https://flibusta.is/b/268260
Глава 4
«Короли и королевы»
Яков I был не первым гомосексуалистом на английском троне. Вильгельм Руфус, сын Вильгельма Завоевателя, никогда не скрывал своей сексуальной ориентации.
«Стали модными длинные ниспадающие волосы и экстравагантное платье, — с тревогой писал один священник, — в обиход вошли туфли с загнутыми носами; мужчины принялись подражать дамам в утонченности облика, следить за походкой. Они появлялись на людях полуобнаженными и вихляли бедрами. Расслабленные и женоподобные, они не желали оставаться теми, кем сотворила их природа, и, утратив свои чистоту и скромность, ополчились на целомудрие других. Великое множество этих жалких созданий и толпы шлюх заполняли королевский двор».
Когда Вильгельм II умер в результате таинственного несчастного случая на охоте, мало кто оплакивал его кончину.
Ричард Львиное Сердце был наделен аналогичными пороками. Духовенство настаивало, чтобы он забыл свои противоестественные наклонности и жил с женой-испанкой, но Ричард I предпочитал проводить время с крестоносцами на Ближнем Востоке, где к гомосексуализму относились весьма терпимо. Брачные отношения так и не были осуществлены в полном объеме, и в конце концов после долгих страданий королева оставила его.
Пока король странствовал, его брат Иоанн не стеснялся пользоваться женами и дочерьми его баронов. Когда трон перешел к Иоанну, дворянству удалось, в конце концов, укротить разгулявшегося короля, заставив его подписать Великую хартию вольностей[17]. В отношении чести своей супруги король Иоанн, как и следовало ожидать, был весьма строг. Когда у Изабеллы Ангулемской появился любовник, Иоанн приказал убить его вместе с двумя приятелями, а тела убитых положить на постель королевы — как предупреждение.
|
|
Из всех английских монархов-гомосексуалистов Эдуард II получил наиболее печальную известность. Еще до восшествия Эдуарда на престол отец принца изгнал из страны Пьера Гавестона, первого любовника его сына, когда Эдуард попытался добыть для него титул и земли. Но после смерти короля Гавестон вернулся ко двору и получил должность Хранителя Королевства и титул графа Корнуэльского. Эдуард выдал за Гавестона свою племянницу, а сам женился на двадцатилетней французской принцессе Изабелле. Во время брачной церемонии Эдуард и Гавестон так открыто ласкали друг друга, что родственники Изабеллы с возмущением удалились.
Эдуард дошел до того, что удалил из дворца всех женщин. Согласно его приказу, «ни один придворный, какую бы должность он ни занимал… не имеет права держать при дворе свою жену, а также позволять ей следовать за двором; исключение составляют дамы, получившие особое соизволение короля».
Не прошло и девяти месяцев со дня воцарения Эдуарда, как бароны потребовали изгнать Гавестона. Слабый король не мог противиться этим требованиям и проводил фаворита до корабля, осыпая его поцелуями и ласками до самого момента отплытия.
Впрочем, через два года положение короля укрепилось, и Гавестон вернулся. Однако возлюбленный Эдуарда встретил еще более сплоченное и неослабевающее противодействие. Он снова исчез, а через несколько недель прошел слух, что Гавестон прячется в королевских покоях.
Когда он открыто появился рядом с королем на праздновании Рождества 1311 года, бароны подняли мятеж. Эдуард и Гавестон бежали в Шотландию, где король попросил Роберта Брюса[18] дать убежище своему любовнику. Роберт отказался. Гавестон был схвачен и обезглавлен.
|
|
Эдуард, как говорили, был весьма опечален, однако вскоре нашел утешение — у своей жены. Через пять месяцев после казни Гавестона королева Изабелла родила сына, будущего Эдуарда III.
Девять Лет король и королева прожили в согласии, произведя на свет еще троих детей. Но затем Эдуард влюбился в Хью Деспенсера, сына одного из своих фаворитов. Их связь имела роковые последствия для брака короля. Снова вспыхнул мятеж, но продолжался недолго. Главарь мятежников был казнен, а королева Изабелла бежала во Францию. Там она собрала вокруг себя английских диссидентов, а лорд Роджер Мортимер стал ее любовником.
Несмотря на слухи, что Эдуард желает развода, король потребовал возвращения супруги в Англию. Изабелла отвечала: «По моему разумению, брак есть единение мужчины и женщины для постоянной совместной жизни, но чувствую, что некто вторгся между моим супругом и мной, пытаясь разорвать наш союз. Я заявляю, что отказываюсь вернуться, допрежь не будет изгнан наш разлучник, однако, сняв с себя одежды, приличествующие замужней даме, надену вдовье платье и не расстанусь с покровами скорби, пока не буду отмщена».
