана III руководить военными событиями:
«Лично сам он только раз присутствовал на войне, именно, когда подвергались захвату княжества Новгородское и Тверское; в другое время он обыкновенно никогда не бывал в сражениях и все же одерживал победу; так что великий Стефан, знаменитый палатин Молдавии, часто вспоминал про него на пирах, говоря, что тот, сидя дома и предаваясь сну, умножает свою державу, а сам он, ежедневно сражаясь, едва в состоянии защитить свои границы...»[239]6.
Не в этих ли особенностях военной деятельности Ивана III следует искать одну из причин непонимания современников?
Дело в том, что для предшествовавшего великому князю Ивану III времени идеалом был князь-воин, самолично ведущий в битву полки, как Александр Невский, или даже сражавшийся в боевом строю, «на первом сступе», подобно Дмитрию Донскому в Куликовской битве. Великий же князь Иван III выступал не в качестве воеводы, а как организатор войны, т. е. в роли, присущей не князю «удельного периода», а правителю складывавшегося централизованного государства. И его военная деятельность во время войны с Ахмед-ханом в 1480 г. была не следствием какой-то «нерешительности» или «колебаний», а твердой тактической линией, придерживаясь которой, он в определенные моменты считал более важным заниматься неотложными внутренними делами, оставив войско под командованием своих ближайших родственников и надежных воевод. Такое непривычное поведение великого князя могло показаться непонятным и даже тревожным его современникам.
Княжение Ивана III было временем, когда происходили коренные изменения в самом характере русского войска. Сущность этих изменений состояла в постепенном переходе от феодальных ополчений, свойственных периоду уделов, к общерусской армии складывавшегося Российского государства, на что единодушно указывают военные историки[240]. Новейший исследователь военного дела на Руси А. Н. Кирпичников отмечает: «Если в XIV столетии войско состояло из княжеских городских полков — «коинждо и с своих градов с своими полки служачи великому князю», то веком позже армия в значительной мере набирается за счет отрядов дворовой челяди и мелких землевладельцев — детей боярских и их воев «из всех городов и изо всех отчин». Право свободного отъезда или отделения постепенно заменяется регламентированным прикреплением целых групп людей и их дворов к земле и высшему феодалу. Растет класс военнослужилых людей, что расширило мобилизационные возможности страны». Развитие поместной системы выдвигает на смену младшим дружинникам, детским, отрокам, «молодцам» своеобразное кадровое офицерство: окруженных дворней служивых детей боярских и дворян. Для своего времени это — прогрессивное явление, так как вместо своевольных боярских дружин собиралась организованная сила, подчинявшаяся центральной власти. Инициатором созыва общерусского профессионального войска, состоящего из воевод, детей боярских и «прочих воев», выступила великокняжеская Москва, по мере объединения русских земель создававшая и наиболее боеспособную «полевую армию». Изменилась и структура вооруженных сил страны. «Вместо копейщиков действует сабельная кавалерия, в лице артиллеристов и «огненных стрельцов» создаются новые для средневековья формирования». Вне связи со всеми этими переменами, которые А. Н. Кирпичников называет «крутой ломкой традиционной системы вооружения и тактики боя»[241], нельзя рассматривать военную деятельность Ивана III.
Общерусское войско находилось под единым командованием «государя всея Руси». Во главе отдельных ратей и полков стояли воеводы, назначенные великим князем и послушно проводившие в жизнь его приказы. Это делало необязательным личное присутствие Ивана III на театре военных действий. К тому же неизмеримо расширились масштабы военной деятельности великого князя: верховный командующий вооруженными силами, каким являлся великий князь, должен был охватить своим руководством всю страну. Увеличилось значение дипломатической подготовки войны в связи с выходом России на мировую арену. Создание выгодных для ведения войны внешнеполитических ситуаций требовало постоянных забот со стороны правителя государства, и это часто было важнее, чем непосредственное руководство военными действиями. Заботой великого князя являлось также то, что военные историки называют «политическим обеспечением» войны.
