При изучении материалов о Великой Отечественной войне 1941-1945-го годов нетрудно заметить, что большинство историков рассматривают первые месяцы этого противостояния как страшную катастрофу, произошедшую в основном по вине советского руководства. В вину сталинскому кабинету ставятся равнодушие и отсутствие должного внимания к звучавшим предупреждениям о возможном нападении Германии, безграмотная организация мероприятий по оказанию противодействия войскам агрессора и много других оплошностей, из-за которых немцам, по мнению экспертов, удалось так стремительно продвинуться в самую глубь страны в течение нескольких месяцев.
Советские танки БТ-7, брошенные Красной армией ввиду невозможности эвакуации
В современных учебниках по истории основными причинами неудач Красной Армии на первом этапе войны также называется низкая морально-политическая готовность советских солдат и крайне малый процент опытных офицеров любого уровня в армии, потому что множество из них были расстреляны во время сталинских чисток. Пришедшие им на смену командиры зачастую не имели даже общего образования, не говоря уже о военном.
Прекратить массовое дезертирство и сдачу в плен, восстановить боеспособность советской армии Сталину удалось лишь массовыми расстрелами и угрозами расправиться с членами семей бойцов.
История пишется людьми, а потому довольно часто бывает субъективной. Практически все книги и рассказы о той страшной войне писались под контролем «верхов», что не позволяло достаточно объективно осветить произошедшие события, ибо правда шла вразрез с точкой зрения личностей, стоящих «у руля» страны. Между тем сегодня появилось совершенное иное мнение, согласно которому еще перед началом войны советское правительство совместно с высшим армейским командованием выработало определенные меры, которые позже позволили остановить и дать должный отпор наступающим немецким войскам, перейти к контрнаступлению на всех направлениях и выиграть войну. Сторонники такой точки зрения обвиняют приверженцев «теории катастрофы» в излишней 
политизации событий и предлагают абстрагироваться от конкретных имен, посмотрев на ситуацию, возникшую на начало нападения немцев, «без лиц».
Обстановку в то время можно было представить следующим образом. В военном противостоянии сошлись две великие силы. Их возможности, в числе которых наличие обученных людских ресурсов, высокотехнологичной боевой техники и подготовленного командного состава, сопоставимы. Правда у одной из них уже имеется огромный опыт ведения боевых действий, промышленный потенциал оккупированных территорий, мобилизованные и сосредоточенные в нужном месте войска. Как будут развиваться события, если эта страна нападет на другую, пытаясь раздавить соперника за счет молниеносных и решительных действий? Вряд ли кто-нибудь всерьез станет ожидать, что подвергшаяся нападению сторона, поднатужившись, разобьет наглого агрессора в первые же недели или месяцы войны. Более логичной станет версия о посильном сдерживании атакующих сил с одновременным развертыванием военных мощностей и поэтапной подготовкой армейских подразделений вне зоны сражений.
По оценке западных исследователей экономический, военный и людской потенциал СССР превосходил возможности Германии, включая её союзников. Военная промышленность Советского Союза выпускала больше самолетов и танков, а природные ресурсы были во много раз богаче. Даже потеря ряда территорий страны в начале Второй Мировой ничего не изменила.
События между СССР и Германией развивались аналогично вышеприведенным. Непонятно какие сверхъестественные силы должен был приложить Советский Союз, чтобы сразу же уничтожить немцев. Сейчас многие придерживаются мнения о том, что первые месяцы Великой Отечественной обернулись для нас жутким провалом и катастрофой. Чем дальше становятся события тех лет, тем больше эта война освещается как два разорванных во времени события: фиаско 1941-го и победа 1945-го. Раньше в этом временном промежутке заслуженное место занимали героические события, связанные с обороной городов-героев, заложившие плацдарм для будущих побед и являющиеся одними из самых ярких страниц нашей истории. Сегодня все упоминания о них отошли на задний план, уступив место осуждению первоначальных просчетов и поражений, на смену которым вдруг из ниоткуда пришла великая победа.
