Цель занятия: ознакомить студентов с творчеством А. Платонова, рассмотреть повесть «Котлован».
Место проведения: аудитория по расписанию.
Вопросы к изучению:
1.Сведения из биографии.
2.Повесть «Котлован». Непростые «простые» герои Платонова.
3.Дело жизни и служение ему.
4.Самобытность языка писателя.
ПЛАТОНОВ, АНДРЕЙ ПЛАТОНОВИЧ (1899–1951), настоящая фамилия Климентов, русский прозаик, драматург. Родился 16 (28) августа 1899 в рабочем пригороде Воронежа. Был старшим сыном в семье слесаря железнодорожных мастерских. Впечатления нелегкого, полного взрослых забот детства отразились в рассказе Семен (1927), в котором образ заглавного героя имеет автобиографические черты. Учился в церковноприходской школе, в 1914 вынужден был оставить учебу и пойти работать. До 1917 сменил несколько профессий: был подсобным рабочим, литейщиком, слесарем и т.п., о чем написал в ранних рассказах Очередной (1918) и Серега и я (1921). По словам Платонова, «жизнь сразу превратила меня из ребенка во взрослого человека, лишая юности».
В 1918 Платонов поступил в Воронежский железнодорожный политехникум, реализовав проявившийся в нем с детства интерес к машинам и механизмам. Некоторое время, прервав учебу, работал помощником машиниста. В 1921 написал брошюру Электрофикация и по окончании техникума (1921) называл электротехнику своей основной специальностью. Потребность учиться Платонов объяснил в рассказе Река Потудань (1937) как желание «поскорее приобрести высшее знание», чтобы преодолеть бессмысленность жизни. Героями многих его рассказов (На заре туманной юности, Старый механик и др.) являются железнодорожники, жизнь которых он хорошо знал с детства и юности.
С 12 лет Платонов писал стихи. В 1918 начал работать журналистом в воронежских газетах «Известия укрепрайона», «Красная деревня» и др. В 1918 в журнале «Железный путь» начали публиковаться стихотворения Платонова (Ночь, Тоска и др.), вышел его рассказ Очередной, а также очерки, статьи и рецензии. С этого времени Платонов становится одним из самых заметных литераторов Воронежа, активно выступает в периодике, в том числе под псевдонимами (Елп.Баклажанов, А.Фирсов и др). В 1920 Платонов вступил в РКП(б), но уже через год по собственному желанию вышел из партии.
Книга стихов Платонова Голубая глубина (1922, Воронеж) получила положительную оценку В.Брюсова. Однако в это время, под впечатлением от засухи 1921, приведшей к массовому голоду среди крестьян, Платонов решил переменить род деятельности. В автобиографии 1924 он писал: «Будучи техником, я не мог уже заниматься созерцательным делом – литературой». В 1922–1926 Платонов работал в Воронежском губернском земельном отделе, занимаясь мелиорацией и электрификацией сельского хозяйства. Выступал в печати с многочисленными статьями о мелиорации и электрификации, в которых видел возможность «бескровной революции», коренного изменения к лучшему народной жизни. Впечатления этих лет воплотились в рассказе Родина электричества и др. произведениях Платонова 1920-х годов.
В 1922 Платонов женился на сельской учительнице М.А.Кашинцевой, которой посвятил повесть Епифанские шлюзы (1927). Жена стала прототипом заглавной героини рассказа Песчаная учительница. После смерти писателя М.А.Платонова много сделала для сохранения его литературного наследия, публикации его произведений.
В 1926 Платонов был отозван на работу в Москву в Наркомзем. Был направлен на инженерно-административную работу в Тамбов. Образ этого «обывательского» города, его советской бюрократии узнается в сатирической повести Город Градов (1926). Вскоре Платонов вернулся в Москву и, оставив службу в Наркомземе, стал профессиональным литератором.
Первой серьезной публикацией в столице стала повесть Епифанские шлюзы. За ней последовала повесть Сокровенный человек (1928). Описанные в Епифанских шлюзах преобразования Петра I перекликались в творчестве Платонова с современными ему «головными» коммунистическими проектами глобального переустройства жизни. Эта тема является главной в очерке Че-Че-О (1928), написанном совместно с Б.Пильняком после поездки в Воронеж в качестве корреспондентов журнала «Новый мир».
