Линда Хартли (Linda Hartley)
Отрывок из книги ' Соматическая психология: тело, разум и смысл'
(Somatic Psychology: Body, Mind and Meaning)
Форма активного воображения в движении, или аутентичное движение, была
разработана Мэри Уайтхауз (Mary Whitehouse) и далее развита Джанет Адлер (Janet Adler), Джоан Ходоров (Joan Chodorow) и другими как пространство для исследования и интеграции различных уровней процесса движения. Развивая этот метод, Адлер назвала его дисциплиной аутентичного движения. Суть её подхода, который сложился в ходе почти тридцатилетней (а сейчас уже – более, чем сорокалетней – прим.пер.) практики и исследованиях основных вопросов формы - в прямом опыте и движущегося, и свидетеля. Отличие, которое обозначила Адлер, в том, что активное воображение в движении, скорее, обращено к психологическим процессам движущегося (13), в то время как прямой опыт (direct experience) охватывает опыт и движущегося, и свидетеля в присутствие друг друга, а также отношения между ними. Адлер предложила несколько понятий и способов работы, таких как базовая форма (ground form), длинный круг (long circle), круг свидетеля (witness circle) и коллективное тело (collective body), которые закрепились в дисциплине аутентичного движения и её терминологии.
Базовая форма практики аутентичного движения подразумевает участие движущегося и свидетеля. Свидетель создаёт и поддерживает безопасное пространство, круг свидетеля; движущийся входит в это пространство и начинает двигаться, обычно с закрытыми глазами, следуя своим внутренним импульсам. В то время, как разворачивается процесс движения, и движущийся, и свидетель наблюдают свой собственный опыт.
Работа с закрытыми глазами, или с обращённым внутрь зрением, позволяет
движущемуся полнее воспринимать внутренние образы и ощущения, минимально отвлекаясь вовне. Когда внешняя визуальная информация и восприятие объективной реальности отсутствует, внешние воздействия, такие как звуки или прикосновение к другим движущимся, могут приобретать особое значение для разворачивания внутренней истории. Неожиданные раздражители часто дают важные импульсы для нового опыта и осознания, способствуют раскрытию внутренних озарений. Мы живём в визуально ориентированной культуре, и зрение, как преобладающее чувство, тесно связано с положением нашего эго и связью с миром – многие люди используют своё зрение больше, чем это физиологически необходимо - в буквальном смысле, держат себя в равновесии, причём в ущерб другим телесным чувствам восприятия. Когда мы отпускаем привычные ориентиры, мы позволяем случаться новым переживаниям; когда мы отпускаем эго, мы открываем неизвестные скрытые миры внутри себя.
Погружаясь в бессознательное в сопровождении нашего тела, мы получаем
доступ к огромному разнообразию и глубине чувственных и эмоциональных переживаний. Мы начинаем с внутреннего слушания потока ощущений, образов, чувств, звуков, воспоминаний и двигательных импульсов, которые проявляются на сознательном уровне. “Бессознательное проявляется непрекращающимся потоком телесных ощущений и ментальных образов. Его относительно бесформенные проявления можно разглядеть в биениях, пульсациях, дрожи, покалываниях, сжатиях, толчках, волнообразных движениях, явных или неявных энергиях,
внутренних голосах, звуках, словах, фантазиях, чувствах, настроениях и воспоминаниях.” (14)
Затем движущийся начинает придавать форму этим внутренним ощущениям и импульсам. Мэри Уайтхауз описывала аутентичное движение как “… следование внутренним ощущениям, позволяющее импульсам принимать форму физического действия…” (15) В течение этой фазы процесса двигающийся полностью отдаётся самому движению. Иногда в сочетании с движением могут возникать образы, которые могут дать импульс к движению, и движущийся следует своему внутреннему процессу, давая ему выражение через движение. Двигательная сессия обычно заканчивается, когда свидетель даёт сигнал, например, звонок колокольчика, по истечении условленного промежутка времени. Временные рамки, которые обеспечивает свидетель, создают границы, которые помогают создать безопасное пространство для движущегося. Движущийся может войти в процесс на обозначенный промежуток времени, зная, что свидетель напомнит ему, что необходимо вернуться; таким образом движущийся может освободить своё эго от того, чтобы контролировать время, и более легко войти во вневременное пространство бессознательного.