Если вспомнить давние события войны 1812-го года, то при описании отступлений русских войск и сдаче Москвы французам, почему-то не делается акцент на просчетах и ошибках правительства, а русские генералы не обвиняются в халатности и некомпетентности. Когда немецкие войска неожиданно напали на Францию в Первой мировой войне, им удалось за короткий период дойти до самой столицы. Мало кто из французов искал виноватых в кабинетах власти. Все априори признали вину нападавшей стороны, у которой имелось явное преимущество и которая использовала элемент внезапности, напав через Бельгию.
Сторонники новой теории считают недостаточным подсчет единиц боевой техники, стоящей на вооружении сторон в первые дни войны, поскольку это всего лишь оружие, которым управляют люди. Основным критерием соотношения сил с их точки зрения является численность личного состава войск. Германия напала на Советский Союз, имея более пяти миллионов солдат против двухмиллионного контингента советских войск, расположенного в западной части страны. К лету 1941-го года немецкие войска уже набрались значительного военного опыта, одержав блестящие победы и подмяв под себя практически всю Европу. Что могла противопоставить ей в первые дни боев Красная Армия, если всеобщая воинская повинность была введена в СССР за два с половиной года до начала войны?
Очень спорной является ситуация вокруг того, в каком состоянии находились наши части в приграничных округах в момент атаки немецких войск. Общеизвестна уверенность Сталина в том, что Гитлер не решится летом 1941-го нарушить договор о ненападении. Поэтому Иосиф Виссарионович запретил предпринимать любые действия, которые могли бы стать поводом для развязывания войны. Однако ряд экспертов утверждают, что 18 июня 1941-го года Жуков отправил телеграммы командующим пяти западных округов о возможности нападения Германии и указании привести вверенные войска в полную боевую готовность. Военный историк Алексей Исаев говорит, что только некоторые части, расположенные рядом с границей не успели среагировать. Заявление, что немцы застали советских солдат спящими, является мифом. Многочисленные свидетельства уцелевших немцев подтверждают, что уже в первые часы войны пограничные укрепрайоны и армии прикрытия оказывали им ожесточенный отпор.
Два брошенных советских тяжелых танка КВ-2. Башни развернуты в походное положение, пулеметы сняты: танки явно оставлены из-за неисправностей или отсутствия горючего при отступлении.
Исходя из возникшей после вероломного нападения ситуации, советская армия всеми имеющимися силами пыталась удержать стремительный натиск противника. С первых же дней планы гитлеровского командования на блицкриг оказались полностью разрушенными. Немцам не удалось опрокинуть Юго-Западный фронт, который хоть и отступал с боями, но медленно и явно сохраняя при этом свои основные силы. Позже войска Гитлера были ненадолго остановлены возле Смоленска. Да, наши войска проиграли это кровопролитное сражение, но заминка в наступлении смешала карты агрессору. Участвующая в боях под Смоленском группа армии Центр не смогла сразу выдвинуться на столицу, поскольку имела открытый правый фланг. Пришлось вновь тратить ценное время на перегруппировку сил, бросив часть войск под Киев. В результате наступление немцев на Москву произошло гораздо более позднее, чем рассчитывало немецкое командование. А Красная Армия получила необходимое время для подготовки и сосредоточения войск. Соотношение сил при, наконец, последовавшем нападении обескровленных фашистов на столицу было уже совершенно иным. Советский Союз к этому времени уже разворачивал свою военную машину, которой оказалось достаточно, чтобы не только одержать победу в главной битве войны, но и перейти позднее к контрнаступлению.
По воспоминаниям пленных фашистов, итоги уже первых боев, несмотря на успехи, невольно заставили их задуматься. Война на советской земле оказалась совсем отличной от войны на Западе. Части Красной Армии были расстроены, дезорганизованы, терпели поражение за поражением и отступали, но вопреки всему, что обычно происходило в других странах, сила их сопротивления не только не уменьшалась, а лишь возрастала.
А ведь подобное развитие событий уже происходило и во время Отечественной войны 1812-го года, и в ходе французско-немецкого противостояния в Первой мировой войне. Подвергшимся нападению войскам на первоначальном этапе приходилось, проигрывая бои, отступать вглубь страны для того, чтобы позднее уверенно выиграть всю войну. Важно было лишь устоять, сохранить костяк армии. А время, которое они получали за счет сдерживания сил противника и временного отступления, уходило на развертывание и наращивание военной мощи. Возможно, именно так и решило поступить советское командование, заплатив высокой ценой за то, чтобы набраться сил для дальнейшего успешного ведения войны.