Изабелла облачилась во вдовий траур, а Мортимер начал военные действия. Вскоре Эдуард и семейство Деспенсеров были заперты в Бристоле. Старшего Деспенсера схватили и казнили, а Эдуард и Хью попытались бежать в Ирландию. Ветер прибил их судно к побережью Уэльса, и они попали в руки врагов. Хью Деспенсера судили и приговорили к смерти. Эдуарда заставили отречься от престола в пользу сына. Позже его нашли мертвым в камере. На теле короля не было ран, не обнаружили и следов яда. Вскоре прошел слух, что если бы труп осмотрели внимательно, то обнаружились бы следы ожогов «на тех частях тела, посредством которых он имел обыкновение получать порочное наслаждение». Королю в прямую кишку вставили раскаленную кочергу.
|
|
Гетеросексуальный Эдуард III, имевший троих детей от своей любовницы Алисы Перрерс и еще четверых от супруги, сохранил теплые чувства к отцу. Придя к власти шестнадцатилетним юношей, он приказал арестовать Мортимера и предать его смерти как изменника.
Хотя Вильгельм Руфус, Эдуард II и Яков I в наши дни считались бы гомосексуалистами или, в крайнем случае, бисексуалами, эти термины не существовали в английском языке до начала XX века. До 1900 года никто не стал бы определять себя по сексуальной ориентации. В средние века, когда в моде была возвышенная рыцарская любовь, предполагалось, что рыцари и придворные пылают любовной страстью к деве-идеалу, оставаясь постоянно в кругу мужчин. Позиция церкви мало отличалась от светской: хотя любовь между мужчинами осуждалась, гомосексуализм среди духовенства был обычным делом.
Закон запрещал содомию, Яков I сам осудил ее как один из непростительных грехов. В 1570 году в Эдинбурге двое мужчин, обвиненных в содомии, были сожжены на костре. Однако гомосексуальные контакты, по крайней мере в Англии, получили молчаливое признание. За сорок пять лет правления Елизаветы I и двадцать три года царствования Якова только шести мужчинам в графствах, окружающих Лондон[19], были предъявлены обвинения в содомии и только один был осужден, хотя, как свидетельствует в 1622 году живший в Лондоне автор дневника, «содомский грех весьма распространен в этом нечестивом городе».
Шотландцы же, в отличие от англичан, заслужили репутацию гетеросексуальных развратников. Их история изобилует королевскими любовницами и незаконнорожденными детьми. Когда юный Яков VI стал королем Шотландии, регентом был Джеймс Стюарт, граф Морейский, один их многочисленных внебрачных сыновей Якова V.
Шотландский король Яков VI, ставший затем английским королем Яковом I, рос в исключительно мужском окружении. Достигшие брачного возраста девушки не допускались к нему строгими правилами пресвитерианской церкви. Поэтому Яков обратил свои взоры на мужчин-придворных, которые часто давали ему отпор. Лорд Холланд, по слухам, с презрением отверг знаки внимания Якова, «отвернувшись и сплюнув, после того как король облобызал его в губы».
Когда Якову исполнилось всего лишь тринадцать лет, его дальний родственник, тридцатилетний Эсме Стюарт, прибыл от двора французского короля Генриха III, ярого гомосексуалиста. При первой же встрече Эсме распростерся перед юным монархом.
Очевидец писал: «Как только молодой король увидел гостя, то признал в нем кровное родство и близость к достославной монаршьей семье, высокие достоинства тела и духа; король поднял его и заключил в объятия, выражая свою любовь, и одарил немалым богатством, и пожелал, чтобы он участвовал в государственных делах; король пожаловал его в члены Тайного совета, назначил постельничим и управляющим Думбартон-касла»[20].
Эсме Стюарт привнес в жизнь шотландского двора то, чего там явно недоставало. С ним приехали французские придворные, известные неумеренностью в питье и сквернословием. Вскоре Яков пожаловал Стюарту титул герцога Леннокского, что свидетельствовало о стремительном росте его влияния при дворе. Граф Морейский к тому времени был убит. После ареста и казни сменившего его на посту регента, графа Мортонского, Леннокс стал самым могущественным советником короля.
Во Франции у него остались жена-католичка и дети, а потому протестантская Англия считала герцога угрозой для страны. Один английский дипломат выражал озабоченность «странной любовью короля к Ленноксу», а современники отмечали, что король, «возымев столь глубокую привязанность» к Ленноксу, «допускает с его стороны в высшей степени фамильярное отношение».