В новых условиях было естественно, что великий князь Иван III выступал в первую очередь как организатор войны, передоверяя своим воеводам проведение отдельных операций или даже целой кампании. Война 1480 г. не была в этом отношении каким-то исключением. Подобным образом поступал Иван III и во время других войн, которыми так богато его княжение.
Попробуем проследить особенности военного искусства Ивана III на примере его войны с Новгородской феодальной республикой в 1471 г., в отношении которой летописцы не так тенденциозны, как в освещении событий свержения ордынского ига.
Планирование войны проводилось с тщательным учетом внешнеполитической ситуации. В Новгороде тогда резко активизировала свою деятельность антимосковская боярская партия во главе с вдовой посадника Борецкого Марфой и ее детьми. Тайное новгородское посольство заключило договор с королем Казимиром IV. В ноябре 1470 г. в Новгород приехал литовский князь Михаил Олелькович. Опасность перехода Новгорода под власть Литвы стала вполне реальной. Обстановка требовала немедленной военной акции против боярской республики, хотя в этом случае не исключалось прямое вмешательство в новгородско-московский конфликт Казимира IV.
В договоре Новгорода с Литвой был пункт о том что король должен «всести на конь за Великий Новгород, и со всею своею радою литовскою, против великого князя, и боронити Великий Новгород».
Иван III быстро собрал войско, выбрав для начала похода такой момент, когда прямая военная помощь новгородским боярам со стороны Казимира IV казалась наименее вероятной. Великий князь Иван III учитывал, что на открытую войну с Россией король мог решиться, только располагая объединенными силами Литвы и Польши, а в тот момент внутреннее положение не давало ему возможности объявить «посполитое рушение» и привлечь к походу польскую шляхту. Кроме того, обострились польско-венгерские отношения, которые отвлекали внимание Казимира IV от новгородских рубежей. Внешнеполитические расчеты Ивана III оказались правильными. Литва не помогла новгородским боярам[242].
Характерной чертой Ивана III — военачальника было умение найти нужное «политическое обеспечение» войны. Так, подготовка к походу на Новгород велась им под лозунгами борьбы против «измены», за православную веру против «латинства». Самому походу он постарался придать характер большого общерусского политического акта. «Князь великий разосла по всю братью свою, и по все епископы земли своея, и по князи и по бояри свои, и по воеводы и по вся воя своя; и якоже вси снидошася к нему, тогда всем возвещает мысль свою, что ити на Новгород ратию, понеже бо и всем измеииша и накоеж-ды правды обретеся в них ни мало». В грамотах, направленных в Псков и в Тверь, великий князь подробно перечислял «вины» новгородцев: «Отчина моя Новгород Великий отступают от мене за короля, а архиепископа свово поставити им у его митрополита Григория Латынина суща». Перед выступлением из Москвы Иван III «прием благословение от митрополита Филиппа, и такоже от всех святителей земли своеа и от всего священного собора». Все эти политические мероприятия способствовали сплочению войска, оправдывали в глазах народных масс военную акцию против Новгорода, обеспечивали крепкий тыл для ведения войны.
События самого похода 1471 г. подробно описаны и проанализированы Е. А. Разиным, который прежде всего отмечает тщательную предварительную разработку плана похода, обсуждавшегося в Москве с привлечением «подручных» князей, бояр и воевод. Поход с самого начала планировался как общерусское предприятие. Великий князь умело воспользовался внутренними противоречиями в Новгородской феодальной республике. На его стороне выступили военные силы из отдельных областей Великого Новгорода (псковичи, устюжане, вятчане).
Основная идея стратегического плана Ивана III заключалась в том, чтобы охватить Новгород с запада и востока, перекрыть все пути, ведущие в Литву, и отрезать город от его восточных владений, откуда могла подойти помощь. Это была идея изоляции Новгорода.
В самом плане войны была заложена ставка на инициативу и самостоятельность московских воевод, которые должны были действовать со своими ратями на большом удалении друг от друга.