Некоторое время Платонов был членом литературной группы «Перевал». Членство в «Перевале», а также публикация в 1929 рассказа Усомнившийся Макар вызвали волну критики в адрес Платонова. В том же году получил резко отрицательную оценку А.М.Горького и был запрещен к печати роман Платонова Чевенгур (1926–1929, опубл. в 1972 во Франции, в 1988 в СССР).
Чевенгур стал не только самым большим по объему произведением Платонова, но и важной вехой в его творчестве. Писатель довел до абсурда идеи коммунистического переустройства жизни, владевшие им в молодости, показав их трагическую неосуществимость. Черты действительности приобрели в романе гротескный характер, в соответствии с этим сформировался и сюрреалистический стиль произведения. Его герои чувствуют свое сиротство в обезбоженном мире, свою разъединенность с «душой мира», которая воплощается для них в бесплотных образах (для революционера Копенкина – в образе неведомой ему Розы Люксембург). Пытаясь постичь тайны жизни и смерти, герои романа строят социализм в уездном городе Чевенгуре, избрав его как место, в котором благо жизни, точность истины и скорбь существования «происходят сами собой по мере надобности». В утопическом Чевенгуре чекисты убивают буржуев и полубуржуев, а пролетарии питаются «пищевыми остатками буржуазии», потому что главной профессией человека является его душа. По словам одного из персонажей, «большевик должен иметь пустое сердце, чтобы туда все могло поместиться». В финале романа главный герой Александр Дванов погибает по собственной воле, дабы постичь тайну смерти, поскольку понимает: тайна жизни не поддается разгадке теми способами, что применяются для ее преобразования. Переустройство жизни является центральной темой повести Котлован (1930, опубл. в 1969 в ФРГ, в 1987 в СССР), действие которой происходит во время первой пятилетки. «Общепролетарский дом», котлован для которого роют герои повести, является символом коммунистической утопии, «земного рая». Котлован становится могилой для девочки Насти, символизирующей в повести будущее России. Стройка социализма вызывает ассоциации с библейским рассказом о строительстве Вавилонской башни. В Котловане воплощен также традиционный для Платонова мотив странствия, во время которого человек – в данном случае безработный Вощев – постигает истину, пропуская через себя пространство. В послесловии к американскому изданию Котлована И.Бродский отметил сюрреализм Платонова, в полной мере выразившийся в образе участвующего в строительстве медведя-молотобойца. По мнению Бродского, Платонов «сам подчинил себя языку эпохи, увидев в нем такие бездны, заглянув в которые однажды, он уже более не мог скользить по литературной поверхности». Выход в свет повести-хроники Впрок с разгромным послесловием А.Фадеева (1931), в которой коллективизация сельского хозяйства была показана как трагедия, сделала публикацию большинства произведений Платонова невозможной. Исключение составил сборник прозы Река Потудань (1937). Повести Джан (1935), Ювенильное море (1934), написанные в 1930-е годы пьесы Шарманка и 14 Красных Избушек не были опубликованы при жизни автора. Публикация произведений Платонова была разрешена в годы Отечественной войны, когда прозаик работал фронтовым корреспондентом газеты «Красная звезда» и писал рассказы на военную тему (Броня, Одухотворенные люди, 1942; Смерти нет!, 1943; Афродита, 1944 и др.; вышло 4 книги). После того как его рассказ Семья Иванова (другое название – Возвращение) в 1946 подвергся идеологической критике, имя Платонова было вычеркнуто из советской литературы. Написанный в 1930-е годы роман Счастливая Москва был обнаружен только в 1990-е годы. Первая после большого перерыва книга Волшебное кольцо и другие сказки была издана в 1954, уже после смерти автора. Все публикации произведений Платонова сопровождались в советский период цензурными ограничениями. Умер Платонов в Москве 5 января 1951.
Сюжет и композиция повести Котлован
События, происходящие в "Котловане", можно представить как реализацию некого грандиозного плана социалистического строительства. Строительство "будущего неподвижного счастья" связано с возведением единого общепролетарского дома, "куда войдет на поселение весь местный класс пролетариата". Строительство социализма в деревне состоит в создании колхозов и "ликвидации кулачества как класса". Таким образом, в "Котловане" затронуты индустриализация и коллективизация - две важнейших ступени сферы социальных преобразований перелома 1920 - начала 1930-х гг.