Шотландское духовенство выражалось куда резче. Священники говорили, что «герцог Леннокский совращает короля, склоняя его к похотливому плотскому соитию».
Протестантская знать Шотландии действовала быстро. Короля похитили, а Леннокса отправили в изгнание. Герцог писал, что скорее умрет, чем согласится жить без любви Якова, а король излил свою печаль в стихах, уподобляя Леннокса маленькой пташке, преследуемой охотниками:
Они хотят поймать пичужку в плен.
Найти спасенье меж моих колен
Бедняжка в ужасе стремится,
Погоня близится, вот-вот беда случится…
Но как ни была сильна его преданность, юный король не отказывает себе в ласках других любовников. Один из них — Джеймс Стюарт, граф Арранский, другой — Патрик, мастер Грейский[21], который приехал из Франции вместе с Эсме Стюартом в 1579 году. Кроме того, племянник и наследник последнего супруга королевы Марии Фрэнсис Стюарт, граф Ботуэлл, частенько на людях заключал короля в объятия, и Яков, как говорили, «повисал у него на шее». Еще одним близким королю человеком был Джордж Гордон, граф Хантлийский.
«Король направился в замок, где он обедал с Хантли, — писал один наблюдатель. — Его Величество, как всегда, был добр и внимателен. К удивлению многих, он время от времени целовал графа».
Когда король рассорился с Ботуэллом, обвинив его в колдовстве, Хантли сначала принял сторону Якова, но затем, к своему несчастью, изменил мнение в пользу Ботуэлла. В конечном счете обоим пришлось бежать из страны. Ботуэлл так и не вернулся, а Хантли покорился воле короля, вернул себе его любовь и был пожалован за это титулом маркиза.
Отношение Якова к дамам можно было назвать «холодной любезностью, и не более того». Однако, памятуя о необходимости дать стране наследника трона, он начал любовную переписку с пятнадцатилетней Анной Датской. Вскоре Яков был «захвачен страстью к принцессе Датской, прознав о ее красоте, добродетелях и нежных чувствах к нему». По ночам Яков любовался ее портретом.
Когда Анна отплыла в Шотландию для встречи с Яковом, шторм заставил корабль вернуться к берегам Дании. Король утратил покой, сочинял страстные послания и сонеты — все это несмотря на то, что никогда прежде не встречал предполагаемый объект своей любви. Он также сделал заявление о своем намерении вступить в брак и о причине задержки этой церемонии. Но несмотря на эти заверения, поползли слухи, что, как и Елизавета I, Яков — «бесплодная смоковница».
В конце концов, Яков решает сам плыть в Данию просить руки Анны. «Господь свидетель, я не мог более ждать», — писал он.
Яков и Анна сочетались браком в 1589 году в Дании. Вернувшись в Шотландию, они жили в согласии до 1593 года, когда Анна забеременела. Вслед за рождением ребенка между ними начались размолвки по поводу воспитания наследника. Но и потом они произвели на свет еще двух сыновей и четырех дочерей.
Через какое-то время любовь уступила место неприязни. Вместо нежных стихов Яков написал «Сатиру против женщин»:
Да, женщина тщеславия полна,
И тайны сохранить, увы, не может,
А если небо оскорбит она,
Раскаянье дщерь Евину не гложет.
Их день — пустая болтовня, ей-богу,
И нету смысла в жизни их убогой.
По мере того как трения между супругами усиливались, Яков все меньше скрывал свои истинные предпочтения. Став королем Англии, он привез с собой в Лондон гладколицего молодого человека по имени Джеймс Хей, ведавшего королевским гардеробом.
Хей оказался нечист на руку, и его вскоре заменил Филипп Герберт, знаток охоты, истинно мужского развлечения, которое Яков всегда любил. Когда Герберт надоел королю, Яков женил его на дочери английского вельможи. Хея ожидала та же судьба. Наутро после свадьбы Герберта король явился в его спальню в ночной рубашке и забрался в постель к молодым.
Когда король удалил от себя Герберта, другие придворные принялись обольщать Якова в надежде на королевские милости. Более других преуспел высокий красавец-паж по имени Роберт Карр. Король обратил на него внимание, когда во время турнирного поединка молодой человек упал с лошади прямо на его глазах. Король приблизился, чтобы выяснить, не ранен ли он, и немедленно почувствовал симпатию к юноше.
Карра поручили заботам королевских лекарей. Яков навещал его каждый день и даже пытался давать ему уроки латыни — впрочем, некоторые острословы говорили, что молодому шотландцу принесли бы больше пользы уроки английского. Выздоровев, Карр стал неразлучен с королем. В 1607 году Яков возвел его в рыцарское достоинство и назначил постельничим.