Из самого существа плана вытекала роль великого князя как организатора войны, который разработал общий стратегический план наступления на Новгород, добился уяснения его воеводами отдельных ратей, обеспечил внешнеполитическую и внутриполитическую подготовку войны и должен был выступить с главными силами в благоприятный момент, подготовленный самостоятельными действиями воевод, наступавших на новгородские владения с разных сторон.
Московские рати двигались по сходящимся направлениям к главной цели похода — Новгороду. Две сильные рати должны были выйти к городу с запада и востока, а третья — начать «воевать» восточные владения боярской республики. Эта последняя рать выступила в поход раньше других, уже в конце мая.
В начале июня из Москвы выступила 10-тысячная рать Д. Д. Холмского и Ф. Д. Пестрого-Стародубского. Она направлялась через Старую Руссу к р. Шелоии, чтобы там соединиться с псковичами и вместе наступать на Новгород с запада. Вторая рать под командованием князя Оболенского-Стриги пошла на Вышний Волочек, чтобы дальше наступать на Новгород вдоль р. Меты с востока.
Главные силы Ивана III начали поход 20 июня и медленно двигались через Тверь и Торжок к южному берегу озера Ильмень По дороге к ним должно было присоединиться тверское войско.
Новгородские бояре собрали для обороны города большие силы. По летописным известиям, только в «конной рати» насчитывалось 40 тысяч воинов (правда, Е. А. Разин считает эту цифру завышенной). Кроме того, была собрана «судовая рать».
Видимо, новгородские военачальники рассчитывали разгромить великокняжеское войско по частям. Движение великокняжеского войска отдельными ратями, казалось, благоприятствовало успеху этого плана. Новгородская конная «кованая» рать выступила к р. Шелони, чтобы не допустить соединения москвичей с псковичами и разбить князя Холмского. 12-тысячный отряд был выделен для обороны Заволочья, что объективно ослабило новгородские силы на главном направлении. Стратегический замысел Ивана III, направленный на разъединение новгородских сил, начал приносить свои плоды. Московские воеводы уже шли на Новгород «разными дорогами со всех рубежев». Особенно успешными были действия рати князя Холмского. Она сожгла Старую Руссу и двигалась к р. Шелони.
Новгородцы решили воспользоваться отрывом этой рати от главных сил великокняжеского войска и уничтожить ее. Новгородская «судовая рать» пересекла озеро Ильмень. Часть войска высадилась у с. Коростына, а остальные новгородцы на судах поплыли вверх по р. Полисти, чтобы выйти в тыл князю Холмскому. Одновременно с фронта, со стороны р. Шелони, должна была подоспеть «конная рать» новгородцев. Задумано было неплохо, однако несогласованность между новгородскими ратями наряду с решительными действиями москвичей превратили этот хитроумный план в ловушку для самих новгородцев. Князь Холмский разгромил их по частям. 13 июля рать князя Холмского подошла к р. Шелони. На другом берегу, возле устья р. Дрянь, стояла новгородская конница. Несмотря на большое численное превосходство новгородцев, князь Холмский решил атаковать. 14 июля по бродам и вплавь москвичи неожиданно форсировали реку и напали на новгородцев. Отряд служилых татар, входивший в состав московской рати, обошел новгородский лагерь и внезапно напал с тыла.
Решительный натиск москвичей и обходный маневр татарской конницы внесли замешательство в ряды новгородцев. Немаловажную роль опять сыграла несогласованность в действиях новгородских воевод. Многочисленный и хорошо вооруженный «владычный полк» вообще уклонился от боя. Не выдержав натиска, новгородцы обратились в бегство. Путь на Новгород был открыт.
В это время Иван III с главными силами находился в Яжелбицах, примерно в 150 километрах от р. Шелони, но исход кампании был предрешен.