После каждой двигательной сессии важно закрепить прожитый опыт в сознании; это можно сделать, передавая словами свой опыт свидетелю или выражая его в рисунках или текстах. Затем в практике аутентичного движения свидетель даёт свой личный отклик движущемуся; его присутствие и внимание помогают перенести бессознательный материал в сознательные слои восприятия, чтобы пережитый опыт не ушёл обратно в бессознательное. Усвоение бессознательного материала на уровне полного осознания и есть основная задача, и через это мы можем всё глубже развивать всеобъемлющее чувство бытия.
Во время сессии аутентичного движения мы погружаемся во внутренний процесс взаимодействия с нашими глубинными образами и воплощения их в движении. Реакции эго на проявления бессознательного проще осознать и интегрировать, когда они полностью воплощены в движении. Ходоров пишет:
“Юнг описывает эго как совокупность единиц информации, состоящей в основном из общего восприятия тела” … ”Хотя импульс к движению может исходить из источника в бессознательном, тело, позволяющее этому импульсу проявиться, остаётся прочно укоренённым в факте своего собственного существования. Сам акт движения создаёт проприоцептивный и кинестетический отклик, благодаря которому бессознательное встречается с телесной реальностью эго. Когда реальность бессознательного импульса и реальность телесного эго встречаются, происходит мощное двустороннее обучение.” (16)
Юнг подчёркивал, что на финальной стадии активного воображения важно
находить практическое применение разного рода озарениям, случившимся в ходе работы. Если произошло подлинное внутреннее изменение, то интеграция произойдёт без особенных усилий или сопротивления, появляющихся, когда мы пытаемся преобразовать нашу жизнь за счёт одной лишь силы воли, или действовать исходя из этических соображений, возникающих в ходе работы. Как утверждает Ходоров, телесное и энергетическое усвоение новых уровней осознанности, которое происходит в процессе танцевального движения, значительно упрощает выражение и интеграцию новых энергий и озарений в повседневную жизнь.
Свидетель
Для процесса аутентичного движения необходимо присутствие свидетеля. (17) Свидетель создает безопасное пространство для погружения движущегося в его бессознательный процесс. Присутствие свидетеля помогает движущемуся вернутся в обычную реальность в конце двигательной сессии и осознать результаты погружения в себя. Свидетель сидит в стороне от пространства движения, в то время как движущийся, обычно с закрытыми глазами, входит в пустое пространство и проживает свой внутренний мир ощущений и образов. Обычно свидетель не вмешивается, если только он не чувствует, что движущийся в опасности; его присутствие ненавязчиво, безоценочно и бережно как по отношению к двигающемуся, так и по отношению к себе. Уайтхауз обнаружила, что именно глубины, которых она достигла в своём личном анализе, позволили её клиентам работать глубоко. Свидетель воплощает свой собственный опыт встречи с бессознательным и глубину пережитого опыта, и это поддерживает глубокую работу другого.
Вход в бессознательное через исследование тела, будь то танец или телесная работа, может быть затруднительным, а для некоторых и пугающим, особенно поначалу, или когда проявляется травмирующий материал. Телесные глубины могут ощущаться как тёмный и угрожающий мир, в котором просто сбиться с пути. Сопротивление встрече с бессознательным может выражаться как невозможность
работать с закрытыми глазами, склонность уходить от телесных ощущений или чувств во время движения, или как потеря связи с ощущениями и воображением и застревание в мыслях и отвлечённых фантазиях.
К сопротивлению в этой практике относятся с уважением, но в то же время одна из главных функций свидетеля – поддержать движущегося, чтобы движущийся мог, не торопясь, погрузиться в свой внутренний мир безопасным и продуктивным для него способом. Встреча происходит проще в присутствие другого человека, который обеспечивает структуру и безопасное пространство и желает войти в мир бессознательного вместе с движущимся, чтобы встретить его там. Поддерживающее присутствие свидетеля постепенно рассеивает невыносимый страх и беспокойство движущегося, его злость и печаль, поэтому ему всё проще и проще самому принимать свои негативные чувства. Безоценочное, чуткое и сострадательное наблюдение свидетеля помогает движущемуся полностью интегрировать глубинный материал в отношения и повседневную жизнь.