«Король опирается на его руку, треплет его по щеке, разглаживает складки на его костюме, а беседуя с другими, все равно не сводит глаз с Карра», — писал один очевидец.
Другой придворный отмечал, что Яков в своих отношениях с Карром «не проявлял должной осмотрительности, полезной и при менее скандальном поведении; он с таким сладострастием лобзал его прилюдно, что многим при сем присутствовавшим можно было лишь воображать происходящее меж ними в местах укромных, мне же скудость опыта и слов выразить сие не позволяет».
Разумеется, Карр преследовал корыстные цели. Яков шел ему навстречу: он сделал своего любимца лордом Рочестерским и пытался устроить его брак с Франсес, леди Эссекс. К несчастью, она была замужем, но ее супруг совершал большое турне по разным странам и уже четыре года отсутствовал. Когда он приехал и предъявил свои супружеские права, Франсес отклонила его сексуальные домогательства, используя при этом зелье, полученное от некоего колдуна. Карр настаивал, чтобы Яков разрешил леди Эссекс развестись с мужем.
В 1613 году король расторгнул этот брак на том основании, что лорд Эссекс якобы импотент, и разрешил Карру и Франсес обвенчаться. Во время церемонии волосы невесты ниспадали до плеч, что символизировало ее непорочность, а на свадебном пиру в честь молодых влюбленных звучала в высшей степени неуместная песня. Вот отрывок из нее:
Нет слаще любовных утех,
Ласкать, когда любишь, — не грех.
Не к другу мужчине уместно стремиться,
Но к милой супруге любовью пылать,
И жизнь он бессмысленной может считать,
Допрежь от союза дитя народится.
Потом продолжает хор:
То наслаждение сердце щедро наполняет,
Которое живую радость оставляет.
После женитьбы Карр получил титул графа Сомерсетского. По его настоянию Томаса Овербери, бывшего возлюбленного леди Эссекс, посадили в Тауэр. Овербери осмелился противодействовать жестокости и непомерному честолюбию Карра. Вскоре Томаса нашли мертвым. Его отравили, и улики указывали на участие Карра в этом преступлении.
Карр и его жена были арестованы. Суд признал их виновными в убийстве и приговорил к смерти. Впрочем, Яков заменил казнь заключением, не оговорив срока. Через семь лет они вышли из Тауэра, но Карр так больше и не увидел короля.
К тому времени нежные чувства Якова были обращены на Джорджа Вильерса, коего король называл Стини — сокращение от святого Стефана, чье лицо, согласно Библии, «сияло, словно лик ангела».
Если верить епископу Гудмену, Вильерс «отличался прекрасным цветом лица и был одним из самых стройных и хорошо сложенных мужчин в Англии». Другой придворный вторит епископу: «Он казался воплощением красоты и изящества, а ухоженные руки напоминали женские». Еще один источник отмечал, что Яков нашел «в характере этого юноши неумеренную ветреность и склонность к распутству».
Вильерс был протеже Филиппа Герберта, прежнего любовника Якова, но ублажать капризы короля старался не только он. С Гербертом соперничала графиня Суффолкская, подбиравшая для короля «молодых людей, которым она освежала дыхание и которых собственноручно завивала».
Такого рода методы «сексуальной политики» применялись в высшем обществе. Королева, питавшая неприязнь к Карру, содействовала Вильерсу в получении должности постельничего, и вскоре Яков влюбился в него без памяти.
В письмах король называет Стини то «женой», то «мужем», то «чадом», то «отцом». Он объявил Тайному совету, что любит Вильерса, которому только что пожаловал титул герцога Букингемского, больше всех других мужчин.
Герцог отвечал королю взаимностью. В одном из писем он писал: «Мне никогда не позабыть, как во Франхеме ничто не разделяло на ложе господина и его недостойного пса».
Когда Вильерс женился, Яков писал ему:
Дражайшее дитя мое,
любящий папочка шлет благословение тебе и своей новообретенной дочери. Да ниспошлет вам Господь сладостное и блаженное пробуждение и все радости священного супружеского ложа. Да
благословит Он плоды ваши, дабы смог я любоваться прелестными отроками в моей опочивальне — об этом прошу я Создателя в ежедневных молитвах.
Восстав же с ложа, отрада моего сердца, избегай докучливых людей, что могут внести тревожную смуту в твои мысли, а поспеши на встречу со мной и услади мой взор сверкающей белозубой улыбкой и благоволи сопровождать меня в путешествии.
Да благословит тебя Бог.