Неудачно складывались для новгородцев и «военные действия в Заволочье. 12-тысячная новгородская рать, посланная туда на судах, была разгромлена на Северной Двине войском Василия Образца. В самом Новгороде обострилась внутренняя борьба, «разделишася людие: иней хотяху за князя, и инии за короля литовьского».
В этой обстановке по инициативе архиепископа Феофила начались мирные переговоры. Они закончилисв подписанием в Коростыни нового московско-новгородского договора. «Литовская партия» в Новгороде была ослаблена, самостоятельность боярской республики значительно стеснена. Политические цели войны были достигнуты полностью, и Иван III, по словам летописца, «не поиде к Новугороду и возвратися оттуду с усть Шелони с честию и победою великою». Таким образом, после удачных действий передовых московских ратей для того, чтобы противники Москвы в Новгороде запросили мира, оказалась достаточной лишь демонстрация военной силы, которая заключалась в движении к городу главных сил великокняжеского войска. Сам великий князь так и не принял участия в боях[243]. Но можно ли из этого факта делать выводы о его нерешительности или трусости? Место руководителя военных сил Российского государства было не в первых рядах ратников.
Примерно так же действовал Иван III и в других крупных военных кампаниях. В 1481 г. 20-тысячную великокняжескую рать, вторгнувшуюся во владения Ливонского ордена и захватившую крепости Феллип и Тарваст, возглавлял не сам Иван III, а его воеводы. Во время пограничных войн с Литвой в конце XV — начале XVI в. из-за «верховских княжеств» московские рати водили воеводы Даниил Щеня, Юрий Кошкин, князья Патрикеевы и другие опытные русские военачальники, а Иван III опять ограничился общим руководством войной и ее дипломатической подготовкой.
Великому князю удалось заключить союз с молдавским господарем, установить дружественные отношения с венгерским королем, сохранить военный союз с крымским ханом Менгли-Гиреем, активизировать деятельность сторонников Москвы в самом Великом княжестве Литовском.
Внешнеполитическая изоляция Литвы сыграла важную роль в победе России. Война ознаменовалась блестящими успехами русского оружия. Разгром в 1500 г. 40-тысячного королевского войска под командованием гетмана Острожского справедливо выделяется военными историками как образец инициативы русских воевод, искусного управления войсками и умелого использования общего резерва[244].
В войнах с Литвой проявились основные черты военного искусства Ивана III: стремление вести военные действия за пределами своей страны, наличие общего стратегического плана ведения войны, разработка серии ударов с разных направлений (что приводило к распылению сил противника), понимание необходимости постоянно владеть инициативой.
Несомненно, эти черты формировались десятилетиями, и их становление можно проследить и в событиях войны с Ахмед-ханом в 1480 г. В этих событиях следует искать прежде всего роль Ивана III как общего руководителя военных сил страны и организатора войны. Попытки оценивать военную деятельность великого князя с точки зрения его личного участия в тех или иных операциях представляются -ошибкой его «критиков». Возникает вопрос: почему в 1480 г. Иван III должен был действовать иначе, чем в других победоносных войнах своего времени?
При объективном анализе военных событий 1480 г. можно проследить и тщательность дипломатической подготовки Иваном III войны с Большой Ордой, и стремление к «политическому обеспечению»; можно наблюдать, как настойчиво проводил он общерусскую мобилизацию войска, вырабатывал общий стратегический план, наиболее отвечающий конкретной исторической обстановке, и последовательно, не взирая на непонимание и упреки современников, проводил этот план в жизнь. В определенные моменты политическая сторона войны оказывалась более значимой, чем чисто военная, и требовала личного участия великого князя; этим объясняется возвращение его в Москву для переговоров с мятежными братьями, вызвавшее впоследствии столько нареканий в его адрес. Правильно расставить акценты при описании событий 1480 г. — основная задача исследователей этого сложного и противоречивого, но столь важного для истории нашей Родины времени.
Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib.ru
Оставить отзыв о книге
Все книги автора
[1]
[2] Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч. М., 1949, т. XIV, с. 48.