Со временем, этот опыт - быть увиденным другим, с сочувствием, ясностью и принятием – позволяет движущемуся усвоить присутствие внешнего свидетеля. И движущийся начинает развивать своего собственного внутреннего свидетеля, свободного от всяких концепций, суждений, самокритики, которые так часто замутняют наше ясное восприятие себя. Адлер глубоко исследовала и точно обозначила важную функцию свидетеля. Она пишет: “Дисциплина аутентичного движения строится на отношениях движущегося и свидетеля. Сердце практики в жажде и одновременно страхе увидеть себя ясно. Мы вновь и вновь обнаруживаем, что это переживание ясности глубоко и неразрывно связано с даром быть увиденным ясно другим и — что так же важно – с даром видеть ясно другого.” (18)
Я воспринимаю искусство быть свидетелем как форму медитации; Адлер
прекрасно выразила взаимосвязь между дисциплиной аутентичного движения и духовной практикой. (19) Свидетель обращает внимание на чувства, образы, ощущения, воспоминания и импульсы к движению, возникающие у него в связи присутствием двигающегося человека. Он принимает их как свои личные переживания и не проецирует их на двигающегося; он не пытается интерпретировать или анализировать опыт движущегося исходя из своих суждений и фантазий, но принимает их такими, как они есть – своим личным прямым опытом, вызванным присутствием и деятельностью движущегося. Подобным же образом, в практике медитации внутренний свидетель отмечает импульсы, возникающие в виде мыслей, чувств, ощущений, и образов; но вместо того, чтобы интерпретировать их, оценивать или проецировать на других, медитирующий ищет прямое их переживание без привязанностей или отторжения, тем самым позволяя им трансформироваться. Действуя таким образом, свидетель погружается в опыт движущегося и, одновременно с этим, сохраняет осознанность своего собственного опыта; в этом особенном моменте взаимосвязанности, оба, и движущийся, и свидетель, могут видеть и быть увиденными, и оба могут испытать исцеление и преобразование сознания. Адлер пишет:
“Свидетель практикует искусство видения. Ясное видение - это не знание того, что двигающемуся нужно сделать. Свидетель не “смотрит на” движущегося, вместо этого, воспринимая движущегося, свидетель начинает принимать свой опыт суждений, интерпретации и проекций как ответ на процесс движущегося. Как только свидетель признает собственность своих переживаний, его личная история начинает опустошаться, позволяя ему временами чувствовать, что он может видеть движущегося ясно и, что более важно, что он может видеть ясно себя. Иногда... обретя благодать... свидетель переживает состояние ясного присутствия.“ (20)
По окончании оба говорят о своём опыте; движущийся говорит первым, а
свидетель отвечает, делясь некоторыми из своих переживаний, выбирая, что уместно сейчас сказать, а что должно быть удержано в этот момент. Таким образом, свидетель обеспечивает безопасное пространство, которое содержит и бессознательный процесс двигающегося, и его внутреннего свидетеля. Движущийся может чувствовать, что он ясно видим и принимаем другим, его собственный опыт может стать богаче и глубже через такое чуткое и сострадательное свидетельствование. Движущийся видит и принимает себя полнее и может начать присваивать себе то, что он спроецировал на свидетеля. Постепенно движущийся может сознательно интегрировать свой бессознательный материал и своего внутреннего свидетеля. Через присутствие внешнего наблюдателя он учится ”усваивать отражающую (рефлективную) функцию свидетеля, то есть позволять себе быть в бессознательном потоке телесно воспринимаемых ощущений и образов, одновременно привнося этот опыт в сознательное восприятие.” (21)
Искусство свидетельствования имеет широкий круг применений как в
профессиональных, так и в личных отношениях. В своей работе я использую его по-разному. Иногда я использую форму движения и свидетельствования как собственно практику, как она здесь описана; также я могу использовать его, чтобы исследовать, углубить и интегрировать материал, проявляющийся в соматической работе. При работе с касанием на клеточном уровне я также фокусируюсь на искусстве видения тела через прикосновение, применяя принципы безоценочного и чуткого свидетельствования и признавая, каков мой опыт, когда я прикасаюсь к другому. Это даёт клиенту пространство, чтобы принять или отклонить мое восприятие, что в свою очередь помогает ему, с одной стороны, быть более ясно в контакте с его собственной реальностью, а с другой - позволяет ему быть увиденным там, где он есть сейчас. Я также стремлюсь использовать принципы чистого свидетельствования, когда отвечаю клиентам или студентам на их слова или арт-работы, и приглашаю участников группы отвечать друг другу подобным же образом. Это может создать мощный эффект для поддержания групповых процессов, когда у каждого участника есть возможность выражать себя своим собственным способом и быть принятым другими. Практику свидетельствования можно рассматривать и в более широком отношении, как мета-навык (meta-skill) (Минделл/ Mindell), лежащий в основе любой техники и практики, который одновременно направляет и поддерживает работу.