Яков, король.
Женитьба Букингема, естественно, не означала прекращения его любовной связи с королем. В декабре 1624 года, на склоне жизни, Яков писал герцогу: «Молю Бога о радости встречи с тобой, о нашем брачном союзе на Рождество и о том, чтобы нам далее не расставаться. Добрый Господь укрепил меня в единственном желании — жить в этом мире ради тебя, и я скорее соглашусь обитать с тобою в любом захолустье, нежели влачить печальную участь вдовца вдали от тебя. Да осенит тебя благословение Божье, сладчайшее дитя мое и жена моя, да пребудешь ты утешением великим своего старого отца и мужа».
Букингем был моложе короля, и ему вполне могли надоесть физические домогательства престарелого и некрасивого обожателя. После смерти Якова I пошел слух, что Вильерс его отравил. Возможностей для этого у него было немало. Во время последней болезни короля Букингем ухаживал за ним. При желании он мог без труда подменить лекарство, предписанное врачами слабеющему монарху. К этому времени у него появился новый покровитель и, возможно, любовник — сын Якова, будущий король Карл I. Они, без сомнения, находились в очень тесных отношениях.
Еще подростком Карл ревновал фаворита своего отца. Как-то раз он облил Вильерса водой из фонтана и испортил ему новый костюм. Молодой принц отличался замедленным физическим развитием. Ребенком он страдал «зеленой болезнью» — разновидностью анемии, характерной для девочек в период полового созревания. Когда прошел слух о его юношеских шалостях с Анной Годи, дочерью одного норфолкского дворянина, испанский посол писал, что не верит в это, ибо Карл «не созрел еще для любовных занятий». Кроме того, поговаривали, что Карл бесплоден.
По свидетельствам современников, Карл отличался покорностью чужой воле, изнеженностью и нарциссизмом, часто «покрывался стыдливым румянцем, подобно девушке» и воздерживался от острых соусов, которые «освежали рот и могли возбудить желание». Однако к 1624 году Карл, как и его отец, стал называть Букингема — Стини, а в письмах — «любимым». Они с Вильерсом почти не расставались.
Фрэнсис Бэкон[22] писал, что Букингем являлся «инструментом, дарующим телесный и сердечный покой как отцу, так и сыну». Одновременно Бэкон предупреждал королевского фаворита: «Вы служите милостивому господину, и сие ко благу. Рядом же с вами благородный, исполненный надежд принц, которого вы не должны огорчать. Но негоже вам пылать к этому восходящему солнцу такой любовью, ибо тем вы разжигаете ревность отца, который вас возвысил».
На самом деле растущая любовь между «Стини» и «малышом Карлом» вовсе не вызывала ревности короля, хотя он и уронил слезу, когда они оба отправились в Мадрид, чтобы начать переговоры о браке принца с инфантой Марией, дочерью испанского короля. Букингем поставил под угрозу успех переговоров, когда стал оказывать знаки внимания супруге посредника, графа Оливареса. Графиня согласилась на свидание с Букингемом, но вместо себя послала известную в городе шлюху.
Инфанта приглянулась Карлу, и он перелез через стену дворца Каса дель Кампо в надежде увидеться с нею наедине. К несчастью, в ответ на этот романтический поступок инфанта подняла громкий крик и убежала.
Вскоре она недвусмысленно дала понять отцу, что предпочтет уйти в монастырь, нежели лечь в постель с Карлом. Тут же для брака возникли новые препятствия, и в конце концов Карла и Букингема выручал королевский военный флот. Когда они благополучно вернулись в Англию, «Стини», «малыш Карл» и его отец решили отнестись к неудавшейся женитьбе как к грандиозной шутке. Целых четыре часа из королевских покоев доносились взрывы веселого смеха.
Однако наследнику трона следовало обзавестись супругой, и Генри Рич, барон Кенсингтон, отправился обхаживать Генриетту-Марию. Дипломатические усилия барона оказались не более тактичными, чем Букингема, поскольку он не преминул воспользоваться случаем, чтобы попытаться соблазнить госпожу де Шеврез. Чтобы исправить положение, во Францию послали Джеймса Хея, графа Карлайлского — бывшего любовника короля.
После смерти Якова I Букингем стал еще более могущественным человеком в королевстве. Хотя слухи о том, что он убил короля, не утихали, никаких доказательств не было. Токсикологии как науки практически не существовало. Вскрытие подтвердило, что состояние короля перед кончиной было весьма тяжелым. Увеличенная сердечная мышца оказалась дряблой. Король страдал целым букетом заболеваний: в почках нашли камни, легочная ткань потемнела, а мозг раздулся так, что вытекал из черепной коробки, когда бальзамировщик приступил к своей работе.