[3] Каргалов В. В. Внешнеполитические факторы развития феодальной Руси: Феодальная Русь и кочевники. М., 1967, с. 218 — 261.
[4] Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч., с. 48.
[5]Подробнее см.: Каргалов В. В. Освободительная борьба Руси против монголо-татарского ига. — Вопр. ист., 1969, № 1, с. 145 — 151.
[6] Тизенгаузен В. Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды, т. II. Извлечения из персидских сочинений. М.; Л., 1941, с. 22, 34. (Далее: Тизенгаузен, II).
[7]В исторической литературе встречаются другие цифры. Наши расчеты численности войска Батыя см.: Каргалов В. В. Внешнеполитические факторы..., с. 73 — 76.
[8]Полное собрание российских летописей (далее: ПСРЛ), т. XV, стб. 366.
[9]См.: Очерки истории СССР. IX — XIII вв. М., 1953, с. 832.
[10]Темник командовал «туменом» («тьмой») — отрядом, состоящим из 10 тысяч всадников.
[11]ПСРЛ, т. I, стб. 515 — 516; т- II, стб. 779; Тизенгаузен, II, с. 36.
[12]Там же, т. I, стб. 461, 519; т. II, стб. 779; т. X, с. 109-110.
[13]Воинские повести Древней Руси. М; Л., 1949, с. 14, 26 — 28.
[14]ПСРЛ, т. I, стб. 460 — 461.
[15]ПСРЛ, т. I, стб. 461 — 464; т. II, стб. 780; т. III, с. 51; Тизенгаузен, II, с. 36.
[16]ПСРЛ, т. I, стб. 521 — 522; т. III, с. 52.
[17]Тизенгаузен, II, с. 37; ПСРЛ, т. I, стб. 552.
[18]ПСРЛ, т. II, стб. 782 — 786.
[19]Там же, т. I, стб. 469 — 470; т. II, стб. 781 — 782; т. IV, с. 51, 178; т. X, с. 115; т. XV, стб. 374.
[20]Тизенгаузен, II, с. 37.
[21]ПСРЛ, т. I, стб. 470.
[22] Рамм Б. Я. Папство и Русь в X — XIII веках. М.: Л., 1959, с. 162 — 164.
[23]Очерки истории СССР. IX — XIII вв. М., 1953, с. 860 — 861.
[24]{16}ПСРЛ, т. I, стб. 475; т. X, с. 141; т. XXVI, с. 88 и др.
[25]Там же, т. I, стб. 476, 524.
[26]Там же, т. X, с. 143.
[27] Карпини Плано. История монголов. СПб., 1911, с. 34.
[28]Подробнее см.: Каргалов В. В. Баскаки. — Вопр. ист., 1972, № 5, с. 212 — 216.
[29]ПСРЛ, т. I, стб. 526, 530.
[30]Там же, т. X, с. 194.
[31]См.: Зимин А. А. Народные восстания 20-х годов XIV в. и ликвидация системы баскачества в Северо-Восточной Руси. — Изв. АН СССР. Сер. ист. и фил ос., 1952, ч. IX. № 1, с. 65.
[32]ПСРЛ, т. X, с. 166.
[33]Там же, т. XV, стб. 410; т. X, с. 181.
[34] Тихомиров М. Н. Средневековая Москва XIV — XV вв. М., 1957, с. 165.
[35]Советская историческая энциклопедия. М., 1966, т. 9, стб. 742.
[36]См.: Экземплярский А. В. Великие и удельные князья Северо-Восточной Руси в татарский период. СПб., 1891. Т. 2.
[37]ПСРЛ, т. I, стб. 482 — 483.
[38]Там же, т. I, стб. 526; т. X, с. 166.
[39] Насонов А. Н. Монголы и Русь. М.; Л., 1940, с. 73.
[40]ПСРЛ, т. X, с. 171; т. XXV, с. 158.
[41]Там же, т. X, с. 173.
[42] Любавский М. К. Образование основной государственной территории великорусской народности. Л., 1922, с. 40.