Калейдоскопичность быстро меняющихся сцен оптимистического труда противоречит самой сути платоновского видения мира - медленного и вдумчивого. Пестрая мозаика фактов и отвлеченные обобщения в равной мере чужды Платонову. Скупое количество конкретных событий, каждое из которых в контексте всего повествования исполнено глубоко символического значения, - таков путь постижения истинного смысла исторических преобразований в "Котловане".
Сюжетная канва повести несложна. Рабочий Вощев после увольнения с завода попадает в бригаду землекопов, готовящих котлован для фундамента общепролетарского дома. Бригадир землекопов Чиклин находит и приводит в барак, где живут рабочие, девочку-сироту Настю. Двое рабочих бригады по указанию руководства направляются в деревню - для помощи местному активу в проведении коллективизации. Там они гибнут от рук неизвестных кулаков. Прибывшие в деревню Чиклин и его товарищи доводят "ликвидацию кулачества" до конца, сплавляя на плоту в море всех зажиточных крестьян деревни. Затем рабочие возвращаются в город, на котлован. Той же ночью заболевшая Настя умирает, и одна из стенок котлована становится для нее могилой.Набор перечисленных событий, как видим, достаточно "стандартен": практически любое литературное произведение, в котором затрагивается тема коллективизации, не обходится без сцен раскулачивания и расставания середняков со своим скотом и имуществом, без гибели партийных активистов, без "одного дня победившего колхоза". Подобная организация сюжета присутствует в романе Михаила Шолохова "Поднятая целина".
В "Котловане" принятый стандарт коллективизации изначально оказывается в совершенно ином контексте. "Вощев... вышел наружу, чтобы на воздухе лучше понять свое будущее. Но воздух был пуст, неподвижные деревья бережно держали жару в листьях, и скучно лежала пыль на дороге...", - действительно необычное начало повести. Платоновский герой - странник, отправляющийся на поиски истины и смысла всеобщего существования. Фанатичный напор по преобразованию мира уступает место неспешному, с многочисленными остановками, движению "задумавшегося" героя.
Дорога приводит Вощева вначале на котлован, где он на какое-то время задерживается и из странника превращается в землекопа. Затем герой уходит в неизвестность ("Вощев ушел в одну открытую дорогу"). Дорога вновь приводит Вощева на котлован, а затем вместе с землекопами герой отправляется в деревню. В финале он снова возвращается на котлован.
Словно специально автор отказывается от тех сюжетных возможностей, которые предоставляются ему самим сюжетом странствий. Маршрут героя постоянно сбивается, но будто какая-то неведомая сила снова и снова возвращает его к котловану. Событий в повести происходит довольно много, однако жестких причинно-следственных связей между ними нет: в деревне убивают Козлова и Сафронова, но кто и почему - остается неизвестно; в финале Жачев отправляется к Пашкину - "более уже никогда не возвратившись на котлован". Линейность сюжета заменяется кружением и топтанием вокруг котлована.
Особое значение в композиции приобретает монтаж совершенно противоположных эпизодов. Так, активист обучает деревенских женщин политической грамоте, медведь-молотобоец показывает Чиклину и Вощеву деревенских кулаков, лошади самостоятельно заготавливают себе солому, кулаки прощаются друг с другом перед тем как отправиться на плоту в море. Некоторые сцены вообще могут показаться немотивированными. Второстепенные персонажи гротескно появляются перед читателем крупным планом, чтобы затем столь же гротескно исчезают.
Платонов вводит в повесть несостоявшийся сюжет строительства. Проект строительства изначально утопичен - его автор "тщательно работал над выдуманными частями общепролетарского дома". Проект гигантского дома, который оборачивается для его строителей могилой, не случайно ассоциируется с громадным дворцом (в основании которого оказываются трупы Филемона и Бавкиды), строящимся в "Фаусте" Гёте, хрустальным дворцом из романа Чернышевского "Что делать?" и, безусловно, Вавилонской башней. Здание человеческого счастья, за строительство которого заплачено слезами ребенка, - предмет размышлений Ивана Карамазова из романа Ф. М. Достоевского "Братья Карамазовы".