Своим первым указом Карл повелел очистить площадь перед дворцом от нищих и проституток, которые толпились у ворот королевской резиденции. Затем он занялся своей женитьбой. Правда, сам король не присутствовал на брачной церемонии в Соборе Парижской Богоматери — его замещал французский герцог.
Карлу плохо удавалось скрывать от окружающих свое равнодушие к глуповатой пятнадцатилетней Генриетте-Марии. Он не встречал ее у причала в Дувре, а вежливый поцелуй и осторожное объятие не могли скрыть королевского разочарования.
Первую ночь супруги провели в Кентербери[23] в доме лорда Уоттона. Карл повелел запереть все двери и окна спальни, ожидая, видимо, что ночью могут возникнуть какие-то проблемы. Очевидно, действия короля в постели не пришлись по вкусу неопытной Генриетте-Марии. По прибытии в Лондон она сказалась больной и не захотела появляться на людях.
Букингем старался помочь делу, настойчиво предлагая фрейлине королевы госпоже Сен-Жорж убедить молодую женщину в необходимости проявлять в постели чуть больше активности. Фрейлина ответила в самых резких выражениях, что никогда не вмешивалась в подобные дела. В результате вся свита королевы была распущена. Через полтора месяца король и королева сталь жить раздельно, и брак фактически распался.
Несмотря на это, Карл не искал утешения в объятиях любовниц — даже такой красивой, обольстительной и опытной, как леди Карлайл, которой восхищались все мужчины и завидовали все женщины при дворе. Лорд Томас Кромвель признавался, что не может отвлечься от мыслей о леди Карлайл. «Моя жена, — добавил он, — не в проигрыше от этих мыслей, ибо ночи я провожу с нею, не допуская супружеской измены». Поэт сэр Джон Саклинг также не скрывал своих желаний. В одном из своих стихотворений он мысленно раздевает эту даму во время ее ежедневной прогулки в парке Хэмптон-Корта:
Я обнажил и грудь, и ноги,
И будь чуть-чуть длинней дорога,
Праматерь Ева с нею рядом
Уже не привлекла бы взгляда.
Но именно Букингем использовал свое влияние, чтобы обратить подобные фантазии в реальность. Он отправил графа Карлайлского, бывшего королевского фаворита Джеймса Хея, с дипломатической миссией за границу, а сам соблазнил его жену.
Когда его собственная супруга узнала о случившемся, Букингем попытался передать леди Карлайл королю. Король отклонил это предложение, но дал ей место фрейлины королевы. Некоторые усматривали в этом тонкий умысел — леди Карлайл могла бы научить молодую королеву тайнам любви. Один придворный заметил, что «благодаря ей королева уже преуспела в искусстве накладывать румяна, а со временем переймет и другие уловки обольщения».
План сработал. Вскоре после смерти Букингема от руки недовольного морского офицера король и королева помирились, и уже через несколько недель Генриетта-Мария была беременна. Всего у них родилось девять детей, да еще двое появились на свет мертвыми.
На людях, однако, королевская чета продолжала изображать чистую любовь, воспетую в рыцарских романах. Все театральные представления и маскарады при дворе подвергались строгой цензуре. Генри Джеймс, который обрюхатил одну из служанок королевы, а затем отказался на ней жениться, был лишен своего поста. Когда же графа Каслхейвенского осудили на смерть за изнасилование и содомию, Карл отказался заменить ему казнь заключением.
Супруга одного из офицеров парламентской стражи признала, что «дворяне и придворные, хотя и не вполне отказались от своего распутства, все же из почтения к королю не предаются оному открыто».
Однако таких ограничений при дворе было явно недостаточно, чтобы удовлетворить набирающих силу пуритан, которые вообще полагали любое театральное действо греховным и порочным. По общему признанию, игра королевы, ее декламация были превыше всех похвал, но начались жалобы на то, что в представлениях масок вместе с Ее Величеством появляются дамы, наряженные в мужское платье.
Когда барристер[24] пуританин Уильям Принн написал, что актрисы выглядели «непристойными мерзопакостными шлюхами», Карл воспринял это как оскорбление королевы. Согласно приговору, после отсечения ушей Принна выставили к позорному столбу. Такой акт произвола усилил недовольство королем и послужил одним из поводов, приведших к гражданской войне, а в конечном счете к потере Карлом трона.
В конце войны, когда Карл был заточен на острове Уайт, у него был последний в жизни роман с Джейн Уорвуд, женой лондонского лидера роялистов. Впервые она явилась ко двору с половиной от тысячи фунтов, которую собрал для короля ее муж. Вместо второй половины Карл оставил при себе Джейн.