Широко распространенным вымыслом является заявление об уничтожении в первые часы войны практической всей советской военной авиации, не успевшей взлететь с аэродромов. Действительно была предпринята массированная бом 
бежка ряда авиачастей, 
причем число нападений на некоторые авиабазы доходило до семи-восьми раз, в результате чего они сильно пострадали. Однако разгрома не произошло, большая часть самолетов сохранила свою боеспособность, и дальнейшие потери летчиков были связаны с поражениями в воздушных боях.
Неизвестно, что творилось в сознании немецких солдат после того как они, проиграв сражение под Москвой, были отброшены от нашей столицы, но война перешла в выгодную для антигитлеровской коалиции затяжную форму. А после открытия Второго фронта победа Германии сделалась практически недостижимой. Гибель всех доселе победоносных войск Вермахта стала лишь вопросом времени.
Существует распространенная теория о подготавливаемом Сталиным в обстановке строжайшей секретности плане вторжения советских войск в Западную Европу. Согласно этому фашистские войска просто опередили Советский Союз, контратаковав буквально в последний момент. Не пытаясь подтвердить или опровергнуть данное утверждение, стоит обратить внимание на конкретные исторические факты, свидетельствующие о том, что в случае нападения командование Красной Армии не рассчитывало остановить немцев прямо на границе. О том, что имелись какие-то иные планы, свидетель 
ствуют действия, направленные на методичную эвакуацию промышленности из приграничной зоны вглубь страны, позволившую перевезти в тыл более 1360 крупных промышленных предприятий, обеспечивших затем поставку необходимого оборудования и оружия для нужд страны. Особо стоит отметить вывоз даже такого крупного оборудования, как турбоагрегаты для электростанций, которые позволили обеспечить необходимое электроснабжение для новых производственных мощностей, развернутых на Урале и в Сибири. Для эвакуации еще до войны были подготовлены дополнительные ветки железнодорожных путей, а в глубине страны построены площадки для будущего размещения эвакуированных предприятий. Конечно, это идет вразрез с пропагандой советского времени, но ведь нельзя же поднять боевой дух солдат и мирных жителей, сообщая им о том, что приграничные территории обрекаются на длительную оккупацию. Именно благодаря предпринятым за несколько лет загодя мерам были выполнены основные задачи, которые, вероятно, поставило перед собой руководство СССР на первом этапе войны: сохранить производственные мощности и в оптимальные сроки развернуть работу эвакуированных предприятий на новом месте.
Оперативные планы советского Генштаба по подготовке наступления на фашистскую Германию пока не рассекречены, но их смысл и цели можно в некоторой степени проследить в посланном Сталину летом 1940-го года секретном докладе наркома обороны: «Об основах стратегического развертывания Вооруженных Сил СССР на Западе и на Востоке», который был опубликован в России в 90-ых годах.
Некоторые эксперты, оперируя результатами анализа численного сравнения отдельных видов вооружений, а также широко освещенной информации о том, что Советский Союз знал о нападении и готовился к нему, пытаются переложить вину первых военных неудач на руководство страны. Сложно судить, кто действительно прозевал и недоглядел настоящих намерений нацистов, наивно поверил Гитлеру. Но говорить о том, что в течение первых месяцев войны произошла страшная катастрофа, а тем более обвинять кого-либо в проигранных битвах, по меньшей мере, необоснованно. Трагедия заключалась только в том, что фашистское руководство решилось напасть на СССР, развязав самую кровопролитную войну в истории нашего народа. Немцам удалось достичь значительных оперативных и единовременных успехов, но в целом, начальный период войны они все же проиграли, ибо не были достигнуты поставленные командованием цели, согласно которым война уже к осени должна была закончиться безоговорочной победой Германии. Нельзя представлять первые месяцы Великой Отечественной как наш величайший позор. Нельзя отделять их от всего остального военного периода, как событие, не являющееся залогом дальнейших успехов..