Сама идея Дома определяется Платоновым уже на первых страницах повести. Вдумайтесь в эти слова "Так могилы роют, а не дома", которые говорит бригадир землекопов одному из рабочих. В финале повести для того самого замученного ребенка, слезинка которого мучила Ивана Карамазова, могилой станет котлован. Смерть ребенка в настоящем и потеря надежды на обретение "смысла жизни и истины всемирного происхождения", в поисках которой отправляется в дорогу Вощев, - этим оборачивается строительство утопического "будущего неподвижного счастья".
«Герои повести «Котлован»
Герои повести «Котлован» верят, что, построив «единый общепролетарский дом», они заживут прекрасное жизнью. Изнурительная, выматывающая силы работа — это рытье котлована, котлована под «единственный общепролетарский дом вместо старого города, где и посейчас живут люди дворовым огороженным способом». Это дом- мечта, дом-символ. Рухнув на пол после трудового дня, люди спят вповалку, «как мертвые». Вощев (один из главных героев повести) «всмотрелся в лицо ближнего спящего — не выражает ли оно безответного счастья удовлетворенного человека.
Но спящий лежал замертво, глубоко и печально скрывались его глаза, и охладевшие ноги беспомощно вытянулись в стертых рабочих штанах. Кроме дыхания, в бараке не было ни звука, никто не видел снов и не разговаривал с воспоминаниями, — каждый существовал без всякого излишка жизни, и во время сна оставалось живым только сердце, берегущее человека».
Рабочие верят в «наступление жизни после постройки больших домов». Поэтому так без остатка отдают себя работе, высасывающей соки из тела. Ради будущей жизни можно потерпеть и пострадать. Каждое предыдущее поколение терпело в надежде, что последующее будет жить достойно.
Поэтому отказываются люди закончить работу в субботу: хотят приблизить новую жизнь. «До вечера долго... чего жизни зря пропадать, лучше сделаем вещь. Мы ведь не животные, мы можем жить ради энтузиазма». С появлением девочки Насти рытье котлована вроде бы обретает какую-то определенность, осмысленность.
Настя — первый житель дома-мечты, еще не построенного дома-символа. Но Настя умирает от одиночества, неприкаянности, от отсутствия тепла. Взрослые люди, которые видели в ней источник своей жизни, не почувствовали, «насколько окружающий мир должен быть нежен..., чтобы она была жива». Строительство дома-мечты оказалось не- соотнесенным с жизнью конкретного человека, ради которого, для которого будто бы все свершалось. Умерла Настя, и потускнел свет, блеснувший вдали.
«Вощев стоял в недоумении над этим утихшим ребенком, и он уже не знал, где же теперь будет коммунизм в свете, если его нет сначала в детском чувстве и в убежденном впечатлении. Зачем ему теперь нужен смысл жизни и истина всемирного происхождения, если нет маленького, верного человека, в котором истина стала бы радостью и движением?» Платонов считал, что чужую беду надо переживать так же, как свою личную, помня об одном: «Человечество — одно дыхание, одно живое теплое существо. Больно одному — больно всем. Умирает один — мертвеют все. Долой человечество — пыль, да здравствует человечество — организм... Будем человечеством, а не человеком действительности».
Много лет спустя Э.Хемингуэй, восхищавшийся рассказом Платонова «Третий сын», отыщет эпиграф к роману «По ком звонит колокол» в стихах английского поэта XVII века Джона Донна, говорящих о единстве человечества перед лицом горя и смерти: «Нет человека, который был бы как остров, сам по себе; каждый человек есть часть материка, часть суши; и если волной снесет в море береговой утес, меньше станет Европа... Смерть каждого человека умаляет и меня, ибо я един со всем человечеством; а потому не спрашивай никогда, по ком звонит колокол, он звонит по тебе».
Можно только удивляться и глубокому созвучию гуманистических мотивов, и почти прямому совпадению строк: «смерть каждого человека умаляет и меня» и «умирает один — мертвеют все...»
Дело жизни и служение ему.