26 июля 1648 года, за шесть месяцев до казни, обреченный монарх писал «Милой Джейн Уорвуд» и просил ее встретиться с ним в его комнате «как бы случайно». Во время заключения он написал ей не менее шестнадцати писем и неоднократно успешно обманывал своих стражей, чтобы увидеть любимую.
Их отношения, как считают, оставались платоническими, и Карл говорил, что расскажет о них жене. Этого, однако, он не сделал. В последнем письме к Джейн король писал, что она «дала ему великое утешение». Только очень холодный мужчина не возжелал бы в последний раз перед смертью вкусить плотское наслаждение — и только очень жестокая женщина отказала бы ему в этом.
Глава 6
«Диктаторы в юбках»
Отец Вильгельма Оранского умер еще до рождения сына, ребенка воспитывали властная мать и бабка. Юность его была омрачена войной. В результате этого мальчик проводил много времени среди военных и вообще предпочитал мужское общество.
Ближайшим другом и советчиком Вильгельма был Ханс Виллем Бентинк, в прошлом его паж. Вильгельм полагал, что в детстве Ханс спас ему жизнь. Когда маленький Вильгельм болел оспой, паж ложился к нему в постель и «оттягивал на себя жар и лихорадку». Этот жест, исполненный смелости и доброты, обеспечил Хансу вечную любовь Вильгельма и способствовал его успешной карьере.
На протяжении всей жизни Вильгельма ходили слухи о его гомосексуализме, хотя имеются неопровержимые доказательства нескольких гетеросексуальных эпизодов. В двадцатилетнем возрасте Вильгельм побывал в Англии. Однажды вечером его дядя Карл II напоил племянника и запустил его в комнаты фрейлин. Дамы, как говорится, были «вовремя спасены». Ходили также разговоры о связи Вильгельма с дочерью какого-то трактирщика.
Епископ Бернет так писал о Вильгельме: «У него был лишь один порок, но он скрывал его со всей тщательностью». Сатирик Джонатан Свифт, друг Элизабет Вильерс, которая многие годы оставалась любовницей Вильгельма, полагал, что пристрастие к секретности только добавляло веса предположениям о гомосексуальных наклонностях Вильгельма.
Если эти предположения справедливы, то надо сказать, что Вильгельму весьма повезло с выбором жены, которая оказалась лесбиянкой.
Мария и Анна росли вместе с несколькими девушками в Ричмондском дворце, их окружало чисто женское общество. Единственным мужчиной, которого они регулярно видели до замужества, был их беспутный кровный брат Монмут.
Хотя король Яков старался отвадить их от чтения, обе девушки запоем глотали дешевые романы. В двенадцать лет Мария начала переписываться с двадцатилетней Франсес Эпсли, к которой обращалась со словами «дорогой муженек». Обе девушки придумали себе имена — Клорина и Орилия.
Клорина (Мария) писала «милой, милой, милой, милой» Орилии (Франсес): «О, если пожелаешь, я напишу тебе, как сильно тебя люблю, но разве ты сомневаешься в этом? Я дала тебе достаточно доказательств своего чувства. Коли этого мало, я с радостью умру, чтобы ты поверил в мою любовь, милый, дорогой супруг мой. Имей я столько жизней, сколько волос на моей голове, я отдала бы их все, я отдала бы в двадцать раз больше, лишь бы удовлетворить тебя… Пламя моей любви неугасимо, как огонь весталок. Ты — моя жизнь, моя душа, все, что может даровать мне Небо. Смерть становится жизнью, когда ты рядом, а без тебя лишь она и желанна. Что еще могу я сказать, дабы убедить тебя в силе моей страсти? Люблю тебя любовью, не ведомой ни одному мужчине. Мое чувство заключает в себе больше дружбы, чем женщина может испытывать к женщине, и больше любви, чем самый преданный любовник питает к даме сердца. Ты любим сильнее, чем это дано выразить твоей послушной женушке, твоему преданнейшему другу, покорной и верной служанке. Величайшее счастье для меня — целовать пыль у твоих ног, быть твоей верной собакой, рыбой, пойманной в сети, птицей, запертой в клетке…»
Анна писала похожие письма Сесили Корнуоллис, а затем стала обмениваться посланиями с «муженьком» своей сестрицы. В этой переписке они называли друг друга Зифара и Семандра. Впрочем, Анне вскоре надоела Франсес, и она, оставив ее в единоличном владении Марии, перенесла свои чувства на Сару Дженнингс, которая была на шесть лет ее старше.