Даже тем, кто имеет хотя бы отдаленное представление о тактике и порядке ведения боевых действий, очень сложно представить, как народные массы, не имеющие военного опыта и знаний, могли сами формировать дивизии, разрабатывать планы боевых операций и заниматься производством необходимых видов вооружений. А правительство при этом не просто спокойно смотрела на «героические потуги» своего народа, а пыталось своими действиями ему помешать. Любой здравомыслящий человек не сможет всерьез воспринимать подобную информацию, а между тем на основе таких сюжетов снимаются документальные и даже очень известные художественные фильмы. Подобные взгляды на Вторую Мировую родились не на Западе, хотя, возможно, и с их поддержки. Пропаганда ведется отечественными деятелями культуры, журналистами и политиками.
В западных работах о войне, конечно, также рассматриваются временные неудачи советских войск. Однако с их точки зрения это не является страшным унижением советской военной машины и жуткими просчетами командования. Напротив, в статьях зарубежных историков, бытует мнение о том, что катастрофическую ошибку совершил лишь Гитлер, фактически собственноручно подписав приговор своей воинственной державе нападением на СССР. Можно найти сведения о том, что в первые месяцы войны западные наблюдатели со страхом констатировали, что их наихудшие опасения, состоящие в том, что Германии удастся завладеть СССР также легко, как и другими странами, начинают обретать под собой почву. Но чем дальше развивались события, тем слышнее становились голоса, выражающие надежду на то, что Красная Армия станет именно той освободительной силой, которая сможет очистить мир от фашизма. И они не ошиблись. Дойдя к зиме лишь до Москвы, войска Германии потеряли свое превосходство, инициатива была, пусть и временно, перехвачена нашей армией, а надежды на победу остались лишь мечтами генералов вермахта.
--------------------------------------------
= точка зрения =
Эль Мюрид
Агломерации и Шойгу
Предложение Шойгу создать в поле (точнее, в тайге) аж пять городов-миллионников дополнилось высказываниями дальневосточных воевод, которые заочно поспорили — Владивосток или Хабаровск станут первыми на Дальнем Востоке миллионниками.
Возникает два вполне разумных вопроса. Вопрос концептуальный и вопрос технический.
Первый из них — с чего бы такая прыть и маниловщина? Конечно, нужно сделать скидку на политический момент: верховный лидер все глубже уходит в прерию своих грёз, а потому придворные мечутся, изобретая разные штуки, которые еще могут порадовать пресыщенного и уже не знающего, чего бы еще захотеть, вождя. Идея должны быть завиральной и необычной. И, конечно, денежной, подо что тощий бюджет отсыпет из закромов щедро и без особого счета. В этом смысле дальневосточники, углядев, что к идее Шойгу божество отнеслось с пониманием, торопятся впереди собственного визга, чтобы успеть к раздаче.
Но это — скидка и текучка. Шойгу свои пять миллионников вытащил не только ради доброго взгляда начальства.
Глобальный тренд очевиден: решение о переходе на новый технологический уклад и более того — в новую фазу развития. Как именно она будет называться, сказать сегодня нельзя. Постиндустриальная, неоиндустриальная, когнитивная фаза или как-то еще, важно то, что в ней заложен понятный смысл — индустриальная фаза себя исчерпала. Ключевая ценность фазы — связность — перенапряжена, инфраструктура фазы буквально проедена. Требуется рывок к новой ценности, которую опять-таки еще сложно назвать, но зато можно описать. Ключевой вопрос новой фазы — доставка любого товара (услуги) в любую точку земной поверхности, которая обладает любой (даже нулевой) связностью. Звучит сложно, выглядит еще сложнее, но и мир стал очень непростым.
Решение есть — это укрупнение рынка. Циклы Кондратьева, из которых, собственно, и следует понятие «технологический уклад» - это, конечно, модель. То есть, упрощенное представление действительности. И как у любой модели, у нее есть своя собственная область определения, внутри которой модель функциональна, за пределами которой она выдает ошибку, выходящую за пределы разумного. Для теории циклов Кондратьева такая область — это размер рынка. Количество платежеспособных покупателей товаров, работ и услуг.