Хотя аутентичное движение как дисциплина не является психотерапией, оно, несомненно, может вызывать терапевтические изменения на психологическом уровне. Некоторые психотерапевты и танце-двигательные терапевты применяют его в своей практике, однако Адлер даёт ясно понять, что в таком случае терапевт должен пройти соответствующую профессиональную подготовку, после которой некоторые будут использовать аутентичное движение как психотерапевтический метод. Но этим его применение не ограничивается - многие используют его как источник творческой деятельности, как инструмент для осознанной жизни или как созерцательную практику для духовного развития.
Однако, всё же существует множество параллелей между психотерапевтическим процессом и дисциплиной аутентичного движения. В своей работе “Кто такой свидетель?” ('Who is The Witness?') Адлер рассматривает взаимосвязь между психоанализом и аутентичным движением (22). В обоих случаях клиент/движущийся не видит аналитика/свидетеля и предаётся процессу свободных ассоциаций - в первом случае через слова, во втором через движение. Поскольку оба подхода вызывают регрессию, обычно требуется работа в течение продолжительного времени, и свидетель, как и аналитик, может принять функцию заботы, эмпатии, защиты и опеки. Проговаривание после движения помогает прояснить и интегрировать моменты психодинамики, переноса или контрпереноса. Такая форма работы особенно подходит для глубинного исследования переживаний довербальной жизни, бессознательные воспоминания о которой содержатся в теле. Через движение мы пере-вспоминаем наше прошлое так, как оно проявляется через наше тело сейчас, часть за частью, движение за движением, для того, чтобы углубить ощущение полноты, целостности и подлинной индивидуальности.
Танце-двигательный терапевт и преподаватель аутентичного движения
Тина Стромстед (Tina Stromsted) в своей статье “Возвращение в женское тело” (“Re-Inhabiting the Female Body“) рассматривает варианты возможного отстранения женщины от её тела в результате травмы или насилия в раннем возрасте; она показывает, как практика аутентичного движения может предоставить безопасное пространство для восстановления утраченной чувствительности, выразительности и силы тела. (23) Такая практика подойдёт любому, кто утратил контакт с полнотой чувствования, с выразительностью телесного разума и подлинного себя из-за травмы, насилия, потери или отвержения, которые могли спровоцировать отупение чувств и разобщение с телом. Важность быть увиденным в моменты глубоких встреч с собой, в моменты нашей трансформации, когда мы возвращаемся домой в тело и восстанавливаем свою полную живость и выразительность, – вот суть и ценность этой практики. Без встречи, которая происходит на уровне этих личных отношений, глубина и трансперсональный опыт не могут быть полностью интегрированы в повседневную жизнь.
References:
13. Annie Geissinger, “Toward the Unknown: An Interview with Janet Adler”. Adler describes her personal development of the discipline of Authentic Movement, and the influences which contributed to it.
14. Chodorow, “Dance Therapy and the Transcendent Function”. Page 6.
15. Whitehouse, “Physical Movement and Personality”.
16. Chodorow, “Dance Therapy and the Transcendent Function”. Page 10.
17. The term witness was first introduced into Authentic Movement language by Janet Adler. She credits psychologist John Weir as first introducing her to the use of this term. See “Toward the Unknown: An Interview with Janet Adler”. Page 7.
18. Adler, “The Collective Body”. Page 6.
19. Adler, “Body and Soul”, and “Who is The Witness?”. Pages 9 -10.
20. Adler, “The Collective Body”. Page 6.
21. Chodorow, Dance Therapy and Depth Psychology. Page 113.
22. Adler, “Who is The Witness?” Pages 6-7.
23. Tina Stromsted, “Re-Inhabiting the Female Body”, in Somatics. Pages 18-27.
@ Linda Hartley. 2004
Пер. И.Беленков, ред. Н.Кунгурова, М.Грудская, 2013