[43] Тихомиров М. Н. Древняя Москва. М., 1947, с. 24.
[44]ПСРЛ, т. XXV, с. 393.
[45] Черепнин Л. В. Образование Русского централизованного государства в XIV — XV веках. М., 1960, с. 475.
[46]Там же, с. 510, 512.
[47]См.: Черепнин Л. В. Указ, соч., с. 545 — 582.
[48] Рыбаков Б. А. Военное искусство. — В кн.: Очерки русской культуры XIII — XV вв. М., 1969, ч. 1, с. 381 — 382.
[49] Кирпичников А. Н. Военное дело на Руси в XIII — XV вв. Л., 1976, с. 16.
[50] Разин Е. А. История военного искусства. М., 1957, т. 2, с. 272-273.
[51] Строков А. А. История военного искусства. М., 1955, с. 287.
[52]Повести о Куликовской битве. М., 1959, с. 352.
[53] Рыбаков Б. А. Указ, соч., с. 387.
[54]Тогда этот оборонительный рубеж называли просто «берегом».
[55]Повести о Куликовской битве, с. 293.
[56] Ашурков В. Н. На поле Куликовом. 3-е изд. Тула, 1976; Карасев А. В., Оськин Г. И. Дмитрий Донской. М., 1950; Уклеин В. Н. Куликово поле. М., 1971; и др.
[57]См.: Очерки истории СССР. XIV — XV вв. М., 1953, с. 222 — 226; История СССР: С древнейших времен до Великой Октябрьской социалистической революции. М., 1966, т. II, с. 91 — 94.
[58] Строков А. А. Указ, соч., с. 286 — 297; Разин Е. А. Указ, соч., с. 283 — 288; Кирпичников А. Н. Указ, соч., с. 17 — 18.
[59] Луцкий Е. А. Куликово поле. — Истор. журн., 1940, № 9; Тихомиров М. Н. Куликовская битва. — Вопр. ист., 1955, № 8; К 575-летию Куликовской битвы. — Вопр. ист., 1955, № 12; Каргалов В. В. Куликовская битва. — Пре-под. ист. в школе, 1972, № 5.
[60] Тихомиров М. Н. Средневековая Москва XIV — XV вв. М., 1957, с. 368 — 372; Черепнин Л. В. Указ, соч., с. 612 — 622; Греков И. В. Очерки по истории международных отношений Восточной Европы XIV-XVI вв. М., 1963, с. 61 — 65 и др.
[61]Повести о Куликовской битве, с. 335.
[62]Повести о Куликовской битве, с. 212.
[63]Повести о Куликовской битве, с. 235.
[64]Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей. М.; Л., 1950, с. 36, 44, 49. 74 и др. (Далее: ДДГ).
[65]Собрание государственных грамот и договоров. М., 1819, ч. 2, с. 16 — 17.
[66]ПСРЛ, т. XI, с. 205 — 209.
[67] Черепнип Л. В. Указ, соч., с. 627.
[68]ДДГ, с. 34.
[69] Черепнип Л. В. Указ, соч., с. 743 — 808.
[70]ДДГ. с. 186 — 192, 201 — 207.
[71]ПСРЛ, т. IV, с. 492; т. XII, с. 112.
[72] Черепнин Л. В. Указ, соч., с. 828.
[73]Там же, с. 854.
[74] Тихомиров М. Н. Российское государство XV — XVII вв. М., 1973, с. 13, 14, 16, 17.
[75] Базилевич К. В. Внешняя политика Русского централизованного государства: Вторая половина XV в. М., 1952, с. 50.
[76] Березин И. Библиотека восточных историков, т. 1, с. 56.
[77] Семенов В. Библиотека иностранных писателей о России. СПб., 1836, с. 18 — 19, 28.
[78] Базилевич К. В. Указ. соч., с. 51 — 53.
[79]Там же, с. 55.
[80]ПСРЛ, т. VIII, с. 151; т. XII, с. 116 — 117.