В пятнадцать лет Мария вышла замуж за Вильгельма. О любви с первого взгляда тут не было и речи. Хотя Вильгельму к тому времени уже исполнилось двадцать семь лет, он был ростом ниже ее на пять дюймов. Она была красива и розовощека, он — тощ и бледен. Узнав о предстоящем браке, Мария «рыдала весь вечер и весь следующий день». Во время свадебной церемонии она едва сдерживала слезы, стоя перед алтарем с отсутствующим видом. Открытая для публики первая брачная ночь состоялась в Сент-Джеймсском дворце. Карл II подбадривал Вильгельма: «Вперед, племянник! За работу!»
С тяжелым сердцем Мария покидала Англию и любимую «Орелию», но вскоре она приспособилась к веселой и размеренной жизни в Голландии. Дворцы там были светлыми и просторными по сравнению с пришедшим в упадок Сент-Джеймсским дворцом. Голландские дамы были дружелюбны. В свиту Марии входили молодые фрейлины из Ричмонда, а сам Вильгельм, занятый военными делами, часто отсутствовал.
Тем не менее Мария выполняла все свои супружеские обязанности. Забеременев наконец, она написала своей любимой Франсес: «Я тут поразвратничала немного. Поскольку нас разделяет море, тебе понятно, что мой ребенок будет внебрачным».
Позже у нее случился выкидыш — первый из многих. Но Вильгельм продолжал попытки произвести на свет наследника. «Он приходит в мои покои к ужину, — рассказывала Мария своей подруге, — с тем чтобы я не докучала ему вопросами, а постаралась восстановить его силы…»
Хотя женщины не особенно привлекали Вильгельма, со временем и он стал искать развлечений на стороне. Его тайной любовницей была Элизабет Вильерс, одна из ричмондских подруг Анны и Марии, внучатая племянница герцога Букингемского, любовника короля Якова I. Леди Каслмейн, любовница Карла II, приходилась ей кузиной.
Элизабет не блистала красотой, особенно рядом с пышнотелой Марией, и, как писал ее друг Джонатан Свифт, страдала косоглазием. «Трудно представить, что она способна возбудить в ком-нибудь желание», — заметил другой современник.
Элизабет прибыла в свите Марии в 1677 году и практически сразу привлекла внимание Вильгельма. Чтобы положить конец его домогательствам, она вступила в связь с капитаном Уочопом, шотландским наемником. Однако эти уловки ни к чему не привели, и в 1679 году ее роман с Вильгельмом был на устах у всего Парижа.
Мария знала, что «через два или три года мужчинам надоедают их жены и они находят себе любовниц». Вильгельм был скрытен. Он говорил жене, что допоздна работает над донесениями. Мария принимала эти неуклюжие оправдания и в течение пяти лет «скрывала печаль в своем сердце». Единственным утешением для нее оставалась полная страсти переписка с Франсес Эпсли.
Мало-помалу вести о происходящем стали достигать ушей ее отца, Якова II. Как протестанты, Оранские представляли собой политическую угрозу Якову, и любые раздоры между супругами укрепляли его положение на английском троне. Агенты Якова при дворе Марии принялись распространять слухи о супружеской неверности Вильгельма, и английский посол официально обратил на них ее внимание. Публично униженная, Мария как-то ночью затаилась около комнаты Элизабет и в два часа обнаружила крадущегося от любовницы мужа.
Последовал грандиозный скандал. Она обвинила Вильгельма в нарушении верности, а он увещевал ее, говоря: «То, что тебя так огорчило, всего лишь развлечение, забава. В этом нет преступления». Муж в свою очередь обвинил слуг Марии в заговоре против него.
Вильгельм излил свои переживания Бентинку, но не нашел сочувствия: одно дело — жениться, а совсем другое — взять любовницу.
Мария попыталась удалить от двора свою соперницу. Она послала Элизабет, остававшуюся ее фрейлиной, в Англию с письмом для короля. Послание заключало просьбу задержать Вильерс. Однако в пути Элизабет вскрыла письмо и доставила его своему отцу. Тот посоветовал дочери немедленно возвращаться в Голландию.
Когда Элизабет прибыла во дворец, Мария отказалась ее видеть, а Бентинк посоветовал ей уехать. Но Вильгельм, узнав о случившемся, заставил Марию вновь принять Элизабет в число своих фрейлин. Он тем временем перехватил сообщение одного из шпионов Якова, капеллана Марии, который писал в Англию, что «только сводники и развратники пользуются здесь почетом». Капеллана Вильгельм изгнал вместе с английским послом.