Для первых укладов размеры рынков невелики. Несколько десятков тысяч человек, несколько сот тысяч, примерно миллион. Это вполне небольшие локации, которые в лучшем случае занимают территории нескольких небольших государств. Однако уже четвертый технологический уклад потребовал рынки емкостью в десятки и даже под сотню миллионов человек. Конвейер — символ четвертого уклада — нерентабелен без массового производства однотипной продукции, которую еще нужно продать. И четвертый уклад породил макрорегиональные рынки, то есть, объединения государств достаточно крупного размера. Более того — капиталистическая экономика (а четвертый уклад — это уже классический капитализм) создал феномен стремления к монополизации рынка, возникновению единых стандартов рынка, что само по себе делало проникновение на него конкурентов извне делом гораздо более хлопотным и непростым, а с учетом регуляторных возможностей государств — очень непростым.
Пятый уклад стал последним, когда экстенсивное расширение рынков еще позволяло удерживать модель Кондратьева в рамках функциональной области определения. Но речь теперь пошла уже о сотнях миллионов потребителей. И такие рынки могли потянуть уже либо очень крупные государства-доноры с набором своих сателлитов, либо объединения государств примерно одного «калибра». В Европе, к примеру, во времена двуполярного мира было создано два рынка - «Общий рынок» Западной Европы и 
Совет экономической взаимопомощи СССР и стран Восточной Европы. Каждый из них насчитывали примерно по 400 миллионов человек, что позволяло обоим рынкам уверенно выйти в пятый технологический уклад. Сейчас таким рынком обладает Китай, который сумел решить поставленную задачу переориентирования экспортного потенциала на внутренний рынок, и примерно 500 миллионов платежеспособных потребителей у него уже есть. Правда, не все так гладко: за успех Китай заплатил колоссальным долгом, который нужно как-то аккуратно сдувать, если, конечно, это возможно.
Для выхода в шестой уклад полмиллиарда потребителей недостаточно. Речь идет о количестве в миллиард потребителей (плюс-минус пару сотен миллионов, причем скорее плюс). И даже наднациональные рынки такой ёмкости создать практически нереально. Все дело во внутренних противоречиях государств, которые буквально разваливают подобные образования изнутри. Попытка решить проблему через два суперкластераТранстихоокеанского и Трансевроатлантического партнерств, видимо, уже провалилась. Сама идея была обещающей и любопытной, но реализовать ее, скорее всего, уже невозможно. Однако крах этой концепции показал, что двигаться в направлении объединения национальных государств в их конгломераты бессмысленно — слишком тяжелая по замыслу, проектированию, сценированию и исполнению задача. И как этим всем управлять — тоже вопрос, на который ответ может быть дан только опытным путем.
Отсюда и появилась «новая нормальность». Которая на самом деле является не самодостаточной, а лишь инструментальной по отношению к ключевой задаче — строительству рынка ёмкостью в миллиард потребителей.
Такой колоссальный рынок должен обладать рядом взаимоисключающих свойств. Он должен быть единым в плане стандартов (стандартов технологических, стандартов потребления, стандартов управления и так далее), но не монолитным, так как монолитность можно обеспечить только за счет закрытия системы, а это — немедленное накопление энтропийных процессов с последующим коллапсом. У системы Партнерств открытость системы обеспечивалась их конкуренцией, для единого глобального рынка конкуренция должна происходить внутри с обязательным отводом энтропийного шлака из системы. Задача более сложная, чем у Партнерств.
Решение было известно достаточно давно — система двухсот (в ином изложении пятисот) агломераций.По сути, это сетецентрическая система, гибкая и функциональная, но она обладает ключевым недостатком — невозможностью унификации управления на базе национальных государств, которые не могут привести в соответствие свои законодательства без политического партнерства, а это - задача неразрешимая. Разрушение национальных государств тоже проблему не решает, так как они обеспечивают каркас всей конструкции, отвечая за ее устойчивость.
Новая нормальность — попытка совместить противоречия через перераспределение функционала между корпоративным и государственным управлением на базе системы «вольных городов»-агломераций. То есть — вручить государственным системам управления рамочный контроль за территориями агломераций и управление территориями за их пределами. Сами агломерации переходят под управление корпоративных структур. Понятно, что на практике это более сложная и динамически изменчивая система балансов, но общая суть — в этом.