[81]Там же, т. XII, с. 124.
[82]Там же.
[83]ПСРЛ, т. XXV, с. 297.
[84]Там же, т. XXIII, с. 160; т. XVIII, с. 242.
[85] Карпов Г. История борьбы Московского государства с Польско-Литовским, 1462 — 1508. М., 1867, с. 103.
[86]ПСРЛ, т. XXV, с.297; т. XII, с. 148; т. IV, с. 244.
[87]ИСРЛ,,т. XXV, с. 297, 298; т. XXVI, с. 249, 250; т. XII, с. 149, 150; т. IV, с. 244; т. VI, с. 195; т. VIII, с. 174; Устюжский летописный свод. М.: Л., 1950, с. 91.
[88] Павлов П. Н. Решающая роль вооруженной борьбы русского народа в 1472 — 1480 гг. и окончательном освобождении Руси от татарского ига, — Учен. зап. Краснояр. пед. ин-та, 1955, т. IV, вып. 1, с. 190 — 191, 194.
[89] Базилевич К. В. Указ, соч., с. 118.
[90]ПСРЛ, т. XIX, стб. 6 — 7.
[91]Там же, т. XXVI, с. 265.
[92]Сб. РИО, т. 41, с. 5 — 8.
[93] Греков И. Б. Указ. соч., с. 184 — 187; Базилевич К. В. Указ. соч., с. 102 — 118.
[94] Базилевич К. В. Указ, соч., т. 134.
[95] Базилевич К. В. Указ, соч., с. 130.
[96]ПСРЛ, т. XXV, с. 326, 327.
[97]Там же, т. VIII, с. 204.
[98]Там же, т. XXV, с. 327; т. IV, с. 153; т. VI, с. 20 и др.
[99]Там же, т. XXVI, с. 263.
[100] Карпов Г. Указ, соч., с. 111.
[101] Татищев В. Н. История Российская. М.: Л., 1966. т. VI, с. 69.
[102]ПСРЛ, т. XXVI, с. 263.
[103]Там же, т. XXV, с. 327.
[104]Там же.
[105] Татищев В. Н. Указ. соч. с. 69.
[106]ПСРЛ, т. XXV, с. 327.
[107]Там же, т. VI, с. 223.
[108]Там же, т. XIX, стб. 7 — 8.
[109] Черепнин Л. В. Указ. соч., с. 881.
[110]ПСРЛ, т. XXV, с. 327; т. VII с. 206 и др.
[111]Там же, т. XXV, с. 32 т. XXVI, с. 263.
[112]Там же, т. XV, стб. 498.
[113]Там же, т. XXV, с. 327, т. II с. 153, т. VI, с. 20; т. XVIII с. 268; т. XII, с. 200, т. XXVI, с. 263; т. XX, ч. 1, с. 338 и др.
[114]Там же, т. VI, с. 224; т. XXVI, с. 265.
[115] Базилевич К. В. Указ. соч., с. 142.
[116]ПСРЛ, т. XXV, с. 327.
[117]Там же, с. 327 — 328.
[118] Базилевич К, В. Указ, соч., с. 158.
[119]ПСРЛ, т. XXVI, с. 265.
[120]Там же, т. VI, с. 224; т. VIII, с. 206; т. XII, с. 200 и др.
[121]Разрядная книга 1475 — 1398 гг. М., 1966, с. 47.
[122] Кирпичников А. Н. Указ, соч., с. 77, 79 — 80, 81, 85 — 90, 92 — 94, 19 — 27, 33 — 42.
[123]ПСРЛ, т. XXV, с. 328; т. XII, с. 201; т. VIII, с. 206 и др.
[124]Историческая география СССР. М., 1973, с. 88.
[125] Тихомиров М. II. Средневе--ковая Россия на международных путях, XIV — XV вв. М., 1966, с. 29.
[126]Топографическое описание Калужского наместничества. СПб., 1785, с. 4 — 5; Описание и алфавит к Калужскому атласу, ч. 1, с. 2.