В повести А. Платонова «Котлован» затрагивается проблема поиска смысла жизни. Писатель создал гротеск, который свидетельствует о массовом психозе всеобщего послушания, овладевшем страной! Главный герой Вощев является выразителем авторской позиции. Среди коммунистических руководителей и омертвелой массы он засомневался в человеческой правоте совершающегося вокруг. Вощев не обрел истины. Глядя на умирающую Настю, он думает: «Зачем теперь нужен смысл жизни и истина всемирного происхождения, если нет маленького верного человека, в котором истина была бы радостью и движением?» Платонов хочет выяснить, что же именно двигало людьми, продолжавшими рыть яму с таким усердием! Служить делу жизни - вот главная цель человека. Человек в определенный момент жизни непременно задумывается, кто он и зачем пришел в этот мир. И каждый отвечает на эти вопросы по-разному. Для кого-то жизнь — это беспечное движение по течению, но есть и те, кто, ошибаясь, сомневаясь, страдая, поднимается в поисках смысла жизни к вершинам истины.
Поэтика и язык повести
Стилю многих произведений 1920-х годов свойственно смешение классического
литературного слова с разговорной речью, плакатными штампами, политическими лозунгами, диалектными словами, а также с неологизмами, рожденными революциями, коллективизацией и индустриализацией. Платоновский стиль письма не стал исключением, однако, писатель создал свой самобытный «косноязычный» стиль, на котором говорят не только его герои, но и сам автор. При этом описываемые события принимают порой трагикомическую окраску. «Мое... серьезное (смешное по форме) — остается главным по содержанию навсегда, надолго», – признается Андрей Платонов.
Одним из важнейших комических приемом в поэтике Платонова является использо-
вание так называемых избыточных фраз, встречающихся в речи малограмотных людей.
С одной стороны, этот прием отображает своеобразие современного писателю языка,
с другой — делает речь героев необычайно колоритной и сочной. Фразы, типа: «от душев-
ного смысла улучшилась бы производительность», «соревноваться на высшее счастье настроения», «спал, наевшись ужином», «начал падать пролетарской верой», «пролетари-ат живет для энтузиазма труда» карикатурны с точки зрения языковой нормы, но совер-шенно органичны в контексте всей повести, отразив на лексическом уровне, по мнению Платонова, «бред продолжающейся жизни».
Кроме того, герои «Котлована» используют слова, смысл которых им не совсем
ясен, поэтому диалоги теряют настоящую смысловую нагрузку. Получается, что люди, плохо понимая друг друга, говорят на разных языках или точнее на «обезьяньем языке»,
который высмеивал Михаил Зощенко в своих рассказах.
«— Не трожь его, – определил Чиклин, – мы все живем на пустом месте, разве у тебя спо-
койно на душе?
Сафронов, любивший красоту жизни и вежливость ума, стоял с почтением к участи Вощева,хотя в то же время глубоко волновался: не есть ли истина классовый враг? Ведь он теперь дажев форме сна и воображенья может предстать!
— Ты, товарищ Чиклин, пока воздержись от своей декларации, – с полной значительностьюобратился Сафронов. – Вопрос встал принципиально, и надо его класть обратно по всей теориичувств и массового психоза».
Использование комических приемов помогает автору передать ироническое, если не саркастическое, отношение к развивающимся в повести событиям, и не отвлекает читателя от трагической проблематики «Котлована».
Помимо этого, в повести много авторских неологизмов («общепролетарский»,
«уныло-предвидящий») и неожиданных эмоционально окрашенных словосочетаний, определений, противопоставлений или сравнений («муха... как жаворонок под солнцем», «тело шумело в питающей работе сна», «внутри всего света тоска, а только в нас одних пятилетний план», «с терпением любопытства», «обязанность радости», «тщательные глаза»). Платонов также использует так называемый прием «сдвига в логике», когда неожиданно для читателя происходит смена понятий или прерывается логическая цепочка, образуя несуразные фразы: «угольщики... с телег пропагандировалось молоко», «левацкое болото правого оппортунизма», или диалоги:
«— Я б давно записался, только зою сеять боюсь.
— Какую зою? Если сою, то она ведь официальный злак!
— Ее, стерву».
Отличительными особенностями художественного языка Платонова являются грамматические и синтаксические нормативные «сдвиги», когда смысловые границы слова илисловосочетания необходимо воспринимать не только как состояние человека, но и окру-жающего его мира. Автор добивается подобного эффекта заменой одной части речи надругую, например, обстоятельства на определение: «дать немедленный свисток». Признакдействия нередко заменяется на признак предмета: по правилам, следует написать «немед-ленно дать свисток», но тогда это уже был бы не Платонов, так как для поэтики языкаписателя важно качественное состояние предмета, а не производимое действие.