Население агломераций должно попасть в стандартизированный поток управления, где общие правила будут едины, как правила в концлагерях или тюрьмах. То есть, в каждой есть свой начальник и свои надзиратели, в одной любят пытать током, в другой — бить по пяткам, в третьей — сажать на бутылки, но общие правила тотального контроля и подчинения примерно едины для всех. Стандарт управления был найден — это цифровой фашизм. Кстати, весьма неплохо описанный Айзеком Азимовым в его цикле «Я-робот» и в особенности «Стальных пещерах» этого цикла. Кто не читал — прочтите именно с этой точки зрения.
Проблема в том, что основной массовый потребитель рынка — это средний класс. Который сегодня обладает миноритарной собственностью, включая и деньги, сопоставимой с собственностью корпораций и их объединений. А значит — помимо собственности средний класс успел обрасти и правами по их защите и сохранению. Вот так вот взять и отобрать — не решение. Оно избыточно затратно просто потому, что сопротивление среднего класса потребует гигантского ресурса для его слома, а ресурс на этапе кризиса системы — дефицит. Он потребуется помимо всего прочего для фазового перехода между нынешним укладом и будущим, а фазовый переход — процесс невероятно затратный и прожорливый.
Поэтому и пандемия. Цель которой — классический террор. Террор глобальный, но при этом затрагивающий в первую очередь именно агломерированные территории и имеющий перед собой совершенно конкретного врага — средний класс. Который в процессе локдаунов лишается собственности, а в процессе террора — запугивается до состояния добровольного размена прав и свобод на мнимую безопасность. То есть — концлагерь, но добровольно и с песней. Процесс затратный, но куда как более экономный чем просто взять и отобрать.
Но при чем тут Шойгу? При том, что тренд глобальный, но встроиться в него и в цифровой фашизм путинская элита очень даже не прочь. Да ей и деваться некуда — своего проекта у нее нет и быть не может.
Проблема в том, что в России с агломерациями неважно. По сути, их две — Москва и Петербург. Потенциально — Казань и Екатеринбург, возможно, еще пару. Но Казань и Урал в целом кооперируются с Москвой — Собянин опирается на кадровый ресурс этих регионов и постепенно уже даже непонятно, кто именно руководит Москвой. Петербург прочно захватил Газпром и каждые выборы при всей их карнавальности именно в Питере проходят в ожесточеннейших схватках, когда борьба идет не за балансы и расклады, а за полное истребление (пока в политическом и административном смысле) конкурирующих группировок.
Шойгу не может войти в эту борьбу, шансов у него просто нет. Но если нельзя, но очень хочется, то можно попробовать пристроиться сбоку. Отсюда и сразу пять миллионников, контроль над которым и хочет взять в свои руки непотопляемый менеджер. Конечно, задача не сильно простая, а с учетом все более хилых возможностей и дефицита времени может вообще оказаться неподъемной, но что делать?
И, наконец, технический вопрос, следующий за концептуальным. Ну хорошо, допустим, Шойгу построит эти пять городов. Откуда он возьмет пять миллионов жителей? Сам родит или кому поручит? Вопрос непростой, кстати. Просто взять местных аборигенов нельзя — житель агломерации — продукт селекции, причем поколенческой. Штатная численность в миллион жителей не делает город-миллионник городом-агломерацией. Нужны люди, умеющие в агломерацию, умеющие в ней жить, являющиеся тем зародышем, вокруг которого новые жители будут становиться «агломерянами», а не растворять жителей агломерации в своем образе жизни.
Поэтому строительство миллионников Шойгу будет сопровождаться все более ожесточающейся борьбой за москвичей, казанцев, екатеринбуржцев, красноярцев и петербуржцев. Что, конечно, не будет вызывать восторга у тамошних лендлордов — это их подданные, и это их пищевой ресурс. Так что в любом случае конфликт неизбежен.
Источник: https://el-murid.livejournal.com/4871151.html
-------------------------------------
ТОВАРИЩИ!