[127]ПСРЛ, т. VI, с. 231; т. XX, ч. 1, с. 346; т. XXIII. с. 162.
[128]Там же.
[129]Там же, т. XXV, с. 20; т. IX, с 235
[130]Там же, т. X, с. 223; т. XI, с. 207.
[131] Голицын Н. С. Указ, соч., т. 83.
[132] Пресняков А. Иван III на Угре. — В кн.: С. Ф. Платонову... СПб., 1911, с. 288.
[133] Малинин Д. И. Калуга: Опыт исторического путеводителя. Калуга, 1912, с. 3.
[134] Орловский П. Краткая география Смоленской губернии. Смоленск, 1907, с. 178.
[135] Маслов В. Е. Юхнов. Тула, 1975, с. 18.
[136]Россия: Полное географическое описание. СПб., 1899, т. 1, с. 395-396.
[137] Базилевич К. В. Указ, соч., с. 156.
[138]Очерки истории СССР XIV — XV вв. М., 1953, ч. 2, с. 290.
[139]Маршрут от Вязьмы через Юхнов, Калугу. — ЦГВИА ф. ВУА, № 24880.
[140] Давыдов К. Л. Гидрогеография СССР. Л., 1955, с. 169.
[141]Атлас Смоленской губернии. — Военно-исторический архив, ф. 416, д. 191.
[142]ПСРЛ, т. VI, с. 223: т. VIII, с. 206.
[143]Топографическое описание Калужского наместничества. СПб., 1785, с. 66.
[144]ПСРЛ, т. XXVI, с. 266.
[145]Разрядная книга..., с. 24.
[146]ПСРЛ, т. XXX, с. 137.
[147]Там же, т. XXVI, с. 263.
[148]Там же, т. XIX, стб. 7.
[149]Там же, т. XXV, с. 338; т. XXVI, с. 264.
[150]Там же, т. VI, с. 224.
[151]Там же, т. XXVI, с. 263.
[152]Там же, т. VI, с. 224.
[153]Там же, т. XII, с. 201; т. VIII, с. 206: т. XXIII, с. 181.
[154]Там же, т. XXI. с. 564.
[155]Там же, т. XIX, стб. 7.
[156]Там же, т. XXVI, с. 264, 273.
[157] Базилевич К. В. Указ. соч с. 154 — 155.
[158] Греков И. Б. Указ. соч.. с. 285.
[159] Базилевич К. В. Указ, соч., с. 153 — 154.
[160]ПСРЛ, т. XXVI, с. 266.
[161]Там же, с. 265.
[162] Павлов П. Н. Действительная роль архиепископа Вассиана в событиях 1480 г. — Учен. зап. Краснояр. пед. ин-та, 1955, т. IV, вып. 1, с. 209 — 210.
[163] Базилевич К. В. Указ, соч., с. 155, 156.
[164]ПСРЛ, т. XXV, с. 328.
[165] Пресняков А, Указ. соч., с. 292 — 293.
[166] Базилевич К. В. Указ, соч., с. 150.
[167] Греков И. В. Указ, соч., с. 191, 194.
[168] Черепнин Л. В. Указ, соч., с. 881.
[169]ПСРЛ, т. XX, ч. 1, с. 346.
[170]Там же, т. XII, с. 201; т. XXVI, с. 273; т. XXV, с. 328; т. VI, с. 224.
[171] Соловьев С. М. Указ, соч., кн. III, т. 5, с. 82.
[172]ПСРЛ, т. XXVI, с. 273.
[173]Разрядная книга..., с. 24.
[174]ПСРЛ, т. VI, с. 231.
[175]Там же, т. XXVI, с. 274.
[176] Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 14, с. 71 — 72.
[177]ПСРЛ, т. XXVI, с. 274.
[178]Там же, т. XII, с. 203.
[179] Базилевич К. В. Указ, соч., с. 167 — 168.
[180]Сб. РИО, т. 41, с. 44, 46, 58, 62.
&nb